Сложности судьбы

-Ой, не знаю.
Дородная тётка Ефросинья, сидела на деревянном табурете, занимая половину столовой, в доме Поликарповны.
- Шо они там себе думают? Этот, что яйценюк,  каже шоб мы "повтягувалы животы". Так куды уже втянуть?
 В доме у мамы, кухня и проходная столовая. Почти через день превращается в диспут - клуб. Члены его неизменны, за редкими вкраплениями родственников.
 Мама живёт в Украине. Северо-восток. Древнейшая земля, она видела и знала все лихолетья от викинга Хольга, до гитлеровских упырей.
 По-всякому бывало. Соответственно, про Хольга сказать ничего не скажу, а вот про гитлеровцев историй услышал.
                = 1. =
 После суточных боев, красноармейцы отступали к  реке. Практически разрозненными группами. Так мне повествовал один из свидетелей той драмы, что происходила в лихолетье.
 Отряд красноармейцев отступал пешим строем, и  красный командир обратился к жителям, молчаливо и с укором взиравших на колонну.
 - Кто нам сможет указать брод через реку?
Собравшиеся жители молчали, будто не слышавшие просьбы. Это не было вопросом. Оно не звучало таковым. А как иначе? Они оставляли этих крестьян врагу. 
 - Я знаю брод!
Мальчишка. Лет 10-12. Смотрел ясным взором на красного командира, с запылённым, уставшим лицом. 
 - Как зовут тебя, малец?- оживился офицер. 
 - Толик! Толя Кононенко!
 - Ты нам покажешь брод?
 - Покажу! - с напускной строгостью, и какой-то непонятной грустью, ответил мальчишка.
 - Ну и славно! - улыбнулся командир, и протянул правую руку Толику.
Тот жеста не понял, но  «по-пионерски»  отсалютовал офицеру.
- Экий ты! - офицер, вскинул правую руку к фуражке, встав по стойке смирно. 
 - Тридцать минут привал! - зычным голосом скомандовал бойцам и, приобняв Толю, отошёл с ним в сторонку.
 Заскрипел колодезный "журавль". Заухало ведро, опускаемое в нутро колодца. Отряд расположился на короткий отдых.
 Местные жители потянулись к хатам.
Через тридцать минут, колона красноармейцев выдвинулась к берегу Десны.
 Глубокой ночью вернулся Толя в деревню.
Утром жители вглядывались в лица захватчиков, что ломали их менталитет и быт. Гортанным, резким звуком немецкой речи наполнялись дворы и улицы. Новые порядки, новая власть.
 Уже в полдень, тело Толи Кононенко висело в центре деревни, покачиваясь на ветру.
  На груди болталась табличка "партизан".
                =2.=
 В деревне жила семья евреев. Они были в деревне и всё тут. Толком никто и сказать не мог, откуда они, да и сколько их было. Много. Дети разных возрастов.
 Шла первая неделя оккупации. В деревне появился новый порядок. Староста из местных. Полицаи, молодые парни, также из своих односельчан.
 Мальчонку из еврейской семьи, звали Толя. Он не спеша брёл по улице к своему дому из школы. Ему на встречу выскочила тётка. Обычная сельская крестьянка. Присела перед ним и, глядя в глаза стала говорить ему что-то, поправлять одежду, тискать и прижимать к себе. У Толи глаза из орбит полезли, никак тётка – соседка,  сбрендила. А та, не дав ему опомниться, потащила его почти силком в свой двор.
 Толя не видел, что у его дома стоял фашист с автоматом, а в самом дворе, уже вовсю кипела  карательная операция по "очищению человечества".
 Толю заперли в подвал. Он и сидел там до глубокой ночи. В темень непроглядную, тётка-спасительница, переправила Толю, в зажиточную  деревню за реку, к своим родственникам, где он и прожил, якобы сын, до окончания оккупации.
 Толя вырос. Окончил техникум. Играл на баяне. Был первым музыкантом на всю округу.
Преподавал в местной школе музыку, физкультуру, трудовое обучение. Обучал потомков тех, кто указал немцам на еврейскую семью. Видел и знал полицая, который  отсидев «десятку», вернулся в деревню, где и дожил свой век.
 Анатолий Александрович Круш, считал 9 Мая, самым главным и светлым праздником в своей жизни. Он  выпивал в этот день только к вечеру, так как днём торжественные мероприятия, а после них, он отправлялся  на своих «Жигулях», в деревню к старикам, что приютили его, и дали вторую жизнь во время войны.
 1994 год. Я вышагивал бодро по больничному двору в крахмаленном медицинском халате, к автомобилю скорой и неотложной помощи. Услышав своё имя,  обернулся и узрел Анатолия Александровича. Оказалось, он лечился в местном отделении офтальмологии. После вызова я был у него в палате. Мы долго говорили. Он обратился ко мне с просьбой. Ему нужны были дорогостоящие лекарства, но денег на их покупку не было, так как свой лимит от еврейской общины, он уже истратил на лечение. Я взял у него контактные телефоны еврейской организации и обещался помочь.
 С утра, после смены  пришёл домой и завалился спать. Проснувшись, хлопотал по дому, так как  ребёнок до года, требовал от меня обязательств, и, конечно же, любви, равно как и моя жена.
Рассказав жене о встрече с Учителем и Человеком, помчался в другой район города к тёще на квартиру, ибо там был телефон.
 Провинциальный город. Разруха 90-х. Отсутствие общественного транспорта, отсутствие много чего.
Нашёл я и организацию, и ответственных евреев. За лекарством нужно было ехать в Киев. Поездка в Киев, это электропоезд в 5 утра и поездка, длиною  почти в 6 часов. До станции добраться только на частнике-водителе, или обратится к знакомым.  Были такие времена…
 Деньги на поездку из скудного семейного бюджета.  И я поехал!   
И вот он Киев! Мать городов русских!  За день я управился, и домой вернулся под утро. На электропоезд опоздал, и пришлось брать плацкарт на пассажирский поезд Чоп-Москва.   Лекарство я привёз!
Утром  бежал на смену, и в перерыве между вызовами забежал к Анатолию Александровичу. Протянул ему пакет с мандаринами, коробку сока, а на тумбочку положил лекарство. Анатолий Александрович встал с больничной койки, обнял меня и заплакал. Я не понимал,  что происходит. Он плакал и говорил спасибо. Я его как  мог, успокаивал, но неясное чувство тревоги подкатило и застряло в извилинах мозга. Мне нужно было бежать на работу.
 За время, что Анатолий Александрович лечился, я забегал к нему в отделение.  Говорили о многом и разном. Он смотрел на меня и часто слёзы  скатывались по щекам.
«Расчувствовался старик…», с пониманием думал я.
Через некоторое время, Анатолия Александровича не стало.
Как-то в один из вечеров, я рассказал маме  историю с лекарством. Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами, и вдруг, у неё побежала слеза. Одна, вторая… Мама отвернулась к окошку, я с пониманием замолчал.
Повисла пауза, и мать встала из-за стола. Прошла в комнату, промокнула платком глаза и села передо мной.
 - Выслушай меня сынок.
Я с интересом и тревогой смотрел на маму.
- Историю гибели семьи Анатолия Александровича, ты знаешь.
- Ну, конечно…  - Не перебивай меня! – с укором посмотрела на меня мама.
 Когда мы с твоим  отцом приехали в деревню и строили дом,  Анатолий Александрович и отец, были очень дружны. Мы часто ужинали вместе. Ходили  в гости, дружили  семьями.
 Мой младший брат, решил жениться! А в деревне, что за свадьба без баяниста? Отец и позвал Анатолия, но тот отказался. Отец был в недоумении, как и почему…
Толя только плакал и ушёл в дом. А жена Анатолия Александровича и рассказала, что девочка, на которой женится мой брат, племянница того супостата, что немцам на еврейскую семью карателям указал…
Я был убит наповал таким вот откровением.
Я все понял сразу. И слёзы Учителя, и его объятия. И то, что Он знал о том, что я ничего об этой истории не знал…
                = 3. =
 В деревне, во время оккупации немцами, вся власть была у старосты. Около десяти утра, из комендатуры прибывал грузовик с автоматчиками, и те шли по деревне.
 По дворам только и слышно было: "Матка! Курка пух-пух! Суп варить! Млеко давай!"
И варили немецким солдатам суп и поили молоком.
 К 15-00, немцы из деревни уезжали в комендатуру, что была в райцентре.
По дворам шли полицаи. Требовали жарить яичницу на сале и мутного самогону «позабористее»...
 Когда деревня утопала в темени, кромешной и пьяном храпе полицаев, в деревню проникали мужики из лесу. Они себя называли партизанами, но вели ли они борьбу с немцами, а может, просто хоронились от войны. ( В соединения Сидора Ковпака или отряд Фёдорова, точно не входили). Они просили у женщин хлеба, сала... И любви... Вот такая война!
 Жители, при немцах, продолжали жить своей крестьянской жизнью. В деревне была лесопилка, на которой трудился рабочий люд, а другая часть деревни жила крестьянским трудом. В деревне остались женщины, дети, старики да старухи…
 Известное дело, в каждом дворе была домашняя птица. В основном куры. Вот у одной бабульки пропала курица, да и Бог бы с ней, но курица была «несушка» (хорошо несла яйца). Причитала бабка, не долго, да и пошла на поклон к новой власти. Немцы рассудили быстро. По соседям пробежались. Погреба да сараи вскрыли, и курицу нашли. Бабка и рада!
 Только решение от властей привело в ступор всех.
      «За воровство, расстрелять всю семью!»
Как ни падала в ноги офицеру, гитлеровскому просительница за курицу.  Как не упрашивала пожалеть соседских детишек.  Непреклонен был ариец. Привели приговор в исполнение.
 Сие повествование мною было записано лет в двенадцать, от одной восьмидесятилетней бабушки. Она была очевидцем тех событий. К ней, я был отправлен по заданию классного руководителя, на предмет взять интервью о Пионере-Герое Толе Кононенко. Статью опубликовали в местной газете, и я получил почтовым переводом три рубля с копейками. То был мой первый гонорар!
 Классный руководитель. Лапинская Валентина Андреевна. Классной она была всего год. Уже на пенсии. Женщина сложной судьбы, и огромного сердца! Знаток и влюблённо-восторженный почитатель литературы! Русской, украинской... Это она интриговала на уроке, рассказывая о Н.В. Гоголе, и его романе "Мёртвые души":   « Дети! Читая этот роман, представьте себе Чичикова не обычным воришкой, не злодеем, не преступником, а ловким аферистом. Который выискивал в законодательстве империи дыры, и пытался с помощью не хитрых  схем иметь очень неплохой доход. Этот авантюрист, был первой ласточкой от бюрократии, в струю, начинавшейся складываться в имперской России, новой формации...»
 И этот роман мы читали запоем!
На уроке литературы, где начинали изучать творчество М.Ю. Лермонтова, она смотрела в окно и произнесла фразу, врезавшуюся в мою мальчишескую память:
- Мы ещё долго не сможем понять  трагедии, что постигла Российскую Империю, в виду смерти Михаила Лермонтова...
В глазах её, была и грусть, и решительность.
 Вспоминая Валентину Андреевну, хочется добавить то, что в первом браке, она была замужем за офицером Советской Армии. Была с ним на Западной Украине во времена освобождения той, от боевиков УПА.
 Он погиб мученической смертью, от рук бандеровских бандитов.
Она же была учительницей. С маленькой дочуркой на руках, её спасли от зверств и поругания, местные жители деревни. Они безумно были влюблены "у вчытэльку".
 Светлая память Вам! Учителям и Людям с огромной буквы.

Химки. Декабрь 2014 г.