Минус ноль

Минус ноль.
Я снова помню почти каждый миг своей жизни, но помню лишь так, как обычно запоминают яблоко посмотрев на него издалека. Зеленое, круглое, с хвостиком, но с каждым разом я все глубже протискиваюсь до самого ядра, осторожно, по чуть-чуть, дабы не съесть сидящего внутри червяка. От этого ожидания чего-то плохого, когда, рискуя, вкушаешь его снова и снова, снова и снова минуя беду, от чувства азарта, удачи, удовольствия, удовлетворения от успешно преодоленных испытаний судьбы яблоко становилось только вкуснее. Это придавало металлический вкус страха. Нельзя вот-так вот сразу распробовать что-то, нет, ты ешь его пока тебе не надоест. Когда тебя начнет тошнить от этих яблок, когда тебя вырвет в засранной школьной параше жизни, только тогда ты, понимая, что наконец-то распробовал, подумаешь: «какая же это все-таки дрянь». А дальше, ты, пресытившись яблочно-протеиновым пюре начинаешь смотреть на других людей, на вид жадно жующих свои апельсины, ананасы, бананы. Надеешься, что в следующий раз, когда-нибудь, возможно, тебе то же попадется какой-нибудь другой фрукт, а потом оказывается, что у тебя аллергия на апельсины, тошнит от ананасов, лимон слишком горький, а от бананов вообще понос. Выбора-то, по сути, нет, но я все же жду на хоть-какие перемены, а сам ничего не стараюсь изменить. Впрочем, так делают все люди.
-12
Ненавижу физкультуру. Ненавижу труд, заставляющий готовиться к нему дольше, чем будет длиться сам процесс. Сними туфли, сними школьную форму, надень спортивную форму, надень кроссовки, сними кроссовки, сними спортивную форму, надень школьную форму, надень туфли. А потом еще ходи вонючий весь день если с самого утра тебя заставили изрядно пропотеть. Поэтому я всегда пропускал эти занятия; уж слишком они утомительные. Благодаря моей ненависти к физической работе сложились обстоятельства, приведшие меня к знакомству с удивительным человеком, которого я называю лучшим другом последние сто лет. С ним я проводил почти все свое свободное время.
Пока одноклассники гоняли по полю футбольному полю мяч, мы лежали на лужайке болтая о всяких мелочах.
- Ты как контрольную написал? – спросил меня мой друг.
- Как обычно.
- На отлично?
- На отлично… - сказал я и повернул голову в другую сторону, спрятав свой тоскливый взгляд.
- Как тебе это удается? – с недопониманием спросил Вася.
- Как и всем остальным отличникам в нашем классе.
- Ясно. Но ты же ничего не учишь?
- Учу, просто у меня хорошо получается.
- Тоже так хочу…
- Не хочешь…а если бы ты знал, как у меня это получается, точно не захотел бы.
Мне нельзя никому об этом говорить. Я дал обет, что буду молчать, ибо если кто-то прознает я получу от «него» по заднице; другими словами, меня накажут.
- А ты видел какая Даша сегодня пришла? Красивая-а-а. – протянул Вася. – вот бы с ней за одной партой посидеть.
После окончания урока пока все остальные переодевались, а Вася ходил в туалет, я решил лишить свою судьбу права голоса взяв всё в свои руки; хотя это и было судьбой.
- Галина Владимировна, можно я сяду с Дашей за одной партой? – попросил я нашу учительницу.
- Да, конечно. Я как раз собиралась всех пересаживать, а тебе, чем дальше от Васи, тем лучше. Посажу тебя рядом с ней, полезней будет.
- Спасибо.
Прозвенел звонок. Прежде, чем учительница успела договорить куда она меня пересадила, я триумфально поднялся со своего места и, демонстративно, под фанфары, фланируя по помещению подошел к парте где сидела Даша. Все мальчишки в классе бросали на меня свои ошарашенные взгляды. У каждого оказавшегося на моем месте, наверное, дрожали бы руки, глаза метались, а сердце ликовало, но от меня как всегда веяло отрешенностью, холодом и безразличием; поэтому в классе меня не любили. Они наивны и молоды, их жизнь полна чередования вопросов и ответов, тайн и открытий, неожиданных вознесений и тотальных фиаско, а моя - одно сплошное длительное дежавю.
Когда я подсел к Даше, ее щеки порозовели, а ресницы захлопали чаще, чем обычно.
- Не стесняйся ты так.
Наконец повернувшись ко мне лицом, она кивнула. Уткнувшись взглядом в тетрадку, она не поднимала головы еще минут пять. Я улыбнулся. Я знаю, что она будет постоянно говорить обо мне со своими подружками на переменах, смотреть на меня с восхищением, с неловкостью о чем-нибудь просить, пытаясь не выдать свое стеснение, а уж тем более, выдать свои уже успевшие поселится в ее маленьком детском сердце чувства.   
- У тебя случайно нет запасной ручки? – спросил я у новой соседки по парте.
- Да, сейчас поищу. – смущенно ответила она.
Она порыскала в своем пенале. Отыскав ручку, она протянула ее мне.
- Спасибо, я уже нашел. – широко улыбнувшись произнес я.
Почувствовав себя бесполезной, опустив взгляд, она снова потянулась за пеналом. Мне всегда нравилось наблюдать за поведением людей, особенно когда я знал, что они ко мне чувствуют, хотя я и не мог ничего изменить. Мне приходилось общаться даже с самыми гнусными мерзавцами, когда даже улыбнуться было уже тяжелее, чем высрать запор.
- 7
- Даш, хочешь мороженное?
- Да, конечно.
- О, мне тоже возьми, я пока тут займу. – прокричал Васька выглядывая с толпы людей стоящей в очереди за сахарной ватой.
Очень люблю праздники. Даже потому что на улицу выходят тысячи хорошо себя чувствующих людей. Все отдохнувшие, улыбчивые, вежливые, у всех с уст срываются хорошие слова, а по воздуху, вместе с воздушными шариками летает не присущая будничным дням веселость. Вокруг все светится яркими фонариками, все мигает, блестит, все наряженные и счастливые. Еще больше мне нравилось наблюдать за взрослыми преисполненными уверенностью, что сегодня необычный день, с предвкушением ожидавшими чуда словно дети, засыпавшие в ночь рождества.
Мы всегда были счастливыми хорошими друзьями. Об этом знала вся округа. А как в таком маленьком городишко можно было не знать троих постоянно фиглярничающих подростков, которые то и дело если что-то не учудят, то придумают как учудить. Через день нас наказывали, а если три дня подряд было затишье, то наших родителей спрашивали часом не случилось ли чего с нами. Я считаю, что веселье - это всегда хорошо, какими бы последствиями оно не обернулось.
- Дим, может ты хотя бы раз улыбнешься за сегодня? Праздник все-таки.
Ну вот, она как обычно надув щеки легонько потянула меня за рукав. Я старался не смотреть на нее чтобы не отвечать на вопрос, но когда я увидел ее щенячий взгляд, то не смог устоять.
- Да, конечно Даш. Я вот просто думаю, а что, если… - я замолчал.
  Посмотрев на Васю, я подозвал его к себе, а он, указывая пальцем на очередь, помотал головой. Тем временем мы с Дашей дождались свою.
- Что ты хотел сказать, Дима? – спросила Даша, будучи явно озабоченной моей внезапной паузой.
- Две порции мороженного пожалуйста – забыл про Васю – а не, три. Три порции мороженного пожалуйста. – я проигнорировал вопрос Даши сделав вид, что не услышал.
- Ди-и-и-м?
- Сколько с меня? Десять? Держите! – я протянул продавщице деньги.
- Дима! – прикрикнула на меня Даша с явной злобой в голосе.
- Да ничего. Я уже сам забыл, что хотел сказать. – пришлось отмазываться – ты смотри приставучая какая!
- Врешь! – она снова надула щеки.
- Ладно, я хотел купить наполненный гелием шарик. Думаю, было бы весело поговорить писклявым голосом.
- Ох, как банально, на тебя не похоже.
- Что поделать, я такой непредсказуемый не только в хорошую сторону. Скука - моя вторая непредсказуемость.
- Скука не бывает непредсказуемой. – сказала Даша.
- Для всегда непредсказуемых людей бывает. 
 Когда мы подошли к Васе в очереди перед ним оставалось еще четыре человека. Послав Дашу за шариками, я прошептал свой план Васе на ухо. Он сразу улыбнулся, а потом разразился смехом, знаменующим лишь одобрение.
Шарики – действительно не самая лучшая идея, я делал так уже сотню раз, но ребята недавно упрекавшие мою заурядность, заливаясь хохотом говорили смешные и трудные для произношения слова.
- Прыжок с переподвыподвертом!
- Ха-ха-ха-ха-ха! Тридцать три корабля лавировали…
- Ха-ха! Дима, тебе что не смешно?
Нет, мне не смешно. Я даже не стал дышать этим гелием, что казалось подозрительным, ведь идея-то была моя. 
- Как насчет пойти покататься на американских горках? – предложил Вася.
- О-о-о! Я за! – обрадовалась Даша.
Через столпившийся народ, под ругань недовольных, обделенных справедливостью людей, мы прошмыгнули к кассе.
- Два билета на американские горки, пожалуйста. – сказал я в маленькое окошко кассы тыча туда 30 гривен.
Из темноты высунулась рука. Забрав деньги она быстро спряталась обратно, а потом тыкнула мне в ответ билеты. Нам пришлось подождать пока докатается предыдущая группа людей, а пока мы ждали я частенько подмигивал Васе ехидно при этом улыбаясь.
- Вась, а почему ты с нами не хочешь? – спросила Даша.
- Меня укачивает быстро. – соврал Вася.
Мы залезли в свои машинки. Мне не хотелось пугать и так до ужаса напуганную Дашу, но Вася был уже далеко, да и поздно было сдавать на попятную. Как только мы тронулись, Вася, через-чур наигранным мужским голосом закричал:
- Что ты делаешь? Говорил же не запускать! Я еще не закрепил тут! Они же все сейчас разобьются!
Машинки резко полетели вниз, а мелкий испуг превратился в сопровождаемую жутким криком гримасу, которой я еще не видел. Шучу, конечно видел, но ради этого лица я бы мог проделывать это кучу раз, мне бы все-равно не надоело. По Дашиному лицу покатились слезы, толи от ветра, толи от страха, что мы сейчас сорвемся и полетим вниз. Я смелся. Может быть я делал бы это и дальше, но я смеялся ровно до того момента, пока не начал соображать, что кричит не только Даша, но и все люди, сидящие позади. За это нам могло серьезно влететь.
Как только мы затормозили Даша отвесила мне пару оплеух выскочила с машинки и побежала жаловаться Васе. Картина приняла интересный оборот, когда преисполненный сентиментальностью Вася почувствовал, как руки на его пояснице начали сжиматься все сильнее, а потом ноги оторвались от пола и бац! Мой друг перелетает через Дашу ударяясь головой об асфальт. Прогиб. Корчась от боли, он скрутился в бублик держась руками за голову. Как она догадалась?
- А Васю за что? Идея-то я подсказал!
Моя запоздалая попытка оправдать Васю.
- А он это…за соучастие я его так.
- Хорошо хоть мне меньше досталось. – сказал я с облегчением.
- Еще достанется. – продолжая стонать сказал Вася.
Сменив позу эмбриона, он, раскинув в руки стороны распластался по асфальту.
- Я звезда! – крикнул он, поднялся и маша руками рванул на меня.
Я стал в оборонительную стойку подставив плечо, куда и лупил меня Вася.
- Надоумил меня! Сделал из меня врага народов!
Шквал ударов загонял меня все дальше в угол, пока я совсем не прижался к стене, но вот он, этот момент, один из лучших моментов ради которого я делаю это снова и снова, снова и снова, снова и снова. Банально было бы сказать, что я увидел, как ангел расправляет свои крылья, закрывающие меня от града пуль метящих прямо в сердце. Ангелом может быть каждый, кого ты любишь, у каждого могут вырасти крыла если его кто-то любит. Плохо прикрываться любимыми людьми, как это нравится всем делать, но Даша не спрашивала меня, она по своей воле стала стеной между мной и Васей. Казалось, будто огромный, размером во всю вселенную, сшитый из миллиардов лепестков сакуры плед, навис надо мной, а потом со всей своей тяжестью рухнул на мое по-человечески слабое тело, обвил мою голову, мои плечи, руки, поясницу, ноги, все…сдавил так жестко, что я начал задыхаться. Но настолько он был теплый и нежный, настолько была приятна эта удушающая мощь, что я готов был провести под ней всю свою - хоть и не долгую- жизнь. О да, я знал, что за каждую секунду этого удовольствия я заплачу сполна, но пускай она меня держит, пускай ее руки продолжают меня обнимать…
- Не трогай Диму, ему же больно. – вступилась за меня Даша.
- А что ему, безнаказанным ходить, пускай знает, как друзей подставлять. – сказал Вася, попытавшись скорчить грозную мину.
Все еще тяжело дыша я улыбнулся.
- Смотри-ка, он еще и лыбится. – сам еле сдерживая улыбку произнес Вася.
- Да ладно тебе, не смущай его, он и так не часто это делает.
- Это потому что я все про вас знаю. – сказал я, снова преобразившись в грустного статичного зануду.
- Это я про вас все знаю, жених и невеста.
Даша покраснела, но я обожал эти покрасневшие щеки, так обожал, что подставил бы свое тело еще под миллионы ударов, пускай даже исход драки был бы летальным.
- Ничего ты не знаешь.
Я рад, что эта ситуация не изменилась и мне удалось еще раз это почувствовать.
- 5
Отбитые подростки невменяемость которых является вполне нормальной для их возраста проводили все свое время на улице. Не обходилось и без попыток скрасить теплый летний вечерок дернувши по рюмке второй, а может и вообще до беспамятства, но это на выходных, потому что в будние рано просыпаться, собирать портфель, а потом идти в школу, еще не протрезвев от вчерашней пьянки. Мы тоже отбитые, а может просто стараемся ими быть. Не секрет, что я употребляю с пяти лет, но я знаю почему я это делаю; поверьте, я даю себе в этом отчет. Но вот мои друзья только-только начинают познавать все прелести выпивки и, так сказать, веселящую магию алкоголя. Рановато, но если нас давно уже не смешит искаженный гелием смех, то что говорить о других вещах если те же самые писклявые нотки голоса могут насмешить людей гораздо старше нас. Такие мы были, тем более – я. Родители уехали на дачу. Не спеша потягивая пиво, мы улеглись в зале на полу подложив под голову подушки. Открытая дверь балкона впускала к нам сквозняк, что обдувал нас спасая от жары, которая еще не успела выветриться после знойного летнего дня. Ворсинки ковра впивались в голый торс вынуждая меня постоянно переворачиваться с бока на бок, потом на спину, потом снова на бок. Было всего два метода, которые могли помочь хотя бы немного приостановить головокружение: либо заняться чем-нибудь, либо начать какую-то интересную беседу, способную отвлечь себя от мысли, что ты уже достаточно надрался. Вставать мне не очень хотелось, а говорить – еще меньше. Пил я не один, поэтому мне казалось, что, когда мы пьяные, у нас общее сознание и все читают мысли друг друга. Вася не выдержал затяжного молчания и сдался первым.
- Ты видел, как та женщина сегодня упала?
- Какая? Когда? – переспросил я.
- Ну, блондинка на пляже, видел?
- Нет.
-Ты такое пропустил. Она так шлепнулась, просто умора, пацаны умирали со смеху.
- Я тоже этого не видела! – вступила в наш диалог Даша.
- А, так вы же купаться тогда ходили, точно.
- Точно. – подтвердил я – так что произошло?
- Ей захотелось прыгнуть с тарзанки. В один момент что-то пошло не так и она решила отпустить руки не в тот момент, когда летела к воде, а когда возвращалась, и как ты уже понял она прочесала пузом весь пляж.
Мне и в первый раз было не смешно слышать эту историю, а в этот я даже не улыбнулся.
- Здорово. Жалко, что я этого не видел.
- Да, ты пол жизни пропустил. Будешь еще пиво?
- Нет.
Я прижал Дашу ближе к себе, повернулся к ней лицом и прошептал ей на ухо просьбу почитать мне стихи. Она начала нашептывать мне Бродского положив свою голову на мою. «С видом на море» - прекрасный стих для начала, особенно в такой жаркий вечер, когда так и хочется омывающей твое тело прохлады, оставляя соленый привкус на губах. При каждом звуке моя кожа покрывался мурашками, будто бы я прыгаю с пирса. Мои ноги уже в воде, а тело в экстазе от предстоящего; обожаю этот момент, когда еще и уже. Ее уста совсем чуть-чуть касались мочки моего уха немного щекоча ее при каждом шипящем звуке, а при каждом движении я слышал, как ее губы смыкаются, делают передышку, а потом раскрываются, чтобы продолжить. Мой мир состоял из этих коротких пауз между строчками, в этот момент я чувствовал настоящее, прошлого не существовало, а будущим было лишь продолжение стиха, который все не заканчивался. Я всегда просил ее учить длинные стихи. Порой стоит хотя бы несколько минут побыть немым, чтобы расслышать то, что говорят другие, пускай это и похоже на рысканье в помойке, все же можно найти что-то стоящее. Я не хотел ничего. У меня не было свойственных моему возрасту желаний; по типу секса и всяких подобных плотских утех, хотя другие презирали меня за это. Я понял, что можно любить только какую-нибудь черту присущую только одному человеку, и больше никому другому. Я соглашаюсь, когда мне говорят, что я недостаточно опытен, а это потому что я никогда не заходил дальше Даши запуская себя в бесконечный цикл в центре которого находится всего один человек. 
- Когда так много позади, всего, в особенности горя…
Поддержки чьей-нибудь не жди - продолжил я в своей голове. Я слышал его тысячу раз и услышал бы еще, если бы не…
- Ребята пиво кто-то будет? – увидев нас, Вася закатил глаза -  О боже! Хватит зажиматься, мне уже надоело тут рядом валяться и все это слушать.
- А ты не слушай, давай сюда пиво.
- Может пиццу закажем? – предложила Даша.
Я согласился.
- Позвони им с домашнего, пожалуйста.
- Ой, ну что вы как дети… - сказал Вася и ушел в другую комнату продолжая бурчать себе под нос.
Только Вася вышел за дверь, она схватила меня руками за голову, повернула к себе и крепко поцеловала в губы. Поцелуй длился одно мгновение, но мне казалось, что прошло около четырех миллиардов лет и андромеда уже соприкасается с границами нашей галактики внося незримые изменения в нашу жизнь, которую мы, кстати, тоже не очень-то и видим, да что уж там галактика, не видим даже то, что под ногами.  Мои чувства мощным напором вылились в одну посудину громко стуча каплями о дно пластмассового тазика, который вот-вот треснет. Я закончился. Все осталось там, в продырявленной посудине, откуда мне придется набирать ладонями воду, чтобы собрать хоть какие-то эмоции, ведь разве можно почувствовать что-то еще после произошедшего? Перевернулось открытое пиво. Мне все-равно. Насрать. Я уже с головой обретаюсь в этом поцелуе и всё, что может помешать, это как всегда не вовремя вмешивающийся Вася.
- Кхм, кхм, поздравляю. – сказал Вася, избавив нас от эмоциональной раскраски его восхищения, а потом передумав, он выплеснул всё с ужасом вскрикнув – куда вы смотрите, пиво же выливается!
Вася немедля ни секунды бросился к бутылке.
- Вытрем потом, не переживай.
- Вытрем! Вытрем! – причитая сказал он, и сразу громко добавил – а где мы купим еще? После десяти не продают же.
- Ага, и до совершеннолетия не продают, но мы же купили. – сказала Даша.
Вася долго не мог успокоиться, но, постаравшись, нам все же удалось переубедить его, что ничего страшного не случилось. После этого Я Вася и Даша вместе пошли за добавкой. Вернувшись, мы переместились в мою комнату, включили музыку. Наконец-таки дождавшись пиццу, ответственность за ее разрезание мы переложили на Дашу, а Даша, в свое время, аккуратно порезала ее на…
7 «ровных» кусочков. «Самим надо было резать!» - так она ответила на вопрос почему все-таки на 7, обижено надув губки. Почему это мы пристали? Я поцеловал ее в лоб и попытался успокоить, сказав, что она и так молодец. Тем не менее, я не мог смириться с ее негодованием. Мне пришлось прибегнуть к отчаянным мерам, а это значит, что было решено созвать весь совет «сообразительных», - на секундочку – в который входили: Я, Вася, и Я. Мы подробно обсудили несправедливо посланную нам судьбой проблему и на повестку дня было вынесено решение: разделить один - чудом таким оказавшийся - большой кусок пиццы на два маленьких. Все в восторге, матеря плакали, отцы гордились, товарищи восхищались. Даша – не товарищ, она только сильнее надула губы прибавив к ним надутые щеки, чем больше напоминала мне рыбу фугу, а не мою возлюбленную. Стоит заметить, что рановато бросаться такими словечками, но я-то знаю. Все зависит от восприятия.  Итак, умопомрачительная тройка «сообразительных» блистательно справилась с поставленной задачей с ответственностью перейдя ко второй – слопать все это дело. Но вот ирония, одной пиццы мало, дозу нужно увеличивать, а то удовольствия никакого, ну а если не увеличивать, то хотя бы заменить. Не насытившись одним ужаснейшим грехом чревоугодия, Вася предложил согрешить еще раз. На этот раз, он решил избавиться от церковных запретов и укоров, посягнув на нарушение более сущих, а если быть точным, родительских заповедей, что кстати, стоит взять во внимание как совершенно отдельный независимо существующий, но оттого не мене важный список «можно-нельзя». Однажды мы даже утвердили его официальное название: «Заповеди отцовские и материнские, для дитя же земного, непослушного и грешного». Соглашусь, название не короткое, но это было очень давно еще в далеком детстве. Помню, как мы тогда рвали животы над этими отцовско-материнскими заповедями каждый раз добавляя по одной за каждую проделанную шалость. Предложение было недурное. Надутые губки и щечки спали, а на их месте (рядышком) можно было увидеть еле-заметные выпученные глазища. Я долго колебался, но все-таки согласился:
- А давай!   
Мы оставили Дашу сидеть в комнате, а сами побежали на кухню вытягивать с маминой пачки пару тоненьких как носик комарика сигарет. Насчитав – очень долго считали – две сигареты мы вернулись в комнату, а оттуда шмыгнули на балкон, надежно там запершись.
- Ну Вася, я с тобой первый раз в жизни пил, и закурю впервые тоже с тобой?
Он кивнул, а потом добавил:
- Блин, зажигалку забыли, принеси быстренько. 
На кухне я увидел, как Даша полная сомнений, неуверенно трясущимися руками тянулась к пачке сигарет.
- А что, я тоже хочу попробовать. – помешкав глазами она добавила – раз вы, то и я.
- Тю, как хочешь.
Мы расселись на балконе настолько удобно, насколько это было возможно, но все-равно было неудобно. Даша села на пол. С согнутыми ногами я сел рядом, положив свою голову ей на плечо. Вася сел напротив нас. Момент истины…кто первый? Выяснили, что совет созывать не будем, мы решим эту проблему быстро и просто – как настоящие мужчины.
- Ю, зе, фа!
Барабанная дробь. Тртртртртртртртртртртртртртр. Вася проиграл, а это значит, что он будет нашей и белкой, и стрелкой.
- Тьфу на вас, не знал, что у меня такие трусливые друзья.
- А ты давай поменьше говори тут, кури уже быстрей, да рассказывай нам, что это и с чем его едят.
- Ой, ладно вам.
Приятнейший со всех звуков, что я когда-либо слышал - звук сгорающей сигареты. Может именно поэтому я всегда так много курил. Теперь хотя бы от друзей прятаться не надо будет.
- Неплохо. – пришел к коротко заключительному выводу Вася.
- И это все, что ты можешь сказать? – язвительно спросила Даша.
- А что здесь рассказывать? Сама попробуй, узнаешь!
Я поджег свою сигарету. Даша посмотрела на меня удивленными глазами; она до последнего не верила, что я это сделаю, не верила, что закурю. Затем, посмотрев на меня с обремененным выражением лица она протянула руку, а я без слов понял, что она хочет, и положил в ее ладошку зажигалку. Я чуть отодвинулся назад, чтобы было удобней наблюдать как она морщится. Естественно, она закашлялась. Я вообще был удивлен, что она додумалась вдохнуть дым. Тело расслабилось, сползло по стене, а голова немного закружилась, свалившись Даше на колени. Даша начала гладить меня, но, когда я затягивался, случайно задел ее руку горящим окурком. Визг, крик. Перестала гладить. Умею я все портить, в деле этом мастер уже я, а не падаван.
***
После школы, под вечер, меня всегда охватывала тоска. Родители Даши запретили ей выходить поскольку она заболела, а мне ничего не оставалось как сидеть дома тоскуя сильнее, чем обычно. Вася согласился на мое предложение выйти прогуляться. Улица встретила нас дождем и холодным пронзительным ветром. Мы зашли в пару магазинов где я купил коробку ее любимых конфет в виде ракушек, бананов накупил, апельсинов, а на базаре какой-то дешевый – поздней осенью их не так уже и много – букет цветов. После этого небольшого марш-броска в такую непогоду мы решили зайти в бар выпить по бокалу пива. Поначалу разговор не клеился, но после второго бокала обстановка стала пьяной и раскованной. После третьего бокала я стал забывать, что было причиной моей прогулки, но долго ждать не пришлось; часов в семь вечера мне позвонила подруга Даши. Она начала вопить в трубку:
- Ты вообще нормальный?
- Что такое, что случилось?
- Даша заболела, а ты даже не соизволил принести ей гостинец.
Точно. Я бросил трубку. Сорвавшись с места, я начал быстро одевать пальто.
- Эй, почему это ты так спохватился?
- Да, я забыл, я же к Даше собирался зайти.
- Ну да, изначально затея была такова. – сказал Вася, скорчив задумчивую физиономию. 
- Ну так чего ты ждешь? Собирайся давай!
Мы выскочили с бара быстрым шагом двинув в сторону дома моей девушки. На пол пути, Вася, свернув в другую сторону полопотал домой.
Ненавижу смотреть на фонари через туман. Когда их свет рассеивается, расплывается превращаясь в маленькую луну, они выглядят очень зловеще. Я ненавижу спешить в моросящий дождь, перепрыгивая через лужи, пряча глаза и руки от противных капель, но что мне еще оставалось? Мне нужно было насытиться всеми оставшимися моментами вдоволь, пока все не скатилось в яр, с которого со временем делают свалку; первый пакет уже был брошен. Это начало конца.
Я позвонил Даше. Подняв трубку, она сразу сообщила, что мне не стоит нести ей какие-либо подарки только потому что мне так сказала ее подруга. Я постарался переубедить ее, что подарки меня побудило купить чувство заботы, а не ее подруга, но она как всегда упрямилась, пытаясь доказать мне свою правоту. Она никогда не узнает, что я хотя бы иногда за нее переживаю, пускай это капля в море, все же у меня проскакивают минутки заботы. Я не мог вспомнить код от подъездной двери, а она отказывалась мне его говорить, наотрез. Я поманежил перед подъездом еще минут десять, пока мне не открыли дверь возвращавшиеся с работы жители этого дома. Я бросил трубку мигом проскочив в дверной проем. Забежав на третий этаж, запыхавшись, я начал стучать в дверь, но услышал лишь как там кто-то возится, явно не желая открывать. Я позвонил ей на телефон. Она долго не отвечала, но когда наконец ответила, то продолжила упрямиться, как и делала это раньше. Я стоял возле двери, думая, что это просто шутка. Надежда рухнула как песчаный замок. Она прожила не долго, умерев в этот раз первой, хоть и должна была умереть последней, как о ней обычно говорят. Каждый принял свою правду, но ведь правда, это не главное, верно? Главное то, какими последствиями эта правда обернется. Ее правда стала поступком, о котором она возможно будет жалеть, поступком, который смог обидеть близкого человека, а моя правда, ничем не больше чем предрассудок. Так будет всю мою оставшуюся жизнь. Я один, правды две, но моя правда, почему-то всегда будет такой же безобидной, как и сейчас.
Расстроившись до чертиков, я оставил возле ее двери цветы и конфеты, развернулся и пошагал обратно к себе домой. Разочарованию моему не было предела. Нет, я был даже не расстроен, возможно именно тогда я впервые почувствовал гнев. К сожалению, я никак не мог избавиться от привычки злиться на что-то неизбежное и предсказуемое. Возвращаясь домой у меня уже не было желания перепрыгивать через те самые клятые лужи, не хотелось замечать этого клятого дождя, а фонари уже предсказали что-то более зловещее, чем думалось. Мне хотелось сразу оказаться дома в своей теплой уютной постели, забыть о произошедшем, провалившись в глубокий мертвый сон. Только я захлопнул дверь, она написала мне смс, в котором выразила благодарность за цветы. В жопу.
- 2
Я поддался.
Я изменился. Мне показалось странным, что я даже не заметил той огромной, казалось бы, со стороны глядя, границы между детской невинностью и взрослой порочностью. Мухой оно пролетело рядом. Успев только вжикнуть над ухом, оно испарилось в воздухе, не оставив после себя и следа, как будто бы этого вовсе и не было. Я заметил, что после этого люди меняются, становясь больше похожими на людей. Злые, постоянно стремящиеся к наживе с постоянным желанием привлечь к себе внимание противоположного пола, причем с таким рвением, будто это их единственный смысл жизни, будто в мире ничего больше не существует кроме примитивного животного инстинкта и попыток его возвысить; как это уже сделали однажды. Сколько себя знаю, а это довольно-таки много, никогда не понимал необоснованного ажиотажа вокруг секса. Ползая на четвереньках по земле одной рукой держа лупу, разглядывая что-то крохотное иногда поднимая голову люди замечали меня, принимая за ничего не смыслящего в этой жизни глупца. Я уверен, это только из-за незнания первопричины, а она такова: они сами еще не знают, что ищут, в то время как я уже давно это нашел. Это не внизу, не под ногами, не между них, это где-то выше, это даже не нужно искать. Я мог вдоволь насладиться ее телом, до рвоты. Ох, если бы можно было сравнить это с наркотиками, то я умер бы от передозировки. Скончался бы в постели лежа с пенящимся улыбающимся ртом, но разве этого я хочу? Невинность - как давно это было, кажется, лет сто назад. Мне дико было смотреть как она плакала. Я спрашивал почему, а она говорила о чем-то приближенным к этой границе, границе давно мною потерянного, скорее всего в этот же день, но даже тогда я ничего не почувствовал. Попытки рассмешить ее увенчались успехом. Даша вытерла слезы. Она старалась сдержать их, но делала она это только ради меня. Это было невозможно не заметить. Она пристально смотрела, пыталась что-то сказать или показать взглядом, но что именно я понять не мог. Неограниченность времени на размышления не помогали мне справиться с задачей и, возможно, это стало причиной тех неминуемых последствий, к которым все шло. Это был переломный момент, когда я должен был думать за двоих, понимать за двоих, но я в который раз проваливаюсь с этой миссией, так громко, что люди собираются вокруг угла многоэтажки с презрением плюя на тело беспомощного неудачника.
Если бы я не был причиной, то не был бы ответственным за случившееся, но поскольку я все-таки ответственный, то на меня – причем абсолютно справедливо – возлег долг ответного понимая. Это понимание было моей прямой обязанностью, от которой я не увиливал, а наоборот придерживался. Я старался, но мне, в который раз не удалось. 
- 1
- Ты не встретил меня! – сказала Даша вопя.
- Но я спешил, я хотел! Я с самого центра бежал!
- Что ты там делал?
- Чернила, вот, купил.
- Для тебя какие-то чернила важнее меня? – не унималась Даша.
- А еще вот, цветочки. Извини, я же не знал, что ты на пол часа раньше приедешь.
Даша с досадой приняла мой подарок, будто бы я подарил ей кусочек говна.
- Ты должен был ждать меня еще с самого утра. Разве ты не соскучился? Три недели в этом лагере я только и думала о том, когда наконец приеду, увижу тебя, обниму, поцелую, а ты не соскучился даже…
- Соскучился, о, еще как соскучился. Я ждал тебя, просто в какой-то момент подумал, что еще успею сбегать за чернилами. Я же тебе еще вчера говорил по телефону, что мне теперь нечем рисовать. Это мой прокол, извини.
- Рисуй карандашом.
- Рисую, но потом обвожу пером, хочу научиться им пользоваться.
Я помог ей затащить сумки на третий этаж. Даша обняла меня, а я как всегда нежно поцеловал ее в лоб. Закрывая передо мной двери, она сказала, что выйдет, когда соберется, а это будет приблизительно часа через два. Я вприпрыжку, пролетая по несколько ступеней за раз поспешил домой.
***
- Я спала с вожатым.
Мы сидели на полу в маленькой комнатушке на первом этаже моего дома. Это была квартира куда-то уехавших на заработки знакомых. Они разрешили нам оставить там нашу мебель с другими мешающими вещами на время, пока мы делали ремонт в своей квартире. Ремонт начался с моей комнаты, а все кроме стоящего в зале диваны перенесли вниз, поэтому мне пришлось – я и сам рад, что так пришлось – жить там некоторое время. Родители буквально никогда туда не спускались, что давало мне свободу вытворять всё чего только могла пожелать моя юная, уже впитавшая в себя горечи жизни, успевшая вовлечься в дурманящую силу алкоголя душа. Вечерами мне больше всего нравилось валяться с Дашей в постели, слушать ее рассказы иногда поддакивая или переспрашивая. Да? Странно, что в такие моменты я никогда не мог разделить ее речь на раздельные слова или предложения, которые несут в себе хоть какой-нибудь смысл. Я просто наслаждался ее голосом. Она всегда восхищенно о чем-то повествовала, тая в себе кучу завуалированных обиняков, которые навсегда останутся таковыми. Что, правда? Да – отвечала она продолжая рассказывать. Жаль, что в этот раз ее голос стал для меня осиновым колом. Со звуком огромного падающего колокола он обрушился вниз, глухо ударившись о землю, накрыв меня, заточил в своих металлических стенах. Ее голос был словно до прозрачности наточенным скинером, разрезающим ворсистую кожу еще не успевшего сдохнуть лесного зверя. Капельки крови цепляются за шерсть, а потом срываются, обреченно падая на пол. Внутренности – самое любимое, и сейчас мне вывернули их на изнанку.
- Правда? И как он? Хорош в постели? Лучше, чем я?
Я рассмеялся.
- Ну, не знаю.
- А как это все произошло? – спросил я продолжая улыбаться.
- Ну, мы зашли…
Весь рассказ она была грустной, говорила полутоном, то опуская, то поднимая взгляд. Да, так обычно говорят, когда раскаиваются. Как только она умолкла я перестал смеяться, задав лишь один вопрос:
- Как ты могла?
Увидев, как выражение моего лица помрачнело, а острые подтянутые уголки моих губ упали к краям подбородка, она резко переменилась в настроении и, уже подшучивая, сказала:
- Я тебя разыграла, ты что, поверил? Я все придумала. Смешной ты!
- Серьезно? А выглядело правдоподобно.
- Хорошая из меня актриса?
- Очень.
Я разочаровался в первый и восьмой раз. Конечно же, она хотела заставить меня поверить в то, что такой убедительности ее словам придало именно ее актерское мастерство, но я знал, что она спала с ним. Как бы я не хотел этого знать. Зачем вообще она это сказала? Дура.
Вопреки былому, уже привычно возникавшему в таких ситуациях гневу, меня охватило разочарование. Оно сковало все мои телодвижения превратив меня в малоподвижную желейную массу, способную только за монетки пугать людей в парке, изредка шевелясь, а точнее - моргая. А зачем сдаваться если ты знаешь, что конец и так близок? Скоро все закончится, осталось чуть-чуть. Выложенная из ее мелких проступков тропинка привела меня к очередному умозаключению: все кончено, не сейчас, так завтра. Так зачем же томить себя ожиданием, если оно страшнее самого события, зачем трудить себя пробираясь к неизбежности сквозь плотно заросшие плантации терпения, если можно сократить путь к пятисекундному падению, сократить к одному негромкому «плюх»?  Я так решил. Я не люблю труд и ситуации, к котором нужно готовиться дольше, чем будет происходить само действо.
 Говорят, что это страшно. Говорят, когда смотришь вниз с края многоэтажки больше боишься спрыгнуть, чем упасть. Страшно ли человеку, который собрался спрыгнуть? Да, но еще страшнее – не спрыгнуть. В любом случае - поражение, но к одному я хотя-бы пришел намеренно, это обдуманное решение, а второе лишь в очередной раз укажет мне на мою никчемность, на мою трусость! Почему в первый раз я прожил жизнь не так, как хотел? Тогда я боялся. Во второй раз, все должно быть по накатанной, во второй и третий и четвертый разы ты просто наблюдатель. Слышу, как чей-то голос в трубке что-то встревожено бубнит. Просит, умоляет меня остаться. Странно, я только что с ним разговаривал, да что там, это я ему позвонил, а уже не помню кто это. Голос то теряется, то появляется снова. Казалось, я, не издавая звука просто шевелю губами; на самом деле я что-то нашептываю, но на высоте такой сильный ветер, что он уносит звук быстрее чем я могу его услышать.
- Дима, стой, не надо!
Голос в трубке все продолжал кричать, а мне хотелось тишины и покоя. Мне повезло, что это не впервые. Я уже немного привык к этому звону в ушах, к этому жутко громкому для меня и тихому для всего человечества «шлеп». Прошлый раз неудачно упал на руку, чуть не оторвалась вовсе. Хотя в первый раз, когда я был еще не опытен в этих прыжках, зацепился за какую-то палку, торчащую с балкона, а она меня так хорошенько полоснула по спине. Ай. Каждый 21 год я вот так вот заканчиваю.
Я улыбнулся. Я вот стою тут, смеюсь, а все-равно страшно. Не прыгать тоже не хочу. Для меня все кончено. Я не хочу испытывать судьбу пытаясь жить дальше, делая то, что не хочу делать, притворяясь, что все нормально. Может и хотел бы, если бы мне не встретилась она, а я, в свою очередь, зациклился. Лучше так. Я хочу еще раз прожить с тобой этот момент…но для начала или же конца, придется снова здороваться с ним. Фу, у него такие потные руки.
-0
Дождь. Не думал, что будет дождь. Погода была ветреная, но туч вроде бы не было. Странно. Я смотрел на часы около пяти минут удивляясь почему стрелки остановились на 00:00, если было около пяти вечера; может сломались? Подняв голову, я увидел перед собой вывеску бара «-0». Странное название, разве ноль может быть отрицательным числом? Вроде бы нет.
Еще мне показалось странным, что фонари не горели, светилась лишь потасканная временем вывеска. Улица была зловеще пуста, только возле входа стоял какой-то бездомный с табличкой в руках. Грязные пальцы, потрепанная заляпанная одежда, капельки дождя стекают по засаленным волосам, грязное с тысячу лет немытое лицо, душа, наверное, тоже грязная. Пытаясь рассмотреть надпись, я подошел поближе. «Дима». Я неловко, не в силах спрятать легкое удивление спросил:
- Вы, наверное, Диму какого-то ждете? Или почему тут «Дима» написано?
Он продолжал смотреть прямо.
- Эй, вы тут?
Он перевел взгляд на меня, резко улыбнулся, а потом, захохотав, сказал:
- Ой, извини, засмотрелся. Пойдем со мной.
- Куда?
- Выпьем.
Я зашел за ним в бар. Все сидели по парам оживленно о чем-то разговаривая. Некоторые громко смеясь улыбались, некоторые горько рыдая всхлипывали, кричали, что-то просили; никто не молчал.
- Сюда, пожалуйста.
Он отодвинул стул и помог мне снять пальто. 
- Я вам что, девушка на высоких каблуках? Что это вы ухаживаете за мной?
Он встрепенулся.
- Ой, точно, забыл представиться, я твой исполнитель - Кер.
Он протянул мне руку. Какие липкие ладони – стоило подумать мне, как я еще на секунду призадумался, а потом озарившись, вспомнил.
- Блин, вот почему каждый раз в новом месте? И что за название такое, тупое? Я уже испугался, что куда-то не туда попал. А лицо твое…то ли ты изменился, то ли за 21 год я забыл, как ты выглядишь. Но твои… - я хотел сказать о его руках, но постеснялся, прервав свою речь на половине фразы.
- Но мои потные руки ты никогда не забудешь. – продолжил он.
- Точно. Когда это я успел проговориться?
- Забудь. А название так, тематическое, в честь юбилея. Ладно, ближе к делу, у тебя…
- Есть одно желание, я могу попросить все, чего захочу, кроме парочки условий – продолжил его фразу я. Брось ты, в который раз это слышу. К счастью, я знаю только одно условие, большего мне не надо. Ты же знаешь, мои желания никогда не меняются.
Кер потряс головой, причесал ладонью волосы, вытер руки и полез в карман за блокнотиком. Достав его оттуда, он произнес:
- Записываю.
Он тихо повторял то, что писал, а потом поднял голову в голос читая записанное.
- Еще раз прожить свою жизнь, так ведь?
- Да, только в этот раз я хочу ничего не помнить.
Мужчина поднял голову еще выше, посмотрел на меня, потом на блокнотик, а потом снова на меня.
- Так уж и быть, запишу, что хочешь все забыть. – произнес он – всё?
- Да.
Он отложил блокнотик в сторону, потер руки и тяжело вздохнул, словно готовился сказать что-то очень важное.
- В 1936ой раз.
- Что простите? – не понял я.
- В 1936ой раз. В 1936ой раз ты просишь меня прожить жизнь заново.
- Я помню только восемь.
- Ты помнишь только 8 потому что 9 наших встреч назад, ты попросил то же, что и сегодня, соответственно, все забыл.
- Ого.
- Ого. – повторил он – Вы, люди, странные создания. Вы почему-то всю свою жизнь жалуетесь, какая она дерьмовая, а потом приходите сюда, каждый раз прося одно и тоже – он помолчал с секунду – одно и тоже. Причем все, поголовно, куда пальцем не тыкни, все проживают свою жизнь уже в который раз! – развел руки Кер. – надоело уже, скучные вы!
- Так менять же ничего нельзя и, стоп, вы сказали поголовно?
- Да, Даша твоя тоже…а менять ничего нельзя потому что так за вами следить проще. Ты только представь, если бы каждый умирал, стоило ему оступиться? Тогда каждый бы добился того, чего он хочет, а это непозволительно. Может, кто-то захотел бы уничтожить мир? У него это получилось бы. Постоянно проживая свою жизнь, он бы разрушал мир все быстрее и быстрее если бы мы его не наказывали, а так, после попытки что-то изменить он умирает, а потом начинает все сначала, только уже ничего не помнит. Кстати, то условие, о котором ты говорил, на самом деле единственное. Когда-то были другие правила, но все всё равно просят об одном и том же, так что потребность в них пропала и вскоре их все быстро позабы…
- Достаточно, мне наплевать. – перебил я мужчину – меня это не волнует, ты лучше скажи, зачем она постоянно проживает жизнь заново, так же, как и я?
- Кто она? Даша? А, так это не секрет…ты же помнишь Владика? Того рыжего с веснушками? Ты когда-то познакомил их на какой-то вечеринке, а потом ушел пьяный спать. Фу, как вспомню, аж мне тогда за тебя было стыдно. Так вот, пока ты спал, они уединились, а она успешно, без зазрения совести, тебе изменила. Стоп, стоп, стоп, я знаю, что ты собираешься спросить, и мой ответ - нет, в первый раз ее тоже не мучила совесть, ей было все-равно. Она просто трахнулась с ним в ванной пока ты спал, понимаешь? Пока ты спал, дружище…
- Как же, она что, не любила меня? Никогда?
- Нет, никогда не любила, ну может когда в первый раз, то какая-то искорка была, но понимаешь, она не тебя любила, она любила любовь, саму идею! Ей надо было кого-то любить, возраст такой, а ты как раз оказался рядом в тот момент, когда ей захотелось. Давно не секрет, что в меру воспитанные девушки всегда хотят заняться этим в первый раз по любви, вот и любовь к тебе такая была. После тебя, она, конечно же, вышла замуж за этого Владика, дожила до глубокой старости спокойно померев вместе с ним почти в один день. Ты бы тоже мог найти кого-то, если бы не уходил так рано, а Даша, она не то, что ты, не собиралась убивать себя. Хотя, кое-кто все-таки ради тебя…ладно, это у вас в крови, семейное, так сказать.
- Не понял?
- Мать твоя не выдержала смерти сына поступив также, как ты, буквально через год, а отец потом спился и умер быстрее чем должен был, а это сродни самоубийству.
- Она все время знала…она просто проживала меня как должное?
- Боже, опять ты об этой Даше, надоел уже. Может лучше что-то другое спросишь? Или давай я спрошу? Еще хочешь прожить свою жизнь ради нее?
- Да, хочу…
- Ну ты и дурак, лучше бы мать свою любил. Готов?
Чушь собачья. Такого просто быть не может. Я-то думал, что я особенный, что только мне можно проживать жизнь сначала. Если он прав, если я прожил эту жизнь 1936 раз, то какие у меня могут быть еще желания кроме этого? Боже, я убог. Не удивительно, что настолько тупого, не в состоянии понять, чего он хочет человека – бросили. Я заметил, что лучше хотеть, чем не хотеть. Если ты чего-то хочешь, то делаешь все, чтобы достичь этого. А если чего-то не хочешь, то не хочешь и делать что-то, чтобы от этого избавиться. Даже если избавился, то вокруг появится еще куча всякого «не хочу», с которым тебе вскоре наскучит бороться. Жаль. В момент истины, когда нужно было передумать в голове все перемешалось, я растерялся, утратив контроль над своим телом и разумом. Я тупо вылупился в стол. 
- П…Почему я не помню этого разговора?
- А мы обычно говорим о нем, перед тем как ты просишь все забыть. Каждый 8ый раз.
- Раз так, тогда на этом и закончим.
Я окинул взглядом стол, увидел там нож и, крепко схватив его, попытался проткнуть себя, но не смог; что-то остановило меня. Естественно, я сразу же подумал, что это проделки моего исполнителя.
- Думаешь, это я виноват? – насупил брови Кер - нет. – он рассмеялся – впервые за долгое время ты чувствуешь страх перед смертью. Давно это было, верно? Когда ты впервые стоял там на крыше, не зная, что тебя ждет. О мой милый Дима, ты снова вспомнил, что можно бояться еще чего-то, кроме потери твоей возлюбленной. Именно! – воскликнул он – Страх смерти! Вы люди, начали забывать, что такое страх смерти. Вы перестали о ней думать, заботясь только о мелочах, проживая свои дни так, будто она никогда не наступит. А что, если это когда-нибудь закончится? Ты ведь об этом сейчас подумал, не так ли? Правильно делаете, не закончится. Интересно, правда?
Руки дернулись сами по себе, вонзив нож на половину. Я почувствовал, как кровь растекается по моей груди, как она покрывает мое тело теплом. Перед тем как умереть я устремил свой победоносный взгляд в глаза Керу в надежде увидеть его удивление, но он, спокойно жестикулируя продолжил рассказывать своим размеренным тоном:
  - Смерть – это не только страх, но и безумный интерес, в который вы вложили какой-то смысл, раздули из одного незначимого события теории, которые превращаются в пыль, если предположить, что этого не существует. Рай, ад, вздор! Тебе никогда не доводилось бояться чего-то больше, чем оно есть на самом деле? Да кучу раз! Смерть, это ноль! Это то, что до и после рождения, до и после смерти. НОЛЬ! Смешно, что вы забыли подумать об одном: а что, если смерти не существует? Все тут сидят и трусятся, ты только посмотри на них, какие же они ничтожные…
- Это конец. – бессильно произнес я.
Кровь потекла со рта, капая то на штаны, то на пол. Не выдержав тяжести своей головы, я опустил ее. Под моими ногами лежало полотенце.
- О боже, я тебе о чем сейчас рассказываю? Смерти не существует! – разозлился мужчина - Каждый восьмой раз, Дима, каждый восьмой раз ты заканчиваешь по одинаковому. Ты говорил что-то о предсказуемости? Непредсказуемыми бывают только обстоятельства, а люди всегда были и будут мелочными трусами! В прошлый раз здесь лежала вилка, но это не ничего не меняет, ты сделал то же, что и всегда. Ты даже не особенный. Посмотри по сторонам. Вон уборщица вытирает пол, а вон столик возле двери, ты даже не заметил там лужу крови. Видишь парня за мной? Он, конечно, не такой решительный как ты, но он уже ищет взглядом какой-нибудь острый предмет. В этом баре все так заканчивают. В этом баре все бояться смерти, придавая ей какой-то глупый смысл, преисполняя себя еще более глупыми надеждами. Ты не сможешь это остановить, все просто начнется сначала. Кстати да, ты не будешь помнить, ибо ты нарушил правило, хотя, так или иначе, все-равно будет по-твоему, ты же этого хотел, так ведь?
0
Я проваливаюсь в большую эллипсообразную дыру. Ах да, точно, ноль. Я наконец понял о каком юбилее он говорил. Каждый восьмой раз. Почему она такая яркая? Такой ослепительный свет. Ноль. Вот что на самом деле ноль. Это тот момент, когда еще и уже. Стоит ли мне радоваться этому «уже»? Я все равно останусь таким же ничтожеством не способным удержать что-то ценное, навсегда останусь таким же никем. Никем. Я думал об этом еще в первый раз стоя на крыше той многоэтажки. Но когда ветер с огромной силой начал задувать в уши, неистово шумя злостно кричать в буквальном смысле, мне захотелось взлететь. Но я же не птица. Я запомнил эту мысль продолжая раздумывать над ней проживая остальные жизни. Вывод был таков: я не никто, я просто не кто-то один в определенный момент. Так и было. Меня поражало непонимание, почему в моменты счастья я не был доволен происходящим, а когда это заканчивалось, думал, как же было хорошо. Таким образом я постоянно заглядывал в прошлое, считая, что оно было лучше, чем безнадежное сейчас. Я всегда опаздывал на день или два, или три, или может на месяц и даже год. Да, я всегда опаздывал. Когда нужно было быть жестким я сдавал на попятную, а потом приходил домой, обрушивая запоздавшую злость на родителей, на брата…как раз в те моменты, когда мне стоило бы быть мягким. Больше всего меня бесило несвоевременность исполненных желаний. Сегодня я получил то, чего хотел год назад, но мне это уже не нужно, я хочу вон того, другого, я хочу то, что получу через год, но и тогда…Я всегда не вовремя приставал к людям со своими талантами, когда никому не было до этого дела, а когда меня просили их проявить я стыдливо пятился назад. «-Не хочу, у меня сегодня нет настроения.» - так я отвечал на их просьбы. Когда нужно было быть вежливым я был грубым и наоборот. Когда я должен проявлять настойчивость, я прогибаюсь, а когда стоило бы отступить, я начинаю брыкаться и доказывать свою никому не нужную правоту. Когда нужно быть трезвым я пьян, когда пьяным я трезв. Не могу не сказать, что все не столько зависит от нас, сколько еще и от обстоятельств. Нежданная просьба о помощи в три часа ночи напаривается на агрессивность, неважно, ты просьба или агрессия, все равно ты будешь не тем, кто мог бы помочь или кому могли бы помочь. Чаще всего, я был тем, кто отзывался на помощь, а когда помощи с моей стороны было недостаточно я просил помочь, но в ответ получал только отказ. На самом деле, мне не нужна была помощь. Никогда. Не меняйся, и только тогда ты сможешь кем-то быть, между тем, стоит вовремя опомниться и осознать, что надо сдерживаться, надо выбрать что-то одно. Я выбрал и уже в 1936ой раз повторяюсь. В 1936ой раз я падаю в этот ноль.
- 159
- Дима, два! Я пожалуюсь родителям, за плохую успеваемость.
- Ты что, выучить не мог? – спросил меня Вася.
- Я учил.
Как у этих отличников получается хорошо учится? Не понимаю, наверное, в учебниках закапываются и сидят там сутки напролет. 

Дима Громче