Жизнь в трусах

           В местечке Тухерово в маленькой квартирушке много лет тихо и семейно проживал некий человек в серых потертых трусах. Жил он с женой и собакой. И жизнь его была тихая, серая и потертая, как и его трусы. Где коричневое пятно - там зад, где желтое - перед, все на месте, не заблудишься.
           Утром очки, трусы, очко, завтрак и работа. Вечером очки, сто грамм, ужин, очко, трусы и спать. Спать он любил больше, чем работать, но работать было надо, чтоб кормить свою жену Котю и собаку Сранку. Работал он хорошо и мучительно, с душой, за что и ценили.
              Все так тихо шло и катилось, пока однажды в его голову не забрела мысль, просто так мимоходом вдруг бац и забрела. Может, заблудилась. Мысли же они тоже всякие бывают - и свои умные, и чужие приблудные. Но этот человек, а звали его Мотя Нудник или по-домашнему Мотюша Нудак, за эту мысль ухватился, как за свою последнюю радость. А не потому ли жизнь у меня такая обыденная и серая, что всю жизнь хожу я в серых растоптанных трусах, и не от трусов ли это?
                И впал он от такого неожиданного изумления в глубокую истерику, ручками, ножками затряс, глазки закатил и давай жену пенять и корить, аж до громкого визга.
                А объясни-ка ты мне Котя дорогая, почему это у меня все трусы серые да потертые, где желтое, где коричневое уж не разберешь, по запаху лишь одеваю. И куда ты только смотришь, и чем ты только думаешь, дорогая.
                Котя, она же Подруга, встрепенулась и сделала удивленное лицо. Лежащая в углу собака приоткрыла глаз, стукнула по полу хвостом, мол, не сплю и тоже реагирую. Истерик его ни она, ни собака не боялись, не первый год замужем, главное тут вовремя определить, что же его вдруг так надвое раскололо и как надолго. Если мимолетность какая, так это пустяк, поорет для аппетиту, потом набьет желудок до удушья и спать. Если затяжное что, то тут вопрос особый. Были у него такие выбоины в мозгах, страдал он ими, но кто же сейчас без выбоин, только что у всех они разные.
               Примечает Котя, что уши у Моти в тугую ракушку скрутились, кожу со всего тела на себя стянули, и оттого все его внутреннее содержимое в нескромном месте наружу с громким треском выходить почало. А это пострашнее любого фосгена, тут и не всякий противогаз спасет. Одна лишь Сранка такое выдержать могла, она к вони с детства привычная, иногда угорала, правда, смертельно и тошнило ее потом как беременную молодку по нескольку дней подряд, но от хозяина она все стерпеть готова.  А Котя ноги в руки и спасаться скорей, пока весь дом не проветрится.
              Поспешила она на базар за трусами. Ходит по рядам, всех спрашивает, трусы, мол, нужны новые срочно, и чтоб спереди было желто, а сзади коричнево. Одного, другого спрашивает, торгаши только удивленно руками разводят, они и в глаза такие не видели ни здесь, ни в Турции, это только на заказ если кто сотворить возьмется, говорят есть такие специалисты, но ведь тут точность какая нужна.
              Огорчилась Котя, озадачилась, но пошла искать до победы. А по ходу накупила всяких и черных в крапинку, и розовых в полоску, и просто серых, и желтых в цветочек аленький.
              На, Мотюша, носи на здоровье, да жизни радуйся. Но Мотя, еще колотясь в истерике, затормозить этот процесс моментально не мог, повыпендривался еще с часок, как старая дева в койке с урядником.
              В конце концов, снизошел, присмирел и примерить трусы согласился. Черные в крапинку сходу не подошли, желтое с коричневым на них неприметно будет, так и восток с западом перепутать недолго. От розовых в полоску у него в глазах рябит и туман сырой в голове образуется и все так вдруг плывет по полоскам, плывет в этом тумане. В просто серых вдруг ему жарко стало до невыносимости. Желтые в цветочек аленький самим видом его возмутили.
            Ты что же, Котя, вооще по жизни блондинкой стала, это ж пидеров фасончик, обиделся Мотя, полезая вновь в свои старые и потертые.
           А как только влез, знакомые ароматы полной грудью вдохнул, так камень с его души сразу и упал, он и успокоился. Вот она, Родина бесценная, хоть и в желтых пятнах.
           И стало ему все по жизни вновь легко и просто. Вот оно, его счастье.