5. Дома

9:57.  Сон.  Длинные, узкие коридоры, примыкающие друг к другу: одни параллельно, другие  перпендикулярно. Через каждые три метра, с каждой стороны, находились обшарканные белые, слегка желтоватого цвета облупленные двери с номерами на каждой. За одной из них находился я. Не помню, по какой причине я оказался в одном, вот только непонятно то ли в травматологическом, то ли  инфекционном, а то ли, чего греха таить, психиатрическом отделении. Но, судя по поведению людей в моей палате, отделение, наверняка, было психиатрическое. Моя палата была похожа на барак, в котором жили беженцы,  прячась в соседней стране от кровавой бесчеловечной  войны, уничтожившей в щепки и в кровавое месиво их родной город.  По периметру вдоль стен палата была заставлена семью или девятью койками. На них лежит разношерстный народец, люди разных возрастов полов и религий.
На койке    напротив меня сидит молодая женщина почему-то с мальчиком лет шести-семи. По обеим сторонам  от нее степенно разлеглись две ее подружки. (Я откуда-то их знаю: одна маленькая блондинка, другая темно-русая с озлобленным не проницаемым взглядом и с льдинками в глазах ). Я подозвал  женщину с ребенком, она с доброжелательной улыбкой подошла ко мне.

- Привет, меня Сашей зовут, давайте дружить?
- А меня Аней! Конечно, давай общаться.
- У меня идея: когда выйдем отсюда, приходи в гости поговорим, музыку послушаем.
- Давай – с улыбкой ответила девушка и отошла на свое место.
Как только села на кровать, ее подружки накинулись на нее и давай шептаться, что-то с жаром  обсуждать.    Поговорив с ними минут 10 -15, изменившись в лице, Анна вернулась к моей кровати и холодно произнесла:   
 - Да, чтобы я пришла к тебе в гости, да никогда,  никогда в жизни.
- Ну, ладно, просто думал, что мы чем-то похожи, простите, ошибся, обознался,  с кем не бывает.
- Правильно, всяка падаль,  знай свое место, Аннушка будет общаться только с нами, а то ходют тут усякие дэбилы. – прошипели подружки так и оставшейся посторонней, вроде бы хорошей девушки. 

В этот момент дверь палаты отворилась и в проходе показалась моя мама и забрала из больницы. Три  девушки так и остались в обшарканной, переполненной палате, весело гогоча нездоровым смехом, похожим на завывание ведьм. Яркий солнечный свет озарил мое лицо…

***
Яркий солнечный свет озарил мое лицо, я открыл глаза, подумал: «Ну и сны у меня, бррр ». Посмотрев в потолок, и, не увидев трещин и подтеков, а аккуратную,   наклеенную по диагонали плитку из пенопласта, засмеялся как малое дитя. Немного отойдя от неприятного сна, я стал делать утреннюю зарядку, которую почему-то давно забросил. Я начал с самого простого: стал поднимать руки вверх, шевелить языком во все четыре стороны, затем делать языком грибок  и сжимать-разжимать кулаки. Это очень простые, но жизненно необходимо их делать каждый Божий день ни по одному разу. После этого, свесив ноги со своей очень удобной кровати, я стал качать пресс. И до того увлекся, что чуть не свалился с кровати, случайно перевернувшись на живот. Если бы мама не услышали моих криков, я б свалился.   А меж тем за окном уже был разгар осени, с девятого этажа был хорошо виден двор, одетый в теплые красные-оранжевые-желтые цвета. За забором слились с осенним пейзажем два строящихся оранжеватых дома. Они находились совсем впритык к моему бело-серому кирпичному дому, где я живу с родителями уже добрых 25 лет. Забыл сказать, недостроенные дома стояли на месте тюрьмы. Да. Некоторое время назад я жил напротив тюрьмы. Как мило, неправда ли?

Меня отправили домой из больницы вчера, наказав маме возить  на беседы с В.Б. Драгиным, чтобы избежать рецидивов (Ха! Они думают это болезнь. Нет, ребята, это не психическое отклонение, это Дар Божий.) раз в две неделю, начиная с этого вторника.  Я закрыл глаза и придался воспоминаниям.

Когда вчера за мной пришли, я очень удивился и обрадовался, кошмар подошел к концу, фильм ужасов скоропостижно скончался, а ну вон из кинотеатра и живите, как хотите, вы, сударь, кто такой-то, чтобы наша светоч медицины с вами возилась?!
Меня вывели на улицу, и я оторопел: меня встретил золотой октябрь, везде валялись опавшие листья, было видно, как природа медленно умирала или же погружалась в беспробудный летаргический сон. Именно таким мертвецким сном, по легенде, совсем невпопад заснул Николай Васильевич Гоголь, и никто не попытался поднять ему веки, как бы ни умолял  великий русский писатель.  А поразило меня потому, что когда меня забрали подлечиться был разгар июля. Это получается я в дурдоме пролежал, грубо говоря, четыре месяца, а мне казалось, максимум 12 дней.   Точно помню, я попал туда 19 июля, было по-настоящему летнее обжигающее солнце, ярко-синее небо с пенистыми легкими облачками, похожими на белогривых лошадок, что мчатся без оглядки, наверное, этих ретивых жеребцов ждут молодые кобылицы с кучей жеребят. Вот смотрите: даже у облаков есть жеребята, значит и моя любовь сидит   и ждет, когда мы встретимся и будем неразлучны, а то, что это именно так, уверен  на 1 000 000 000 процентов, я ведь это видел. А  с головушкой у меня всё хорошо, пусть и вопреки устойчивому мнению светочей всех медицин. Мы сели в серую иномарку и через минут двадцать были дома.

Я включил «2х2», как раз там начинались «Симпсоны». Я не заметил, как уснул от переутомления последних месяцев и от лекарств, действия которых не прошло бесследно. Проснулся от того, что к горлу поступала тошнота, болел живот, но сильнее всего болел правый бок, наверное, это межреберная невралгия от фармакологической отравы,  нервов и очень сильного сколиоза с правой стороны. Когда меня вырвало раз 5, мне стало   легче, но очень кружилась голова:  резко упало давление. Мне мама сделала укол и уложила спать, и я уснул…

БУЛТЫХ ААААААААААА
- Сашка, Сааааш, ну же, очнись, любимый! – кричит приятный женский голос, и кто-то нежно  трясет за мои плечи.
Очнувшись в луже студеной колодезной воды,  я прошептал пораженный, сразу всё вспомнив и узнав жену:
- ДА ТЫ НАСТОЯЩАЯ……………….   
23 сентября 2015 года