За зыбкой гранью сна

Странные события, которые произошли 13-го мая, до сих пор не находят объяснения в моём смятенном разуме… Попытка осмыслить происшедшее упирается в чёрный мрак неизвестности, за стеной которого чувствуется злая воля неведомых жутких существ, с которыми невольно для себя соприкоснулся я в тот зловещий день. В пятницу, 13-го мая…

Всё началось с того мига, когда я оказался в оказался по командировке в старинном польском городе Вроцлав. Когда-то здесь, на юго-западе Польши, жили вандалы, а самого первого польского короля – легендарного Мишко – римские летописи называли «королём вандалов»… В этом изумительном древнем городе посчатливилось мне побывать, однако то, с чем довелось столкнуться мне в сем увлекательном путешествии, навсегда, полагаю, изменило мою судьбу и направило её в цепкие лапы неизбежности…

Я люблю путешествовать неспешно, потому прибыл в Вроцлав на поезде, любуюсь дивными пейзажами и любезно общаясь с приятными польскими попутчиками, чьё заразительное веселье и дружелюбие делало мой далёкий путь лёгким и чарующим. Однако был среди моих случайных знакомцев один весьма странный человек, который своею внешностью и манерами вызывал почтение, но в то же время и тревогу. Это был старик, находящийся в том почтенном возрасте, в рамках которого уже трудно определить точное число лет. Ему могло быть с равным успехом 85 или 115 лет. Глаза же его – серые и пронзительные – содержали твёрдый разум и ясное понимание, казалось, природы всех вещей. С глубоким почтением взирали на него мои попутчики и я сам. Он же пристально и безотрывно смотрел на меня…

Я свободно говорю по-польски и дал это понять тотчас же, включившись в живую беседу с моими попутчиками и украдкою поглядывая на древнего старика, ожидая какого-то объяснния тому, почему же он так пристально смотрит на меня… Как никогда, я чувствовал касание судьбы, но знать не мог, не мог и предположить, сколь чревато и фатально это будет для меня…

- Ты из Русколани? – в какой-то миг резким и звонким, почти юношеским голосом, спросил старик.

От неожиданности все вздрогнули и, замолчав, обратили свои вхоры на старика. Он, конечно, обращался ко мне…

- Да, - с глубоким почтением сказал я, вежливо кивнув. – Я из тех мест.

Я посмотрел на моих польских друзей и пояснил:

- Это там, где Сталинград…

Мои друзья оживились и тотчас начали вспоминать эпическую битву за Сталинград, я же в глубине души испытывал нарастающий ужас, думая о том, откуда этот проницательный старик мог знать древнее название этой земли…

Так и длился мой путь – в весёлых беседах с моими польскими друзьями и под пристальным взором колючих серых глаз непостижимого старика, над телом и разумом которого, казалось, не властно было время. В какой-то миг, - не знаю, откуда взялось это понимание, - я вдруг отчётливо осознал, что старику этому триста лет…

*    *    *

Таким был мой путь в старинный град Вроцлав. Моментами мне казалось, будто я уже почти подружился со стариком, по крайней мере привык к безотрывному взгляду его серых пронзительных глаз, как вдруг в какой-то миг он встал и резким и твёрдым шагом приблизился он ко мне. Это было как во сне, - будто шагнула ко мне его астральная тень в каком-то параллельном мире, звенящем, как струна, и хрупким, как хрусталь...

Ледяным ясным голосом он резко произнёс: «Гжавенгаж». Слово это пронзило мой мозг ледяной стрелою и вызвало почти ощутимые молекулярные вибрации. Как будто моя вселенная срезонировала на это слово, содрогнувшись от ужаса…

«Гжавенгаж...», - безмолвно, одними губами повторил я, и в тот же миг старик исчез. Так же внезапно испарились и мои попутчики (позже у меня возникло стойкое ощущение, что они просто играли свою роль), и полчаса, пока поезд тихо и таинственно, слово во сне, приближался к Вроцлаву, пробыл я в одиночестве и гробовой тишине, будто пронзённый странным и непостижимым словом, стрелою вылетевшим из уст неведомого старца прямо в мой смятенный разум…

Пребывая будто во сне, покинул я поезд и направился по улицам старинного града к гостинице, в которой забронирован был номер для меня. Чудесный майский вечер приветствовал меня в этом прекрасном городе, и улыбчивые дружелюбные люди казались столь близкими мне и родными…

На одной из улиц маленькая слепая девочка в круглых чёрных очках, ведомая за руку своей красивой мамой, вдруг показала пальцем на меня и сказала:

- Мама, посмотри, призрак идёт!..

Женщина с улыбкою посмотрела на меня и ласково заметила своей дочери:

- Ну какой же это призрак? Это дядя. – Она улыбнулась мне. – Вечер добрый.

- Приятного вечера вам, - ответил я, поклонившись.

Меня не оставляло чувство, будто за мною наблюдает холодный безжалостный взор из тёмных пучин безвременья – мой странный гуру из потока прошлых воплощений, мой таинственный учитель…

К порогу гостиниы пришёл я уже в темноте. Тихо поговорив со служащим, я направился в свой номер, чтобы собраться с мыслями и приготовиться к утренней встрече с представителями польской фирмы, с которой мы вели дела. Пан Славек Журавский был моим давним хорошм знакомым и встреча с ним заранее радовала меня.

Войдя в свой номер, я, не включая свет, подошёл к окну и увидел в небе яркую алую звезду. Это сиял Алголь – глаз дьявола…

*    *    *

В десятом часу ночи я улёгся на кровать и, едва закрыв глаза, погрузился в фантасмагорическую пучину небычайно живых сновидений, в которых я прожил дюжину самых разнообразных жизней, лишь небольшая часть которых имела отношение к гуманоидной форме и лишь одна жизнь прошла на Земле, однако в таких эпохах и среди такого народа, о котором ни полусловном не упоминается ни у Шемшука, ни у Георгия Сидорова, ни у Андрея Королёва в «Contra Atlantis», ни в «Глубинной книге» Патибрата… Я также не имею никакого представления о языке, на котором говорил. Жизнь моя была весьма коротка и, наверное, печальна. Родившись среди высших каст (если я правильно понял), провёл я почти всю жизнь среди мрачных стен в некой темнице, занимаясь лишь тем, что изучал бесчисленные книги, готовясь к какой-то важной государственной задаче. Кажется, я собирался стать судьёй или визирем. В течение всей жизни я не видел ни одного живого существа, - ни матери. ни отца, ни братьев, ни сестёр… Моими наставниками были бездушные машины – нечто похожее на големов. Они заботились обо мне и давали мне знания, а также были моими стражниками… Кажется, мне было 24 или 25 лет, когда в городе (или государстве), в котором я жил, произошёл кровавый бунт с полным уничтожением правящего класса. Насколько могу представить, в ходе битвы применялось лазерное или плазменное оружие. Оно резало стены из цельных базальтовых глыб, будто это был пластилин. Отчасти я был рад, ведь наконец-таки я мог увидеть внешний мир. И когда темницу мою разрушили лучи, среди рухнувших глыб я на мгновенье увидел яркое синее небо и гигантский город-бастион, над которым возвышалась моя мрачная башня из чёрного базальта. Это было последнее, что я увидел…

Прочие же жизни трудно описать ввиду их полного отдаления ото всего, что может себе вообразить гуманоид. Особенно интересной показалась жизнь в виде плазмоида в ядре какой-то звезды, и эта жизнь была необыкновенно счастливой…

Так прошла моя первая ночь в сказочном Вроцлаве, где был я будто в неге, но в то же время под пристальным взглядом, ожидающим от меня каких-то важных действий, дав ключ в виде таинственного слова, пронзившего мой разум электрическим разрядом: «Гжавенгаж!». Что должен я понять или сделать, чтобы смысл этого слова открылся мне?..

Утром я встретился с Славеком Журавским, директором фирмы, с которой у нас был давний контракт, и мы за пару часов решили все наши проблемы.

- Мне кажется, вас что-то беспокоит, Евгений? – вежливо поинтересовался Славек, и я едва не рассказал ему о странных своих попутчиках в поезде, о том удивительном старике и странном слове, которое он мне передал. Я решил, что справлюсь с этим делом сам. Быть может, это вовсе мне приснилось...

Около пяти часов пополудни мы распрощались, и я направился в театр, чтобы погрузиться в атмосферу классической эпохи, раствориться в ней со своими праздными и беспокойными мыслями, и провести некий диалог с самим собою, найдя примирение и паритет хотя бы на некоторое время...

Сидя в тёмном зале и глядя на пёструю сцену, на которой разыгрывалась пьеса из светской жизни дам и кавалеров, ведущих вмеру патетические, замысловатые и тонко-ироничные разговоры в лучшем стиле Уайльда и Расина, я не мог избавиться от ощущения пристального внимания за мною, однако я всё не мог определить, где именно находится источник наблюдения...

Казалось мне, будто сотни глаз взирают не на сцену, а на меня. Пышногрудая дама, сидевшая справа от меня, положим, выказывала мне некоторые знаки внимания, но откуда это ощущение, будто я один в этом зале, среди призраков, с тихим шёпотом взирающих на меня?..

Я не хотел оставаться один в этот вечер и, снедаемый тревогой, в самых вежливых выражениях предложил роскошной даме, сидевшей справа от меня, присоединиться к моей вечерней трапезе и провести со мною несколько часов в беседах о театре, о жизни и о любви. Дама с немалым воодушевлением приняла моё предложение, - от неё исходили волны уверенности и жизненной силы.

- Я должен сказать вам, - говорил я, - что теряю грань реальности. Я не различаю уже, где явь, а где сон... Люди мне кажутся фантомами, а я сам – кажусь призраком другим... Так что же происходит, почтенная Малгожата Ягодзиньска, прошу поведать мне? Это я сам ускользаю из этого мира, погружаясь в неведомые лабиринты, или мир исчезает, оставляя меня наедине среди этих стен и улиц и поездов с призрачными попутчиками, говорящими странные и пугающие слова?..

- Я не знаю, о чём вы говорите, - с уважением и некоторой пылкостю ответствовала мне пани Ягодзиньска, - но я готова разделить с вами любые беды и ненастья. Ведь нас свела судьба...

- Мне страшно при мысли о том, что блуждаю я в прозрачном лабиринте, из которого выхода нет. И я один, совершенно один...

В гостиничном номере мы сели у окна, нежно и крепко прижавшись друг другу, и смотрели на алый свет Алголя, дьявольской звезды, изливавшей в наши души неведомые и страшные прозренья...

*    *    *

Весь следующий день я провёл, погрузившись в дела фирмы, доверенным лицом которой я был, и мне удавалось на какие-то мгновенья отбиваться от тревожных и зловещих мыслей, одолевавших меня. Пани Ягодзиньска обещала прийти вечером, чтобы скрасить моё одиночество, и я был рад этому, ибо чувствовал, как в эти чудесные майские дни надвигается на мою душу из неких бездн безвременья страшная тень неведомого ужаса...

Вечером всё так же алел Алголь, око дьявола, и так же молча сидели мы у окна с пани Ягодзиньской, будто в сговоре, в глубокой дружбе перед лицом карающего рока. Не знаю, зачем эта женщина решилась на такую жертву ради человека, которого знала всего один день, но, быть может, дело в благородной славянскй натуре...

Следующий день был пятницей 13-го мая, и я уже решил все свои дела с моим коллегой по совместной фирме Славеком Журавским. Прощаясь, мы обменялись сердечными пожеланиями, хотя мне казалось, что не будет следующей встречи, ибо бездна уже раверзалась под моими ногами....

В чём провинился я так, что должен был сгинуть в неведомой мгле? Какие силы привлёк я к себе, каких богов прогневил?.. Я не знал о том, я не знал даже, друг мне или недруг тот старик, который встретился мне в поезде на пути в Вроцлав, и что за игру играли другие попутчики...

А быть может, эта барышня, которая пожелала быть моим другом в эти дни, пани Малгожата Ягодзиньска, в действительности проводник или соглядатай всё тех же неведомых сил, которые преследовали меня на протяжении бесчисленных жизней, по меньшей мере, со времён Русколани, где столкнулся я с еретиками неведомого культа напрямую...

В Польше или Парагвае, в катакомбах Урала или Мексики, на островах Японии или Гаити таились они, приверженцы страшных дочеловеческих культов. На берегах Испании, Индии, Аравии и на островах Океании проводили они свои ужасающие культы, бросая в океанскую воду предметы с ликами чудовищ. Шаманы Гренландии, бассейна Амазонки, Сибирской тундры и высокогорных, до сих пор неоткрытых плато Гималаев завывают гортанно одни и те же нечеловеческие слова, обращённые к кошмарным сущностям, пришедшим на Землю со звёзд в неведомые древние эпохи, когда ползали по земле слизистые пятна, которые через два миллиарда лет превратятся в двуногих приматов, пожирающих друг друга мощными челюстями...

Я был готов ко встрече с роком, с неотвратимою судьбой, и стоял у окна, скрестив руки, глядя на алеющий Алголь. Позади меня тихо отворилась дверь. Я не шелохнулся.

«Гжавенгаж» – это призыв «будь готов». Теперь я понял, теперь я знал это...

Тяжёлое дыхание позади меня смердило столетьями могильного разложения.

Я знал, кого увижу, обернувшись. Я должен был это знать с самого начала...