В далёкой дикой саванне...

В далёкой дикой саванне, где жизнью правит господин случай и причуды госпожи природы. Где обитатели, крупнорогатые, хищные и так, грызущие по мелочи, с утра до ночи заняты жеванием и пожиранием друг друга. Где сей порядок соблюдается неукоснительно и принимается безропотно, ибо согласно древним преданиям, их божество по прозвищу Дарвин-Вездесущий однажды нацарапал на скрижали: "Выживает сильнейший! Чтите и соблюдайте одну эту заповедь. А не то!..."

И вот, случилось в этом упорядоченном обществе клыкастых и плоскозубых родиться одной антилопе. Она также как все пожёвывала травку и держалась подальше от тех, что с гривой и когтями, не смея бросить и взор в их сторону. Однако была она несколько странновата и в стаде даже ходила молва, что она того, ку-ку. Все люди как люди рыщут корм, а эта встанет, раскрыв рот и, то вечерним небом любуется, то цветком восхищается, то росинкой на траве, или пением птиц заслушается, и наконец, на своё отражение в реке засмотрится. Сколько раз её сородичи наставляли: "Что ты, раззява там увидела? Не отвлекайся, смотри в оба! Или ты забыла наш закон?! Дождёшься, загрызут тебя!" А ей всё не по чём. "Красиво очень"— робко отвечала она.

Так, однажды залюбовалась она пёстрой порхающей бабочкой и понеслась за нею вслед. А бабочка возьми и сядь прямо на нос льву.
Впервые антилопа прямо взглянула на льва. И обомлела. Как был он прекрасен! Такой могучий, невозмутимый, а играл с бабочкой как дитя, пытаясь поймать её лапой. Он переворачивался на спину, выгибался дугой, ловя воздух мощными лапищами, совершенно не обращая внимания на остолбеневшую антилопу.

С этого дня наша серна только и думала об этом царе-кошке. Вновь и вновь в её памяти всплывали каждое его лениво-игривое движение, каждый изгиб его тела. И этот взгляд… Ни капли страха, как у знакомых козлов, он полон до предела, ему ничего не надо. Отныне она каждый день ходила к логову льва и, прячась за кустом, часами не сводила с него глаз. А как только возвращалась, воображение пускалось в неистовую пляску. Там лев обнимал её, в объятьях крутил по земле, укутывал в свою лохматую гриву.

Наконец, в один прекрасный день, окончательно обезумев от любовной тоски, антилопа, не разбирая дороги, помчалась прямо к логову своего кумира. Запыхавшись, она остановилась совсем рядом. Он даже не шелохнулся, развалившись на солнышке, позёвывал и изредка мигал жёлтым глазом. Газель вдруг вспомнила бабочку и, имитируя её траекторию, принялась кидаться из стороны в сторону, лихорадочно пытаясь взволновать этого флегматика.
И тут что-то случилось. Глаза его стали неподвижны, тело вытянулось струной. Не инстинкт, страсть поразила его. Он молнией бросился к ней. А газель, опьянённая, почти без чувств, чтоб лишь на мгновение продлить это упоение, взлетела в паре прыжков и не в силах доле держаться отдалась в лапы своего любовника, сама подставив ему шею. Он мягко накрыл её собой, крепко обнял и нежно впился в шею, растворив её в смертельном экстазе.