Собачья жизнь Цили Борисовны

          Появилась она в доме совершенно неожиданно, обессиленным щенком, голодным, грязным, и с глистами. Лежала бурым комком на ладонях мужа, принесшего ее, черные глазки смотрели грустно и по-детски доверчиво, хвостик пытался дружелюбно вилять.
          Муж виновато мямлил: ” Она так смотрела, так смотрела, что я просто не мог пройти мимо и бросить ее там”. О собаке в доме я не мечтала, но и оставить что-то живое в беде, да еще в таком младенчестве тоже не могла, на что он, видимо, и рассчитывал.
          Блюдце с молоком вызвало живой интерес, упрашивать даже не пришлось, оно опустело через секунду. Светлый животик надулся пузырем и, вскоре на полу появилась первая желтая лужица. Теплая вода и шампунь не испугали, а вызвали состояние собачьей нирваны. Я осторожно отмывала маленькое тельце от засохшей грязи и с удивлением заметила, что оно вдруг ослабло и обвисло в моих руках, - она спала.
          Следующее утро началось рано, голодное поскуливание тронуло за душу и пришлось вставать. Она нетерпеливо семенила впереди меня и прямо к блюдцу. Налопавшись до отвала и сделав очередную лужицу, благодарно подковыляла к моим ногам. Чистая рыжая шерстка стала шелковистой, глазки повеселели.
          Выяснилось, что это сучка дворянской породы, помесь таксы с носорогом, с вычурным, белым пятном на груди в форме буквы Г. Если до этого и возникала мысль, что подкормлю и куда-то пристрою, то с этой буквой отдать собаку было ну просто невозможно. Эта была уже какая-то мистика. Имя мужа начиналось с этой буквы, а принес он ее в день рождения моего отца, который несколькими месяцами ранее ушел от нас в мир иной. И вела она себя так уверенно, будто здесь прожила всю свою маленькую жизнь и совершенно точно знает, что это ее место, а мы ее хозяева.
          Делать нечего, пришлось устраивать нового члена семьи с должным комфортом и срочно решать проблему блох и глистов. Первоначальное имя она получила Сесиль, которое через пару дней совершенно неожиданно переросло в Цилю Борисовну. Муж, присмотревшись, вдруг, озадаченно, сказал: “ Взгляд у нее точно как у бывшего завуча в моей школе, у Цили Борисовны, а я все думал, кого же она мне так напоминает”. Мы посмеялись, но имя неожиданно прилепилось к ней как смола. Так и живет она с того дня Цилей Борисовной или по-домашнему Цилюней.
         Мы пережили сложный период обглоданных стульев, порванных тапочек и первых прививок. Сейчас это уже взрослая и умная собачонка, похожая на таксу, которая, все также блаженно дремлет в ванной, когда ее моют.
         Главное достоинство - что она не брехлива, не назойлива попусту, а скромна и послушна. В еде не привередлива, по утрам пьет с мужем кофе, а в субботу пиво с оливками. Колбасу, сосиски и котлеты кушает любые, а вот зефир только свежий. Шоколад любит черный, мороженое ванильное или пломбир. Персики, яблоки, арбуз и виноград только сладкие. Халву и селедку лучше не предлагать. Спит летом на мягкой подстилке на полу около мужа, а зимой частенько и на кровати в ногах. Гнать ее дело бесполезное, на грозный окрик посмотрит с глубоким укором и уходит. Выждав какое-то время, спокойно возвращается назад.
        У нее есть своя система предпочтений, на первом месте наш взрослый сын. Когда он приходит, она с нескрываемым обожанием, смотрит на него и не может наглядеться. За ним следует муж. Во время обеда ее место на полу рядом с ним, с хозяйской руки она вкушает все, что есть на столе, с его воспитательными процедурами в придачу.
         Муж, между делом в доступной форме объясняет ей, какие отвратительные сволочи кобели бегают по улицам этого города и обманывают таких вот неопытных и молоденьких дурочек, вроде нее, пользуясь их глупостью и доверчивостью. И что она должна быть очень осторожна, не отходить далеко от хозяина во время прогулки, не поддаваться на их ласки и уговоры, что нужно беречь свою девичью красоту и фигуру. А то смотри, грозно пугает он, принесешь в подоле, всю свою красоту неземную испортишь, соски отвиснут до земли, ну и кому ты будешь такая нужна. А кобелиное дело маленькое, задрал хвост и в кусты, и никаких тебе алиментов.
         В отличие от меня, она с глубоким почтением выслушивает весь его застольный бред. Завершается он в туалете, куда она следует вслед за ним, ложась там на коврик и ожидая, когда он, сидя на толчке, прочтет все газеты, вкратце перескажет ей и поделится своим мнением обо всем происходящем в мире, о глупых политиках, о дурацкой войне, и о жизненных проблемах вообще. И, похоже, их мнения и взгляды полностью совпадают, так как весь этот процесс у них проходит тихо-мирно, без споров и разногласий.
         Потом они с кайфом усаживаются в удобное кресло, он покурить трубку, а она подремать на его коленях. Вечерами она терпеливо ждет его возвращения с работы, суетой и визгом оповещая, что к дому подъезжает наша машина.
         И жила бы она так в полном шоколаде, если бы не жгучая ревность, которая отравляет ей все ее благополучие. Пока я там, где-то далеко на кухне, все в ее жизни нормально и она спокойна, но стоит мне на метр приблизиться к мужу, ее невозможно узнать. Она срывается с места и срочно ложитcя между нами, стараясь, по возможности перекрыть доступ. Иногда, чтобы немножко ее подразнить, я нарочно касаюсь его, она нервно царапает меня когтями, стараясь убрать руку подальше.
         Если муж не обращает на это внимания и заговаривает со мной, она отчаянно, как на амбразуру, бросается на него всем телом, закрывает его лицо, чтобы он даже и думать не смел ни о ком кроме нее. Муж обычно хохочет до икоты, отбрасывает ее в сторону, но она не сдается и отважно бросается на него вновь и вновь.
           Заметив эту ревность в первый раз, и посмеявшись от души, мы не придали ее выходкам особого значения, а потом в шутку даже провоцировали ее. Но, оказывается, хорошо смеется тот, кто смеется последним.
            Поняв всю несерьезность нашего отношения к ее глубоким чувствам, Циля вполне осознанно оскорбилась и начала мстить, и месть ее оказалась страшной.
            В первый раз это был мокрый тапочек мужа, что стало для нас еще одним поводом вдоволь похохотать. Потом обнаружилось большое мокрое пятно на его постели, за что она сразу же была наказана и просидела в ванной в темноте добрую пару часов. Но до нас и тогда еще не дошло, и мы еще не поумнели. Когда в следующий раз мокрой оказалась подушка мужа, а Циля с гордо поднятой головой сама прошла под арест в темную ванную, стало ясно, что с этим пора завязывать, себе дороже выходит.
           Циля оказалась дамой весьма гордой, требующей к себе и к своим чувствам должного уважения. Помню, что я тогда с большой долей ехидства отметила, как хорошо, что не я предмет ее столь горячей любви. Для нее я существую только так, для потребностей, хорошо, например, спрятаться за меня, когда муж в сердцах, обнаружив очередной акт мести, посылает ее крепким словом куда подальше, грозясь поменять ее место жительства через окно на соседнюю пальму.
           Я рядом, когда нужно подсыпать корм, налить свежей водички, искупать в жару, смазать ушки, - у нее аллергия на сладкое, - или сделать что-нибудь еще необходимое для ее блага, вот тогда она сразу обо мне вспоминает.
           Если старательно лижет ногу, значит, вода кончилась. Тихонько хватает зубами - пора ее накормить, подставляет под руки свои уши - надо посмотреть, что с ними.
            Вот такая морально тяжелая личная жизнь у нашей Цили Борисовны и мучается она беспросветно уже девятый год. И конца краю этому не видно.
             Порой проберется украдкой на хозяйскую подушку подремать, приляжет, подушка чистая, мягкая, хозяином пахнет и думает, думает о своей собачьей доле. Устала, не молоденькая уже, сколько лет вся служба на ней. Бросить бы все, уйти на волю, но остаться на старости лет без колбасы и зефира, такое и представить-то себе страшно. А кофе по утрам с хозяином такое сладкое, а теплые хозяйкины котлеты такие вкусные, того и гляди язык проглотишь, нет, думает она, уже засыпая, погожу еще чуток, погожу… Судьба-а-а….