Детство без памперсов. Часть 1
Детство без памперсов. Часть I
Содержание
1.Я появился
2. Барон
3.Мать Тереза
4.Бабка Эльза
5.Бабася
6.Семейная крыша
7.Мадам Ржевская
8.Сестрица Аленушка
9. Мой детский интим
10Домашняя дичь
Я появился
Хотите или не хотите, но я появился на свет в номенклатурном роддоме на улице Льва Толстого. В тот день родилось два элитарных мальчика. По семейному преданию санитаркой там работала бабка, обладавшая экстрасенсорными способностями. Она подошла к роженицам, лежавшим в одной палате и заявила, что оба малыша обладают исключительными музыкальными способностями, но лишь один из нас станет знаменит, а другой, увы. Моя мать никакого отношения к музыке не имела, а вот ее соседка являлась первой скрипачкой оперного театра, а муж - известный солист. Женщины спросили у вещуньи, что же надо делать для реализации пророчества? Та намекнула, что необходимо позолотить ей ручку. Моя мать дала пятьдесят копеек, а скрипачка - сунула десятку, так как для сына ей было ничего не жалко. Я, конечно, не верю в ясновидящих, но мой кунак по роддому в будущем стал известным пианистом. Имя Сергея Загадкина в Самаре знают многие.
Мои музыкальные способности проснулись тоже рано. Дело было так. У нас в квартире на первом этаже по Красноармейской,19 стояло черное немецкое фортепиано, вывезенное дедом из Германии по репарации. Мать решила настроить инструмент и пригласила мастера. Я, в пятимесячном возрасте, спал в соседней комнате в своей детской кроватке. Мастер нажимал клавиши и подтягивал струны. Вдруг он услышал, что кто-то подпевает в унисон. Он нажимает"до", и ангельский голос повторяет точь в точь . Он дает "ми" и будто с небес ему вторят. Настройщик увлекся этой игрой, ноты летели от одной октавы к другой , то выше, то ниже, а кто-то неведомый идеально копировал за ним. Мужчина пригласил хозяйку и продемонстрировал. Собралась вся семья, стали думать о привидении. Дед, не веривший в чудеса, предположил, что это гудит ветер в дымоходе. Бабка была более расторопной, она заглянула в соседнюю комнату и увидела такую картину: я совершенно голый, сбросив одеяло на пол, лежал на спине, махал ручками и ножками, повторяя услышанные ноты.
Мастер не мог поверить в случившееся: ребенок не умеет ходить, говорить и вдруг поет в унисон. Убедившись воочию, он предложил обязательно учить меня музыке с самого раннего детства. В три года ко мне стала ходить известная пианистка Сара Ефимовна. Первым делом она взяла яблоко и объяснила, что это целая нота, потом разрезала его пополам и объяснила следующую длительность нот. Так дело дошло до восьмушек и шестнадцатых, которые я с удовольствием съел. " Вот-вот, - сказала учительница музыки, - еще не умеешь играть, а уже пианино дает тебе покушать, а что будет, когда освоишь инструмент, поэтому старайся." Мать, правда, скромно заметила, что пока семья сама тратится на музыкальное развитие сына. Когда она это говорила, я бил левой рукой по басам, представляя медведя, вылезающего из берлоги, в то время как моя правая рука на верхней октаве изображала запуганную мышку.
Барон
Известно, что у каждой семьи есть свои скелеты в шкафах. У нас таким скелетом и шкафом одновременно являлся мой папаня, которого в полукриминальных кругах почтительно называли Бароном. Где моя мать нашла этого двухметрового худого парня неизвестно, но он решительно вошел в ее жизнь. Она была умная, волевая, маленького роста , не слишком броская девушка , а он яркий ариец со стальным блеском голубых глаз и вечно презрительным выражением на лице. Парень отличался крутизной не по годам, хотя военное время многим закалило характер. Во время Великой Отечественной он, как знающий разговорный немецкий язык, стал фронтовым разведчиком и часто ходил на ту сторону передовой за "языком". Однажды лейтенанту не повезло, и он получил очередь в спину, но сумел доползти до своих. На этом его война закончилась. Начиналась зима 1945г.
Папаня в послевоенные годы, получив вторую жизнь, решил отрываться по полной. Он стал завсегдатаем всех ресторанов, баров, пивных заведений. Часто эту высокую спортивную фигуру видели на ипподроме, где он зарабатывал шальные деньги, делая грамотные ставки на фаворита. Кром е того, стиляга играл в шахматы в городском Струковском саду. Под доску противники клали по червонцу, и чаще всего приз доставался Барону.
Местный плейбой покорял сердца слабого пола из номенклатуры. После страстных ночей дамочки писали ему бешеные письма, которые оказывались в огромном рюкзаке на верхней полке кладовки в доме на Чапаевской. Возлюбленные дарили на память покорителю сердец серебряные ложечки, рюмочки, вилочки, которые пополняли коллекцию домашнего эротического музея. Девушек можно было понять, ведь сколько их сверстников осталось на полях войны. Живые мужики превратились в реликтовую роскошь. Барон не то чтобы пользовался ситуацией, а просто жил как умел. Компания у парня сложилась такая : наглые официанты, зубные техники, ювелиры и другие подобные уважаемые люди. Каждый вечер братва собиралась в одном из питейных заведений и проматывала легкие деньги на жрачку и дорогую выпивку. Там же разыгрывались партии в преферанс, бридж и покер.
Однажды грянул гром в виде появления сотрудников ОБХСС. Друзья садились за колючку один за другим. Это напоминало Набережную ранним утром, когда постепенно гаснут фонари, праздничная ночь заканчивается , и дворники начинают сметать метлами остатки ночного гульбища. У Барона были и другие круги общения. Стоит вспомнить друга детства Гену Петрова. До войны они хулиганили в старом городе так, что участковые хватались за голову. Любимым занятием трудных подростков было бегать ночью по улице, обмотав руку полотенцем и бить стекла в подвалах и на первых этажах. Потом во время войны Петров служил в Смерше, а затем стал партработником. Когда Хрущев подарил Крым Украине, он единственный выступил резко против, наперекор генеральной линии партии. Принципиальный патриот лишился работы, а через несколько лет случайно упал с крыши, когда чистил там зимой снег.
Барон любил ходить в театр, филармонию, а также общаться с умными девицами- преподавательницами немецкого языка местных вузов. В этой среде он и познакомился с моей матерью, завидной номенклатурной невестой. Разлюлюйская послевоенная жизнь заканчивалась, и мачо надо было прибиваться к какому-нибудь надежному берегу. Так он сделал моей матери предложение и подарил дорогое бриллиантовое кольцо. Таким образом парень находил себе крышу от всех жизненных неурядиц в лице моего деда, крупного партработника, обеспеченную жизнь, перспективную работу и умную рассудительную жену.
Дед был в ужасе от выбора дочери, но, как говорится в народе, любовь побеждает. Мать кричала, что ее мужчина должен быть на две головы выше, а иначе он не существует. В конце- концов дед согласился и назначили свадьбу. Однако за несколько дней до официального посещения Загса Барон исчез из города. Дед не хотел терять лицо и, нажав на нужные кнопки, отыскал зятя в пьяном шалмане в Чапаевске. Полупьяного беглеца с засосами на шее вернули домой. Тот, однако, не извинился, а потребовал от будущего родственника автомобиль в качестве приданого. В то время машина была не средством передвижения, а роскошью. Дед подумал- подумал и согласился. Вскоре после свадьбы Барон носился по городу на черном горбатом Москвиче. Так началась их семейная жизнь, подкрепленная лошадиными силами.
Молодой муж не изменил своим привычкам, хотя его и устроили на солидную должность. Он уходил рано утром, а вечером порой еле добирался до дома, находясь в сильном подпитии. У подъезда лежал большой камень, который соседи стали называть бароновым, так как папаня часто отдыхал на нем после тяжелого трудового дня. Мать выскакивала и тащила его домой, спасая престиж семейного дома. Муж кричал ей: " А знаешь ли ты, с какими серьезными людьми я сегодня пил? Петька - майор спецслужб, Колька - директор завода, а Серега - про него лучше вообще молчать."Барон ловко влился в элиту города. Он стал звездой всех банкетов руководителей среднего и высшего звена. Всегда одетый с иголочки, душа компании рассказывал анекдоты, пел песни и умел тонким словцом обольстить всех присутствующих. За ним тянулся длинный шлейф адюльтера и дымовая завеса таинственности.
Разгуляй - парень пришелся всем по вкусу, особенно новому начальнику. Папаня как-то на Набережной так развеселил компанию, что чиновники в пьяном угаре стали крушить киоски и валить мусорные ящики. Приехал наряд милиции и схватил дебоширов, не смотря на их должности. Борон вовремя спрятался в кустах, а потом и вовсе растворился в ночи. В это время в стране шла очередная кампания по борьбе с пьянством, и в ведущей газете вышла разоблачающая статья под названием "На хапок!" Начальнику объявили строгий выговор , а Барон , как бывший разведчик, опять оказался вне линии огня.
А как же в это время жила моя мать? Она положила всю себя на сохранение семейного дома и перевоспитание супруга. Несчастная женщина для сохранения ячейки общества родила сначала одного ребенка. Однако привязать бунтаря к себе до конца не могла, хотя и бегала по всем инстанциям с жалобами на неверность мужа. Ей предложили родить второго. Так появился на свет я. Папаня не сбежал, а в качестве вознаграждения за это, дед отправил Барона в длительную заграничную командировку по капстранам. Вернулся оттуда мой батя совершенно невменяемый. К обычной надменности на его лице прибавилась гримаса презрения ко всем местным аборигенам, не считая, конечно, вышестоящих начальников. Полгода отец не находил себе места, не обращая внимания на членов семьи. Он цедил сквозь зубы: " Тошнит от этих уродливых морд на улице, не могу дышать воздухом с мерзкой провинциальной чернью. Я видел Париж, Мадрид, Барселону, Милан, а тут течет гной. Какие там бабы, какие магазины, какие автомобили. Назревал конфликт. Дед потушил его, сделав ход конем, а именно пригласил к себе в кабинет чванливого зятя и показал какие-то бумаги, видимо секретное досье. Папаня проглотил горькую пилюлю и с кривой улыбкой заткнулся надолго.
Мать Тереза
Моя мать была женщиной волевой, властной и исключительно талантливой. Она обладала как математическими, так и лингвистическими способностями, но по сути свою жизнь выбросила на помойку, положив всю себя на перевоспитание бесшабашного гуляки- мужа по кличке Барон. Что это было - глупость? Полагаю, нет. По ее судьбе советская власть проехалась то ли колонной Камазов, то ли бронетехникой.
Мать родилась в семье не просто известного партработника, но даже, можно сказать, идеолога большевизма и пропагандиста социалистических идей. По заданию партии он мыкался по разным медвежьим уголкам России, по дальним провинциям, утверждая коммунистическую власть. Он подавлял кулацкие мятежи, а потому привык спать с наганом под подушкой, накрыв лицо одеялом. Однажды эта привычка чуть не стоила моей матери жизни. Партиец чистил пистолет, а тут возьми, да и пальни. Пуля засела в деревянной стене в сантиметре от головы недавно родившейся дочки. Это и была моя мать, прошедшая первое боевое крещение. Семья в то время жила в Кургане, но вскоре дед получил назначение в Самару, где и прожил всю жизнь. В этом городе на Волге родилась вторая дочь. Родственные чувства у сестер проснулись рано. Бабка рассказывала, что моя мать высыпала в лицо новорожденной добрую ложку соли. С тех пор между сестрами шла перманентная война за лидерство и перетаскивание на себя одеяла любви отца.
При Ежове семейная лодка партаппаратчика была торпедирована сотрудниками НКВД. Они пришли ночью и арестовали взрослых, а девочек отправили в детдом. Однако судьба улыбнулась снова . Ежова вскоре расстреляли, а родителей выпустили, правда с выбитыми зубами. Дочки вернулись в свою прежнюю квартиру. Стукач, донесший на партработника, пользовался их трехкомнатной жилплощадью не более полугода, а поэтому даже не успел переставить мебель. В шкафах висела та же одежда, в детской те же тетрадки, учебники и игрушки.
Жизнь в детском доме, тем не менее, полностью переплавили характер подростков. Мать рассказывала только одно. Она была настоящей ленинкой, пионеркой, а ее вывели на плац перед всеми воспитуемыми, и начальница, НКВДешная овчарка, сорвала с нее красный галстук, как с дочери врага народа. "Моя сестрица,- говорила она, - галстук не надевала, а поэтому не подверглась издевательствам". Потом была война, работа на военном заводе. В это время отец служил комиссаром при втором Белорусском фронте, с которым дошел до Берлина.
По окончании войны семья приехала к нему в оккупированную восточную Германию. Вот там у матери проявились лингвистические способности. Она быстро освоила немецкий язык и стала переводчиком при отце. Однажды молодая комсомолка сорвалась и уехала без разрешения в Париж, где присутствовала на параде деникинских войск в связи с победой над фашизмом. За этот поступок ее выдворили из оккупированной зоны в родной город, где она закончила вуз иностранных языков. Карьера ее шла в гору. Способности полиглота оказались востребованными спецслужбами. Она в совершенстве освоила немецкий, английский, итальянский и испанский. Всю жизнь мечтала выучить французский, но так руки и не дошли.
Мать работала с пленными немцами в поселке Управленческий, а также преподавала там русский язык немецким детям. Однажды произошла такая история. Мать поставила сос воими учениками спектакль про Тома Сойера. Там была такая сцена, где главный герой кидал на кладбище мертвую кошку, которую сделали из тряпок. Однако на премьере юный актер принес настоящую убитую кошку и бросил ее в зал с криком :"Сталин, капут!" Деду пришлось вмешиваться, чтобы замять скандал, ведь за подобное могли отправить на Колыму. В качестве переводчика для военных из ГДР мать присутствовала при испытаниях ядерной бомбы в Тоцких лагерях, получив немалую дозу радиации. Это в дальнейшем сказалось на здоровье. В процессе работы у нее сложились добрые отношения с некоторыми немками. Те часто приглашали ее в Берлин в гости и сами приезжали к нам в Куйбышев. Напомню, что город в то время считался закрытой зоной и пускали в него по особому разрешению КГБ.
Перспективная девушка нашла плейбоя, в которого влюбилась по уши. Несчастная фантазерка бросила к его ногам научную карьеру, престиж, успех по службе. Он был для нее героем во всем: профессионально кидал ножи, владел рукопашным боем, мастерски водил автомобиль. В народе говорят про подобного типа, я бы с таким пошла, он способен на поступок. Внешностью парень был истинный ариец, характер нордический, знал немецкий язык. Во время войны он служил в разведке.
Семья получилась кособокая: он - щеголь в шикарном английском костюме, в ботинках фирмы Нареман, и рядом она в шитом, перешитом тряпье и в стоптанных туфлях. Барон устраивал скандалы даже за купленные по дешевке пятнадцатирублевые босоножки, которые она прятала в кухонном шкафу. Для Борона одежда покупалась с " черного" хода за сотенные, так как ему якобы приходилось посещать важные присутственные места и встречаться с серьезными нужными людьми. Такое психологическое давление перевернуло сознание невысокого роста женщины с толстыми линзами на близоруких глазах. Мать сдвинулась на накопительстве денег. Каждую копейку стала носить на сберкнижки, которые заводила десятками, пряча среди собраний сочинений Ленина и Маркса. Каждую мелкую покупку, включая коробок спичек, записывала в особую амбарную тетрадь. Таких фолиантов скопился целый шкаф. Она все время ждала черного дня, того самого, что пережила однажды в детстве, когда к дому партработников под утро подъехала черная Маруська.
Быт в семье отличался разительными особенностями. Так вареные яйца она нумеровала: №1 -для понедельника, №2 - для вторника и так далее, под № 5 протухало, а шестым можно было отравиться, поэтому я отказывался уже от яйца №3. Особенно мать ненавидела колхозные рынки и ярмарки, что проходили каждую осень на площади Куйбышева. Она презирала сельский труд и считала, что все не магазинное - гадость. Мать уважала только интеллектуальный труд, а себя называла "мозгом нации". Однажды я по глупости спросил, почему она до сих пор не защитила диссертацию? Мать упала в истерику и долго орала, что всю себя отдала без остатка семейному дому и созданию бытовых условий для любимого мужа. Я подумал, неужели в этом и есть суть семейного уюта, от которого просто рвет.
Барон жил своей жизнью, кушал отдельно в номенклатурной столовой, поэтому он плевал на все ее выверты. Затюкавшая сама себя женщина с вывернутой психикой построила странный быт: делила на неделю вареную курицу с гречневой кашей, прятала чай, сахар, лимонную кислоту, уксус, приговаривая, что может не хватить до конца года. Под запретом был телевизор, а вдруг сломается. Когда Барон спал, детям запрещалось ходить по коридору мимо его комнаты, мол скрипят половицы, могут потревожить сон героя. Слава Богу, что ее принц уходил рано утром, а появлялся поздно вечером и часто под шафэ. Со стороны это напоминало сумасшедший дом. Соседи за глаза хихикали, но формально улыбались и при встрече говорили : " Какая Вы мудрая женщина, хранительница очага". " Да, -говорила она, - Я блюду семейный дом".
Отдушиной для матери являлись поездки за границу, особенно в Австрию. Там она проживала по полгода. Любимым ее городом была Вена, где она часами бродила по старым улочкам . Денег катастрофически не хватало и приходилось только нюхать чудесные ароматы из местных кафушек и ресторанчиков. Она собирала этикетки и конфетные обертки и в качестве трофеев привозила в Куйбышев. Там она подружилась с известной немецкой писательницей-антифашисткой Марией Тидл, и та многие годы присылала в Куйбышев посылки с австрийскими кулинарными изысками. Мать прятала эти продукты у себя в шкафу и не давала детям, говоря, что все это на черный день. Получая посылки, мать говорила, что капитализм ужасен, там каждый человек чувствует себя брошенным ни кому ненужным кроликом. Когда она умерла, ее муж выбросил огромные мешки с кофе, чаем, конфетами на мусорку во двор к небывалой радости местных бомжей. Барон боялся, что продукты отравлены, а за ней в путь он не собирался.
Бабка Эльза
У Барона, между прочим, была мать. Ее звали Эльза - сухая, высокая, седовласая старуха с длинным орлиным носом и пронзительными глазами. В средние века за внешний вид ее наверняка сожгли бы на костре, как ведьму на одной из площадей Фатерлянда. Слава Богу, мы жили в другие, атеистически- мракобесные времена, поэтому Бабэльза, как я ее называл, весьма процветала.
Она жила на старинной извилистой улочке в родовом купеческом доме о двух этажах, из красного кирпича. До революции ее семья имела на первом этаже по Николаевской, 113 швейную мастерскую, где вкалывали на зингеровских машинках наемные белошвейки. На втором этаже находились жилые помещения предпринимательской четы. Большевики экспроприировали сначала первый этаж, а потом и часть второго, оставив бабке две комнаты. В них она и жила вместе со своим мужем и одновременно бухгалтером. Туда и привезли из роддома самого Барона.
Муж -экономист рано умер, правда, успев поработать в системе Торгсина. В дальнейшем все хлопоты по воспитанию сына легли на Эльзу. Дама не унывала. По наследству от предков ей досталось умение шить, более того, женщина стала известным в Самаре модельером. Вся номенклатурная элита женского пола заказывала здесь платья, юбки, жакеты, пальто, бюстгальтеры и так далее. Гостиная постоянно превращалась в примерочную, а пацаненка, будущего Барона выгоняли в соседнюю каморку. Мелкий хулиган не любил одиночества, а поэтому проделал в стене дырку и подсматривал за примеркой. Дамы раздевались, ничего не подозревая, а похотливый взгляд юнца скользил по их обнаженным сиськам.
Шло время, и подросток занялся фотографией, делая сквозь дырку уникальные снимки аппаратом ФЭД, которые затем продавал в школе №6(бывшей гимназии им. Романовых). По семейным преданиям случился грандиозный скандал. Народ хихикал над полуобнаженными супругами аппаратчиков. Склоку удалось замять.
Помню, как бабка Эльза умела двумя руками проводить идеально параллельные линии, изготовляя лекало. Ножницы в ее руках летали как живые. Профессионализм не спрячешь. Как-то раз Эльза шила, потеряла иголку и подумала, что та ушла к ней в тело и движется в сторону сердца. Она дико кричала. Вызвали скорую помощь, отвезли в больницу и сделали рентгеновский снимок. Оказалось, что мастерица даже не укололась, а иголка просто упала на пол, где ее и нашли. Видимо, старушка просто хотела к себе больше внимания и искала любые предлоги для этого.
Моя мать была настроена по отношению к свекрови крайне враждебно, а потому никогда не переступала порога ее дома. Она считала свою родственницу купчихой, а поэтому всячески презирала как классового врага. Когда я родился Эльза посадила в немецких традициях финиковое зернышко, из которого выросла прекрасная пальма. На мое шестнадцатилетие она подарила это дерево. Оно стояло в моей комнате в генеральском доме по Чапаевской, 180, как бы символизируя надежду на добрую жизнь. Однажды зимой в мое отсутствие мать выбросила пальму на мусорку.
Я с детства любил ходить к бабке. Мне нравилась ее уютная обстановка, в отличие от казармы родного дома. У Бабэльзы стояла дореволюционная мебель: чугунная кровать с царскими орлами, у стены - огромное венецианское зеркало, на трюмо - мраморные слоники и масса других фарфоровых милых фигурок, в буфете из красного дерева меня восхищали чашечки, рюмочки, тарелочки, ложечки, вилочки. Все это было так не похоже на советский ширпотреб, окружавший повсюду. Сама Эльза казалась волшебницей, вышедшей из пены веков. Николаевская эпоха окутывала весь этот удивительный быт. Чего стоила голландская печь с восхитительными изразцами, лепнина на потолке. Я лазил на полати, где копался в шкатулочках, коробочках, обнаруживая серебряные и медные монеты с двуглавым орлом. Однажды я нашел там целый мешок с письмами, адресованными моему отцу. Писали любовницы, сгорая от страсти, называя его то Барошенькой, то Барончиком. А какие там были стихи, я даже некоторые перлы запомнил на всю жизнь:
" Твой славный, сладкий член
Меня захватывает в плен,
А сиськи мои как дыни,
Ведь я твоя рабыня."
Читая эти всплески эпистолярного жанра, я узнал много интересного о сексе во всех его проявлениях. Этот мешок стал моей личной интимной библиотекой. Там лежала тетрадка, где сам Барон записывал свои вирши:
" Ты не прыгай по дивану,
Как сорока по гнезду.
Я "пилить" тебя не стану,
Фик намылила п...ду".
Понятно, что подростка тянуло в этот дом, как муху на мед. Мама катала истерики, но папа брал меня за руку и вел к бабке. Эльза готовила к нашему приходу домашние пельмени из трех видов мяса, разливала из пузатенького графина вишневую или сливовую наливку в изящные рюмочки, подавала соус из терна, пироги с сомятиной и сладкие со щавелем. Под кузнецовские тарелки с позолотой она подкладывала вышитые салфетки, грамотно раскладывала вилки, ложки и ножи. Старушка говорила:" Учись, внучок, хорошим манерам, этот большевистский маразм когда-нибудь закончится. О, май Год!". Барон испуганно шептал ей :"Руищ".
Начинался пир под звуки фокстрота или под романсы Вяльцевой. Барон сам доставал из тумбочки раритетную пластинку, клал на патефон и крутил ручку. Звучала непривычная музыка, столь непохожая на советские марши и пионерские песни. Особенно старорежимная Эльза дорожила одной пластинкой, где звучала песня Цфасмана в исполнении ее племянницы Нины. В большой светлой комнате в эти счастливые минуты просыпалась старая Россия, затоптанная ленинскими копытами. За окном лил дождь. Закрываю глаза и до сих пор вижу эти мокрые соседские крыши, черепичные, а то железные. Что то теплое, доброе, надежное входит в душу.
Бабка Эльза была страшно запугана советской действительностью. Ее родители происходили из Поволжских немцев, поэтому девичья фамилия Эльзы была Ландау. Она закончила гимназию Нины Андреевны Хардиной, что на улице Дворянской. Бабка скрывала свою родословную, так как большинство ее родственников и друзей юности сгинули в сталинских концлагерях. Она хранила на дне сундука, видимо в качестве протеста против Совдепии , фото своего дяди жандармского полковника в мундире с орденами и наградными крестами. Тот с семьей успел в смутные времена уехать в Австралию, где его след затерялся. Эльзя рассказывала, что в 30-е годы XX века на ее адрес приходило несколько писем с экзотическими марками. Ответ посылать никто не решился, и переписка оборвалась.
Бабася
Бабка по линии матери была отвязанная. Она не выпускала изо рта беломорину, даже когда разговаривала. От этого ее интонации приобретали какую-то особую суровость. Перипетии XX века сформировали этот тяжелый характер, напоминающий противотанковые ежи в зимнем Подмосковье 1941 г.
А жизнь ее начиналась светло и весело. Миленькая девочка родилась в Петербурге в семье известного юриста. Социальная среда, казалось, предопределила судьбу: престижная гимназия, иностранные языки, красавцы офицеры - поклонники. В шикарный особняк захаживала интеллектуальная элита. Там даже пел Вертинский, который подарил симпатичной девушке свои ноты- шансонетки.
Вдруг большевистский переворот, который картавые ораторы назвали пролетарской революцией. Умельцы, поднатаравшие в области словоблудия и социальных утопий, ловко манипулировали пьяными мужицкими толпами. Бесноватая матросня и солдатня крушила все. Наступили хаос и всероссийская катастрофа. От голода в столице стали исчезать даже тараканы и мыши. Семья рванула на юг. Старший брат ушел в добровольческую армию, а вот девчонке не повезло. Она оказалась на территории, захваченной красноармейцами. От классовой расправы ее спас невысокий кудрявый комиссар с бешеным взглядом. Он взял ее машинисткой, а потом в жены. Так родилась новая большевистская ячейка общества. В то время в воздухе носилась идея об обобществлении всех баб, но мой дед был с такой идеей не согласен. Он умел доказывать свою точку зрения при помощи маузера. Этот аргумент действовал безотказно даже на обширенных матросов.
Бабася, как я ее звал, мимикрировала, хотя никогда не признавала советскую власть. Она всегда являлась скрытым, глубоко замаскированным очагом белогвардейщины. Пуская сизый дым, уже пожилая дама говорила мне, что бироновщина лучше, чем большачество, от которого воняет потными портянками и тухлыми сапогами. Однако муж безумно любил свою дворяночку и шел по партийной лестнице с ней рука об руку. Она молчала и все ненавидела, а он гордо заявлял, что доказывает правильность гегелевской диалектики о единстве и борьбе противоположностей.
Родив двух дочек, Бабася больше никогда не работала. У нее была прислуга, а аристократка только командовала челядью. Когда я появился, слуг уже не было, и бабке пришлось самой вести хозяйство. Как сейчас помню, она с утра шла на кухню и часов до 12 гремела посудой. К обеду все собирались, но оказывалось, что еще ничего не готово и приходилось поедать бутерброды. У бабки всегда что-нибудь пригорало, молоко обязательно убегало. Дед однажды купил жене скороварку, но та взорвалась, и долго с потолка падали то капуста, то лук. Особенно наша домохозяйка не любила Барона и шипела в его сторону, словно гусыня. Мать бросалась на защиту любимого как тигрица: " Ну, ты же интеллигентная дама и должна вести себя как тургеневская героиня". Та парировала:" А я читала Артема Веселого и Бабеля, а Тургенева пусть в Париже читают, и вообще, вам хоть золото на башку лей, проку никакого. Твой аферист гуляет, у него в кармане пальто я обнаружила чужой лифчик. Твой любимый в юности торговал арбузами на Троицком рынке, там бы ему и оставаться с вороватыми повадками и полюбовницей Нинкой". Слово Нинка в семье было под запретом. Так звали юношескую любовь Барона, именно ее арбузы когда-то продавал нынешний супруг. Перебранка заканчивалась, и бывшая дворянка снова начинала греметь посудой, создавая белый шум и музыку абсурдизма. Меня Бабася считала за выродка, мол, от Барона кроме ублюдства ждать нечего. Я на нее не обижался, понимая, что это лишь продолжение гражданский войны, но только в семье. Пережитый голод, холод и красный террор проникли ей под кожу, как паразиты, что страшнее клещей.
От семейных дрязг я с раннего детства ушел в собственный внутренний мир, хотя обстоятельства порой заставляли возвращаться в реальность. Помню случай. Папаша уехал в командировку и поставил машину в гараж, которым служил огромный сарай во дворе. Каждая квартира имела там свой отсек: кто держал мебель, кто книги, кто слесарил. Длинный деревянный сарай во дворе по Красноармейской, 19 тянулся вдоль всего дома, темный и мрачный. Вдруг ночью мы все проснулись от яркого света. Окна выходили во двор и там, казалось, заполыхало целое солнце. Это горела деревянная постройка, и языки пламени лизали ночное небо. Все стали одеваться, запихивать по карманам ценности, документы и выскакивать на улицу. Бабася собрала соль, сахар , спички, и , держа хозяйственную сумку на груди, тоже выскочила во двор. Пожар потушили, как водится, когда уже все сгорело. Мать в ужасе подошла к нашему отсеку, ожидая увидеть обгорелые остатки горбатого Москвича, но, на удивление, там было пусто. Оказывается до пожара машину успели угнать, потом милиция ее обнаружила недалеко за городом.
Однако вернемся к старой аристократке. К ней иногда приходили подруги, такие же курилки. Сквозь дымовую завесу я с детства прислушивался к их разговорам. Помню сухонькую старушку, внешним видом, напоминавшую знаменитую Шапокляк. Она вела уголовное право в местном университете. Юристка выглядела крайне оригинально, так как носила на голове тюбетейку и постоянно ела рахат -лукум, запивая его маленькой рюмочкой водки. Все это она носила с собой в старом потертом кожаном портфеле рядом с лекционными материалами. Гостья прошла через сталинские лагеря, но сохранила безумную веру в отца народов. Свою дочь большевистская фанатичка назвала Сталининой, а сына Ленон. Я как-то спросил, не в честь ли лидера Битлов? Старушка чуть не упала в обморок, испугавшись обвинения в антисоветизме. Наша юристка любила рассказывать о городских событиях. Это происходило примерно так: " А на старом кладбище в прошлый четверг обнаружили мента, распятого на кресте. " Оглядев слушателей строгим взглядом, она продолжала: " Во дворе гуляла маленькая девочка без присмотра, а потом исчезла. Вся милиция сбилась с ног, не нашли. Через месяц мимо того двора проезжает машина без номеров, приостанавливается, дверца открывается и из салона выталкивают пропавшего ребенка с забинтованными руками и тряпичным мешком на голове. Соседи подбежали, а у девочки мизинцы отрублены, мешок срывают, а вместо глаз - пустые глазницы, в которых эти отрубленные пальцы".
Своими рассказами бабкина подруга заменяла мне самый страшный фильм ужасов. Заканчивая эти криминальные новости, она говорила, что классовая борьба продолжается и американские империалисты не дремлют, так как ни один советский человек такого сделать не может. Иногда приходила другая подружка, что смолила Шахтерскими папиросами. Ольга Степановна преподавала экономику социализма и любую тему сводила к цитированию Карла Маркса. Закатывая глаза, седая дама заявляла, что весь вред от денег и ей противно брать в руки купюры. Ее успокаивало только то, на червонцах был отображен портрет Ленина. Она вытаскивала красненькую купюру и целовала вождя в лысину и заявляла, что Ленин - это стабильность. Бабка слушала этот номенклатурный бред и как-то странно ухмылялась, выпуская неимоверно густые клубы дыма, как бы прячась за этой никотиновой завесой.
Когда наступила хрущевская оттепель, у Бабаси нашлась подружка юности. Та сумела выжить в Питере, прошла через блокаду, но не покинула родной город. Как-то она путешествовала на круизном пароходе по Волге и оказалась в Куйбышеве. Подружки встретились. Я впервые увидел, как у потускневшей Бабаси загорелись молодым задором глаза. Казалось лет пятьдесят исчезли на какое-то мгновение. Бабка говорила, что сталинизм вытравил душу из интеллигенции: люди стали бояться даже вместе попить чайку, а вдруг кто-то позавидует и донесет. Стучали советские граждане друг на друга, придумывая любую нелепость, а целью доносов было желание завладеть Кузнецовским фарфоровым сервизом, набором столового серебра или гарнитуром из венских стульев. Самым большим призом становилась чужая квартира. Бабася рассказывала о судьбе стукача, который проживал в нашем дворе. Одна из его жертв, выйдя на свободу в 50-е годы, свернула ему шею так, что тот ходил, всегда глядя налево. Позже сексот пропал навсегда. Бабася в разговоре поведала подружке юности о музыкальных способностях внука, т.е. меня. Пожаловалась, что в городе не купить хорошего инструмента, а старое фортепиано рассыпается и фальшивит. Месяца через три мы получили из Питера багаж, в котором оказалось новенькое немецкое пианино фирмы Ройслер. Тогда я впервые понял, что такое нравы и традиции Николаевской России.
Нашелся также и брат, когда-то служивший у Деникина. Он мимикрировал в советскую жизнь и стал известным биологом. Двоюродный дед иногда к нам приезжал из Москвы. Он брал меня в походы по Самарской Луке и много интересного рассказывал о растениях, насекомых и животном мире Среднего Поволжья. Ученый коллекционировал бабочек, особенно его интересовала волжская переливница. Это большая красивая бабочка, у которой под разными углами меняется окраска крыльев. В продолжении дворянских традиций он делал алкогольную азбуку, т.е. производил водочные настойки на различных ягодах и травах: например "ежевичная"... Биолог часто вступал с моим партийным дедом в политические дискуссии, доказывая, что большевики извратили социал-демократическое движение, отказавшись от идеи демократии. Партийный дед затыкал уши, не желая ничего слышать о красном фашизме, порожденном отказом от христианства. На удивление споры проходили мирно , без мордобоя и острота дискуссии гасилась очередной дозой алкоголя.
Глядя на старшее поколение, вышедшее из царской России, я проникался уважением к этим людям, не сломавшимся под давлением обстоятельств. Они умели работать, радоваться жизни и уважать окружающих. Их дети, воспитанные при советской власти , представляли из себя печальное зрелище: либо фанатичные до глупости, либо безмозглые функционеры или в большинстве своем циничные приспособленцы-карьеристы.
Семейная крыша
Дед оставался последним истинным большевиком в Куйбышеве, правда, внешне ни чем не выделялся. Он был маленький, сухонький, лысенький, в бериевских очечках, однако энергия, бившая из этого человека, буквально валила с ног окружающих. Хотя, возможно, они буквально падали от его речей типа " сейчас бы сюда сотню красных конников, и мы решили бы эту проблему по пролетарски". Приходя на рынок, он заявлял южанам, что скоро сюда придут отряды Блюхера, и вы будете умолять бесплатно забрать ваши дурацкие персики и абрикосы. В винном магазине большевик пугал продавщиц высказываниями типа, что наступит время маузера, который уронит цены на спиртное, пусть никто не думает, что водка - основа советской экономики, фундамент социализма - коммунистический дух. В бытовых конфликтах он заявлял, мол, не для того Зимний брали, чтобы тут кто-нибудь жировал. У деда был командирский голос и, разозлившись, он мог орать на три квартала вокруг.
В детстве случилась такая история. Я с матерью должен был встретить его на пристани, что находилась тогда под Некрасовским спуском. В стене Набережной до сих пор сохранились огромные чугунные кольца, к которым привязывали дебаркадеры. Мы сидели там на скамейке возле мотков и ждали. Появился ожидаемый водный трамвайчик. С самой середины Волги вдруг услышали голос деда: " Я вам тут разорю белогвардейское гнездище, вздумали в буфете под прилавком прятать от народа пиво. Не выйдет, я вам устрою Кузькину бабушку". Вскоре по сходням спускался дед, неся в руке авоську, набитую Жигулевским. Тогда это был дефицит.
Глава рода ходил принципиально в помятых брюках, в старых тридцатых годов ботинках и беспрерывно курил вонючие папиросы "Беломорканал", разбрасывая окурки во все стороны: дома, на работе и в обкоме партии. На важных заседаниях в присутствии высшего начальства старик стряхивал пепел на номенклатурные ковры, смачно сплевывал и громко сморкался, зажав пальцем одну ноздрю. Носовые платки уникум воспринимал как символом буржуазной пошлости. Он плевал на любые приличия и условности, демонстрируя пролетарскую косточку.
Бабася уважала своего мужа за крутизну, она говорила, что живет за ним как за каменной стеной на этом страшном пиратском корабле, называемом Совдепия. Пустив дым через нос, она добавляла, мол, если бы не комиссар, то нас никого бы просто не было, закроет он глаза и всем крышка, а Барон все размотает и по косточкам разнесет.
Происходила наша" семейная крыша" из татарской глубинки . Большевик прошел с Россией через все перипетии, перевороты, перегибы и шатания. По приказу ВКПб активист метался во всей европейской части России, помогая душить кулацкие мятежи. Он даже города вспоминал примерно так: " тамбовщина, там беляки вылезали из болот и сдирали шкуру с коммунистов, а вот здесь на вилы поднимали, а там живьем сжигали, но мы им тоже показали, где раки зимуют..." Потом дед женился, остепенился и занялся историей, чтобы понять как можно победить классовую ненависть и установить всемирную пролетарскую диктатуру. Тогда коммунист пошел учиться на рабфак, а потом поступил в МГУ на заочный. Далее он написал диссертацию по истории борьбы рабов в древнем Риме. Чтобы читать подлинные источники, молодой ученый штудировал весьма успешно латынь. Защита откладывалась в связи с изменением политической обстановки в стране. Потом пришли ежовские НКВДшники и забрали деда вместе с его научным трудом, распечатанным бабушкой на портативной машинке. Следователь инкриминировал слишком большое уважение деда к рабовладельческому эксплуататорскому государству. Потом пришел Берия и освободил жертв Ежова, среди которых , по счастливой случайности, и оказался мой дед. На работе его, однако, не восстановили, и коммунист проводил целые дни под Вилоновским спуском в компании таких же , как он, горемык. Чтобы не помереть с голоду эти полусвободные люди ловили рыбу. Любовь к рыбалке осталась у деда на всю жизнь.
Вновь востребованным советским государством дед стал в начале Великой Отечественной войны. Иногда, хлебнув горькую, он пускался в воспоминания: " Помню дело было в Польше. После прорыва немецкой обороны наш полк остановился на ночлег. Потребовались дрова. Я приказал спилить березу. Тут выскакивает с берданкой польский кулак и заявляет, что это реликтовая береза, одна единственная на весь его земельный участок , и это дерево даже фашисты не посмели трогать. Я на него навожу ТТ и говорю неси картошку, мироед, мы же твои спасители."
Дед прошел всю войну от Подмосковья до Берлина в качестве комиссара, получил много орденов, но больше всего гордился медалью "За отвагу". Вытаскивая свою стальную реликвию из шкатулки, рассказывал такую историю: " Немцы окружили члена Военного совета, а нам поручили его отбить. Произошла страшная мясорубка, я сам бился в рукопашную. Приказ мы выполнили, а за это прилетела на грудь правительственная награда. Потом снова боевые действия, приходилось перемещаться в след за авиационным полком на разных типах самолетов. Однажды приземлились - медали нет. Переживал ужасно, а через месяц ее нашли пехотинцы и мне вернули, разыскав по инвентарному номеру. Чудо, хотя в Бога не верил".
Победу майор встретил в Берлине и сразу получил назначение на должность коменданта в город Макдебург. Там приходилось выполнять функции мэра - обеспечивать население углем, электричеством, необходимыми продуктами питания, восстанавливать разрушенные коммуникации, дороги и дома. Он был твердо уверен, что СССР вел войну с Гитлером, фашистами, а не с немецким народом, давшим миру Маркса, Энгельса, Бетховена, Шиллера, Гете, Гейне...Иногда приходилось с револьвером защищать мирных жителей от мести и гнева красноармейцев.
На войне комиссар обзавелся важными связями и получил поддержку в правительственных кругах, став личным другом Булганина. Дед переписывался с Вячеславом Шишковым, от которого хранил письма, встречался с Алексеем Толстым и другими творческими людьми. Солдат революции всегда хотел стать литератором, писал стихи, вел военные дневники. Однако жизнь распорядилась иначе. Он стал ведущим региональным историком и журналистом. Его острой критики боялась местная номенклатура, так как почти каждый ее представитель, в ущерб делу, хотел теплого местечка, престижную квартирку, дефицита и деликатеса, а также шикарного отдыха на море или в правительственном санатории. Дед называл таких людей феодалами от социализма и вел против них классовую борьбу.
Старый коммунист много писал, публиковался, издавал книги и получал большие гонорары. Однако все деньги последний мечтатель перечислял в фонд мира, продолжая ходить в потертом пальто и общипанной выцветшей пыжиковой шапке. За трудовые будни боец получил роскошную квартиру в генеральском доме на Чапаевской 180. Новоселье омрачилось конфузом. Жильцы подписали коллективное письмо, что не желают появления в своем доме профессора химии, который будет травить своими ядами и создавать пожароопасность. Письмо заканчивалось трагическим вопросом: не профессор ли начал уже воровать общественное электричество? Разочарование перекосило лица соседей, когда они узнали, что въехал всего лишь региональный журналист.
Из татарской глубинки в большую квартиру стали приезжать родственники. Они везли с собой банки с протертой малиной, сушеные белые грибы и просили старейшину помочь пристроить своих отпрысков в местные вузы. Дед терпел лишь бормоча, ураза шайтан, но поддержку оказывал, а малину уплетала вся семья.
Дружил марксист в основном со своими старыми партийцами, отсидевшими лет по двадцать пять в Гулаге. Теплой компанией они часто ездили на зимнюю рыбалку с ночевкой, выражая полное презрение к уюту и быту. Там у костра закаленные коммунисты вспоминали прошлое, вставал вопрос о Сталине. Некоторые продолжали почитать вождя, но дед его ненавидел, считая предателем ленинского дела. Он говорил, что Сталин хуже Гитлера, так как дискредитировал великую и священную идею освобождения человека от эксплуатации. Кроме того, дед был убежден, что усатый грузин убил больше россиян, чем бесноватый ефрейтор, делая парадоксальное заключение, что от Гитлера остались автобаны, а от Сталина шрамы в народной памяти, бункеры и колючая проволока. Порой дело чуть не доходило до драки, но водка всех примиряла.
Рыбалка располагает к откровениям и к юмору. Иногда отставной майор засыпал около лунки, и друзья устраивали следующую шутку. Они привязывали к леске пешню, опускали ее на дно, а потом кричали: "Клюет!" Горе-рыболов просыпался, хватался за удочку, тянул, а пешня подо льдом крутилась благодаря течению, будто огромная щука. Летом кто-нибудь из весельчаков воровал его старую замызганную рыбацкую шляпу, а потом присылал ее по почте бандеролью. Сам коммунист плевал на быт, презирал удобства и того же требовал от окружающих.Семейных он держал в черном теле, не разрешая покупать цветной телевизор, мол, черно-белый Рубин 106 - большая роскошь. Запрещал приобретать модные новые вещи, так как это отступление от пролетарской нравственности. Дети и внуки донашивали его старые вещи, моя мать перешивала всякое тряпье, хотя в этом не было никакого смысла. Я вынужден был носить ботинки 50-х годов и заштопанные рубашки, вызывая смех в школе. Строг он был также и в еде, требовал простой пищи по типу: щи да каша - пища наша. Любимым блюдом были тушеная в молоке картошка и жареная грудинка, которую он сам покупал в местном гастрономе. Перед обедом дед всегда выпивал фронтовую сотку водки, хотя больше всего любил коньяк "Арарат".
Перестройку старый марксист не пережил, а то бы, пожалуй, пошел бы с наградным наганом на продажную власть.
Мадам Ржевская
Сестра моей матери отличалась таким маленьким ростом, что ее в школе и институте называли Дюймовочкой. Она покупала обувь и одежду в детском магазине с ласковым названием "Малышка". Девица рано выскочила замуж, в соответствии с романтическими сюжетами из советских кинофильмов, за курсанта. Тот распределился в сибирский медвежий угол. Дюймовочка отправилась вместе с офицером защищать рубежи Родины. Уехала и, как говорится, в воду канула: ни письма, ни весточки, ни звонка.
Однажды рано утром в квартиру деда постучали. Он вышел в коридор и через минуту вернулся, держа в руках кулечек, в котором спрятался малюсенький ребенок - подарок от Дюймовочки. У последней не оказалось даже свободного часа, чтобы посетить родителей. Она лишь передала плод своей любви папане и унеслась к уходящему эшелону в новый медвежий угол. Еще незамужняя маманя вместе с Бабасей принялись за воспитание первенца. От офицерской жены опять не было ни слуху, ни духу. Через несколько лет она вернулась, забрала подросшего ребенка и заменила на нового младенца. Последнего опять воспитывали несколько лет уже вместе с Бароном и собственным дитятей.
Наконец военная чета гордо приехала на отдых в родные Пенаты. Бабася накрыла стол белой скатертью. От деликатесов разбегались глаза. Начался праздник встречи родственников. Офицер быстро напился и стал рычать как дикий зверь. Дед пытался взять ситуацию под контроль: начал весело шутить, рассказывая, что если собрать 365 родственников и каждый по очереди будет делать банкет, то коммунизм не за горами, а жизнь превратится в перманентный праздник. офицер слушал и рыдал, мол, сколько наших полегло, когда им в спину стреляли проклятые чехи. Слезы текли ручьями, капая на скатерть и в рюмку с водкой. Вдруг служивый осатанел. В лицо ему ударила красная краска, и он заорал, что тыловые крысы обнаглели, и он споет сию же минуту не танго "Брызги шампанского", а фокстрот "Кровавые брызги", в которые превратит мерзкие хари всех присутствующих. Завязалась драка, стол с закусками и выпивкой опрокинулся, маленькие дети дико завизжали: "Бармалей! Бармалей! Убейте Бармалея". Дед с Бароном скрутили вояку и привязали бельевой веревкой к кровати.
Стол поставили на место, битую посуду смели, и праздник продолжился. Офицерская жена, привыкшая к таким нравам, рассказывала разные истории про драки и попойки. В подобных ситуациях она глушила мужа стулом, сломала об него швабру, все скалки, гладильную доску и даже разбила приклад казенного автомата. Дед только удивлялся, мол, какой же он юный милый курсантик был, куда же все делось? Гостья отвечала, что жизнь на точке не сахар. Там бабы рожают, потому что нет презервативов, да и аборт сделать не кому. У нас говорят так: " Попил - поссал, пожрал - посрал, потрахался - выкатил. Вот и весь марксизма с ленинизмом, батяня".
Бывший комиссар долго чесал репу, а потом задумчиво пробубнил: " Так что же, у нас армия - фабрика по производству поручиков Ржевских? Хотя, может это и к лучшему, ведь надо уметь ответить на происки империалистов." Тут офицер каким-то чудом развязался и бросился в коридор. Никто ничего не успел понять, как защитник Отечества схватил ключи от автомобиля Барона и вылетел с ними во двор. Там стоял горбатенький Москвич , в который гуляка залез, запустил двигатель и дал по газам. Слава Богу, на пути оказалось дерево. Когда все подбежали к месту аварии, Ржевский , как его с тех пор все стали называть, мирно спал, уткнувшись физиономией в руль. Барон потом долго удивлялся, как Ржевский сумел одним движением включить двигатель, который часто не заводился даже вручную. На это дед гордо заметил, что Советская армия всех сильней и велика своей смекалкой, отвагой и бесшабашностью.
С тех пор, как только Ржевские приезжали в гости, начинали происходить невероятные приключения: то кто-нибудь тонул по пьяни на рыбалке, то на автомобиле заезжали в болото, то возникал пожар из-за непотушенной папиросы, то кого-то забывали пьяным в лесу. Как-то раз офицер предложил раскатать пульку. Собрались друзья деда, те что отмотали по двадцать лет лагерей. Вояка начал жульничать и его чуть не порезали по зоновским законам. Но чтобы ни случалось, дед говорил, мол, в таких людях - опора страны.
Напившись, Ржевский любил рассказывать, как он давил венгров в 56 году, расстреливал чехов в 68-м, как на него шли израильские танки, когда он был советником в Египте. Воин сучил кулаками и дико орал: " Израильцы посадили на броню своих голых проституток и пошли в атаку. Муслимы, как увидели волосатые п... ы, упали мордами в песок, мол, Аллах не разрешает и в Рай, увидевших срам и святотатство, не пустит. Я выскочил, вытащил свой метровый член и пошел на девок. Такой секс начался, что мой пулемет при воспоминании встает. Израильцы из танков повыскакивали в ужасе и бежать. За это меня наградили".
Позже тетка призналась, что дальше медвежьих углов они никуда не выезжали, а все это плод алкогольной фантазии. От такой жизни тетка, хоть и не пила вовсе, явно сдвинулась. Однажды мы гуляли по Тверской, навстречу шел парень в майке с американским флагом. Ржевская кинулась на него в драку и стала рвать одежду с криком:" Сука - империалист, Родину продаешь. Мы этих америкосов судили в Нюрнберге, и ты туда хочешь?" Она твердо знала, что Гитлер был американцем и что Европа, являясь памперсами США, засылает сюда наймитов таких как Высоцкий, Галич, Сахаров и Солженицын. Дед на это говорил, что хрипатого надо сделать извозчиком, а всех спортсменов - на свиноферму вместе с Битлами и их поклонниками.
В это время перестройка уже наступала на пятки. И тут тетка показала себя во всей красе. Она стала отнимать у всех номенклатурных родственников собственность правдами и кривдами. Из нашей квартиры бывшая Дюймовочка экспроприировала антикварные книги и отправляла почтой к себе домой, затем стала требовать для себя часть дедовской собственности. Все закончилось скандалом и разрывом всех родственных отношений. Свою наглую старость она провела в огромной квартире в центре Питера, выезжая летом на собственную дачу в Сестрорецке. Так выковывалась новая ельцинская номенклатура, бесстыжая и отмороженная.
Сестрица Аленушка
Казалось сам Всевышний, а может сатана создал мою странную номенклатурную семью для проведения генетического эксперимента: что будет, если соединить несоединимое, то есть дворян, купцов, мещан, причем разных национальностей. В таком котле что-то булькало, кипело, варилось и, как результат, появилась старшая сестра. От манной каши она превратилась в толстую пингвиниху. В детстве ее характер немного настораживал окружающих: где поставят - стоит, где посадят - сидит, молчит и смотрит пустыми безжизненными глазами. Про таких говорят: то ли о чем- то думает, то ли просто спит, не закрывая век. Фигурой она также удивляла: ноги длинные от папаши, кривая ухмылка от мамаши, толстая попа от бабки, зычный голос от деда. Одним словом нечто непонятное, то есть совчиха натуральная.
Старый комиссар, как прагматик, воспитывавшийся еще при царе, предложил приспосабливать ее к жизни. Однажды он дал сеструхе трешку и попросил сбегать за угол купить мороженое. Минут через десять девочка вернулась и заявила, что дед ошибся, дав ей трешку, а не три рубля. В следующий раз ее послали за селедкой. Деточка вернулась со словами: " В магазине селедки нет, есть только сельдь. Я не купила". Странности еще больше стали проявляться в начальной школе. На уроке русского языка поручили проспрягать какой-нибудь глагол. Она написала: чайпить в одно слово. Получилось я чайпию, ты чайпиешь, он чайпиет, мы чайпием. Затем дали задание просклонять существительное. Она написала дыка. В родительном падеже это звучало дыки, в дательном дыке, в творительном дыкой и так далее. Позвали родителей и попытались все вместе понять что такое дыка? Мать наконец поняла:" Это же дворец культуры, а именно ДК".
Конфуз случился перед Днем победы. Пригласили в класс ветерана, и тот рассказывал о Великой Отечественной войне, сокращенно называя ее ВОВ. В конце класс зааплодировал, выступавшему подарили цветы, и тут сестрица подняла руку: " Все так интересно рассказали, но кто такой Вова, о котором Вы все время говорили? Это сын?" Ветеран опешил, учительница покраснела, дети захихикали.
В четвертом классе ученикам дали сочинение о Ленине. Моя сеструха пошла на лингвистические открытия. Она написала, что Ленин пришел к власти, дабы больше в стране лени ни-ни. Для этого создали стального робота, которого назвали Сталиным, а потом того заменил Хрущев, приказавший хрустать кукурузу. Педагоги были в смятении от таких залепух. Кое-кто предположил, что она издевается над Святым, но посмотрев в ее пустые рыбьи глаза, все поняли искренность пионерки.
В старших классах характер школьницы видоизменился. Она натянула на себя маску царевны Несмеяны и сидела, постоянно выпятив нижнюю губу, с выражением полного презрения к окружающим. Как то старый большевик взял нелюдимую на рыбалку и все проклял. Сначала она орала, что жарко, потом, что холодно. В ужас ее приводили то ветер, то дождь, комары, мухи, слепни. Истерики накручивались одна на другую. Так на скоростной трассе с лязгом и скрежетом налетают друг на друга десятки автомобилей, образовав кучу -малу. Дед вытерпел с трудом все эти причуды, от ярости кусая губя, а по возвращению домой, заявил, что больше никогда, ни при каких условиях, никуда с собой это чудо природы не возьмет.
Постепенно Несмеяна дотопала до окончания школы , получив на удивление отличный аттестат, правда без золотой медали. Она писала талантливые сочинения, завоевывая первые места на ученических конкурсах. Успех сопутствовал девице также и на олимпиадах по физике и математике. Про нее учителя говорили:" Это наш физик и лирик в одном лице". На выпускных экзаменах сестрица получила единственную четверку по самому любимому предмету - литературе. Ее учитель седовласый заслуженный педагог цинично пожал плечами, заявив, что если бы твой дед подсуетился, то результат был бы другим. Жить хотят все, и мы, учителя, в том числе. У сестры началась крапивница и пропала вера в справедливость.
Потом был политех, замужество, и вот тут началась настоящая реализация скрытого потенциала девицы. Оказалось, что в сестрице спала бешеная ведьма и скандалистка. Ее муж, здоровенный боксер, каждый вечер рыдал, хватаясь за сердце. Женушка находила такие мерзкие слова в отношении спортсмена и всех его родственников, что любой разговор заканчивался дракой. Супруг катал Несмеяну по полу, а она кусала его за ноги и царапалась с дикими воплями. Летом коммунистическая семейка выезжала на дачу, где кошмар выплескивался наружу, становясь достоянием всей округи. Когда родился ребенок, склоки достигли апогея. Бабища хватала малыша и бежала топить его на реку, оглашая окрестности дикими воплями. Все родственники бросались спасать дитятю. Впереди летел бывший комиссар и орал: "Прекрати позорить мои седины, курвопатка задроченная. Ты же мужа сделаешь алкоголиком, а мы все повесимся на одной петле". Соседи, привыкшие к подобным спектаклям, отворачивались, чтобы не оказаться случайными свидетелями мордобоев.
Сестрица хотела завладеть номенклатурной дачей. Главной претенденткой на этот кусок земли с двухэтажным деревянным домом была столичная тетка по кличке мадам Ржевская. Та появлялась каждое лето и капала на мозги старому большевику, чтобы он правильно написал завещание. Сестрица Аленушка вынюхивала обстановку и подслушивала разговоры, а потом как тигра кидалась на Ржевскую с кулаками, и они катались по земле словно сумасшедшие хищницы. Во все стороны летели пуговицы от халатов , пучки волос и слюни. Дед обычно в это время невозмутимо сидел за столом, попивал чаек с малиновым пирогом. Когда ему все это надоедало, вставал, подходил к куче-мале и рявкал так, что дерущиеся разлетались в разные стороны. Через несколько дней картина повторялась. Однако Ржевская и сестрица не были заклятыми врагами, они испытывали родственные чувства и по- своему уважали друг друга. Столичные двери теткиной квартиры были всегда открыты для племянницы, а вот меня туда не пускали, хотя я и держался в стороне от склок. Тетка презирала меня за бесконфликтный характер и считала выродком, неспособным порвать пасть окружающим. В детстве, если меня кто-то обижал на улице , и я возвращался домой в слезах, тетка презрительно шипела, мол, чо воешь, урод, слабо взять кусок стекла и резануть по морде обидчику. Меня тошнило от грубой физической силы и подобных советов. Так я становился чужим в этом змеином клубке.
Во время ельцинских реформ такие типажи меделянских сук оказались востребованными. Моя сестра быстро поднялась по служебной лестнице. Скандалистку и приспособленку взяли в местное руководство ЮКОСа , и сам Ходорковский оценил подобный персонаж. Ее главным достоинством он счел полное непонимание подковерной добычи нефти и умение кидаться как собака на подчиненных. Пока шеф был на свободе, карьера дамочки процветала. Теперь она, этот бешеный выкидыш номенклатуры, ходит по городу в коротких брюках от Версачи, в отвисшем джемпере от Гучи с толстой суковатой палкой, пугая кошек, собак и прохожих. Соседи шушукаются за спиной: " Опять пошла выдра покупать мальчиков".
Мой детский интим
Самым любимым местом в квартире для меня был балкон, огромный как целая комната. Он выходил из кабинета деда и предполагалось, что советские работники после трудового дня могут там разместиться в кресле и покурить на свежем воздухе, хлебнуть чайку или чего покрепче. Однако старый большевик предпочитал смолить в совершенно замкнутом пространстве, считая, что таким образом меньше никотина пропадет зря, то есть пройдет мимо легких. От того все домашние становились пассивными курильщиками. Когда я сдавал перед школой анализы, то крайне удивил врачей, которые спросили родителей: " Неужели такой маленький и так курит?"
Я регулярно проскальзывал на номенклатурный балкон, где впору было вождям проводить свои краснознаменные митинги. Там чувствовал себя свободным: пускал бумажные самолетики, зажигал спички, с помощью старенькой лупы выжигал сакраментальную фразу на оконной раме: "хамы, все хамы! " Самым любимым занятием для меня было следующее. Я высовывал стриженную под ежик физиономию на шумную улицу и начинал пускать слюни, которые тянулись метра на два. Прохожие возмущались и требовали прекратить безобразие. Мне обычно грозили кулаком, и этим все заканчивалось.
Наш дом партработников и военных в народе пользовался дурной славой. Его называли либо "ежовыми рукавицами", либо зданием арестованных. Во время сталинских чисток сюда по ночам летали черные " Маруськи" НКВД. Через подъезд, ведущий во двор, людей уводили в никуда. В память о тех событиях остался один жилец, маленький неприметный, но со свернутой головой. Его прыщаво- бородавчатое лицо навсегда было повернуто влево. Говорят, что этот субъект служил стукачом, и одна из его жертв, вернувшись с Колымы, подловила патриота в темном углу, и человечек оказался со свернутой шеей, чтобы не мог прямо смотреть в глаза прохожим.
Я любил свой номенклатурный двор, большой широкий с деревьями, сараями и с пустошью, заросшей бурьяном. В нем чувствовалось что-то от города, поселка и деревни. Дети чиновников были предоставлены сами себе. Мы играли в белых и красных, в индейцев, а потом стали мушкетерами, посмотрев знаменитый французский фильм. Из палок сделали шпаги, эфесами служили консервные крышки с дыркой посередине и скрученная алюминиевая проволока. Фехтовали на пустоши до одурения, за сараями проводили дуэли.
Главарем у нас был Санек по кличке Мичиган. Он объявил себя д, Артаньяном , а девчонкам предлагал должность Миледи. Той, что согласится, предполагалось отрубить голову. Роль Миледи оставалась вакантной. Дело в том, что Мичиган имел славу беспредельщика, который слов на ветер не бросал. В то время он ходил в четвертый класс и поменял уже три школы из-за своего дурного характера. Мальчик выглядел много старше своих лет, а его длинные ноги напоминали кенгуру. Лидер наносил ими большой вред любому обидчику. Я в то время готовился еще только в первый класс, а поэтому довольствовался ролью Планшэ.
Фехтование чуть не закончилось серьезными травмами и какого-то пацана даже возили в больницу. Мичиган как-то сказал, что мы живем в России, а поэтому французское баловство ни к чему. Он спросил, слышали ли мы о тимуровцах? Я сказал, что это дети, которые помогают во всем взрослым, они очень хорошие, одним словом "Тимур и его команда". Мичиган задумался, мысли забегали в его кудрявой голове, а потом он заявил , мол, мы будем "Тимур и его манда" и совершать придется, наоборот, самые гадкие поступки. Все обрадовались, что предстоят большие дела. " Кто будет Тимур?" - раздался писклявый голос маленького сутулого мальчика, сына дворничихи. Мичиган опять задумался, а потом важно изрек, что Тимуром станет злой дух, который мы секретно упакуем в бутылку и тайно закопаем.
На тетрадном листе мы по очереди нарисовали кто череп с костями, кто Чуду-юду, привидение. Листок свернули в трубочку, засунули в бутылку, закупорили и закопали на пустыре. Потом все сели в кружок у тимуровой могилки и принялись по очереди курить трубку, которую заранее приготовил наш главарь. Эта трубка принадлежала его деду, генералу, что умер несколько лет назад. Вместо табака туда набили какой-то сухой травы. Дым оказался настолько едким, что все закашлялись, но решительно выдержали испытание.
Вскоре мы начали активные боевые действия против мирных жителей. По пятницам вечером в красном уголке собирались ветераны. Мы мелом всю дверь разрисовали свастиками. Этот паучий знак также появился на подъездах. Свой штаб братва устроила на одном из дальних сараев. Сидя на крыше, мы покатывались со смеху, глядя как седые пузатые дядьки толпятся около двери и о чем-то спорят, показывая руками на наши художества. Вызвали дворничиху, которая все отмыла. Зря, на следующий день зловещие пиктограммы появились вновь.
В следующий раз Мичиган принес деготь, и мы им обмазали дверные ручки на подъездах. Затем в навесные амбарные замки на сараях хулиганствующая детвора насыпала песка. За страданиями взрослых, отмывавших руки, старавшихся открыть дверь сараев, мы наблюдали с улыбками издали.
При встрече каждый делился мерзостями, которые он устроил дома или в школе: налил папаше в ботинок воды, сломал кухонный табурет, так что бабка свалилась... Я рассказал свою придумку о том, как съел у сестры жвачки, а на их место положил пластилин. Та открывает и жует, ничего не понимая. Я ей втер, что это американская погань просто от времени испортилась. Мичиган хлопал в ладоши от удовольствия и предложил звать меня Шурупом за умение ввинчиваться в душу жертвы. Однако я заметил, что сеструха в конце -концов догадалась и оттаскала за волосы. "Что же ты?"- спросил главарь строго. Я ответил, что не посрамил тимуровцев. Схватил на кухне нож и помчался за обидчицей, которая спряталась в туалете. Я совал под дверь нож и доказывал, что дурочка школу не закончит и вообще это ее последний день.
В почтовые ящики мы бросали всякую гадость, включая сушеных тараканов и подобное. Кто-то оставил автомобиль на ночь, и Мичиган лично насыпал в бензобак сахара. Бедный водила, напрасно он пытался утром завести двигатель и лазил то в мотор, то под колеса. У сараев мы отрывали доски и вытаскивали бутылки с самодельными соками, закрытые сосками. Наиболее удачными шуточками были следующие. Зимой жильцы обычно , срезая путь, ходили через пустырь по тропке. Мы вырыли яму на дорожке сантиметров тридцать глубиной, а потом накрыли ее газетой и припорошили. Сами уселись на сарае. Появился местный электрик. Радостно насвистывая в предвкушении попойки, он бежал тропинкой, держа в руках сетку с двумя бутылками водки. Вдруг нога провалилась, бедолага рухнул. Дзынь, трах, бух, и мужичок в отчаянии стал сгребать комки снега с остатками целебной жидкости и совать себе в рот. Как он кричал, а мы держались за животы, оставаясь недосягаемыми. Другой раз хохмочка удалась весной. Конец марта выдался жарким, началось быстрое таяние снегов, потекли ручейки. Мы, однако, не пускали по ним кораблики, как раньше. Под руководством Мичигана , братва соорудила запруду, да так, что во двор нельзя стало не въехать , ни войти. Уборщица разбивала нашу плотину ломом. Вода хлынула на улицу и прошлась по ногам прохожих. Представляю их ужас, когда вдруг из подворотни появляется небольшая, но чувствительная волна какой-то жидкой грязи.
Потом Мичиган стал обкладывать данью школьников из соседних дворов. Почувствовав вкус денег, он связался с фарцовщиками и вскоре нашу детскую бригаду бросил. Моя дружба с ним восстановилась в старших классах, когда он превратился в авторитетного дельца и мажора.
Домашняя дичь
Как я уже рассказывал, мое рождение спасло ячейку общества. Папаня не сбежал к любовнице, так как в то время бросать двоих детей было опасно для карьеры и осуждалось во всех партийных инстанциях. Я, конечно, ничего об этом не знал, а просто кушал детские молочные смеси и пил рыбий жир, что было необходимо для растущего организма.
Пузырек с рыбьим жиром стоял на кухонном подоконнике рядом с вездесущим цветком Алоэ. Бабася наливала столовую ложку густой жидкости и вливала мне в рот. Я иногда сопротивлялся, махал руками, но постепенно привык к этому странному вкусу. Старушка говорила сладким голосом, что это очень полезно для молодых косточек, как никак чистый витамин Д, будто солнышко покушаешь. Как-то раз я проглотил очередную дозу, а потом только помню склонившихся надо мной врачей скорой помощи. Оказалось, что бабуля по ошибке влила в меня целую ложку силикатного клея. Тогда была зима, а выписали меня из отделения травленников - желудочников, что располагалось на Хлебной площади в здании бывшей биржи лишь в конце апреля. Помню зеленую травку, что мгновенно пришла на смену январским сугробам. Папаня приехал за мной на своем черном горбатом Москвичонке. Потом я еще долго находился на строгой диете, поедая молочную тюрю и тертые яблоки с сахаром. Мою выписку из больницы отмечали дома словно небольшой семейный праздник, как бы мое второе день рождение. Пригласили в гости бабушкину подружку, старую юристку, что ходила в экстравагантной тюбетейке. Та долго выясняла причину моего отравления. Бабася охала и ахала и не могла объяснить, как на месте рыбьего жира оказался точно такой же флакончик, но с силикатным клеем. Специалистка по уголовному праву удивленно кивала головой, а потом попросила этот злополучный пузырек для проведения экспертизы по снятию отпечатков пальцев. Однако улика бесследно исчезла.
Вторая моя встреча с несчастьем произошла тоже неожиданно, ведь беду никто не ждет. Мне было года три, я, шустрый мальчуган, носился по квартире словно ветер. Мать в воскресенье пекла на кухне пирожки с картошкой, мои любимые. Я схватил горячий пирожок и, обжигаясь, начал есть. Тут меня из комнаты, которую отделял от кухни длинный темный коридор, позвала старшая сестра для какого то важного дела. Я бросился к ней, продолжая есть вкуснятинку. Тут ноги мои разъехались, и я свалился на спину. Кусок попал не в то горло, быстро начал задыхаться и синеть. Мать бросилась на помощь. Она ловко схватила меня за ноги как Буратино, подняла вниз головой и начала трясти. Пища выпала изо рта, и я смог дышать. Оказалось, что в коридоре каким-то чудом пролилось подсолнечное масло, которое почти привело к трагедии.
В пять лет мне купили прекрасный немецкий зеленый самокат с толстыми надувными колесами. Я быстро освоил новую технику и носился под двору, а потом по Набережной как заправский водила. Однажды с папаней пошел гулять, а тому надо было зайти в соседний магазин. Он попросил меня подождать. В нескольких шагах вниз спускалась довольно крутая лестница. Я стоял и ждал, когда откроется дверь и выйдет родитель, но вместо него появился пацан лет десяти с мороженым. Он подошел ко мне шпанской походочкой и сказал, что я дешевый салажонок, не умеющий кататься на таком прекрасном аппарате. Наглые слова возмутили, и я сказал, что катаюсь как гонщик- универсал. Хулиган противно захихикал и заявил, мол, настоящие пацаны умеют скатываться по лестнице. Я разозлился и рванул вниз на спор. Несколько ступеней удерживал равновесие, а потом самокат полетел в одну сторону, а я в другую. Публика закричала, папаня выскочил из магазина и бросился ко мне. Я чудом не свернул себе шею. Несколько швов наложили в травмпункте. Особенно огорчило, что самокат восстановлению уже не подлежал.
В шесть лет я чуть было не утонул. Родители с друзьями и детворой пошли летом на берег реки. Взрослые пили пиво, а мы купались. У меня был прекрасный резиновый круг. Отец надул его и дал. Я залез в спассредство и уверенно поплыл к буйкам. На глубине пробка неожиданно выскочила, и круг сдулся. Я оказался один среди водной стихии, вокруг никого. Тут на меня что то снизошло, я совершенно не испугался, а принялся изо всех сил болтать руками и ногами. На удивление вода как бы отступила, и я остался на поверхности. Продолжая бултыхаться, развернулся и начал приближаться к берегу. Взрослые заметили, закричали. Мать бросилась в воду, но я уже прочно чувствовал ногами дно. С тех пор научился плавать и не боюсь воды. Дед сказал: " Ты прошел испытание викингов и теперь будешь ездить на рыбалку со мной".
Через некоторое время к себе в гости пригласила баба Эльза. Мы с отцом пришли. На этот раз она приготовила чудесный пирог с морковью и сладкий с вишней. Наевшись вдоволь и напившись лимонада, я вышел в уютный дворик посмотреть бабочек, что прилетали на цветущую клумбу. Через открытое окно второго этажа слышался голос отца, говорившего с кем-то по телефону. Донеслись такие слова: " Я эту дурацкую книгу все-таки скоро дочитаю, и мы наконец-то сможем объединить наши сердца. Этот придурок живуч.". Я, конечно, ничего не понял, но разговор врезался в память. Несчастные случаи меня преследовали несколько лет, а потом судьба дала передышку.
Папаша по кличке Барон ненавидел меня всю жизнь и придумывал всякие козни. Когда мать заболела, он пытался незаконно выписать меня из номенклатурной четырехкомнатной квартиры. Пришлось писать заявление в домоуправление и милицию, чтобы предотвратить аферу. Далее Барон рюмкой порезал себе лоб и вызвал опергруппу со словами : "Сын убивает ветерана". Прискакала сестрица и вместе бегали по всем инстанциям, пытаясь посадить в СИзо. Самый грандиозный концерт Барон устроил на кладбище во время похорон матери. Его друзья-собутыльники устроили драку, пытаясь столкнуть меня в могилу, а обезумевшая сестрица Аленушка орала на всю округу, что я отравил свою мать, а теперь буду травить отца. Она вопила:"Люди добрые, помогите, спасите от фашиста! " Вдруг бесноватая запела хрипло:"
Вставай страна огромная,
Вставай на смертный бой
С Андреевой силой темною,
С фашистскою ордой"...
Она маршировала, а окружающие пожимали плечами, изображая на лицах сочувствие. С памятной плиты по соседству на всю эту вакханалию печально смотрел с кладбищенского портрета мой дед, старый большевик, почетный гражданин города Куйбышева. При жизни он не стал распределять собственность между наследниками, тем самым породил семейную гражданскую войну. Барон быстро продал престижную дачу, что на берегу Волги и размотал квартиру. Старик еще лет пятнадцать летом бегал в коротеньких шортиках по Набережной, распугивая девиц, дам и старух. Годы брали свое и бывший ловелас лишь вызывал иронические улыбки . Руководство города не забывало своего бойца и регулярно приглашало на банкеты, давало награды и ценные подарки. Мэр города вручил Барону почетный знак за вклад в краеведение, к которому тот не имел никакого отношения. Да, уж , номенклатура умеет забавляться. Как я остался жив в этом побоище за собственность до сих пор не пойму.
Свидетельство о публикации №215100800436
Светлана Юшко 09.10.2015 18:05 Заявить о нарушении
Далее буду печатать про школьные годы. С удовольствием почитаю ваше творчество. Всего наилучшего.
Андрей Демидов 2 10.10.2015 09:01 Заявить о нарушении