Институт каскадёров. Глава третья. Докторша

                Даст бог здоровье, даст и счастье.
                Русская пословица.
         
  Человек, которого Роберт поначалу принял за ассистента седого фотоннолога,  принявшего непосредственное участие в судьбе Роберта, велел одному из охранников вести новичков, отобранных медицинской комиссией, в канцелярию, а сам, зажав в руке миниатюрный электронный накопитель с полученной за день информацией,  заторопился по своим делам. Роберт наконец-то вспомнил, где он видел этого человека.  Он похлопал себя по лбу: до чего стала забывчива эта голова от сотрясений при приземлении с парашютом!  Да, без сомнения, это был тот самый знаменитый Джимми Роджерс, двукратный олимпийский чемпион по прыжкам с шестом.  Роберт его неоднократно видел в телевизионных передачах лет пять назад, даже обложка журнала с цветным портретом известного прыгуна была пришпилена к простенку между койками в их армейской казарме.  Правда, тогда шея у чемпиона-шестовика была потоньше, а волосы на голове подлиннее и потемнее, но запомнился его взгляд, изучающий и в тоже время заметно иронический.

  Вспомнив о портрете Роджерса на простенке их армейской казармы, о покровительственном толчке  доктора-спортсмена при их расставании в фотонно-лучевом кабинете Роберт с облегчением перевёл дыхание: теперь судьба должна благоприятствовать ему! Заодно он почувствовал в себе некоторое превосходство не только перед шагающим рядом с ним стройным юношей, не говоря уже о низкорослом эскимосе, но и перед остальными новичками, которые разрозненным сбродом следовали за молчаливым охранником.  Похоже,  они не имели представления о каком-то там Роджерсе, что свидетельствовало об их невысокой эрудиции, и это радовало Роберта. Кроме того, судя по тому, как шли они, сбившись в кучу, подобно овцам, наверняка, никто из них не служил в армии и не был знаком с азами строевой подготовки. Роберт, ощутил  в себе обычную уверенность, которая всегда овладевала им при виде слабых соперников. Эта уверенность внешне выражалась в том, что он часто и с шумом дышал, выставляя при этом широкий подбородок.

  Они шли по длинной асфальтированной сосновой аллее, к видневшемуся в конце её административному  трехэтажному зданию с шестью старинными колоннами у парадного входа. Как по заказу предутренний туман рассеялся, с океана подул ветер, разгоняя низкие серые облака. В промежутках между ними показывалось  солнце, освещая усталые, измотанные медицинскими обследованиями лица абитуриентов. Прохладный ветер шевелил косички прямых чёрных волос на лбу Роберта, он с любопытством оглядывался по сторонам.

  Справа, в  просвете между соснами, на поляне с подстриженной травой, он заметил странное сооружение: белый, облицованный мрамором монумент или памятник кому-то в виде высокого, очень узкого прямоугольного треугольника с зубчатой, как насечка у грубого напильника, гипотенузой ступенек. Монумент с виду был настолько узок и заострён сверху, что походил на лезвие огромного сапожного ножа, прорезавшего из-под земли зелёную лужайку. По краю зазубренного лезвия ножа проходила узкая красная прерывистая каёмка. Издали казалось, будто монумент-нож был окровавлен.

  – Похоже, здесь нас будут знакомить с  искусством модерна! – попробовал пошутить  Роберт, поглядывая на монумент и переводя взгляд на шагавших рядом с ним молчаливых абитуриентов.

  – Нет, это культовое сооружение! – на излишне правильном английском языке сказал один из новичков, невысокий индеец или эскимос. – Такую лестницу «к небу» строили древние астрономы в Средней Азии или  в древнем Вавилоне…
Стройный парень с узкой талией, шагавший рядом с бывшим военным контрактником, оглянулся на Роберта и эскимоса и недоуменно пожал плечами.  На красивом чернобровом лице парня, которого, вероятно, ещё не коснулось лезвия безопасной бритвы, выражалась не радость, что он, наконец-то, поступил в  желанный институт, а скорее грустное ожидание возможных неприятностей. По-видимому, парнишке было не больше двадцати лет, и он только вчера покинул родительский дом.

  Роберт, всегда стремившийся быть первым, если дело касалось показа  своих физических возможностей, почувствовал удовлетворение от того,  что шагавший рядом с ним хотя и высокий, но хрупкий юноша вряд ли составит ему конкуренцию в каких  бы то ни было прыжках. И вот этот, плетущийся сзади малорослый эскимос  с  характерным покатым носом на широком лице, не будет ему помехой.  Но зато остальные пять абитуриентов, были на полголовы или даже на целую голову выше Роберта.

  В канцелярии будущие каскадёры оставили заявления о приёме в институт вместе со своими документами  и  подписали  контракт, где были оговорены условия пребывания курсантов.  Согласно контракту финансовые затраты на их содержание и обучение будут возмещаться за счёт тех организаций, куда будут востребованы выпускники. Институт брал на себя все расходы на питание, жильё курсантов, их экипировку, расходы на тренировки, медицинское обслуживание и культурный досуг (телевидение,  радио, кинозал, библиотека с доступом в  интернет).     В обязанности курсантов входило беспрекословное выполнение указаний тренеров  и все рекомендации врачей.

   Когда формальности с приёмом новичков были улажены, один из служащих института, одетый в серую джинсовую униформу с золотистыми полупогончиками на плечах, повёл парней в душевое отделение.  Там Роберт, вовсе не желая того, впервые поцапался с одним из своих сокурсников.  Ссора возникла из-за пустяка: душевые кабины были рассчитаны на одного человека, но с Робертом увязался один из парней, темнокожий рослый  мулат с улыбающимся лицом.            
Роберт рывком обернулся к нему:

  – Болван! Разуй мигалки, не видишь, сколько свободных кабин, обязательно надо толкаться вдвоём, у тебя что, нездоровая ориентация?

  Афро-американец распахнул в удивлении и без того  большие карие глаза.

  – Ты, Бой, какой-то ненормальный! – он продолжал улыбаться белозубым ртом. –  Мы просто потёрли бы друг другу спинки.
 
  Улыбка мулата была извиняющей и очень дружелюбной.  Роберту даже стало неловко за свои слова.  Увидев некоторое смущение  в лице невысокого сокурсника, мулат ободряюще положил тяжёлую тёмную кисть на его плечо. А Роберту почему-то особенно понравилась коротенькая курчавая бородка мулата, придававшая тому ещё более добродушный вид.  Темнокожий парень, всё также улыбаясь и расставляя вкось свои толстые ноги, пошёл дальше по коридору душевого отделения.

  Неразговорчивый каптенармус в стандартной униформе служителя института, ходил по раздевалкам  душевых кабин и, сверившись с данными электронного планшетника, выдавал голым парням нижнее бельё и мягкую из светло-зеленой атласной ткани форменную одежду с круглым, вышитым золотом, вензелем «ИКМ» на левой стороне груди.

  Одному из новичков, Биллу Карпентеру, не могли подобрать форму: настолько он был  велик ростом и широк в груди. Билл, до неприличия голый, с непросохшими ещё  капельками воды на загорелой спине и белых, не знавших загара ягодицах, расхаживал по коридору вдоль дверей душевых кабин и остановился перед зеркалом в простенке, с видимым удовольствием рассматривая своё отражение. И было на что посмотреть: парень увлекался бодибилдингом.  Он стоял перед зеркалом неподвижно, напрягая, то одну, то другую группу мышц статическим усилием.  Мускулы вздувались желваками, расслаблялись, казалось, что по всему торсу этого красавца-мужчины пробегали живительные волны.  Роберт залюбовался не столько игрой его мускулов, столько тем, как Биллу удавалось, не меняя выражения расслабленных мускулов лица виртуозно управлять плавным перемещением мускульной волны по всей поверхности тела.

  Роберт с того времени, когда все его мысли были направлены на физическое совершенство своего организма, скептически относился к культуризму, считая, что красота и объём мускулов не совсем соответствуют их истинному призванию – работе. Сколько раз он  замечал, что рослые, позирующие мускульными шарами субъекты уступали ему, относительно непрезентабельному на  вид, и в быстроте движений и даже в таком примитивном действии, как подъём тяжестей.

  Пока  новички  в  ожидании,  когда  принесут  одежду бывшему культуристу, слонялись по коридору, в проёме одной из его дверей неожиданно возник невысокий, ростом такой же, как и Роберт, человек в светло-зелёной униформе каскадёра.  У человека были большие ушные раковины. Две глубокие косые морщины пролегли от крыльев острого носа к уголкам плотно сомкнутых губ.  Такие лица Роберт видел в телесериалах о маньяках-убийцах.

  Человек в форме каскадёра секунды две постоял у двери, а затем широким шагом, не соответствующим его сравнительно небольшому росту, стремительно подошёл  к голому, двухметровому абитуриенту, продолжающему  перед зеркалом проводить уморительные манипуляции со своей мускулатурой.

  – В чём проблема?  Почему вы, Геракл, до сих пор не обмундированы? – спросил тихим заботливым голосом человек в светло-зелёной форме с вензелем «ИКМ» на груди.

  Этот человек вряд ли был каскадёром: ему на вид было не меньше шестидесяти. Его тихий спокойный голос, контрастировал с сухим морщинистым лицом и жёстким взглядом. Роберт понял, что этот пожилой человек намеренно скрывал своё раздражение. Несомненно, он принадлежал к разряду руководства института.

 – Я не Геракл, мое имя Билл, Билл Карпентер! – простодушно ответил культурист. –  Вот  не  смогли  пока подобрать для меня размер...

  – В чём проблема? – быстро повернулся начальник к побледневшему каптенармусу.

  – Шеф!  Мы послали за униформой на центральный склад, а там кладовщик на время отлучился...

  – Все размеры форменной одежды должны быть у вас в наличии! Об этом вас предупреждали два дня назад!
 
   – Мистер Моррис…

   – Вы и тот кладовщик сегодня же извольте получить расчёт! – без всякого волнения проговорил владелец института и нажал на кнопочку мобильного телефона на запястье левой руки:

  – Хозяйственный отдел?  Через десять минут форма каскадёра для Билла Карпентера должна быть на нём!

  Мистер Моррис молча, исподлобья, оглядывал каждого новичка, как бы заранее назначая им цену.  В эту минуту он чем-то напоминал Роберту, того генерала Брукнера, с его инспекционной проверкой учений в десантном батальоне. Редкие бесцветные брови шефа заметно приподнялись, когда он задержал взгляд на Роберте. Казалось, Моррис засомневался в необходимости иметь такого абитуриента. Бывший десантник подумал, что шеф института сейчас придерётся к нему, и он обдумывал, как ему поступить.
 
  "Только не распускать руки! – заклинал себя Роберт. – Выдержка и ещё раз выдержка!"
               
   Моррис первым отвёл глаза от настороженно-диковатого взгляда бывшего парашютиста и, то ли удовлетворённо, то ли недоуменно хмыкнул.
 
 – Куда подевался доктор Роджерс? – тихо, но внятно проворчал он, отворачиваясь от курсантов. – Ему следует неотступно быть при вас, а он, вероятно, в своей лаборатории углубился в дебри компьютерных данных вашего мяса с костями!

  Но тут принесли долгожданную форму Биллу,  шеф взглянул на часы – ожидание длилось восемь с половиной минут – и вышел из коридора такими же широкими шагами.

  В просторной столовой института курсантов накормили отменным обедом из множества блюд на выбор. Особенно податливо мялся во рту двойной говяжий бифштекс с ворохом пряной зелени на тарелке. Роберт не был гурманом, старался довольствоваться простой низкокалорийной едой, как самой полезной для организма, но тут он не смог удержаться, чтобы не загрузить свой оголодавший желудок дорогими деликатесами, тем более, что ему было видно, как   сидевшие за соседним столом, гигант Билл Карпентер и темнокожий мулат с его улыбчивыми мягкими губами прямо на глазах у всех опустошали одну за другой тарелки с мясной пищей.
 
  – Хорошо бы догадались принести нам на десерт вместо компота хотя бы по паре баночек даласского  пива! – притворно хмурясь, обратился Билл Карпентер к своему соседу, темнокожему мулату с бородкой.Тот с ослепительной улыбкой только покачал курчавой головой.

   Из всей группы новичков-прыгунов особенно выделялись своим безалаберным поведением трое высоких атлетически сложенных парней. По-видимому, они были знакомы ещё до поступления в институт. Парни имели привычку часто откидывать назад волосы рывком головы. Один из «троицы», афро-американец, тоже откидывал назад голову, хотя на ней был только неподвижный, как бы приклеенный к голове чёрный войлок коротких завитых волос.

  Столики в институтской столовой были рассчитаны на двух человек. Так, чтобы не разлучаться друг с другом даже за обедом, один из троицы, афро-американец, с плотным войлоком волос на голове, бесцеремонно сдвинул два столика вместе. Парни громко приглашали официанток подсесть к ним и разделить с ними трапезу.  При этом они фамильярно пытались обнимать девушек и приглушенными голосами вели с ними заговорщицкую беседу. Роберт мысленно назвал эту троицу «ловеласами-лоботрясами». К удивлению Роберта, молоденькие официантки не возмущались поведением трёх «ловеласов»  и только делали вид, что сконфуженно улыбаются.

   «Дела твои, Боб, пока не так уж плохи!» – размышлял Роберт, развалившись прямо в своей новой униформе поверх одеяла на мягкой постели в отведённой ему комнате, расположенной во втором этаже флигеля особняка.

   В свободные минуты, какие выпадали на его долю, Роберт, по возможности, старался лежать на спине.  Этим он берёг свой позвоночник, последствия травм которого заметили и врачи института Морриса.  Кроме того, в лежачем положении Роберт любил размышлять о своём будущем и, прежде всего,  о своих ближайших планах.
 
  Самый главный пункт плана: не допускать в своём поведении никаких нервных срывов, этих эксцессов, не раз усложняющих жизнь бывшего воспитанника детского дома и армейского парашютиста; второй, не менее важный пункт: быть первым среди вновь принятых прыгунов-каскадёров во всех упражнениях на предстоящих тренировках.  И это вопреки тому, что у него травмированный позвоночник, он старше всех новичков по возрасту и в общем физическом развитии, вероятно, слабее некоторых из них. Прежде всего, надо избавиться от своего живучего недостатка: самонадеянности во всём, которая в жизни не раз делала ему подвох.

  В соседней комнате, за стенкой, слышались приглушенные голоса новичков-курсантов, выделялся басистый хохот Билла Карпентера. Ребята собрались ради знакомства в одной комнате, почему-то не пригласив туда Роберта.  Но он был рад этому: одинокий по натуре, он и в институте, также как в своей роте в армии и в  тюрьме  надеялся не сближаться близко ни с кем. «Друзья – великие грабители времени!» – эту цитату древнеримского философа он всегда имел в виду.

  Роберт догадывался о причине всегдашней нерасположенности к нему сослуживцев и просто знакомых.  Он, как ни старался,  не мог убрать со своего смугловатого лица выражение превосходства и лёгкой насмешки  над своими сотоварищами, когда те не могли и не стремились к тому, чтобы, например, подтянуться на перекладине на одной руке или сделать при прыжке с места двойное сальто.  Но всё, что заведомо не достижимо для обыкновенного человека, обычно не ценится им, не рассматривается, как нечто то, к чему надо стремиться. Вот и сегодня, когда они первый раз шли по сосновой аллее института, новички-курсанты, возможно, запомнили покровительственную усмешку Роберта, наблюдавшего за ними.

   –  «Остолопы! Выродки! Я ещё покажу им, на что я способен!» – невольно сжал кулаки Роберт, вспомнив свой репертуар бранных слов на службе в армии, но тут же, криво улыбнувшись, понял  неуместность и никчёмность каких-либо обидных  восклицаний и ругательств  в  стенах образцового института. Так ли уж важно окружающим, на что он способен? И нужно кому-то его мысленное «покажу»!

   Как разведчик, чувствующий, что он не владеет нужной ему информацией, заранее подготавливая себя к  возможным  для него трудностям и неприятностям в  ближайшей перспективе, Роберт на этот раз отогнал от себя все мысли.  По привычке тряхнув косичками волос, он поднял прямые ноги к груди, рывком взметнул их вверх и, сделав таким образом гимнастический «подъём разгибом»,  опустился на коврик у кровати на полусогнутые ноги.

  Роберту всегда становилось  не по себе от пустого времяпровождения. Он включил настенный плазменный телевизор и, нажимая на кнопки пульта, прошёлся по десятку каналов: ничего путного там не показывали. И книг никаких не было в комнате – вот незадача! Походив по своему узкому жилищу, похожему на салон автобуса, от окна к двери и обратно с десяток минут и не дождавшись никаких указаний со стороны начальства, чем им, новичкам, заниматься в первый день пребывания в институте, Роберт  решил осмотреть его территорию.
 
   Остальные новички-каскадёры так и остались разговаривать, перебивая друг друга, в тесной комнатушке Билла. По-видимому, достопримечательности парка Морриса их пока не интересовали.
   
  А на самом деле, было на что посмотреть!  На зелёной поляне, окружённой вековыми дубами, находился облицованный мрамором бассейн для прыжков в воду. Над бассейном возвышалась ажурная вышка, чуть ли не стометровой высоты, похожая формой на Эйфелеву башню и с платформой подъёмника внутри её сквозной крупносетчатой конструкции. С земли прыгуны в воду казались не больше воробья.  По мере того, как они, распластавшись в воздухе падали вниз, становились видны сверкающие на солнце их театрально-защитное облачение: позолоченный шлем, такого же слепящего цвета полукружия  наплечников, подлокотников и наколенников.
 
   Роберт, глядя на верхушку башни, ощутил неровные толчки сердца.  Значит, их группа новичков-каскадёров, скорее всего, тоже будет учиться прыгать со стометровой высоты, пусть в воду. И это неплохо. Так же, как при затяжном прыжке с парашютом он вновь переживёт кратковременное чувство невесомости, такое знакомое и приятное для него.

   Были в саду Морриса неприступные искусственные скалы из бетона для тренировок альпинистов-каскадёров.  Отдельная группа курсантов тренировалась в посадке на всем скаку на необъезженных лошадей. По парку были проложены автомобильные трассы, где каскадёры совершали немыслимые трюки, выпрыгивая на большой скорости из машин, или кувыркались вместе с ними в многочисленных кульбитах. Всё это чем-то походило на тренировки в батальоне десантников с той  только разницей, что не раздавались обычная ругань капралов и сержантов и перебранки солдат друг с другом.  Слышались только мягкие советы тренеров своим воспитанникам, как выполнять установленные задания. Да и тренеры показались Роберту какими-то бутафорскими. Они не стояли, а сидели на раскладных стульчиках несколько поодаль от своих курсантов, окружив себя замысловатыми приборами с экранами, и не столько смотрели в сторону своих подопечных, сколько на эти компьютерные штучки,  подобно  тому  седовласому фотоннологу.   Да  и  в некоторых из тренеров Роберт узнал врачей из приёмной медицинской комиссии.

   Видавший виды  десантник, приподняв жёсткие брови и образовав валики морщин на лбу, без удивления, а скорее с осуждением, наблюдал за одним из каскадёрских трюков.  Отсвечивающий чёрным лаком "Форд" мчался по овальному кольцу автодрома. На крыше автомобиля на полусогнутых ногах стоял человек в светло-зелёной форме каскадёра.  Как только автомобиль приближался к длинной двухметрового диаметра металлической трубе, подвешенной горизонтально на некотором возвышении, каскадёр подпрыгивал, исчезал в жерле трубы и спустя секунду вылетал с другого её конца, снова оказываясь на крыше чуть притормозившего автомобиля.
 
   Отдавая дань смелости и ловкости каскадёра (а это был на вид уже немолодой сухощавый мужчина), Роберт подумал, что он ни за что бы не согласился на такой трюк, и не только потому, что каскадёр рисковал своим здоровьем, даже жизнью, а потому, что он, Роберт  Хоппер, не хотел, чтобы в его  будущих аттракционах участвовали какие-нибудь технические премудрости, придуманные  человеком, вроде того же  автомобиля. Навязчивым желанием Роберта было совершенствование только физических возможностей своего тела.

  Он оглядывался по сторонам и видел кроме зелёных скверов и утоптанных песчаных дорожек между ними  ряд трёхэтажных зданий, соединённых застеклёнными переходами.  Пожалуй, для института по подготовке каскадёров этих зданий было многовато, словно это был крупный научный центр.  Хоппер ещё больше удивился, когда увидел на аллеях парка оживлённые группки мужчин и женщин.  Все они в своей  элегантной серой униформе из джинсовой ткани с полупогончиками на плечах выходили из канцелярий,  лабораторий и хозяйственных подразделений института: наступил конец рабочего дня. Что касается женщин и девушек, то те не торопились расходиться по своим квартирам или общежитиям, расположенным тоже на территории института.  Некоторые усаживались отдохнуть на садовых скамейках, другие шли поглазеть на тренирующихся каскадёров.   Две  подружки,  обнявшись, прошли мимо Роберта, нахально задев его.
 
  Отойдя немного, они оглянулись и плутовски хихикнули.
 
  Внимание Роберта привлекла бегущая трусцой по аллее парка высокая молодая женщина. Тонкий свитер обтягивал её тугие остроконечные груди и обозначал узкую талию. Женщина была с непокрытой головой, и кипа распущенных светлых волос   покачивалась за её спиной. То, что груди у женщины были крепкими, было видно по тому, что они даже не колыхались в такт её беговым шагам.  Роберту, как не новичку в продолжительной медленной «трусце», прежде всего, бросился в глаза затратный стиль бега женщины: неоправданно размашистые движения длинных рук, излишние наклоны её корпуса из стороны  в сторону и частые повороты непокрытой головы.  Было такое ощущение, что женщина бегала вовсе не для поддержания своего здоровья, а просто для внимания окружающих.

  Поймав внимательный взгляд Роберта, женщина скосила на него глаза, наморщила прямой, словно выточенный из мрамора нос, и на мгновенье сомкнула полуоткрытый в беге рот. Роберт расценил мимику  её красивого лица не столько, как обычное выражение лица у трудяги-бегуна  перед праздным прохожим, сколько, как презрение пригожей статной женщины к маловыразительной внешности новичка-каскадёра.

  Роберт сидел на скамейке, с тихой грустью следя за удаляющейся ладной женской фигурой.  К женщинам бывший контрактник десантной бригады, вообще-то, был не равнодушен и надеялся в скором времени, если позволят распорядок дня и дисциплина в институте, завести с некоторыми из них   интимное знакомство. А то уж он подумал, что ему целый год не видать коротеньких женских трусиков, плотно обтягивающих волнующие обводы бёдер.  Как это ему целый год обходиться без женщин!

  Ещё на последнем году своего пребывания в приюте в Лос-Анджелесе  он  случайно сошёлся с толстой и рыхлой воспитательницей, чуть ли не втрое  его старше. Через десяток лет, будучи контрактником, он поначалу не упускал случая «прошвырнуться» полчасика с приглянувшейся ему туземкой, когда он был в «особых» командировках в Африке, а на службе в Штатах регулярно тратил деньги на молоденьких проституток, тем более, что на это армейские офицеры смотрели сквозь пальцы.  Правда, в последний год пребывания в армии Роберт стал относиться к женскому полу с большой разборчивостью, опасаясь нежелательных для здоровья последствий от контактов с ним. Впрочем, Роберт занимался подобным делом не столько ради удовольствия.  Просто он считал необходимым для поддержания в норме своего здоровья периодически освобождать свой организм от беспокоящих его излишка половых экскретов.  Заниматься же онанизмом, как это делали некоторые из его соседей в казарме или в тюремной камере,  он не хотел из-за того, что старался не развивать в себе образное мышление относительно женских форм, а главное, из-за того, что он боялся нежелательных последствий «рукоблудия», на что ссылались популярные медицинские книги. Ещё Роберт знал по себе, что его сексуальные желания надёжно могли подавляться интенсивными физическими упражнениями.

   Утром следующего дня всех восьмерых новичков-каскадёров повели в антропометрическую лабораторию института.   Лаборатория располагалась в одном из трёхэтажных корпусов.  Роберт на службе в армии  проходил различные медицинские комиссии, но они ограничивались, в основном, флюорографией грудной клетки и взятием крови для исследований, проводимых по стандартным методикам. Здесь же в антропологической лаборатории, о существовании которой Роберт даже не подозревал, курсанты-каскадёры промучились весь световой день с коротким перерывом на обед.  Молоденькие медсестры в зелёных, как у хирургов халатах, прижимали спины и ягодицы парней к ростомерам, заставляли садиться и опять измеряли рост, но уже в положении сидя. Затем всех взвешивали на электронных весах, потом измеряли обхват тела в различных его частях: шеи, груди, живота, бёдер и рук.  Особенно тщательно через каждые три сантиметра измеряли обхват ног.  Причём, измеряли обхват ног, как расслабленных, так и напряжённых, надавливающих с различной силой о специальный барьер.  Самая юная смешливая медсестра заявляла на весь зал лаборатории, что у афро-американца с курчавой бородкой были до того толстые ноги, что ей не хватает ленты или шкалы курвиметра. Вновь зачисленных в институт каскадёров клали на спину, на твёрдую доску и измеряли высоту грудной клетки и живота в положении лёжа.  Затем у каждого из новичков измеряли длину костей плечевой и тазовой конечности, потом регистрировали изменения длины  и напряжения икроножных и бедренных мышц с помощью катодных и шлейфных осциллографов.

  Много времени уходило на краниометрические исследования: определяли размер головы в разных антропометрических точках. Молоденькие сёстры буквально сбивались с ног.  В заведующей лабораторией, Эллис Колдер, высокой и тонкой в талии женщине, Роберт узнал вчерашнюю бегунью по аллее парка института.  Заведующая лабораторией проворно сновала между раздетыми догола ребят и покрикивала хорошо поставленным голосом, и на абитуриентов, и на свой персонал.

  Был контраст между неподвижностью её бледного надменного лица и беспрестанными движениями рук, ног и всего её тела.
 
  – Верх глазницы и верхний край козелка ушной раковины должны находится в горизонтальной плоскости! – властно скомандовала она  Роберту, когда измеряли его рост.

   Она сама устанавливала голову Роберта в надлежащем положении обеими руками.  Он чувствовал приятную прохладу её длинных дрожащих пальцев.  Потом она чуть ли не вприпрыжку отходила к другому парню. Роберт был заворожен её подвижностью, нервной энергией.  Это скрашивало томительные часы во многом бестолковых, по мнению Роберта, антропометрических измерений.

  Он любовался резкими движениями длинных рук молодой женщины, когда она, недовольная тем, как одна из девушек-медсестёр не так, по её мнению, накладывала полотняную ленту, измеряя обхват ног Билла Карпентера, сама брала в руки ленту.  У неё это получалось хуже, чем у медсестры. Она сжимала причудливо изогнутые губы с бугорком на верхней губе, хмурила густые брови, бросала в сердцах ленту и чуть ли не вприпрыжку подходила к другому курсанту, захватывая по пути с соседнего столика гониометр, предназначенный для измерения амплитуды движения суставов конечностей.

   Потом Эллис отогнала от красавца Билла Карпентера медсестру, измеряющую величину подкожно-жировых складок на его теле, и сама взялась за циркуль-калипер.   Она нажимала на рукоятку циркуля и смотрела не столько на циферблат прибора, сколько на гранёную шею Билла.  Вообще, вокруг Билла она кружилась и задерживалась дольше, чем у остальных парней. В частности, она почти не подходила к тройке «ловеласов-лоботрясов», хотя они сдержанно, но явно недвусмысленно  поглядывали  на неё.

   С Робертом она обращалась в буквальном смысле слова, свысока, с подчёркнутой бесцеремонностью, даже с оттенком брезгливости. Так, проходя мимо Роберта, она собрала складки на переносице, выпятила нижнюю губу, по-видимому, давая понять новичку с его азиатско-африканской внешностью всю неприглядность его лица, особенно короткого приплюснутого носа.
 
  При определении объёмной массы его тела, когда он лежал в волюминометре – длинном баке с водой, и голова Роберта никак не хотела погружаться в довольно прохладную воду,  Эллис подскочила, оттолкнула медсестру, надавила  на его голову узкой ладонью и так держала голову новичка-каскадёра под водой несколько больше положенного времени, необходимого для фиксирования объёма вытесненной жидкости.  Даже  выносливый Роберт почувствовал при этом лёгкую степень удушья. Выныривая из воды, он заметил, как у Эллис были серые холодные глаза и раздутый от  неровного дыхания выразительный абрис крыльев её носа.

  Несмотря на полное безразличие к нему заведующей лабораторией и даже её отчуждённость к нему, Роберт каждую минуту его нахождения в антропометрической лаборатории любовался Эллис.  Особенно её холодность и брезгливость по отношению к нему заинтриговали его.  То, что она держала голову Роберта в воде больше положенного времени, говорило не о том, что она хотела этим выразить свою нерасположенность к нему, как человеку далеко не соответствующему  её запросам, а просто из-за своей невнимательности и разбросанности в поведении.    Но именно эти черты женщины почему-то нравились Роберту.  Глядя, как она носилась по лаборатории со своими распущенными  волосами, как высоко поднималась её острая грудь в такт быстрым движениям её фигуры, Роберт почувствовал в себе непонятное для самого себя влечение к ней.
 
    «Вот хотя бы ненароком только дотронутся до её талии, что из этого получится?» – думал Роберт.
 
   Ему казалось, что прикосновение к женщине передаст ему частицу её беспокойной энергии. Впрочем, он никакого эротического чувства к этой докторше не испытывал, зная  бесперспективность  какого-либо интимного сближения. Чем можно привлечь к себе такую женщину? Конечно, не традиционным ухаживанием, не услаждением её ушей интеллектуальными штучками.  Эту женщину можно победить, если будешь на вершине славы, а значит, обладать и богатством.   Но именно эти трудности на пути завоевания подобного типа женщин и подзадоривали Роберта.  Цель ясна, вот надо продумать, как действовать!
   
    В отличие от остальных новичков-каскадёров Роберт со знанием дела внимательно следил за показаниями приборов и приспособлений для антропометрических измерений, стараясь запомнить  цифры, относящиеся к самому себе.    С удовлетворением узнал, что его физический статус, касающийся жизненной ёмкости легких, окружности груди, обхвата мышц плечевой и тазовой конечностей у него, двадцатисемилетнего, выгодно отличался от статуса, какой он знал у себя двадцати-двадцати-трёхлетнего. И это вопреки статистическим  сведениям, что наилучшей физической формой, например, в лёгкоатлетических соревнованиях и в плавании обладает молодёжь  – в возрасте до двадцати лет.   Об этом красноречиво говорит возраст большинства чемпионов Всемирных  олимпийских игр.  Роберт же был уверен, что с годами человек даже сорокалетнего   возраста, если он не бросает тренировки, будет только улучшать свои достижения.
 
   Исследованиям, казалось, не будет конца.   Скрашивало только мелодичные голоса медсестёр и мимолётные движения красивой заведующей.  Все данные антропометрических замеров незамедлительно вносились в компьютер.

   Некоторое оживление в нудном порядке   антропометрических замеров внесла  процедура определения жизненной ёмкости лёгких.  Роберт сделал глубокий вдох, взял в рот мундштук трубки спирометра и до отказа выдохнул воздух из груди. Показания спирометра чуть ли не дошли до верхнего деления.  Медсёстры разом ахнули.  Но вопреки их ожиданиям жизненная ёмкость лёгких огромного Билла Карпентера, постоянно улыбающегося рослого мулата и трёх высоких «ловеласов-лоботрясов» оказалась почти на четверть литра  меньше, чем у Роберта Хоппера.

    Обрадованный Роберт часто задышал.  Вот и началось его первенство среди остальных новичков-каскадёров хотя бы по медицинской части!

   Надменно-каменное лицо Эллис не выразило каких-либо эмоций по поводу жизненной ёмкости лёгких бывшего армейского контрактника.

   – Исследования будут повторяться каждую неделю! – напоследок «успокоила», вконец,  утомлённых  парней  красавица-врач.

  – А вы познакомите нас с результатами ваших антропометрических исследований? – Роберт был единственный среди новичков-курсантов, который осмелился задать заведующей этот вопрос.

   Эллис с заметным удивлением, смешанным с долей презрения окинула Роберта с высоты своего роста.      Она несколько помедлила с ответом, и у неё появились в горле спазмы, будто она что-то выдавливала из себя:
 
   – Это уже не вашего ума дело!
 
    Роберт поразился неадекватной реакции женщины на его столь безобидный вопрос.

    Поймав нескрываемый протест  в чёрных глазах Роберта она, чтобы смягчить грубость своего восклицания, нехотя пояснила, глядя поверх головы новичка-каскадёра:
 
    – Данные всех измерений синхронно  в шифрованном виде отсылаются по компьютерной сети в центральную лабораторию доктора Роджерса.  Он сам всё анализирует, никому не доверяет…
 
   Когда курсанты, утомлённые и заметно обозлённые мало понятной им длительной процедурой антропометрических измерений, покидали лабораторию, Роберт заметил долгий затуманенный взгляд заведующей, каким она провожала атлетическую фигуру Билла Карпентера.