Бабушка Фектинья

       Моя бабушка до самого своего последнего дня была глубоко верующим человеком. В ее молодости произошел случай, который ее веру не поколебал, но изменил коренным образом.
       Тогда в деревнях по весне сговаривались несколько односельчан, и шли на поклон в Киевскую Лавру. В тот раз набралось шесть человек, среди них и бабушкина мачеха. Сама бабушка, в то время еще девочка-подросток, была седьмой. И взята она была в основном для помощи и сопровождения не совсем здоровой мачехи.
      Шли пешком от деревни к деревне. На ночь просились к кому-нибудь на постой - тогда считалось грехом не приветить богомольцев.
      Дорога растянулась на два месяца в одну сторону. В пути по разным причинам отстали четверо. Но бабушка с мачехой и односельчанкой Агашей дошли. В Лавре у Агаши была знакомая монахиня - кума какого-то родственника. У нее и остановились.
Уставшие, но довольные, что добрались, устроились спать на полатях.
      Монахиня и жившая с ней прислужница легли внизу на лавках. Среди ночи сельчанок потревожил приглушенный разговор, а потом и вовсе какой-то переполох. Агаша выглянула сверху, спросила: «Может, помощь нужна»? Прислужница испуганно заверещала: «Спрячьтесь, и ни звука!»
      Набросив шаль, она куда-то убежала и вскоре вернулась с высоким монахом. Гости наверху затаились. У кумы-то, монахини, оказывается начались роды.
     Монах приказал служке срочно растопить печь и согреть чугун воды. Прислужница металась, выполняя указания монаха. Богомолки боялись шелохнуться, следя за происходящим в щели между досок.
       Наконец пискнул ребенок. Пискнул и замолчал.
Прислужница замывала кровь. В горящую печь полетела запачканная подстилка, одежда роженицы, а следом… и ребенок.
      Монах упал на колени перед образами и начал неистово молиться. Потом сгреб в тряпицу золу из прогоревшей печи, завязал в узелок и унес с собой.
      Рассветало, богомолки сползли с полатей. О произошедшем, не сговариваясь, молчали. Наскоро перекусив покупным калачом, поспешили к заутрене, потом осмотрели Лавру, отстояли обедню. И, попрощавшись с «приболевшей» кумой, тронулись в обратный путь…
      Дальнейшей истории я не знаю,  видимо, добрались благополучно. С тех пор бабка все богослужебные заведения обходила стороной. А когда ее спрашивали, почему, отвечала: «Бог всех видит, но не со всеми хочет знаться».
      Прожила она долгую жизнь, пару годков не дотянув до сотни. Однажды ей посчастливилось видеть живого царя на коне. Заценила: «Ладный из себя мужчина и ликом пригож».
      Была бабушка неграмотной, знала только счет, но мужа, как она говорила, Бог дал доброго. Со своего села, даже фамилию менять не пришлось. А там только две фамилии по селу и гуляли.
      Родила одиннадцать детей, из которых восемь выжили. Пережила две войны. Старший сын - Герой Советского Союза, погиб в сорок первом, а муж - в сорок четвертом. Детей растила одна.
     Жизнь свою бабка доживала у моей матери. Слава Богу, до последнего была на своих ногах. Годам к восьмидесяти стала терять память и начала «чудить». Она могла газ включить и не выключить. Выйти на улицу посидеть с бабками на лавочке, и заблудиться. Короче, за ней был нужен присмотр. Следили, словно за малым дитем. Отец относился к ней как родной матери, за столом для нее раз и навсегда было отведено почетное место. Она свой статус неплохо осознавала. Настолько неплохо, что нередко по мелочам «ябедничала» матери.
     У меня двое братьев, с небольшой разницей в возрасте, но она их уже не различала. Старший неделю как вернулся из армии и еще не работал. И вот возвращаемся с базара, а с порога жалоба: «Любынька, а он ведь совсем за мной не смотрел!» Брат, оставшийся " на посту", удивленно: « Бабуля, как же не смотрел? Ты же все время стояла у открытого окна, а я курил под окном на лавочке и с тобой же разговаривал». Бабка: « Нет, Любынька, там еще Зинка была, я проследила за ним, он с ней дольше разговаривал…» Мать грозно обещает: «Сейчас я ему задам!» Бабка: «Да уж, Любынька, выпори его хорошенько хворостиной». Мать: «Да- да, сейчас, только сумки разберу».
      Мы с братом, захлебываясь от смеха, смывались в другую комнату. Мать доставала специально купленную для бабушки свежую булочку, угощала ее, и порка забывалась до следующего раза. Через пару минут бабушка уже делилась этой булочкой с братом, гладила его сухой ручонкой и целовала в плечико. Выше ей было не достать.
     Однажды утром она просто не проснулась…