Посланец из Эдема. Гл. 2-17 Сердечные страдания Ди

   
  Прошла неделя. После возвращения дара речи Дина не могла  наговориться.  Она  стала такой говоруньей, что матери уже приходилось просить ее немного помолчать. К ним  потянулись соседи один за другим. Многие из них удивлялись  и  еще раз хотели послушать, как  произошло чудо. Дина с удовольствием рассказывала в который раз  историю своего исцеления. Её подмывало рассказать людям  о том,  какую роль в этом сыграл Симон, но она боялась нарушить его запрет.

      - Мама, как ты думаешь, почему  Симон не велел нам рассказывать о его участии в моем исцелении? - спросила она мать.
      - Настоящие добрые люди не любят, когда про них много говорят, даже, когда они делают добро. Бог учит нас скромности,  не быть честолюбивым и тщеславным и делать добрые дела тихо, чтобы, так сказать,  правая рука не знала, что делает левая. И ты будь такой,  - отвечала Руфина, работая за  ткацким станком - ткала гобеленовое покрывало для заказчицы. 
       - Как это трудно! - вздохнула девушка, предаваясь воспоминаниям о зяте их старого соседа, этом необыкновенном человеке, хотя с виду он такой, как и все, правда, очень красивый. Она подошла к окну и стала смотреть на двор Давида, а не промелькнет ли в нем её целитель, её врачеватель. И хоть он говорил, что её  исцеление не его заслуга, а Бога, она понимала: если бы не было его самого, то и не было бы никакого исцеления.         
       - Мамочка, давай   пригласим Симона на чай, чтобы он еще раз  послушал, как я говорю! - предложила Дина. Уж очень ей хотелось его увидеть.
       - Да я-то не против, только он – человек  занятой – может  отказаться.
       - А может,  согласится. Я его так долго не видела, уже забыла, как он выглядит, мой целитель.   
       - Ох, хитришь, ты, дочка! Ну ладно уж. Что с тобой поделать?  Давай пригласим! – мать не стала  спорить, но предупредила: - Только смотри: не будь слишком болтливой. Это тоже плохо.

       Не откладывая приглашения в долгий ящик, к вечеру  Дина прибежала  во двор  Давида. Во дворе  помаленьку возводились стены мастерской из самодельного кирпича, который изготавливался и обжигался тут же, в специально построенной для этого печи. Производство кирпича-сырца не прекращалось, и из трубы обжиговой печи почти беспрестанно струился белесый дымок. Во дворе слышны были непонятные стук, лязг, а также обрывки разговоров.

       Увидев Симона, занятым каким-то делом, сердце девушки учащенно забилось. Она окликнула  его  и, когда он подошел, от имени матери, смущаясь и запинаясь, пригласила его на чай. Он  не мог отказать  в такой просьбе и согласился прийти.

       Окрыленная его согласием, Дина прибежала домой веселая. С ликующими словами "Он придет!" она обняла и поцеловала мать, и негромко напевая детскую  песенку, стала наводить порядок: подметать пол, вытирать пыль. Нарвав цветы в небольшом своем палисаднике, она расставила их во всех углах. "Ой, надо же что-нибудь напечь к чаю!"- девушка быстро замесила сдобное тесто и стала печь шанешки. Руфина молча из-за станка наблюдала за хлопотами дочери и только  головой покачивала.
       За час до прихода Симона всё уже было готово. Дина и о себе не забыла. Она принарядилась, слегка подрумянила щечки, позаимствовав  у матери румяна, и  немного подвела сюрьмой глаза, придав им бОльшую выразительность. Оставшись довольной своей внешностью, она стала дожидаться прихода дорогого гостя.
      Заслышав  знакомый стук в дверь, девушка побежала ему открывать. Гость    пришел, как и в прошлый раз, с халвой и пирожками. За чаем мать и дочь  рассказали дорогому гостю об их разговоре  со священником.  Он  выслушал их  внимательно и похвалил  Руфину за  правильный ответ отцу Никодиму. Посидев еще немного, Симон, собрался  уходить. Дина вышла провожать его до ворот. Ей хотелось задержать его, чтобы подольше побыть с ним вдвоем.  Боясь, что он сейчас уйдет,  она взяла его руку и поцеловала.  Он тут же  отнял руку,  мягко  укорив её:
      - Ну, зачем? Больше так не делай.

      - Прости меня!  Это я  от благодарности, - она с признательностью посмотрела ему в глаза, опустила голову, и на землю  упали две её слезинки.
 
      - Не надо больше никаких благодарностей! - Симон приподнял её голову и осторожно вытер мокрые следы от слез на её нарумяненных щечках.    
      - Я так рада была видеть тебя  у нас, - тихо произнесла она.
      - Я тоже рад был вас видеть. А сейчас мне пора.  До свидания!
      - До свидания! А завтра увидимся? Приходи завтра! — крикнула она ему вслед, но он, ничего не сказав,  быстро и не оглядываясь, зашагал прочь.


      Девушка  влюбилась в своего прекрасного целителя, вопреки здравому смыслу. Лежа в постели, она думала о нем, представляла, как они встретятся, что он ей  скажет, что она ему. Ее мучили два вопроса: как ей признаться  в своей любви, и что делать ей,  ведь он женат на её соседке, красоте которой может позавидовать даже принцесса.
     Ну почему ей так не повезло? А, может быть, он  и ее возьмет себе в жены. Ведь имеют же мусульмане по две-три жены и даже более. Чем богаче мусульманин, тем больше у него жен.
     И Дина представила себе такую картину, хотя и воспринимала это глупостью: её любимый восседает за роскошным обеденным столом,  а рядом с ним она, его любимая жена, и потчует его из своих рук то одним, то другим, а дальше друг за дружкой сидят их дети - пять, нет, - шесть детей. Он любезно с ней разговаривает, не сводит с нее  влюбленных глаз, а первая его жена, Стефания, с грустью сидит дальше всех от них и завидует ей, не зная, как привлечь внимание мужа. Потом мысли у фантазерки начали путаться, и она уснула.

      Прошло  томительных для Дины три дня,  но Симон не приходил. Она часами напролет думала о нем, часто показывалась на улице, обращая свой взор на соседний двор. Медленнее стала работать, появилась рассеянность, исчез аппетит. «Почему он не приходит? - думала-гадала она. - Наверно, потому, что еще не знает о моей любви к нему?»

      В пятницу Дина  заметила, как Симон после обеда  сел  на коня и куда-то  отправился. Не вытерпев, она сходила узнать у Давида, вернее, у его внучки,  куда уехал её дядя, и та сказала,  что он по пятницам  уезжает  домой и возвращается не раньше понедельника.
      Всё это время, пока  он отсутствовал, Дина была неразговорчива и печальна. Конечно же, от матери  не ускользнуло такое состояние дочери. Она  поняла, в чем дело, и решила её вразумить.
      - Дина, доченька, я вижу, что ты к Симону имеешь  особый интерес? - начала она за ужином.
      - О чем это вы, мама? - деланно удивилась  девушка.
      - Думаешь, не вижу, что с тобой творится?  Только я не одобряю тебя. Или ты не знаешь, что он  женат на Стефании?
       - Почему не знаю? Знаю.
       - Тогда брось о нем думать!
       - Я вовсе о нем не думаю, - буркнула  девушка, ковыряя ложкой в тарелке. Даже любимый суп ей  уже не хотелось есть.

       - И в окно не смотришь, и на улицу часто не бегаешь?
       - Ну и что? Будто я раньше этого не делала, - упрямо перечила  Дина. Ну не могла она признаться  матери в том, что всякими законами запрещалось.
       - Делать-то делала, да не так часто. Выкинь его из головы, милая!  А то и аппетит потеряла, и вся в тоске-печали ходишь - так ведь недолго  заболеть и даже умереть.
       - Не собираюсь я умирать! Спасибо за ужин, мама! - Дина, надув пухлые губки,  встала  из-за  стола и  ушла к себе в комнату.  Бросилась на кровать и  заплакала, уткнувшись в подушку. «Вот уже и видно стало, что я люблю его, как по нем страдаю. Но как же его не любить? Он столько хорошего  сделал для  нас и для меня, как никто другой! Как его не полюбить? Кого же мне еще люби-ить?»...
       Руфина была недовольна собой, что не получился разговор с дочерью. 
"Бедная моя девочка! - горестно вздыхала она. - Как я её понимаю! Я, наверное, тоже влюбилась бы в него на её месте. Но он женат, - и весь разговор! Нельзя хотеть чужого ничего, будь то осел, гусь или муж. Как же ей это всё объяснить, чтобы она поняла?.."

               ***

       В понедельник Симон приехал, и Дина повеселела. Не выдержав, прибежала к  нему. Он приветливо поздоровался, и она  засияла от радости.  Поборов робость и застенчивость, Дина  попросила его прийти к ним вечером  на чай. Симон хотел вежливо отказаться, но она сказала, что хочет с ним поговорить о чем-то важном, и он согласился.
       - Что-то  часто Дина стала наведываться к тебе, сынок.  Уж не влюбилась ли она в тебя? - осторожно  обмолвился  Давид, когда девушка ушла, и они остались один на один. -  Как бы  сплетни не пошли о вас - от людских глаз ведь не скроешься. Да, и мне это неприятно, сам понимаешь.
       - Я  все понимаю, отец! Не беспокойтесь,  я к ней  отношусь как к сестре и думаю, что она так же относится и ко мне. Она  благодарна мне за помощь, поэтому  считаю допустимым согласиться прийти на чай, тем более, Дина живет не одна, а с матерью, - попытался объяснить ему  Симон.
       -  Делай, как  знаешь, сынок.  Мое дело тебя предупредить, - вздохнул старик, но на душе его было спокойно: он верил своему зятю, человеку, лучше и порядочнее которого не встречал за всю свою долгую жизнь.

       К вечеру Дина напекла лепешек, приготовила чай и стала томиться в ожидании: а вдруг не придет. Вскоре  она услышала  скрип  калитки, а затем  знакомый стук в входную дверь.
        - Я сама! -  крикнула Дина и побежала ему  открывать.
        Войдя в дом, Симон, как всегда, сказал:
        - Мир дому сему! - и со всеми поздоровался.

        Руфине в этот день нездоровилось: ее знобило. Она лежала на кушетке, укрывшись  одеялом до подбородка, и тихонько покашливала. Желанный и дорогой гость подошел к ней и участливо спросил, наклонясь:
        -  Что с вами, уважаемая Руфина?
        - Наверное, сквозняком  продуло. - несколько осипшим голосом проговорила она. - Голова болит и  немного  морозит. Так некстати приболела.
        - Сейчас вы у нас поправитесь, - он положил на ее голову  руку и стал молиться Господу, прося  выздоровления  больной.  Затем спросил, как она  себя  чувствует, но  больная не ответила, потому что уже крепко спала. На лбу у нее выступила испарина.
        - Надо ее укрыть  потеплее, -  Симон взглянул на Дину, и девушка, поняв его с полуслова,  достала из сундука  еще одно одеяло и укрыла   мать.

        - Ты и маму  вылечил. Вон как ей сразу полегчало, даже  уснула. Что бы мы без тебя делали? - Дина с благодарностью и любовью посмотрела на самого дорогого после матери, разумеется, человека.
       - Это не я, это Бог  лечит. Я не учился  лечить  людей. Лечат  людей врачи. Но я  знаю, что  Господь наш - самый лучший врач на свете.  Он наш Ходатай, наш Спаситель. Надо только веру иметь, и Господь всегда откликнется на молитву.
       - Неужели и  я бы так смогла, как ты?
       - Конечно, и ты, и любой другой. Только чистое сердце надо иметь и глубокую веру.  Ведь ученики  Иисуса  исцеляли  людей от Его Имени, имея сильную веру.  Иисус  Христос  всем уверовавшим в него дает такое  право.
       - Все равно, это не так просто делать,  как ты говоришь.
       - Кажется, у тебя ко мне какой-то важный разговор? — вспомнил  Симон.

        Дина замялась и предложила ему сначала  попить чаю с лепешками, которые она приготовила для него.
       - Ну, давай, -  усаживаясь за стол, сказал  он.
        За чаем Дина набралась  духу и стала говорить о том, что с таким трудом держала в себе до сих пор. Ведь пора положить конец её мучительному молчанию, её невысказанности, что мешает ей жить спокойно, но  открыться ему она решилась лишь наполовину, боясь открытого его отказа и полного позора для неё.
       - Симон,  я хочу открыть тебе свою тайну. Обещай, что ты не скажешь об этом никому, - начала она, волнуясь.
       - Обещаю, - заверил он.

       - Я знаю, что поступила неправильно, но это оказалось сильнее меня.  Я полюбила одного человека. Он очень хороший: умный, красивый, ну просто замечательный, но он, к сожалению, женатый. И я не знаю, что мне с этим делать, - говоря это, Дина боялась смотреть ему в глаза. Она сидела, опустив голову и теребя  края  полупрозрачной легкой накидки, которой покрывала свои  длинные волосы.
        - Вот оно что! Хорошо, я дам тебе единственно правильный совет: ничего не надо делать, - он коснулся ее руки. — Девушка  милая,   тебе надо перестать даже думать о нем, потому что  часто  ненужные  мысли овладевают нами и побуждают к плохим поступкам. Мне тебя очень жалко, но ты должна привыкнуть к мысли, что он не твой.  Зачем тебе думать о женатом человеке, когда вокруг есть много свободных молодых людей.
        Желать чужого  мужа  все равно, что желать чужой дом, чужую одежду.  Другими словами, пытаться украсть чужое счастье. Как бы тебе понравилось, если бы  кто-то имел виды на  твоего мужа? Думаю, что не понравилось бы. Вводить людей в соблазн - тоже  большой грех, сестрица. Так что оставь все греховные мысли о нем.

        -  Ты так говоришь, потому что это произошло не с тобой. А если бы тебя полюбила молодая и красивая девушка? Чтобы ты тогда делал? - не сдавалась влюбленная девушка. Ей казалось, что тут  уж она приперла его к стенке.
       - Я бы ей сказал то же самое, что и тебе, - спокойно ответил он.
       - Какой ты жестокий! - Дина совсем упала духом. Её самая заветная мечта развалилась, как разрушается от дуновения ветерка карточная башня, как смывается дождем рисунок, нарисованный на песке.

       - Ну как же иначе? - Симон коснулся её руки. - У меня есть красивая молодая жена, которую я очень люблю, и я не могу полюбить другую.   Пойми, что совершив такой грех, я могу сделать несчастными всех: и жену, и ту девушку, и себя. 

       Умом Дина понимала справедливость его слов, но ей было жаль своих чувств, которые питала к нему.
       - Допустим, ты прав, но тот человек так глубоко вошел в мое сердце, что его можно вырвать  только вместе с сердцем. И вот что мне теперь делать? - на глаза Дины  навернулись слезы.
      -  Написано: «Если  один глаз соблазняет тебя, то вырви его. Лучше с одним глазом войти в Царство   Небесное,  чем с двумя  глазами  быть в геенне  огненной». Я понимаю, что тебе самой трудно справиться со своими чувствами, но ты призови  на помощь Господа, и Он обязательно тебе поможет. Только постарайся не лукавить. Он видит сердце  человека.
         - А  почему христианам нельзя иметь двух жен, как у мусульман? - не хотела сдаваться Дина и этим, как она думала, каверзным вопросом, поставит его в тупик.

        -  Многоженство исходит от нарушения Божьего закона, где написано, что муж да имей одну жену, а жена да имей одного мужа.  Этого вполне достаточно для счастливой семейной жизни. Скоро ты сама в этом убедишься.  Я уверен,  что не закончится  год, как ты  полюбишь и выйдешь замуж за достойного молодого человека.  А все, что творится  с тобой сейчас, все это  останется в прошлом, о чем тебе  будет  смешно вспоминать.
        - Ты так думаешь?.. - удивилась девушка.
        - Ну, конечно! Я знаю, что говорю. Ведь  я люблю тебя как сестру, и маму твою люблю.
        -  И я тебя люблю...как брата, - с грустью произнесла она и с надеждой его переспросила:
        - А это  правда, что я скоро выйду замуж?
        - Конечно, правда!  И все у тебя будет хорошо, вот увидишь, - уверенно проговорил он, поднимаясь из-за стола...         

      Негласно отвергнутая  любимым человеком, Дина долго не могла уснуть. Она думала над его словами. Ведь он фактически отверг её, а она не в обиде на него. Почему так? Видимо, потому, что глубоко прав.  А почему он   сказал, что она скоро выйдет замуж? Откуда он может знать?  Гадать не гадал, а просто взял и сказал, как пророк. Если он правду сказал, то надо ждать, что  это случится.   Но тут на нее  опять накатила волна жалости к себе, что ей, волей-неволей, придется пожертвовать   сладкой мечтой выйти замуж за него, за этого  прекрасного человека, и она всплакнула, уткнувшись лицом в подушку. Но скоро успокоилась и незаметно уснула крепким сном.

        Симон, вернувшись домой, не сразу лег спать. Старый  Давид  тихо похрапывал  в своей постели и даже не шелохнулся, когда дверь своим скрипом возвестила о приходе зятя.  Молодой  человек сел за стол и задумался о разговоре с Диной. Конечно, он  понял из её взволнованного рассказа, кого полюбила она, только ей не хватило смелости  признаться в этом. И правильно сделала. Будучи  верным  и горячо любившим свою жену мужем, он не мог даже подумать, что Дина в него влюбилась, и только теперь стал  припоминать некоторые вещи, подтверждающие это: например, частые ее появления  у Давида, приглашения в гости,  радость в глазах, когда он приходил к ним и печаль, когда уходил. Вспомнил предупреждение тестя. А ведь он прав был  в отношении  Дины.  Вероятно,  благодарность к нему за исцеление  незаметно переросла в более глубокое  чувство.
        - Эх, Дина, Дина! Славная ты девушка, -  Симон покачал головой, - но ты ошиблась: я не тот, кто тебе нужен.  Единственное, что я могу  сделать, это молиться и просить Господа   дать тебе хорошего жениха.
        Подумав так, он опустился на колени и предался молитве.


                продолжение http://proza.ru/2015/10/09/780