Глава десятая. Беда городка

Так незаметно в мелких заботах, во вьюгах и метелицах проходила зима. Хотя по времени в городке уже давно должна была царствовать молодая бойкая весна, она почему-то никак не желала в нём воцаряться. Настенные календари отказывались говорить правду. Один и тот же вьюжный февраль упрямо стоял за окнами дома Бургомистра.
– Что за чертовщина, прошёл февраль – и снова наступает февраль?  Странное это дело…  – возмущался Бургомистр города.
–  Личный Секретарь! Где мой Личный Секретарь? – позвал он из кабинета.
– Я здесь, господин градоначальник. Вот он я! Тутушки! – заискивающе пролепетал Секретарь, появившись откуда-то снизу и сбоку.
Личный Секретарь  был маленький, упитанный и лопоухий. Он приходился большому и широкоплечему Бургомистру по грудь. Поэтому, оказываясь рядом с градоначальником, он всегда становился на цыпочки. За ухом у Личного Секретаря красовалось большое гусиное перо, чтобы записывать срочные распоряжения. С этим заушным пером он смахивал на  вождя какого-то индейского племени. Только вот, пожалуй, для индейца секретарь был толстоват и весьма неповоротлив.
– Вы поглядите на это безобразие, Личный Секретарь! –  пробормотал Бургомистр, отрывая последний календарный лист февраля…
– Где, позвольте? Я погляжу! – Секретарь достал из нагрудного кармана монокль, чтобы разглядеть безобразие повнимательнее.
– Ну вот, же, вот! 28 февраля! По правилам, после февраля должен идти март! И что мы видим, опять первое февраля? Как же так!   – разводил руками градоначальник.
– Действительно, февраль. Но ведь и за окнами зимушка, позвольте заметить, господин Бургомистр, – стал рассуждать логически Главный Личный Секретарь. – Было бы странно, если бы за окнами было лето и щебетали птички! Тогда понятно. Календарь врёт! Казнить и отправить в макулатуру! Было бы так же нелепо, если бы на календаре был май, а за окнами – снег. Тогда врёт погода. Тогда надобно было бы погоду казнить и спалить её на костре! А так вроде бы всё в порядке, разногласий у календаря с погодой не наблюдается… Следовательно…
– Следовательно, ничего сверхъестественного! – заключил Личный Секретарь.
– Действительно… Вы правы, –  недоумённо пожал плечами отец Эльвы. Прослыв чрезвычайно деловым человеком, Бургомистр всегда доверял часам и календарям. Спорить с таким серьёзным документом, как настольный календарь, он не решился и поэтому решил просто подождать ещё немного.
Но упрямый март не пожаловал в город и через месяц. Чтобы ни делали городские садовники, как бы ни окучивали замёрзшую землю, чем бы ни удобряли её, она не давала всходов, и отказывалась принимать в себя любое семя. Некогда яркая алая герань торчала из цветочных горшков, растопырив голые костлявые палки. На клумбах больше не желали расцветать нежные весенние тюльпаны. Прилетевшие из тёплых краёв птицы недоумённо поглядывали на сонные голые ветви.

– Ицу! Ицу! Ицу! Ицу! Полетели за границу! – призывала самая крикливая пичуга своих единомышленников. 
– Негде гнёзда вить-вить-вить! Птицу не остановить! – подсвистывала ей другая, такая же юркая и молодая вертихвостка.
Деревья так и не оперились листвой, и весенним пичугам было неуютно выводить птенцов в голых ветках. В городских парках стало совсем тихо и тоскливо без птичьего гама.
 
– Кто-то украл Время из нашего городка! ¬– как-то шепнула  Цветочница заговорщицким тоном Молочнице,  проходя по рынку с пустой цветочной корзинкой.
– Как это может быть? Это что же, по вашему, у нас с вами времени в городе теперь нет?  – промычала непонимающе Молочница.
– Ну нет, как раз совсем наоборот, теперь, когда Времени нет в городе, у нас с вами его как раз навалом! – возразила Цветочница.
– Почем-у-у-у? – замычала коровка.
– Да потому что, когда оно в городке было, оно постоянно спешило и всех подгоняло, заставляло нас жить по часам. Теперь, когда его украли, нам и спешить-то некуда! Можно делать всё, что угодно, ведь завтра снова будет тот же самый вчерашний день.
– Это плохо. Вчерашний день! Всё на рынке должно быть свежим! – стукнул топориком по биточкам Мясник. –  Не хочу я  жить в тухлом вчерашнем дне!
– Согласна с вами! – поддакнула Молочница. Если день вчерашний, то может и прокиснуть. И надо бы его хорошенько прокипятить…
– Да нет! Время не украли! –  возразил покупатель молока Цветочнице. – Вам, мадам, только так кажется… Время в городке есть, но оно теперь не идёт, а просто стоит рядом. Стоит у каждого над душой. Остановилось,  ждёт и смотрит, вглядывается в лица…
– Куда смотрит? – суматошно стал оглядываться Мясник. – Нечего без дела стоять у меня над душой. Пусть проваливает! Здесь люди работают! Нечего Времени драгоценное время даром терять! Если ничего покупать не собирается – пускай убирается восвояси, откуда пришло!
– А может, оно следит за нами? Шпионит, так сказать? – вдруг высказал нехорошую мысль Мясник. И тут же зло хряпнул топориком по мясному рулету. 
– Вот я его сейчас!  А впрочем, некогда мне с этим Временем возиться. Нет у меня на Время свободного времени! – буркнул деловито Мясник и демонстративно начал раскладывать мясо в лотки.
– Я думаю, –  предположил мечтательно покупатель молока, –  время стоит и внимательно вглядывается в нас: есть ли мы на самом деле, помним ли себя?
– Когда Время замирает, каждый человек может встретиться с самим собой, как с другом, и поговорить о том о сём, выслушать себя, не торопясь, посоветовать себе самому в ответ что-то очень важное, спешить-то теперь некуда..– сказала Цветочница.
– Я тоже никак не возьму в толк, что же стряслось! – развела руками Молочница. – Почему, стоит только мне с моей Бурёнкой выйти за ворота, как под ногами стелется послушная зелёная трава, кивают головками васильки и желторотые лютики, а в самом городке ни единого цветочка нет? Ни одного листочка! Почему?!
– Почему-у-у?! – поддакнула Бурёнка и боднула крутым рогом в воздухе. Она тоже очень переживала. Ей не терпелось пощипать свежие тюльпаны с центральной городской клумбы.
– Кто-нибудь вообще может объяснить, что у нас тут стряслось? Куда это запропастилась наша весна? – оглядываясь по сторонам, стали спрашивать у прохожих торговцы.
–   Наверное, мимо города пролетала злая колдунья и превратила нашу весну в соляной столб! – предположил Мясник. –  Я где-то читал, что такое порой случается.
– А может, эта злая ведьма шепнула в шутку весне: «Морская фигура, на месте замри!» Вот весна на полпути в город и остановилось. Замерла! Ждёт команды «отомри!», но никто не командует, – перебила его Молочница. Ей тоже хотелось иметь свою собственную версию случившегося.
–  А может быть, эта колдунья  просто усыпила на время усталое Время? – заметил какой-то очень усталый покупатель, проходящий мимо, и сладко зевнул. 
– Вполне возможно!  – сказала Молочница и зевнула в ответ. Она тоже устала. Каждый день она вставала чуть свет. Нужно было пасти Бурёнку, чтобы та давала вкусное молоко.
– Да-да! Скорее всего, именно так, – поддакнула Цветочница и  тоже зевнула. Каждый день она вставала чуть свет и отправлялась в Весенний Лес за фиалками, которых всё не было.
– Так-то оно так – тики-так! – передразнил Мясник стоящее, по его мнению, у всех над душой Время. Зевать позволить себе  Мясник  никак не мог. Если бы он зевнул, то мигом бы лишился своей песенки, которую берёг как зеницу ока.
Мясник остался торговать, а Молочница с Цветочницей под ручку пошли по рынку. По дороге они обсуждали, как было бы прекрасно, если бы сумасбродное Время в городке не стояло над душой и не впадало в зимнюю спячку, а, как прежде, шло своим ходом и не нарушало общественный порядок.
Внезапная выдумка Цветочницы очень пришлась по вкусу горожанам. И тут и там стали разноситься вести о проклятом злой колдуньей городке. И об уснувшем Времени. Ежедневно появлялись новые сплетни.  Городские лентяи обрадовались, что время в городке наконец-то замедлилось и перестало тикать, и сразу совершенно от рук отбились. Зеваки шатались без дела по улочкам и распевали куплеты самой лентяйской в мире песенки. Ах, как они были рады, что Время теперь можно было записать в лодыри! И вот что они пели:

ПЕСЕНКА ЛОДЫРЕЙ И ЗЕВАК ОБ УСНУВШЕМ ВРЕМЕНИ

Если Время вдруг застыло
или в спячку залегло,
Не буди его настырно,
Не зуди на ухо зло,
чтобы в ногу шло со всеми!
Не кричи: «Аврал! Цейтнот!»
Столько лет на службе Время!
Пусть, усталое, всхрапнёт!

Хрюп-фсь!
Хрюп-фсь!
Пусть, усталое, всхрапнёт!

Запрещают от рожденья
суматошные века
тратить Время с наслажденьем
и наращивать бока!
В ногу ходишь с ним и дышишь,
и чеканишь быстрый шаг,
день за днём над ухом слышишь:
«тики-таки, тики-так».

Хрюп-фсь!
Хрюп-фсь!
Тики-таки, тики-так.

Натянул бы одеяло,
на увесистый живот,
кабы Время не стояло
над душой, как обормот!
Только с ним одна морока,
бдит и будит по утрам.
То стрекочет, как сорока,
то трезвонит: тарарам!

Хрюп-фсь!
Хрюп-фсь!
тара-тара-тара-рам!

Всяк храпит, кто как умеет:
невпопад и в унисон,
только Время не имеет
вдосталь времени на сон!
Если всё же захрапело,
хрюп, хрюп, хрюп и фсь-фсь-фсь!
Сам за это время смело
ляг в кровать и отоспись!

Хрюп-фсь!
Хрюп-фсь!
Хорошенько отоспись!

Так пели зеваки и лодыри городка и под своё собственное пение засыпали прямо на ходу, укладываясь на парковые лавочки.
Теперь о злой волшебнице и заколдованном Времени шептались даже самые известные учёные и образованные нянечки Эльвиры. Все были уверены в одном: колдунья, пролетая мимо, превратила весну в соляной столб и усыпила усталое Время! И только отцу Эльвы было понятно: изгнав из города маленького крылатого чудака, он заслужил глубокое неуважение со стороны того, кому подчинялись травы, деревья и цветы. Обиженный Эльф наказал градоначальника тем, что навсегда унёс от него улыбку Эльвиры, а весне строжайше запретил появляться в городке.

Однажды утром Бургомистр метался по кухне в поисках молока для какао.
– Секретарь! Где же ты, Личный Секретарь?! –  вопил он басом. –Почему не закупили молока для гренок и какао? Моя дочь любит на завтрак пить свежее какао!
– Нет молока, господин Бургомистр, – учтиво поклонился Секретарь, входя на кухню, и поправил за ухом гусиное перо Чингачгука.
–  Это ужасно… Как это так: НЕТ МОЛОКА?! Почему вы не доложили мне об этом раньше? Моей дочери необходимы свежий творог и молоко! Она почти не встаёт с постели и перестала разговаривать со мной. Она совсем ослабла! Пошлите на рыночную площадь за торговкой молочными продуктами! Сейчас же!
– Но…. Господин Бургомистр, наши коровы, понимаете ли,  отказываются давать людям молоко, – удручённо охнул Секретарь.
– Что произошло с коровами? Когда это случилось? В чём главная причина их несчастий?
– Основная причина пропажи молока в городе толком не известна, но если размышлять логически, можно догадаться, что все наши беды, в том числе и весенний неурожай, связаны с изгнанием из города Эльфа, который изобретал слюдяные крылья,  – рассудительно ответил градоначальнику Секретарь.
– Это почему ты так считаешь? – насупился Бургомистр. – И что значит «неурожай»? Какой такой неурожай? В кого он не уродился? Я не давал такого распоряжения ¬– не урожаться! Немедленно вызвать сюда всех членов магистрата! Урожай обязан урожаться! Рассказывай все подробно!
– Господин Бургомистр, посевы погибли после того, как пропал Эльф. Поля высохли за один-единственный день. А когда исчезли все цветы вокруг его башенки, тогда и в городе на клумбах остались только сухая сорная трава и репейник. Птицы, жившие в саду около башни, скрылись в Весеннем Лесу, перестали щебетать даже обычные серые воробьи на крышах. Перестали ворковать и смеяться даже наглые городские голуби! А коровы лишились молока, когда река на месте водопоя покрылась пеплом Сизых Гор…
– Каким ещё пеплом? С чего это вдруг пеплом? Почему? – пробормотал совсем измученный плохими новостями Бургомистр.
– Потому что Сизые Горы вдруг стали дышать огнём!.. – покорно ответствовал Секретарь, и его глаза округлились, как два чайных блюдца.
– Так, слушайте меня! Надо действовать немедленно!  – накидывая на плечи плащ-пелеринку, начал отдавать распоряжения градоначальник. – Живо садитесь за мой секретер, берите гусиное перо, берите бумагу и пишите! ПИШИТЕ!!!

УКАЗ

Коровы, которые уклоняются от своих прямых обязанностей,  будут лишены свежего сена. Мы не станем кормить их до той поры, пока они не дадут нам молока.

Поля, которые не дают урожай,  на год оставить без удобрений. Не засеивать их ничем и не поливать, пока на них не появятся первые всходы.

– И ещё!  Гоп! (пардон!) – икнул Бургомистр и подпрыгнул на месте:

Пускай все срочно заплатят штраф! Все!
Тут Секретарь, послушно сидевший за секретером, тоже подпрыгнул на стуле  и застыл с поднятым на весу пером… Приказ Бургомистра был лишён здравого смысла и практически невыполним. Все – это означало: кто угодно. Даже сам Личный Секретарь. А платить штраф ни за что ни про что в городскую казну Секретарю не очень-то хотелось. Поэтому он решил сперва уточнить, кого конкретно Бургомистр решил штрафовать из-за нехватки в доме молока. И хитрый Личный Секретарь вкрадчиво переспросил:
– Кто все? Все коровы, господин Бургомистр? Все поля? Или все горы?
Бургомистр рявкнул:
– Все! Вообще все! Все бездельники и дармоеды! Все мотыльки! В том числе и все разгуливающие на полях коровы! Пускай платят штраф молоком! А капустницы – капустой! Малинницы – малиной! А лимонницы – лимоной! Фу – лимонами! У нас и лимоны к чаю кончились! Не только молоко! Шутки кончились! Я вам покажу, как не доиться! Как не урожаться! Я вам покажу, как не желать расцветать весной! У-у-у-у! У-у-у-у! – загудел, как сирена, взбешённый градоначальник, а потом заорал:
– А на огненные Сизые Горы срочно вызвать пожарных! Сегодня же! Пускай зальют горные вершины белой пожарной пеной! Пепельную воду в реке срочно просеять через сито! Чтобы завтра же в реке текла новая чистая вода! Подсинить можете обычной синькой. И чтобы всё было, как положено, и куда надо, поставлено! Я им покажу, как бунтовать! У-у-у-у! У-у-у-у!
Бургомистр вылетел из дома, сжав громадные кулаки, и понёсся казнить и штрафовать всех без разбора. Он прыгал через кусты и заборы с криком «Гоп! – (Пардон!)», а за ним бежал несчастный, сбитый с толку Личный Секретарь. Сделав большой круг по городу, Бургомистр вернулся  в дом и заперся у себя в кабинете. Там он просидел до позднего вечера. Никто не посмел даже постучать, чтобы пожелать ему доброй ночи. Все боялись заплатить штраф за то, что побеспокоят градоначальника по  такому пустяку, как добрая ночь...


Рецензии