Глава 33. Анонимный подарок

      Жару января сменили апрельские дожди. Маленький домик, утопающий в зарослях мимоз и жасмина, где Данте и Эстелла поселились, состоял всего из двух комнат: спальни и гостиной. Последняя служила, как столовой, так и кухней. По центру её располагались жемчужного цвета диван и несколько кресел. На стене — небольшой камин. У окна — обеденный столик орехового дерева. В углу — буфет с кухонной утварью. На полу лежал круглый синий ковёр. Спальня вмещала просторную кровать, шкаф и зеркало.

      Несмотря на скромную обстановку, Эстелла чувствовала себя счастливой. Да, здесь не было роскоши, как в родительском дворце, но девушка буквально летала. Пока Данте пропадал на охоте, она училась готовить мясо на жаровне, что стояла во дворе, кормила индюшек и кур, вышивала салфетки, повесила на окна светлые шторы и рассадила повсюду цветы. Иногда забредала в гости к Пии. Та, донимая Эстеллу разговорами о боге и церкви, часом выдавала и здравые мысли, и Эстелла надеялась сделать из неё человека. Ей было скучно. Данте возвращался домой лишь к ночи, а когда ездил по эстансиям продавать лошадей, и вовсе через пару суток.

      Дни, в которые он оставался дома, можно было пересчитать по пальцам. Обычно супруги проводили их, утопая в объятиях, ласках и поцелуях. В другое время Эстелла тосковала и, дабы убить время, фантазировала, что Пия теперь её подруга. Разумеется, настоящими подругами они не были — всё их общение сводилось к приготовлению еды (Пия учила Эстеллу готовить) или пошиву нарядов (Эстелла учила Пию шить).

      Клементе тоже дома появлялся редко. Как выяснила Эстелла, он не был Пии так уж противен. До свадьбы девушка испытывала к нему симпатию, пока их первая брачная ночь не поставила на ней крест. Эстелла была убеждена: в неудачах их брака виноват Клементе. Со слов Данте она знала: его брат влюблён в девку из борделя, а на Пии женился по настоянию родителей. С супругой он был груб и резок, поэтому всякое упоминание о близости с ним у Пии вызывало ужас. Приступы религиозности по-прежнему случались с ней регулярно, хотя она стала менее агрессивной. Но не верила, что с Данте Эстелле хорошо.

      — Такого не бывает, — утверждала Пия. — Все мужчины получают удовольствие, мучая женщин, иначе они не заставляли бы жён заниматься богопротивными гнусностями.

      Будучи не в силах переубедить Пию, Эстелла уговорила Данте побеседовать о ней с Клемом. Тот, хоть относился к Пии негативно, внял просьбам любимой. Зная склонность Клементе к бордельным развлечениям и вспоминая его насмешки над девственницами, Данте допускал: тот вёл себя с Пией, как с доступной девкой, чем и вызвал её страх. Не отличаясь дипломатичностью, Данте не стал ходить вокруг да около и напрямую вывалил Клему всё, что думает.

      — Похоже, ты стал подкаблучником, — съязвил Клементе. — Потакаешь своей Эстелле, подрываешь авторитет мужчины в доме. Жена обязана мужа ублажать. А её удовольствие — вещь второстепенная.

      — Ты относишься к женщинам, как к нелюдям, — упрекнул его Данте. — А как же любовь? Это убивает её. А мы с Эсте бережём нашу любовь, она слишком дорого нам досталась, чтобы мы имели глупость её потерять. Мы друг другу не подчиняемся и друг друга ни в чём не ограничиваем. Наша любовь — доверие, а не борьба за главенство в доме. Я никогда не получу удовольствия от близости с женщиной, зная, что ей больно или неприятно со мной. Даже тех девок из «Фламинго» я никогда не обижал и не принуждал. Как я могу наслаждаться женщиной, если она напугана и плачет от моих ласк и поцелуев? Гадость какая! Удовольствие получаешь от взаимности, когда видишь, что ей тоже хорошо. Если бы я проявил с Эстеллой хоть намёк на эгоизм, наплевал на её чувства, причинил ей боль, я бы потерял её навсегда.

      — Любовь и брак — это разные вещи, — доказывал Клементе. — По любви женятся единицы. Есть женщины, созданные, чтобы быть жёнами и матерями. А есть женщины, созданные для любви. На таких редко женятся. Вы с Эстеллой — исключение из правил. А жена обязана подчиняться мужу, или брак полетит к чёрту. Погляди на отца и мать.

      Данте хмыкнул.

      — Они женились по любви, кстати. Но Каролина сама всё испортила. А Эстелла у меня умненькая, она равнодушна к общественному мнению и религии. И я знаю, если мир завтра от меня отвернётся, она останется со мной. Как и я с ней.

      — Сомневаюсь. Женщины, они как крысы, — всегда бегут с тонущего корабля первыми. Ты позволяешь ей слишком много. Скоро она сядет тебе на шею. Ещё и внушает Пии либеральные идеи. Представь, Пия мне тут заявила, что хочет пойти учиться. Учиться! Женщине учиться! Кто это вообще придумал? Их место на кухне и в постели мужа. Это всё твоя аристократочка виновата, она внушает моей жене неправильные мысли.

      Данте только вздохнул, потеряв терпение и желание оспаривать эту ахинею.

      Разговор не дал ничего, и сколько Пия не старалась привлечь Клементе (Эстелла даже убедила её надеть платье с небольшим декольте), он плевать на неё хотел, словно она была мебелью.

      Три месяца минуло в одночасье. Эстелла варилась в котле семейной жизни, своей — счастливой и полной ласк, поцелуев и доверия, и чужой — выслушивая жалобы Пии на жёсткость Клема, придирки Каролины (с ней Эстелла избегала общения) и инертную тоску, которая овладела Пией так, что ей стало даже лень убираться в доме. В лице Эстеллы она нашла собеседницу, жилетку, носовой платок и книгу полезных советов и, верно, сочла: это и есть дружба.

      Эстелле быстро надоело слушать жалобы, но общаться, кроме Пии и Данте, ей было не с кем. Порой она вспоминала Сантану. Некогда они были близки, делились маленькими и большими тайнами, но предательство всё перечеркнуло. И теперь Эстелла боялась сближаться с кем-то новым. Лучше Данте её никто не поймёт.

      А жизнь в «Лас Бестиас» оказалась не сахарной. Поначалу девушке нравились тишина и покой, свежий ветер, шелест листьев, кудахтанье кур и кряканье уток под окном. Но часто вспоминала она широкие городские улицы, людей на Бульваре Конституции, экипажи, покрикивание кучеров, дам и кавалеров в элегантных туалетах, а ещё балы, что собирали сливки общества, и даже пресловутый театр оперы. В посёлке же Эстелла чувствовала себя оторванной от цивилизации. Она могла весь день проковыряться в садике у дома, не увидев ни единого прохожего. И в голову ей всё чаще забиралась мысль: теперь они с Данте могут вернуться в город. Они женаты и вправе открыто любить друг друга. Поднять эту тему Эстелла не осмеливалась, но заметила: Данте немного подавлен. Что-то мучило его, но он молчал, пока она не спросила прямо.

      — Данте, что с тобой? Ты грустный в последнее время. Я тебе надоела? — поинтересовалась Эстелла, увидев как он, сидя на диване, смотрит в никуда. — Ты жалеешь, что женился на мне, так?

      — Конечно нет! Я тебя люблю больше жизни!

      — Тогда что? — сев к нему на колени, Эстелла обняла его за шею. — Расскажи мне. Что тебя тревожит, милый?

      — Всё хорошо, Эсте, правда. Просто мне кажется, мы живём жизнью не такой, как хотелось бы. Например, я думаю, тебе здесь скучно.

      — Вовсе нет! — соврала Эстелла краснея.

      — Не лги, я вижу тебя насквозь, — укоризненно сказал Данте. — Ты не привыкла жить в глуши.

      — А разве ты не этого хотел? — удивилась Эстелла. — Ты всегда жил на природе, на свободе.

      — Но я не чувствую себя свободным. Моя жизнь превратилась в рутину. Охота-дом, дом-охота. А я привык к другому. Раньше я уезжал, куда глаза глядят, не зная, где проведу следующую ночь. Но и ты никогда не жила в мирке, ограниченном четырьмя стенами, разве не так?

      — И что ты предлагаешь? — робко спросила Эстелла.

      — Давай вернёмся в город.

      Она не поверила своим ушам: впечатление, что Данте прочёл её мысли. Воистину они нашли друг друга.

      — Не говори, что не хочешь, — продолжил он. — Ты — мой экзотический цветочек, ты не создана для деревенской жизни. Твои ручки должны держать веер, а не кормить кур.

      Всё точку. Он прав. Эстелла изголодалась по красивым нарядам, атласным туфелькам и ажурным зонтикам, по свету канделябров и дыханию города, его жизнерадостной суматохе и стуку колёс, подков и каблучков по мостовой. Не далее, как вчера, ей приснился бал-маскарад, где она танцевала и смеялась, прикрывая лицо шёлковым веером. От Данте она это скрыла, чтобы не причинять ему боли, но, оказалось, он думал о том же.

      — Ты правда хочешь в город? А я думала, ты не любишь городскую жизнь, — спросила она вкрадчиво.

      — Напротив, обожаю! Вернее, я не могу сказать, какая жизнь мне нравится больше. Здесь — свобода, там — эйфория. Когда я впервые попал в город, я почувствовал его ритм. Да, меня раздражают люди вокруг, но там интересно, можно куда-то пойти. Там я чувствовал себя полноценным человеком, а здесь я чувствую себя неграмотным пастухом.

      Вскрикнув от счастья, Эстелла покрыла лицо Данте поцелуями.

      — Данте, ты чудо!

      — Так ты согласна?

      — Ну конечно! Я уже несколько дней об этом думала, но не решалась тебе сказать. Я тебя обожаю!

      — Даже не верится, что я нашёл человека, который так меня понимает, — вздохнул Данте. — Мне так хорошо с тобой, Эсте…

      — Просто мы чувствуем друг друга, ведь у нас одна душа на двоих.

      Влюблённые ещё долго плавали в своём мирке из ласк и поцелуев, но нежности были прерваны громким стуком в дверь. Это оказался Клементе.

      — Привет. Извините, что помешал, но я принёс новость.

      — Надеюсь, хорошую? — спросил Данте.

      — Ммм… — Клем почесал голову. — Это как посмотреть. Богомольные наши, думаю, придут в восторг, а вот вы, не знаю. В общем… умер Тибурон.

      Эстелла и Данте переглянулись.

      — Боже мой! Это тот, который нас поженил? — ахнула девушка. — Как жалко, мне он не показался старым.

      — Никто не знает, сколько лет ему было, старый он был или не очень, — сказал Клем.

      — А от чего он умер? — голос Данте дрогнул.

      — Все только руками разводят. В последнее время он куда-то исчез. Его не видели в посёлке со дня вашей свадьбы. Дом его был заперт, окна заколочены, а вчера он объявился. Люди говорят, он был страшно бледен и постарел лет на двадцать. Один человек зашёл к нему, чтобы договориться о празднике для своего сына, увидел, что дверь открыта, и заглянул в дом. Тибурон лежал мёртвый на полу. Его служанка Эу тоже была мертва. По какой причине — никто не знает. Есть версия, что они сами отравились либо их отравили. Но расследовать это никто не будет. Жандармы не приедут в нашу глушь из-за такой чепухи. А церковники рады без ума. Они его терпеть не могли. Некоторые даже болтают, что падре Антонио сам к этому ручку приложил, но это бред, я думаю. Похороны будут завтра.

      — Клем, будешь чай? — предложила Эстелла.

      — Нет, спасибо. Я забежал на минутку, новость рассказать. Меня ждёт сеньор Анхель. Дела совсем плохи. Столичный ветеринар сказал, что у быков чума. Они мрут десятками. Сеньор Анхель боится, что это перекинется и на другой скот. Мы договорились, что будем сегодня отделять здоровых быков от больных. Может, получится спасти тех, кто ещё не заражён. В общем, дел невпроворот. Пойду я.

      Пока Эстелла провожала Клементе и закрывала дверь, Данте сидел не шевелясь.

      — Что с тобой, милый? — спросила Эстелла, вернувшись в гостиную. — Ты из-за быков так расстроился? Ну да, чума — это ужасно…

      — Нет, быки тут ни при чём.

      — Тогда что? Ах, да, эта новость! Странно правда, что тот колдун умер? Но разве это повод так переживать, ведь он нам не родственник?

      — Я не переживаю, просто не ожидал, — выговорил Данте. На самом деле эта смерть поразила его. Не связана ли она с перстнем?

      — Данте, всё равно ты задумчивый какой-то сегодня, — тронув его за подбородок, Эстелла заглянула ему в глаза. — Ну что ты?

      — Нет-нет, ничего, — промямлил он.

      Может ли он рассказать Эстелле о своих подозрениях? Нет, не может. Зачем её пугать? Это только его проблемы. Обвив руками талию девушки, Данте прижался лицом к её животу.

      — Просто мне тоскливо. Я же тебе объяснил причину.

      — Значит, решено? Мы возвращаемся в город?

      — Да!

      — Когда?

      — Хоть завтра, нас тут ничего не держит.

      — Ты прав. А на похороны к старику ты не пойдёшь?

      — Нет, — вновь помрачнел Данте. — Мы туда не пойдём, Эсте. Давай-ка займёмся сборами. Если поедем утром, к вечеру будем уже в городе.

      — Здорово! Жду-не дождусь смены обстановки! — и Эстелла бросилась в спальню. Вытряхнув из шкафа одежду и выудив из-под кровати чемоданы, она начала складывать вещи.

      Ночью Данте не мог заснуть и ворочался до утра. Смутная тревога терзала его. Это продолжалось уже несколько дней, словно какое-то предчувствие. Вспоминая происки своей интуиции, которая ещё ни разу его не подводила, Данте пожалел, что ввязался в план с отъездом. И колдун этот умер…

      Эстелла спала безмятежно, улыбаясь во сне. К шести утра Данте, не выдержав, встал с кровати, умылся, оделся и поставил собранные чемоданы к порогу. Накормил Янгус бананами, расчесал гривы Жемчужине и Алмазу, проверил их подковы, а, когда вернулся в дом, у двери нашёл длинную узкую коробку. Она была обернута пергаментом и перевязана алой лентой.

      Осмотрев коробку, Данте занёс её в дом. Открыл и ахнул. Внутри лежал меч. Серебряный, небывалой красоты, с ручкой инкрустированной рубинами.

      Обожающий красивые вещицы, но с детства лишённый возможности окружить себя ими, Данте, испытав восторг, схватил меч за рукоять. И тот ослепительно вспыхнул, ярче горящего факела, ярче света луны.

      Данте вытряс из коробки записку. Развернул. На ней микроскопическим почерком было выведено:

      «Меч волшебный. При верном использовании зла не причинит, но может и убить. Это мой подарок на твою свадьбу. Желаю, чтобы ты никогда больше не разбрасывался магическими артефактами. Не стоило отдавать перстень. Он уничтожил старика, потому что никто не может управлять им, кроме тебя. Дед умер, но перстень жив. Ты ещё можешь забрать его. Пока я не могу сказать тебе всё лично, но однажды мы встретимся, и ты поймёшь, что справедливость — вот истинная суть бытия».

      Подпись отсутствовала. Некто знает о его магических способностях, о свадьбе, о перстне и Магии Крови. Данте и сам забыл об этом, когда заключил сделку с Тибуроном, а этот аноним знает всё.

      Юноша в смятении уронил меч на пол. Тот вспыхнул, и в его лезвии, как в зеркале, Данте увидел своё отражение. Нет, не своё. Чёрные глаза и хищное лицо. Это был Салазар.

      — Давно ты не появлялся, — шепнул Данте осторожно, чтобы Эстелла не услышала.

      — И не появился бы, но жажду сказать тебе, что ты глупец. Кто тебя просил отдавать перстень?

      — Это была сделка.

      — Разве я не говорил, что Магия Крови — вещь сильная.

      — Я забыл об этом, — вздохнул Данте. Это была правда.

      — Ты убил Тибурона. Бедный старикашка, — ухмыльнулся Салазар. — Впрочем, туда ему и дорога, нечего совать нос куда не просят.

      — Нет, я не убивал его! Я не виноват! — в отчаянье вскрикнул Данте. Эстелла в соседней комнате шевельнулась.

      — Ты его убил, — повторил Салазар. — Это твоя вина. Ты не предупредил его о том, что перстень пропитан твоей кровью. Ты убийца и смирись с этим. Но мне на это наплевать, я привык находиться в окружении убийц. Я хотел сказать другое: больше я не стану тебе помогать.

      — Что?

      — Что слышал. Можешь отныне меня не звать. Ты пренебрёг силой, что тебе была подарена. Ты променял этот дар на бестолковую девчонку. Ты получил, что хотел, — девчонка теперь твоя. Но то, что сделал Тибурон, — тоже чёрная магия. Любой ритуал, замешанный на крови, относится к магии Тьмы. И без последствий это не обойдётся, имей ввиду. Но ты сделал свой выбор, решил, что сила перстня тебе не нужна. Ты предал свою сущность.

      — Но… Салазар… — от неожиданности Данте растерялся. — Я… я… просто хотел, чтобы Эстелла была со мной.

      — Она с тобой, но ты напрасно забыл о том, что сказал дед: будь осторожней. У тебя есть враги и немало. Ты чёрный маг, запомни это, и не лезь в пекло. Это моё последнее предупреждение, надеюсь, ты услышишь его и истолкуешь верно. Больше я распинаться не стану. Не зови меня, я не приду. Отныне, что бы с тобой не случилось, куда бы ты не влип, выкручивайся сам! — меч вспыхнул, и изображение Салазара исчезло.

      В голове у Данте лихорадочно метались мысли. Он оторопел, почувствовал себя беспомощным. За эти годы привык к Салазару. А что если ему вновь однажды понадобится магическая помощь, как в тот раз, когда его заперли в подвале, или когда умирала Янгус? Если бы не Салазар, он бы никогда не выкрутился. А своей магией Данте нормально управлять не может, так и не научился за восемнадцать лет. И теперь он потерял расположение Салазара. Вот идиот!

---------------------------
      Через десять часов Данте и Эстелла уже стучались в «Маску». Сеньор Нестор, с лорнетом и газетой в руках и трубкой во рту, крайне удивился их появлению.

      — Вот уж сюрприз! — воскликнул он. — А я думал, вы с концами уехали и больше не вернётесь.

      — Мы тоже так думали, — Данте поставил чемоданы на пол, — но вернулись. Сеньор Нестор, мы поженились!

      — Вот те новости! — вылупил глаза хозяин, став похожим на сыча. — Мои поздравления!

      — Спасибо. Теперь нам нужна комната посвободнее.

      — Что ж, у меня есть комнаты для молодых семей, да. На четвёртом этаже. Сейчас дам ключ, — он наклонился и принялся шарить под столом. — Кстати, вам тут письмо приходило.

      — Письмо?

      — Да-да, было письмо. Сейчас… сейчас найду. Вот, нашёл!

      Сеньор Нестор извлёк картонку с пачкой писем, поковырялся в ней и вручил юноше конверт с надписью: «Для Данте».

      Тот нетерпеливо вскрыл его. Внутри оказался другой конвертик, поменьше, и предназначался он Эстелле. Кто-то замаскировал одно письмо под другое.

      — Эсте, это тебе, — протянув любимой письмо, Данте забрал у сеньора Нестора ключ от комнаты 412.

      Через полчаса, Эстелла, сидя на канапе, в третий раз перечитывала вручённое ей послание. То было письмо от Сантаны, письмо официальное:

      «Уважаемая сеньорита Эстелла Селесте Гальярдо де Агилар, доводим до вашего сведения, что вы приглашены на церемонию венчания сеньориты Марии Сантаны Бернарди и сеньора Хорхе Луиса Парра Медина-младшего, которая состоится 14 апреля 1795 года в храме Святой Аны в 16.30. Вы можете взять с собой сопровождающего».

      И рукой Сантаны снизу было приписано: «Эстелла, знаю, ты злишься, но приходи, прошу тебя, ты нужна мне. Санти».

      Выронив приглашение, Эстелла закрыла лицо руками. Данте, который в этот момент разбирал чемоданы, обернулся на её всхлип.

      — Эсте, что с тобой?

      — Н-ничего, — еле выговорила она.

      Подойдя к ней, Данте сел на пол. Взял её за запястья.

      — Это из-за письма?

      — Это… это приглашение на свадьбу. Сантана зовёт нас на свою свадьбу. Через два дня, — подняв письмо, Эстелла протянула его Данте.

      Он пробежался глазами по тексту; на конверте увидел двух белых лебедей.

      — Я не понял, где написано «нас»? — сказал Данте после паузы. — Она приглашает тебя, а я там что забыл?

      — Там же сказано: «Вы можете взять с собой сопровождающего». Кого я ещё могу взять с собой? Ты же мой муж!

      — Ну хорошо, допустим, я пойду. Но почему ты плачешь, Эсте? Подумаешь, приглашение. Ты меня напугала, я решил, что кто-то умер.

      — Прости, милый, — Эстелла по-кошачьи потёрлась щекой о его пальцы. — Мы с Санти дружили с пяти лет, были не разлей вода и так глупо поругались. Мне больно это вспоминать, тяжело и обидно, но, думаю, раз она меня пригласила, то хочет помириться. Данте, ты ведь пойдёшь со мной?

      — Пойду, куда я денусь? — вздохнул он. — Ты моя жена, как я могу тебя одну бросить? Там наверняка будут твои родственники. Заодно убьём одним выстрелом двух птиц: объявим всем, что мы поженились. И пусть не пытаются разлучить нас, это бессмысленно.

      — Только ты можешь меня успокоить. Как хорошо, что ты есть у меня, мой Данте.

      — А ты у меня… Давай-ка, хватит реветь. Если хочешь попасть на эту свадьбу, надо хоть вещи распаковать, а то у нас тут настоящий базар, — пошутил Данте, целуя Эстеллу в губы, влажные от слёз.