Доброта и стяжательство

               

    В моем подъезде живут два одиноких старика пенсионного возраста – Владимир Андреевич и Петр Сергеевич. В первого жена умерла, а второго – бросила. Больше они не женились. По их словам: «Неудачный опыт семейной жизни отбил у них желание – еще раз стать заложником грез, навеянных людям, паном Гименеем». Старики практически каждый день собирались вместе, играли в шахматы и спорили на разные темы. Поразительно то, что они при этом всегда придерживались диаметрально противоположных взглядов на все события, когда-либо творившиеся в мире. Ну, например, Владимир Андреевич считал Гитлера сумасшедшим человеком, сумевшим, используя ораторские способности, дорваться до власти.
    Петр Сергеевич считал немецкого фюрера сыном своего времени, когда острота межнациональных отношений была повсеместным явлением. В конце девятнадцатого и в начале двадцатого веков, по его словам, вспышки этнических чисток были и в колониях Англии, и в Турции, и в Польше, и в…короче, перечислять все возражения Петра Сергеевича своему оппоненту мне не хочется. Я только хотел на одном примере показать – как друзья-соседи по-разному понимали одни и те же факты общественной жизни.
    Это не мешало старикам, не в пример депутатам украинского Парламента, не перебивая, внимательно выслушивать друг друга. Правда, при таком ведении спора, он мог продолжаться неделями, но пенсионерам некуда было спешить.
    Я навещал своих соседей только тогда, когда по телевизору транслировался футбол. Жена с дочерью постоянно смотрели какой-то очередной сериал, и не позволяли мне наслаждаться игрой любимых команд. А друзья-спорщики не возражали против моего присутствия во время своих разговоров. С собой я обязательно брал несколько килограммов сахара. Дело в том, что старики вечерами гнали самогон. Потом его настаивали на разных травах и ягодах. И во время своих продолжительных, неторопливых обсуждений текущих, или давно минувших, событий время от времени пригубляли рюмки, наполненные своим изделием. Нет-нет, они никогда не напивались. Это я, когда приходил в гости к «философам» мог хватить лишку. Настойки, должен сказать, у них получались отменными. И чтоб не истощались запасы хороших напитков моих соседей, я считал своим долгом покупать сырье для их дальнейшего пополнения.
    Обычно старики говорили о политике, и я не вникал в их разговоры. Меня от всяких партий, высказываний вождей, войн, революций и всякого другого человеческого идиотизма, честно сказать, тошнило больше, чем после обильной выпивки на второй день. Но однажды спорщики завели речь о роли доброты и стяжательства в построении государства, и я с интересом начал их слушать. Первым о душевности человеческих отношений заговорил Владимир Андреевич.

                Рассказ Владимира Андреевича.

    Жизнь Сони Авдеевой, по разным причинам, я знал хорошо. Мать ее была гулящей женщиной, и отказалась от своего ребенка еще в роддоме. Сначала девочка жила в приюте для малюток, а потом в детском доме.
    Детский дом, должен заметить, это такое заведение, где качество питания, внутренний порядок, воспитательный процесс, взаимоотношение воспитанников и другие стороны сиротской жизни всецело зависит от одного человека – директора. Там, где он всего себя посвящает детям, там царит всеобщее взаимопонимание и взаимоуважение. Соне не повезло. Женщина, которой доверили, брошенных на произвол судьбы, невинных душ, меньше всего интересовалась своей работой. И в ее «хозяйстве» процветало воровство штатных работников, и насилие взрослых воспитанников над малышами. Поэтому девочка часто недоедала, терпела побои старших от себя подружек и нескромные приставания мальчишек, достигших половой зрелости.
    После семи классов Авдеева поступила в одно из профессионально-технических училищ, по окончанию которого получила, кажется, специальность швеи. Точно не знаю. Но дело не в этом, а в том, что она нигде не могла потом найти работу. Везде требовались специалисты с опытом работы. А откуда он в нее мог взяться? И девочка оказалась на улице и никому не нужной: ни семьи, ни жилья.
    Ночевала Соня на вокзалах, в подъездах домов, в подвалах, в землянках лесопосадок – короче, везде, где удавалось провести ночь, без страха замерзнуть. Скоро девочка вошла в соприкосновение с такими же, как сама бродяжками, и образовалась небольшая группа мелких воришек, промышлявших на рынках, в частных огородах и сумках зазевавшихся прохожих. Не брезговали беспутные дети улицы и попрошайничеством, и «дарами» помойных бачков.
    Со временем девочки попали в поле зрения одной из банд. Главарь ее, бродяжек сначала запугал жестоким возмездием за, возможное с их стороны, непослушание, после вымыл, накормил и модно приодел. Потом заставил в кафе и ночных клубах знакомиться с богатыми мужчинами, завлекать их в укромные места, где неосторожных «любовников» поджидали крепкие ребята с большими кулаками, предлагавших им вывернуть свои карманы.
    Работа девушек на преступную шайку продолжалась бы неизвестно сколько, если б однажды бандиты не перестарались, и не задушили итальянского туриста. Соня, совершенно случайно, в заманивании в ловушку и убийстве иностранца не участвовала. В тот день она, любопытства ради, ходила смотреть мощи одного из святых, которые на нескольких  дней привезли то ли с Греции, то ли откуда-то еще для всенародного поклонения. После утомительного похода в город, девушка вечер проспала и «на работу» не вышла.      
    И все же всю вину за убийство неосторожного любителя легкодоступных женщин Соня взяла на себя. Рассуждала она так: «В тюрьме есть крыша над головой. Там кормят, одевают и предоставляют все остальные услуги, необходимые для жизни». Ей не хотелось быть беспризорной и выполнять, пугающие ее, указания, навязанного страхом быть убитой, покровителя. Не хотелось ночевать в гостиных, съемных домах и хорошо питаться за чужой счет. Она мечтала о спокойной, размеренной жизни и ни от кого не зависеть. А «романтика» ночных приключений, доставляющая другим людям неприятности, ее не увлекала. 
    Но «хитрость» Авдеевой не удалась. Расследование убийства легкомысленного туриста вел умный и честный следователь, каких, к сожалению, в наших следственных органах очень и очень мало. Он убедился в невиновности девушки и уже решил отпустить ее на все четыре стороны, как Соня притворилась сумасшедшей. Фантазерка представляла больницу для душевнобольных как заведение, где можно спокойно жить до конца дней своих. Что она ошибалась – новоявленная «умалишенная» поняла очень быстро. Больные, с расширенными, безумными глазами и трясущимися руками, «бодрствующие» ночами, отбивали всякое желание спать. А днем, постоянное ожидание подвоха от, рядом проходящих, подруг по несчастью делало жизнь невыносимой. И Соня срочно «выздоровела».
    Снова оказавшись одной на свободе, Авдеевой удалось устроиться продавцом в одном из киосков, которых у нас великое множество на тротуарах улиц и проспектов города. Владельцем торговой точки был один с бывших рэкетиров, решившим стать добропорядочным гражданином. К бродяжкам у него не было предвзятого отношения. Новая работница прилавка проявила себя прилежной труженицей: часто даже ночевала на рабочем месте. И заработная плата ее была не меньше, а может и больше, чем в продавщиц супермаркетов.
    И тут судьба почему-то решила немного порадовать мою героиню радостными мгновениями жизни: в нее влюбился один с покупателей, и предложил выйти за него замуж. Соня была на седьмом небе от счастья. Теперь она жила с мужем в уютной двухкомнатной квартире. Вскоре в новой семье родился сын, ему, по обоюдному согласию супругов, дали красивое имя - Вадим.
    Только судьба, как известно, дама, отличающаяся своим непостоянством. Ей очень быстро надоело видеть, постоянно улыбающуюся, Авдееву и она снова взялась испытывать на прочность добрые качества ее характера.
    Как-то зимой, по дороге домой, Соня увидела, в городском парке молодую девушку, дрожавшую на лавочке от холода. Она пожалела, совсем окоченевшую незнакомку, и пригласила ее домой погреться. Муж к благородному поступку супруги отнесся благосклонно. Более того, он не возражал, чтоб неожиданная гостья пожила в них до весеннего тепла. Ведь незнакомке не было куда идти. Как она рассказывала - ее полураздетую выгнал с родного дома на мороз сожитель матери, слабохарактерной и тяжело больной женщины.
    Но еще на улице трещали февральские морозы, а «квартирантка», не попрощавшись со своей благодетельницей, ушла в неизвестном направлении, прихватив с собой и чужого мужа. Придя, домой с работы, Соня нашла только записку благоверного: «Прости меня, пожалуйста, я влюбился, и ничего не могу поделать с собой. Мы с Наташей (так звали подобранную зимой на улице девушку) решили квартиру оставить тебе и сыну, а сами будем начинать свою совместную жизнь с ноля».
    Оставленная супругом, женщина немного поплакала и смирилась с горькой долей. Больше замуж не выходила, и воспитывала сына одна. 
    Валентина Павловна Авдеева, мать Сони, каким-то образом узнала, что дочь ее живет, всего лишь вдвоем с сыном, в просторной двухкомнатной квартире. А она в это время скиталась по чужим углам, и зависть овладела ею. Женщина немедленно явилась к «своей кровинке», долго плакала навзрыд, заламывая руки, вымаливала прощение, а потом попросилась к ней жить.
    Соня простила блудную мать, и разрешила ей проживать в себя. По прошествии двух месяцев Авдеева старшая, отводя в сторону глаза, сообщила дочери:
    - Миленькая моя, я тебе побоялась раньше сказать – у меня есть сожитель, очень хороший человек, и имя в него красивое – Ванечка. Сейчас он обитает  в котельной за два квартала отсюда. Мы с ним встречаемся вечерами, во время моих ежедневных прогулок. Разреши любящим сердцам находиться постоянно вместе. В мои годы как-то неудобно назначать свидания на улице. 
    Соня не стала мешать счастью близкого ей человека, и позволила поселиться Валентине Павловной со своим гражданским мужем в одной из своих комнат. И жизнь в доме очень скоро стала невыносимой. Квартиранты нигде не работали, регулярно опорожняли холодильник, и, неизвестно за счет чего, каждый день выпивали, после чего бесцеремонно навязывались в собеседники. «Лучше б ты, как и раньше, оставалась сиротой» - заметил матери в сердцах однажды Вадим.
    На настойчивые просьбы матери Соня разменяла свою двухкомнатную квартиру на две однокомнатные, одну с которых отдала Валентине Павловной и ее сердечному другу. Но, прошло несколько лет и мать опять, со слезами на глазах явилась к дочери, падала на колени и просила снова принять к себе на проживание «обиженных судьбой и лиходеями, любящих друг друга, как голубки, мужчину и женщину». Она не говорила, что подаренное жилье пропила вместе с «любящим ее голубком». А рассказала грустную, на быструю руку придуманную, сказку – как хитрые аферисты воспользовались наивностью малограмотной женщины, и «лишили ее семейного гнездышка».
    Соня и на этот раз приютила бы мать с ее гражданским мужем, но, возмужавший уже сын, выставил бабушку на улицу. И что с ней случилось дальше – я не знаю.
    А еще нескольких лет спустя Вадим женился, и привел в дом жену. Молодожены создали такие условия для проживания хозяйке квартиры, что она начала чувствовать себя лишним человеком в новой семье. После долгих поисков, Соня нашла работу уборщицы на одном с предприятий, где ей выделили небольшую служебную коморку. Туда она и перебралась жить. Перед уходом с дома, у нее состоялся разговор с сыном:
    - Вадим, ты так ведешь себя, что мне уже места нет в собственной квартире.
    - Перебирайся жить в ту половину двухкомнатных апартаментов, которую ты подарила своей матери алкоголичке. – зло ответил, ставший взрослым, ее мальчик.
    Невзирая на все огорчения, доставленных ей людьми, Соня не ожесточилась душой. Когда в Киеве произошла очередная революция, она за последние деньги покупала бунтарям еду.
    По-моему, если бы государство состояло с таких людей, как Авдеева младшая, был бы Рай на земле. Иисус Христос призывал: «не противиться злому», а «просящему у тебя дать». Соня выросла, не верующим в Бога, человеком, но поступки ее богоугодные.
    Когда Владимир Андреевич умолк, его приятель произнес: а теперь выслушай  историю о другой женщине, жизнь которой происходила на моих глазах.

                Рассказ Петра Сергеевича.

    Катя была вторым ребенком в семье Колесниковых. После ее рождения, вся любовь и внимание родителей переключились на нее. Забота о старшей дочери, Ирине, отошла на второй план, как о более взрослом члене семьи.
    Потакание во всем ребенку, со временем, превратило девочку, в скупую и жадную особу. Она привыкла требовать ото всех к себе внимания больше, чем его доставалось, живущим рядом с ней, людям. В школе одноклассники с Катей не дружили из-за ее непомерного себялюбия.
    После окончания одиннадцати классов Колесникова вышла замуж за сына директора одного из заводов. Своего супруга, Николая, молодая жена не любила, и воспринимала его как «среднестатистического козла». Такое чувства нежной привязанности, чтоб земля уходила из-под ног, ей было неведомо. Парень, ради которого можно было все бросить и босиком пойти за ним на край света, ей не встречался. Просто в Коли был богатый, по меркам того времени, отец и это послужило веской причиной, чтоб стать его женой.
    Спустя год после свадьбы в Кати родился сын, Володя. И счастливая мать дала себе слово – воспитать мальчика настоящим мужчиной, не в пример отцу – слабохарактерного тюфяка. Она учила ребенка ничего, никому не отдавать своего и никогда не прощать сверстникам малейших обид. Тесть как-то, в разговоре с женой, выразился так: «кулачка воспитывает звереныша». Николай первое время очень любил Катю, но день за днем, сосуществуя с равнодушным к нему человеком, замкнулся в себе, и предпочитал дружеские попойки домашнему уюту. Молодая жена не сильно переживала по этому поводу. У нее были свои приоритеты в жизни: лучше других покушать, одеться и отдохнуть. Более того, она даже предложила мужу фиктивно развестись, чтоб получать, существовавшую в то время,  государственную денежную поддержку матерям-одиночкам. И в школах тогда, детям неполных семей, полагалась небольшая помощь.
    Падение Советской власти Катя восприняла с восторгом. В нее сразу возник план собственного обогащения. Первым делом, она определила Володю на курсы автомехаников. Машины, думала она (и правильно думала), будут всегда, и их нужно ремонтировать. Потом очень выгодно купила два смежных земельных участка на окраине города и объединила их в один. В первые годы становления капитализма в стране население обнищало, и продавало за бесценок все, что только пользовалось спросом. По-видимому, земельные наделы, приобретенные нашей героиней, кому-то помогли выжить в тяжелое, смутное время.
    Став собственницей земли, Катя затеяла строительство на ней мойку и боксы для  ремонта легковых машин. Ее жажде – стать богатой, удивляла. Она все до копейки деньги вкладывала в стройку и покупку нужного оборудования. Кроме своих сбережений оборотистая дама воспользовалась большой суммой денег, которую одолжила  в тестя. Их она не спешила возвращать. Кому-то может показаться выдумкой, но должница действительно ожидала, что деньги скоро обесценятся, и она отдаст отцу своего мужа уже, потерявшие былую покупательную способность, купюры. Так и случилось.
    Своих родителей и сестру Катя уговорила некоторое время пожить во времянке возле стройки (ну, конечно, и помогать строителям, по мере надобности), а квартиру сдавать внаем.
    Когда Украина стала самостоятельной буржуазной страной, многие руководители больших и малых предприятий растерялись. Ранее производимая продукция, в течение нескольких месяцев, оказалась никому не нужной, указаний с министерств никаких не поступало, и люди не знали – что им делать? Заводы и фабрики массово закрывались и разворовывались. Не стало исключением и предприятие тестя. Многие строительные материалы и металлообрабатывающие станки директор «умирающего» завода вывез на стройку невестке. Все равно их забрал бы кто-то другой.
    Не брезговала Катя и воровством. Рассчитываясь с рабочими за их труд, она внимательно смотрела - куда они кладут деньги. И если кто-то с них оставляли свой заработок без присмотра  – он исчезал. Между строителями тогда возникали ссоры, доходящие до драк. Воровка, будучи верующая женщиной, всякий раз, после очередного присвоения чужих денег, на коленях просила прощения в иконы, установленной в углу времянки.
    Жадность дамы, решившей разбогатеть, не знала границ. Однажды, соседка, живущая на одной с ней улице, попросила совок песка, чтоб оборудовать своей кошечке туалет. Хозяйка стройки потребовала от, хорошо знакомой женщины, «за целую кучу, нужного ей самой, дорогущего строительного материала» денежное вознаграждение - три гривны, чем возмутила любительницу животных до глубины души.
    Для мойки необходима канализация, а ее поблизости будущих строений не было. Зато рядом проходила труба для отвода ливневых вод. И ее деловая женщина, без всякого зазрения совести, приспособила для сброса туда отработанных моющих средств, что ни в коем случае нельзя было делать. Потому что грязь, смываемая с машин, в таком случае, без всякой очистки, попадала непосредственно в речку Днепр. Но это совсем не беспокоило новоявленного бизнесмена.            
    Когда мойка и ремонтные боксы заработали в полную силу, там трудились наемные рабочие. Ими умело руководил Володя, а мать вела учет денежных потоков и запасных частей. А больше всего Кате предоставляло удовольствие наблюдать за обслуживающим персоналом своих мастерских. Она фиксировала – кто сколько раз перекуривает, отвлекается от работы на телефонные разговоры или приходит утром с похмелья. Наиболее нерадивых, по ее мнению, работников сын увольнял. Новые слесари находились быстро, не взирая на то, что заработная плата в Катиных рабочих была намного ниже, чем в рабочих других мастерских такого же типа. И не удивительно – в стране бушевала безработица.
    Со временем, рядом с мойкой появилось небольшое кафе, где работала Ирина. Подсобником в нее был, вечно немного хмельной, Николай.
    Для полноты портрета моей героини нужно рассказать еще об одном ее поступке.  Когда в Киеве разразилась очередная революция, она, невзирая на свою скупость, носила протестантам еду. Это я говорю к тому, что когда разговор шел о Соне, то вы Владимир Андреевич, точно за такое же действия, охарактеризовали свою знакомую, как добрейшей души человека.
    Мне кажется, что все революции каким-то странным образом втягивают в свою орбиту, словно «черные дыры» космоса представителей всех  кругов общества, начиная с нищих и заканчивая правящей элитой. Называть «добрыми» людей только за то, что они помогают, восставшим против власти, гражданам – нельзя. Среди таких «добродетелей» немало аферистов, корыстолюбцев, карьеристов и многих-многих других отбросов общества. Но, этим мимолетным замечанием, я нисколько не хочу унизить хорошую женщину - Соню.
    - А теперь, давай немного поразмышляем. – предложил в конце своего рассказа Петр Сергеевич. – Добрая Авдеева оставила бедного сына-эгоиста в стесненных жилищных условиях и ушла доживать свой век в жалкую коморку. Представим себе на минутку, что государство будет сплошь состоять с таких добряков - это будет не Рай на земле, а Ад. И тогда нужно будет забыть о поступательном движении человечества вперед. Нет, дорогой мой друг, общественная жизнь – это непрерывное насилие над личностью от ее рождения до самой смерти. Маленького ребенка будят рано утром и тянут в детский сад, или отправляют в школу. А взрослого человека страх нищенского существования заставляет, что-то делать.
    Целенаправленная жадность Кати создала рабочие места другим людям, и сытую жизнь сыну-труженику. В государственную казну поступают налоги. А с них начисляются пенсии пожилым людям. Кто же с наших двух женщин добрее?
    - Извините, друзья! – неожиданно даже для себя, встрял в разговор и я. – Есть миллионеры совсем не жадные.
    Мои соседи несколько минут смотрели на меня так, словно я свалился с Луны. Они уже привыкли к моему молчаливому созерцанию телевизора, и моя реплика для них оказалась неожиданной. Первым пришел в себя Петр Сергеевич:
    - Вы, наверно, имеете в виду меценатов и волонтеров. Так это уже состоявшиеся и определившиеся в обществе люди, и их поступки вызваны желанием - улучшить жизнь. Мы же сейчас ведем речь об основах строения государства.
    «Я хочу возразить…» - начал говорить Владимир Андреевич, но я его уже не слушал. Мне не понравился «диспут» пенсионеров. Оказывается – я бедный, потому что не «целенаправленно-жадный»!