а не только купорос

 Статья в интернете

    Приведу краткий пересказ прочитанной статьи.

     Город Красноград находится на правом берегу реки Берестовая в 101 км на юг от областного центра — г. Харькова.  В 1972 году на Харьковщине, в Красноградском районе, произвели ядерный взрыв. Втайне от людей. На живых людях.
    Большая часть природного газа Украины добывалась в Харьковской области. В одном Красноградском районе газ качали из почти двадцати скважин. Бурили очередную. И вот 17 июля 1971 года произошло ЧП – под давлением в 400 атмосфер из скважины вырвался газоконденсат. Разнесло буровую – рвануло на 30 метров в вышину. Погибли бурильщики. На следующий день газовый фонтан подожгли. Он горел год, как вечный огонь по убиенным впоследствии людям. Забросать скважину бетоном не удалось. Тогда следовало бы применять давно оправдавший себя метод раскапывания скважины. Но раскапывать долго и нудно, а газ даешь стране сейчас.
    В Москве было принято одобренное Брежневым и Косыгиным решение: произвести подземный ядерный взрыв на скважине (впервые в густонаселённом районе!). Для забивания скважины предусматривалось пробурить другую, наклонную. Примерно на глубину до 2 тысяч метров. И внедрить в эту скважину взрывное ядерное устройство. В треть хиросимской бомбы «Малыш» зарядом, в 3.8 килотонны.
    Зону скважины радиусом в 400 метров обнесли колючкой, расставили охрану из войск КГБ и МВД. Исполнителям выдали специальную радиационную защиту. Все скважины района заглушили. Обесточили энергосети. Обезопасились сами. А жители? А жители и знать ничего не должны, подумаешь – жители! Жителям ближайшего села Першотравнево велено было убираться – в нескольких километрах разбили для них лагерь. Гнали селян без объяснения причин. На сборы дали несколько дней. И потянулись скорбные возы к лагерю беженцев, поплелась скотина за возами. Молодые уходили, а старики отказались покидать родные хаты, по закутам поховались. Их всего за час до взрыва повыловили, и в 9 утра 10 июля 1972 года вывезли (в чем кто был) в село Хрестище, что в двух (!) километрах от эпицентра взрыва. И восьми километрах от трассы Москва-Симферополь.
     Ровно в 10 утра всем находящимся в 400-метровой зоне была дана команда встать на цыпочки (чтобы не поломать позвоночник от содрогания земли) и... земля содрогнулась! От этого содрогания людей подбросило вверх. Все вокруг попадало ниц. Из кратера в небо кроваво поднимался землистого цвета столб и плыл-плыл-плыл в сторону населенных пунктов...Тень зловещего облака закрыла солнце... Наступила мертвейшая тишина... Кратер замолк...
     Но кратер замолк только на коротких 20 секунд. И раздался новый взрыв чудовищной силы – воспламененный газ из глубин кратера вырвался на высоту километра, выплевывая в воздух породу. Заполыхало и затрещало все вокруг. Беленые украинские хатки повалились, заборы, сараи, клети, яблоньки – все сметено взрывом. Украина еще целый год разбирала руины, строила селянам бесплатные квартиры, чтобы народ смог вернуться в зараженную родную зону – село Першетравнево. А самое страшное, что ровно через час после взрыва, в самое пекло, в самый ад людей погнали обратно в село.
   Кратер продолжал полыхать. Облако ушло на Полтавщину, а оттуда дальше и дальше. Местные специалисты (которые с подпиской о неразглашении того, о чем сами не знали) пошли раскапывать скважину старым дедовским методом: при бушующем пламени, постоянно под брандспойтами воды, в невыносимой жаре от бушующего пламени (а с неба падает лёд от образовавшегося конденсата!) в зоне критической радиации раскапывали карьер шириной 400 и глубиной 20 метров. Спецзащита? Да господь с вами, разве можно, чтобы народ трудящий догадался, что они там натворили. Пущай так роют. Авось! И рыли они, эти заложники героизма и трудовой доблести, аж целый год – до июля 1973 года.
     Если о чернобыльских жертвах теперь знают все, то вот эти сельские першотравневцы, хрестищенцы, люди, закрывавшие радиоактивный кратер – о них мало известно. Как и о самом преступлении. Они не имеют чернобыльских льгот, их детей не вывозят за границу на лечение. О них не желают говорить.

И вспомнилось

    После окончания Харьковского Университета в 1962 году я работал в НИИ Монокристалов, вто время на окраине города. Там была лаборатория, использовавшая радиоактивные элементы. Отходы хоронили, как водится, где попало, например, на каких-нибудь пустырях, где только земля простая, но где зоркий глаз Маяковского взглянул бы на сажень вглубь и  увидел бы, как "из под неё коммуны дома пропастают".  Как-то побывали там японские гости, но долго не пробыли: дали дёру, едва защёлкал Гейгер. Несколько харьковчанок, подруг жены, ушли от онкологии на шестом десятке.
    В Москве я какое-то время работал в НИИРП-е (институт резиновой промышленности). А.Ф. Постовская, моя пожилая приятельница, общение с которой разбавляло удушающую атмосферу этой конторы (немало страниц я посвятил НИИРП-у в своём "Самом длинном отчёте") рассказала, как весьма шустрый карьерист, представлявшийся: "Моя фамилия профессор Кузинский", - "отбил" у академии наук один из трёх источников альфа, привезенных из Германии, и дэкспериментировался, облучая резину, скорее, для карьерных, чем для научных целей, до нескольких инвалидностей и одной смерти. Да ещё поделился радиацией с окрестной водопроводной сетью.
     Гуляя в Измайловском парке, я не сразу узнал о тамошних захоронениях лучистых отходов. В отъездном году (1990) от одного из нашей группы изучающих азы иврита я услышал рассказ о том, как его мама покупала мясо. Знавший её 30 лет мясник подмигнул ей: "Мол, не покупайте", - а потом рассказал, что мясо лучило. Это в Москве. Далеко от Москвы не лучше.