Две посылки из Германии

ДВЕ ПОСЫЛКИ ИЗ ГЕРМАНИИ
Рассказ
На прошлой неделе Василию Фёдоровичу исполнилось девяносто два. Дата не "круглая" и потому на торжественную встречу претензий не предъявляла. Если бы не венгерский сын русского военного лётчика, пожелавшего найти своего отца, он бы и не вспомнил о своём дне рождения.
А после этой телепередачи будто кто память разбудил, и  стала она потягиваться, разминаться, а потом  увела в далёкий сорок третий год, первый год его солдатской биографии Это были две незабываемые недели, снившиеся  потом более трёх лет и в окопе, и на марше, и в госпиталях. Второй госпиталь был на Дальнем востоке.
После японской, в сорок шестом году, когда армия решила, что теперь может обойтись  без него, он с полным вагоном демобилизованных покатил на запад, в родую Сибирь. И в этой неспешной дороге, являвшаяся по ночам,медсанбатовская сестиричка Клавдия так растревожила душу, что он, выйдя из вагона в Новосибирске, уже на отходе поезда вскочил на подножку "своего" вагона и  закинул  тощий сидор на ту же полку,  удивив, как степенных, так и шумно веселившихся однополчан.
Уверенность в том, что он поступил правильно, то отступала на запасные позиции, то наваливалась на сердце мощью всех своих аргументов, и ему казалось, что от этого даже   вагон раскачивается
Сошёл на последней перед Мценском станции и стал искать... ближайшую больницу. Почему именно больницу, этого он не знает даже сейчас. И не ошибся. В районной больнице ему сказали, что фельдшер Клавдия Нежина "действительно" у них работала, но попросила, чтобы её перевели в медпункт  родной для неё возродившейся деревни.
- А не скажате, как найти эту деревню
- В "Райздраве" могут сказать. А Вы, случайно, не папаша Клавкиного Васи? Очень уж лицом похожи, один в один!
При этих словах бывалого в разных передрягах бойца словно фугасом поразило. Уши забило каким-то непонятным звоном, заглушивим все звуки. а по лицу потекли, щекоча свежевыбритые щёки, слёзы, чего с ним никогда прежде не случалось.
- Вам плохо? - всполошилась собеседница в белом халате, - Света! Быстро нашатырь!  Света!
- Бегу! - прозвучал откуда то, приглушенный стенами, почти детский голосок.
Вокруг него, то ли в дыму, то ли в тумане, медленно кружились сбегавшиеся люди, приковылял на костыликах одноногий парнишка и Василий готов уже был нырнуть в траншею, но перехватило дыхание ударившим в голову нашатырным спиртом и перед честной больничной компанией предстала невидимая доселе картина: верзила под два метра ростом в погонах беззвучно смеётся. а из глаз выкатываются и ползут по щекам крупные градины слёз. "Контуженный!" -  подумали многоопытные медики, и стали отступать от непредсказуемого  человека. Но не успели. В мгновение ока он сгрёб в охапку сразу трёх медичек и стал их бешено целовать, выговаривая между поцелуями, возвратившимся, почти писклявым с перебоями, голосом,
-Это чего же вы, черти , до сих пор молчали? Я же сто раз пропасть мог, ничего не узнавши! Сколько раз мог! А вы молчали. Чё ж вы, девки, так то, а? Васька, значит? Васька!
"Точно -  контуженный" - убедилась та, что постарше. Но Василий отвёл в сторону руку с ваткой и раскрасневшиеся "девки" выскользнули из медвежьих объятий.
- Ой, чего это я? Где бы вы меня искали? Простите, товарищи медики. Это я от радости, это я...
- Не надо оправдываться, мы  понимаем.
- Ну так где? Где мне их искать?
- Нигде их искать на надо, товарищ старший сержант, - встрял одноногий парнишка, - вон она, ваша Клава.
А Клавдия уже целую бесконечную минуту, стояла в проёме настежь отворёной двери, прижав к подбородку крепко стиснутые кулачки.
Как она тут и именно в эту минуту оказалась - особый рассказ.

В девяносто шестом году, двух дней не дожив до даты полувековой совместной жизни, Клавдия  внезапно слегла и через полтора месяца истаяла, как льдинка под ласковым августовским солнцем. Хорошо, что ещё все дети были дома, простилась по-людски.
Васька незаметно превратился в Василия Васильевича, когда после института был назначен Главным инженером совхоза. Вскорости женился на заведущей клубом Эрне Фишер. Невестка оказалась слишком практичной и после рождения внучка Эдика "закрыла лавочку". Васька, сам того не желая, вроде как задал младшим сестрам программу и те, одна за другой вышли взамуж за братьев Якова и Ёську Янценов. Годы спустя, эта программа, как дурное поветрие,  осиротила старого Василия.
Сначала Яков с Верой перебрались в Германию, а через год и Иосиф с младшенькой Надей последовали за ним. И живут теперь в каком-то немецком Реклингхаузене, чёрт  бы его выговаривал.
 Сильно опечалило тогда Василия такое переселение народов. Одно утешало, - сын, всеми силами сопротивлявшийся своей Эрне, тоже забредившей родиной далёких, ещё Екатериниских времён, предков. Но, похоже, не все назначенные ему испытания, перенёс ветеран войны и труда. Когда от совхоза остались одни щепки в лужах, у бывшего Главного инженера случился инсульт. Медики оказались бессильны и Эрна стала хлопотать о переезде в ту же Германию. Там нашлись какие-то однофамильцы и вскоре пришло приглашение. И что удивило Василия, так это то, что внук Григорий, беспутный повеса и лентяй,  и без того  владевший маминым языком, навыписывал через интернет кучу словарей и целыми днями что-то бормотал, даже припевал по-немецки. Вскоре, бросив молодуху, лишённую способности рожать детей, укатил с матерью в Ганновер. И остался старый один одинёшенек на всю необъятную Сибирь.
Письма от детей приходили, посылки, и никто не раскаивался в изменении своей судьбы. Потом стали присылать фотографии и звать к себе. Сначала в гости, а потом настаивали на переезде. В доказательство своего благополучия присылали такие фотографии, что Василий даже стал сомневаться в их правдивости. Ну, с какой бы стати им, людям чужой страны, даны такие условия жизни?  Какие трудовые подвиги они могли там совершить? Особенно задумался Василий, когода прислали фотку, на которой пятилетние правнук и правнучка,  внуки старшей Веры, стоят радом с "Вольво", а внизу шутливая надпись: " Охраняют мамину машину". Вот. Значит, уже и у внучки своя машина. А какой дом, как он обставлен внутри - у каждого! - сравнить  не с чем . Они, конечно, даже представления не имеют, в какой развалюхе доживает свой век их русский прадед, встретивший день Победы в двадцати километрах от Данцига.  А дочки, поди, и забыли уже.
Каждый раз, когда приходили письма с такими фотографиями,  приходил на ум один и тот же вопрос, - Кто же кого победил в той проклятой войне? Но задать его было некому. Он возвращал фотографии в те конверты, в которых они приходили, и прятал в верхнем ящике "стенки". Соседи иногда просили  показать, но Василий всегда находил повод отказать. Ему  было стыдно.

Дата хоть и не круглая, но Василий Фёдорович рискнул её отметить парочкой рюмок под залитую яйцом жареную картошку. И только взялся за вилку, чтобы закусить первую, как в дверь постучали. Вошла почтальонша, горластая Ольга Пискунова. Нашла же мужа с такой фамилией, - орёт, как забуксовавший КАМАЗ, а Пискунова. Вроде как в ЗАГСе подшутили.
- О-о, кажись я во-время, бутылку только начал.
- Здравствуй, Ольга!
- Так уж поздоровалась.
- Ага, ты всегда здороваешься, уходя.
- Здраствуй, здравствуй. Освобождай угол, расписываться будешь.
- Опоздала, дева, я уж почти сто лет как расписался.
- Нужен ты мне, жених передержаный. Вот, сразу два извещения. Посылки тебе из Германии. Аж две! Ищи паспорт, заполню.  Или окончательно прозрел уже?
- Слава Богу,"окончательно" не ослеп ещё.
- Сам получишь, или я  завтра принесу?
- Сам небось доковыляю.  Не совсем ещё обезножил. - Василий не мог без отвращения вспоминать, как эта беспардонная Ольга в прошлый раз часа три несла разную околесицу. дожидаясь. когда он станет распечатывать посылки. Не дождалась, почему, уходя, чуть в щепки не разнесла дверь.
- Ну, смотри. Счастливый ты, дед. Вон куда детей пристроил. Посылки чуть не каждый месяц шлют.
- Глупые слова, Ольга, говоришь. Счастья мне в том мало. А дети сами решили, где им жить. Никто в шею не выталкивал.
- Ладно, ветеран, не темни. Мы не дураки, понимаем. До свидания.
- До свидания. "Не дураки". Ишь ты, не дураки они. А кто тогда дураки?

О том, что было дальше, рассказывать не хочется. Скажу только, что обе посылки через два дня были отправлены обратно - в адрес двух осиротевших российских веточек, благополучно привившихся к древнему германскому древищу.
***