Намолила

   Маленькое,  уютное купе поезда Москва-Хельсинки принимает пассажиров. Женщина шестидесяти двух лет вошла первой  и сидит на мягком нижнем диване.  Синяя бархатная обивка оттеняет синеву её глаз. Тёмно-русые крашеные волосы ниспадают до плеч.
  С шумом в купе пытаются втолкнутся двое мужчин и одна женщина.  Мужчины размещают  чемоданы, сумки и пакеты. Женщина с ридикюлем  крутится на одном месте  у окна в коридоре, мешая посадке другим пассажирам.  Высокая, стройная, седовласая попутчица широко улыбнулась  сидящей.
Здравствуйте!
 Здравствуйте!
  Наконец,  багаж  разместился.  Мужчины попрощались с дамой, чмокнув  её  в щёчки, и вышли.
    Поезд тронулся вежливо, почти воздушно. Тёмненькая женщина старается  не смотреть в упор на соседку, но лицо и фигура  попутчицы поражают её:  пышные седые волосы  начёсаны и взбиты, как яичный белок для бизе,  греческий нос,  выразительные глаза,  удивительно  стройная  худощавая фигура, длинные пальцы рук.

   Проводница прерывает сеанс визуального знакомства.
- Ваши билетики. Наши правила знаете? Ездили уже в нашем поезде?
- О, да! - говорит пышноволосая.
- Да! - повторяет другая.
- Я вас помню -  обращается миловидная молодая проводница к интересной особе.
- Да, я вас тоже помню. Я ехала в вашем вагоне неделю назад. У меня дочка живёт в Хельсинки. Внучка родилась.
- Поздравляю! На столе ваш  пакет питания, а в девять часов вечера принесут горячие бутерброды. Чай, кофе  -  обращайтесь. Счастливой поездки!

  Проводница уходит.
  Женщина со взбитыми  волосами представилась:
- Вероника Павловна! Можно Вера. - она встала и поклонилась.
- Лидия Ивановна!  Можно Лидия.
- Живёте в Хельсинки? - начинает она разговор.
- Да.
- У меня там дочь живёт, внучку мне родила Аглаю, огонь -значит. В пятьдесят лет родила.
- !!!
 Вагон качнулся. Лидия оперлась обеими руками о бархатную обивку дивана. 
- Сколько же вам, извините, лет? - удивлённо произносит  вдруг она.
- Восемьдесят три, милочка.  А вам?
- Я тоже пенсионерка, мне за шестьдесят.
Вагон второй раз качнулся, удивляясь в свою очередь после таких откровений пассажирок вагона номер тринадцать. Почтенные возраста у обоих.
- Удивляетесь?  - развеселилась Вероника-Вера - Я ещё не раз вас удивлю!
- Я вас тоже — улыбнулась Лидия.

Вагон мягко  качнулся вправо - влево. И чуть-чуть подпрыгнул от смеха.
- Чай?
- Чай! Я схожу — предложила Лидия — Я же моложе.
 
   Лидия вышла в коридор, прошла в начало вагона и попросила у проводницы чаю в пятое купе.
- Да, да! Сейчас принесу .
- Я подожду и заберу сама.
- Нет, нет, нам не положено. Вдруг вы обожжётесь. Меня уволят. Идите к себе. - Я принесу. Вам с лимоном?
- Да! Два чёрного чая с лимоном и сахаром.
- Хорошо.
  Лидия вернулась в купе и застыла на месте, едва открыв дверь.  Вероника Павловна стояла  на мостике, изогнувшись посередине узкого пространства.  Её пышная причёска, как метла раскидалась по ковровой дорожке.   Завидев попутчицу, она встала, отряхнулась, поправила волосы.
- Вы меня напугали.
- Если бы я умерла, то напугала бы вас больше, но я жива-здорова и прекрасно себя чувствую.
- Вижу.
- Я балерина — ещё раз представилась женщина — отвесив ошеломлённой попутчице реверанс.
  Вероника-балерина делает руками волну, как лебедь в балете «Лебединое озеро»
- Одетту танцевали? - поинтересовалась Лидия.
- Конечно. Весь классический репертуар.

  Лидия прикрыла входную дверь. Балерина подошла к зеркальной опоре  входной двери. Подняла ногу, провела её между рук и сделала вертикальный шпагат.

  Лидия сама когда-то в детстве занималась гимнастикой  и в балетный кружок ходила, но в шестьдесят два года  о такой гибкости и не мечтает. А Веронике-Вере восемьдесят три.
- Поразительно! - восклицает она.
 В дверь постучали. Балерина отстранилась, приняла человеческий вид и открыла дверь проводнице, принёсшей чай.

  После горячего чая разговоры полились сами собой. Лидия слушает, затаив дыхание.
Когда ещё с живой балериной Большого театра доведётся встретиться.?
- Вы говорите, что дочь родила в пятьдесят лет. Не опасно это?
- Она же в Финляндии рожала. Врачи хорошие,  без осложнений. К тому же, это у неё  третьи роды. Два сына Тимофей, Тимо и Александр, Алекс. Старшему семнадцать, младшему пятнадцать. Она их тоже поздновато рожала. Всё училась, два высших образования, кандидат наук.
- Моей дочери сорок лет, я думаю, что второго рожать поздновато, а ваша в пятьдесят родила. Удивили! 
- Да, я еду нянчить Аглаюшку. Муж помогать ей не может. Он живёт в Москве.
- ???
Лидия, вагон, даже быстро мелькающие деревья за окном, застыли в большом удивлении.
- Опять удивили. Как так получается, что муж вашей дочери живёт в Москве, а она с детьми в Хельсинки?
- Всякое в жизни бывает. Двадцать лет они так живут. Друг к другу в гости ездят.
 Вероника-Вера вздохнула и стала продолжать.
  Поезд идёт плавно,  в купе тепло и свежо,  потому что работает климат-контроль. Обстановка располагает на откровенность.
- Её муж работает таможенником. Он не выездной.  Танечка, когда забеременела, работала в Финляндии и решила, что её дети должны жить в экологически-чистой стране,  ближе к природе. В Москве один смог и много народу. Так и осталась там жить. Есть трёхкомнатная квартира. А сейчас подаст на расширение. Детей в Финляндии любят, о них заботятся.
 После горячих бутербродов стало ещё теплее, как бы сказали пьяницы, развезло.

  Лидии захотелось что-то подарить удивительной женщине и её не менее  удивительной дочери.  В сумке нашёлся один экземпляр, недавно вышедшей книги «Колокольчики». Лидия давно пишет стихи и рассказы. Но издавать книги стала  недавно.
- Вот -  протягивает писательница книгу балерине — это я написала. В книге рассказы о моей маме, о блокаде Ленинграда.  Маме в детстве пришлось пережить этот ужас.

Кондиционер выдаёт холодный воздух. При этих словах в купе стало холодно, побежали мурашки по телам беседующих женщин.
Вскоре застучали зубы.
- Войну я тоже помню. -  завернувшись в пышное одеяло в белом хрустящем от чистоты пододеяльнике — нас эвакуировали в Ташкент, весь интернат. Помню, посылали нас пропалывать пшеничное поле от васильков. Возвращались мы чёрные от пыли. Друг друга не узнавали, одни глаза белками светились, отмывались в тазах.
- Моя мама умерла два года назад.
  Холод в купе напоминает морозильную камеру морга. Женщины увлекаясь мрачными воспоминаниями, не замечают, что замерзают. Так зимой замерзают люди, оказавшись волей судьбы в снежном плену, закрывают глаза, засыпают и замерзают насмерть. В купе постучали.
- Таможенный контроль.
  Лидия открыла дверь и в купе врывается тёплый воздух современной жизни. По заледенелым телам воспоминаний разливается радость возвращения к жизни.
- Ой, - спохватывается Вероника-Вера — это же я опустила регулятор температуры воздуха в купе и забыла.
 Она с лёгкостью лани подскакивает к регулятору над дверью и нажимает на плюс.
- Теперь будет тепло.
После таможенных процедур снова становится тихо.  Так тихо, что Лидия незаметно для себя перенеслась в Сызрань, в свой дом. Вот она подходит к квартире своей мамы, тихонечко своим ключом открывает входные двери, одну железную, затем вторую, входит в маленькую прихожую и замирает.  В проёме межкомнатной двери она видит мать, которая стоит на коленях возле кресла, положив обе руки на сиденье, склонив низко голову и молится:
- Дай мне, Боже, умереть без мук. Дай мне, Боже, умереть быстро, не огорчать и не мучить никого.  Не дай мне, Боже,  беспомощности, бесполезности. Забери меня тихо, по отечески.
- Что с вами? - слышит вдруг Лидия голос попутчицы — Вы молитесь?
- Нет - очнувшись, медленно приходит в себя женщина — это мамина молитва. Она в последнее время всегда молилась и постоянно говорила: «Как я устала жить!» Она действительно пережила очень много трудностей, блокаду, репрессии,  в перестройку, благодаря  ей, вся моя семья выжила, сама не ела, а любому бомжу на улице кусок хлеба выносила.

 Вероника-Вера  сочувственно смотрит на Лидию.
- Она умерла два года назад,  инсульт, всего одну неделю в больнице провела, умерла в беспамятстве.
- Королевская смерть — старается успокоить попутчицу балерина — садится на диван рядом, обнимает:
- Намолила она себе хорошую смерть.  Нам бы научиться так молиться.
- Да, намолила. Я это сейчас понимаю.
  Поезд бежит очень быстро. Время бежит очень быстро. Хорошие попутчики нам помогают в пути.