Сватовство

Автор Тихонова Виктория Олеговна
Год рождения: 28.01.1973; г Смоленск

СВАТОВСТВО
Комедия
(год написания: 2010)
Зарегистрировано РАО за № 17587 от 21 декабря 2010 года


КИРА – студентка.
ИГОРЬ – ее жених, студент.
ТАМАРА ИВАНОВНА – мать Киры.
СЕМЕН СЕМЕНОВИЧ – отец Киры.
ИВАН ПЕТРОВИЧ – дед Киры, отец Тамары Ивановны.
ЕКАТЕРИНА ВЛАДИМИРОВНА – мать Игоря.
АРКАДИЙ ВЕНИАМИНОВИЧ – отец Игоря.
АНТОНИНА ВИКТОРОВНА – бабушка Игоря, мать Аркадия Вениаминовича.



ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Большая гостиная. Справа дверь, рядом вешалка. Слева две двери. Гостиная обставлена современной мебелью. Посередине большой круглый стол. Вдоль стены около окна стоит книжный шкаф. Окно закрыто занавеской. На подоконнике кактусы, один старый большой, остальные маленькие в маленьких горшочках. Около стола стоит старое потертое дедушкино кресло.
Иван Петрович стоит около книжного шкафа и переставляет книги. Домой приходит Кира. Входит, снимает куртку, вешает на вешалку. Сумку кидает рядом на пол.
Кира:  Деда, привет! Опять книжки переставляешь. Мать придет, даст тебе оторваться.
Иван Петрович:  Что у тебя оторвалось?
Кира (на тон громче):  У меня ничего не оторвалось. Оторвется у тебя, когда мать придет. Опять будет орать, корвалол пить. Ну, вот скажи, зачем ты вредничаешь? Какая разница, где будет стоять твой Фридрих с Карлом?
Дед прячет новые книги во второй ряд, а в первый выставляет «Капитал».
Иван Петрович (гордо потирая обложку):  Их звали, зовут и будут звать Карл Маркс и Фридрих Энгельс. 
Кира:  Да знаю я, знаю. И брат у них по идеологии дедушка Ленин. Ну, зачем тебе лишний раз задевать мать? Зачем? (Принимает знаменитую позу Ленина) Признайся, мой верный товарищ!
Иван Петрович делает несколько шагов назад и любуется своей работой:  Это их место, они здесь тридцать пять лет простояли. И пока я сижу в этом кресле, они будут стоять там, куда я их поставил.
Кира:  Вот и садись в свое кресло, я тебя причешу. Ходишь по дому, как леший. Мой старый, добрый леший (целует деда в макушку). Дед, давай я тебя покрашу, а то ты такой седой. 
Иван Петрович:  Так, как год назад? В красные перья? Что б мать опять меня называла породистым Петей-Петровичем? Кира, а может уже мода другая?
Кира:  Мода, дед, всегда одна. Только оттенки у нее разные.
Иван Петрович:  И какие же на этот раз? Неужто голубые?
Кира:  Нет, дед, голубой цвет тебе не подойдет.  Поздно уже. Не в том ты временном отрезке. Челку тоже надо укоротить, а длину сзади оставим. Бородку отрастим на мексиканский манер. И будешь супер-пупер!
Иван Петрович:  Это как в кино, что ли? Про супермена? Так мне тогда еще плащ нужен до пят и темные очки.
Кира:  Шути! Шути! А вот когда придет сегодня Антонина Викторовна, тогда я погляжу на тебя. Потом не говори, что я тебя не предупреждала.
Иван Петрович:  Это кто такая Антонина Викторовна?
Кира:  Я тебе уже неделю твержу. Это бабушка Игоря. Сегодня его родители придут к нам в гости, свататься.
Иван Петрович:  Не свататься, а просить твоей руки. Как я заметил, сердце он твое уже давно завоевал. А может ты сама ему продалась?
Кира: Продалась, дед, продалась. Всего лишь за одну шоколадку. Представляешь, за шоколадку. Это было так неожиданно, мы с девчонками гуляли по нашему парку, вдруг он подскочил к нам, схватил меня за руку и сказал: «Пойдем, я куплю тебе шоколадку». И я пошла, сама не знаю почему. Пошла, не побоялась. И даже не думала, что будет дальше. Представляешь, дед, он из всех девчонок выбрал меня. Я потом у него спрашивала, почему он из всех выбрал меня. А он ответил, что никого и не видел кроме меня, ему показалось, что я была одна.  Дед, а тебе нравится Игорь?
Иван Петрович:  Что он, красна девица, чтоб мне нравиться? Или я витаю в голубых облаках?
Кира:  Дед, я тебя серьезно спрашиваю.
Иван Петрович:  А я тебе серьезно отвечаю. Мне кажется, он тебя достоин.
Кира садится перед дедом на корточки:  Дед, мне так хочется, что бы все прошло спокойно. Я тебя очень прошу, не подкалывай мать. И не делай вид, что ты ничего не слышишь. 
Иван Петрович:  Девочка моя, что с тобой будет, когда я умру? Кто позаботится о твоем душевном состоянии?
Кира:  Дед, перестань, ну с чего ты взял, что ты умрешь. Ты еще о-го-го. И я тебе не позволю.
Иван Петрович жалобно, как ребенок:  Кактус не зацвел. Скоро лето, а он еще никак.
Кира:  Зацветет, вот увидишь, зацветет. Просто еще время не подошло. Сам же видишь, климат сдвигается, вот и кактус твой чувствует, что климат меняется и не спешит тебя побаловать своей красотой. Но он обязательно зацветет. Обязательно. Я тебе обещаю. Хочешь чай или кофе, что тебе сделать? Я быстренько. И мне уже перекусить хочется. А пойдем с тобой вместе на кухню. Я заварю чай, ты бутербродов сделаешь. А то, пока Игорь с родителями придут, мы с тобой вдвоем с голоду умрем, и кактус твой не спасет.
Уходят.
Домой приходят Тамара Ивановна и Семен Семенович с сумками. Раздеваются у вешалки.
Семен Семенович (поднимает Кирину сумку, вешает ее на вешалку):  Дочь уже дома. Кира! Кира!
Тамара Ивановна:  Она наверно опять у деда в комнате. Если они оба в наушниках и с картами в руках – можешь не кричать. Бесполезно.
Семен Семенович:  Представляешь, если Киру подключить к дедову ретро, а деда к Кириному рэпу.  (Хихикает и хочет уйти).
Тамара Ивановна:  Ты куда? А ну иди, разбирай сумки. Знаю я вас, сейчас втроем засядете, потом вас краном не поднимешь. Два коронованных дурака и дама с валетами в голове.
Семен Семенович:  Не с валетами, а с одним валетом, Игорьком. Кира однолюб, как и я.
Уходит на кухню с сумками.
Тамара Ивановна (раскладывает на столе скатерть):  А еще говорят, что стар, что мал. Да они все мужики, в любом возрасте, ненормальные. С двумя извилинами, и те в узелках, чтоб не забыть поесть, поспать, посмотреть футбол, и один узелок на всякий случай, чтоб чего не забыть. (Снимает с себя черный парик, кладет его на одну из книжных полок, замечает перестановку книг). Опять. Опять этот старый коммунист выставил свое  старье вперед.
Начинает переставлять книги, приговаривая, как ей все надоело. Слева слышен спор. Дверь открывается, входят возмущенные Кира и Иван Петрович, у обоих на шее большие наушники, в карманах плееры.
Кира (категорично):  Я больше не буду с тобой играть в карты. Даже не проси. Не буду.
Иван Петрович:  Ну, Кира!
Кира:  Нет. Отстань от меня. Надо уметь проигрывать.
Иван Петрович:  Я не проиграл, это ты в этот раз проиграла. У меня были туз и король бубен. Ты должна была взять.
Кира:  Но козыри были черви.
Иван Петрович:  Нет бубны.
Кира:  Дед, ты совсем с головой не дружишь. Козыри были черви.
Иван Петрович:  Какая разница. И те и те красные.
Замечают Тамару Ивановну, которая переставляет книги. Иван Петрович подходит к ней сзади, рассерженно топает ногой, идет и садится в свое кресло. Надевает наушники.
Тамара Ивановна:  Кира, когда ты выйдешь замуж и уйдешь от нас, они загонят меня в гроб. Он издевается надо мной каждый день. Каждый раз, когда я прихожу домой с работы, то начинаю переставлять книги. Каждый день. (Начинает всхлипывать). Подходит к отцу, снимает с одного уха наушник: Папа, неужели тебе нечем больше заняться? Иван Петрович отбирает наушники и обиженно надевает их на уши. Тамара Ивановна возвращается к шкафу.
Кира:  Мам, ну хватит. Да уступи ты ему, пусть он ставит свой «Капитал»,  как хочет. (Обнимает мать). Не  стоит из-за этого нервничать.
Тамара Ивановна:  Скоро придут гости, и что? Что они увидят? Вместо Шелдона, Марининой и Брауна... (Всхлипывает). Стоит пережиток коммунизма, в драном переплете. Ты  хочешь, чтоб мы опозорились? Или ты забыла, как начальник отдела кадров на моем юбилее смеялся? Как он спрашивал: «Это случайно не новая трактовка эротических фантазий, с изменениями и дополнениями коммунистических взглядов?»
Кира:  Мама, он смеяться стал, когда уже выпил. А когда был еще трезвый, он восхищался дедом. Вспомни, как они беседовали. Он же сам знает «Капитал», как свои пять пальцев. 
Тамара Ивановна: Кира! Ну и что, что восхищался и соглашался. Он, он потом еще целый месяц ходил и издевался надо мной: «Каким образом Карл Маркс и Фридрих Энгельс влияют на вашу совместную жизнь с мужем? Поделитесь секретом?»
Кира:  Мама! Ну ты же знаешь, у Игоря совершенно нормальные родители. Им все равно, какие книги у тебя на полках.
Тамара Ивановна:  А бабушка! Они же ведь придут с Антониной Викторовной?
Кира:  Ну, да. Но она совершенно нормальная, без каких-либо причуд.
Тамара Ивановна:  Ты сама говорила, что она ужасно интеллигентная.
Кира:  Да, интеллигентка, до кончиков волос. В пятом поколении.
Кира начинает помогать матери переставлять книги.
Иван Петрович (в сторону Киры):  Предательница. Интеллигенции испугалась.
Тамара Ивановна:  Вот видишь. Вот видишь. Он издевается над нами. Не слышит он! То, что надо, не слышит. Что не надо, даже в наушниках слышит.
Входит Семен Семенович.
Семен Семенович:  Девочки, у меня почти все готово, осталось накрыть стол и ждать гостей. Кто мне поможет на кухне? Томочка, что ты такая взвинченная?
Иван Петрович:  С резьбы сорвалась. 
Все присутствующие в один голос, с горечью.
Семен Семенович:  Иван Петрович!
Тамара Ивановна:  Папа!
Кира:  Дед!
Иван Петрович поправляет наушники и начинает пританцовывать в кресле.
Тамара Ивановна:  Кира, сервируй стол. Семен, уговори папу унести кресло в его комнату, пока не уйдут гости. А я …
Подбегает к окну, хватает большой старый кактус и уносит его. Кира, улыбаясь, смотрит ей в след. Семен Семенович заходит то с одного бока к Ивану Петровичу, то с другого. Заглядывает на него через плечо. Хочет похлопать по плечу, но не знает, как это сделать. Дед вскакивает с кресла.
Иван Петрович:  Я сам.   К Кире:  Только ради тебя, внучка.
Важно подходит к двери, отворяет ее и ждет, когда Семен Семенович унесет кресло.
Кира, восхищенная:  Артист. Браво.
В тот момент, когда Семен Семенович уносит кресло, Тамара Ивановна вносит свой цвет и важно ставит его на подоконник. Иван Петрович злится, и, уходя за Семеном Семеновичем, хлопает дверью.
Тамара Ивановна:  Кира, как только ты выйдешь замуж, в этой квартире начнется третья мировая. Стопроцентное уничтожение всего живого и красивого гарантированно. В живых останется только тиран Иван Петрович.
Кира: Мамочка, не надо преувеличивать. Я даю тебе честное слово, что поговорю с дедом.
Входит  Семен Семенович с видом профессора, размахивая руками, обращается к присутствующим: В тот момент, когда все прогрессивное человечество учится жить в теплоте, добре и ласке, когда печи и буржуйки заменили центральным отоплением, когда в каждом доме загорается по утрам лампочка Ильича, причем, прошу заметить, того самого, который является идейным братом всеми нами любимых Карла Маркса и Фридриха Энгельса, в тот самый момент, когда в кране есть вода и каждый гражданин имеет право на жилплощадь. Как итог, прошу заметить, цивилизация является неотъемлемой частью всего прогрессивного человечества. В этот самый момент в доме, где я живу, происходит уничтожение и полная деградация личности.
Тамара Ивановна, удивленно:  Ты что?
Семен Семенович: Ты зачем кактус унесла? Зачем деда обидела? Я заявляю совершенно серьезно, что мы, т.е. я и Иван Петрович, создаем партийное движение, по защите прав и свобод всех проживающих на данной жилплощади, в том числе и кактусов. И впредь не позволим лишать их своего места расположения. Вот.
Тамара Ивановна, совершенно спокойно: Ясно. Все с вами ясно. Прошу заметить, что если вы хотите создать партию, то вам необходимо её зарегистрировать и как-то обозваться. Предлагаю вам именоваться  "К энд К".
Семен Семенович:  А  причем тут  ка-ка.
Тамара Ивановна: А притом, что первое "К" - это дед, который выступает в роли кактуса, а второе "К" - это ты, т.е. колокольчик. И будет у вас цветочная партия.
Семен Семенович:   Это почему это, я колокольчик? Даже не колокол, а колокольчик?
Тамара Ивановна:  Да потому, что у меня от тебя в голове звенит. А если бы ты был колокол,  она вообще раскололась бы. И если вы создаете партийное движение, то интересно мне знать, как вы собираетесь маршировать по этой жилплощади? В каком направлении, и в каком количестве? Где вы будите проводить свои собрания, митинги? Принимать новых членов? Давать клятвы верности? Тоже на этой жилплощади? А взносы кому будите  платить?
Семен Семенович, обращается к Кире:  Знаешь, доченька, как только ты выйдешь замуж и уйдешь из отчего дома, здесь наступит крах и хаос. И если ты, хоть изредка не будешь навещать меня, боюсь, я первый попаду в дом неуровновешанных и веселых людей, потому что перемирие в этом доме невозможно. И выбор у меня только один: либо быть колокольчиком, либо каждый день переставлять Маркса и Энгельса на задний план.
Кира:  Либо всем успокоиться и жить в согласии.
Тамара Ивановна:  Ни за что. Я не потерплю, что бы мной манипулировали два безумца.
Семен Семенович начинает рассуждать с философским видом:  Безумен человек в неволе или под натиском врага. Как трудно признавать, что я меж двух огней. Родимый дом мне станет скоро ненавистен, в любимой женщине проснется ненависть ко мне. И нету мне спасенья, нету мне пощады. Один лишь выход у меня, воспользоваться раздвоением личности. Быть иль тираном, наравне со старцем, иль угождать во всём жене. При этом, я теряю индивидуальность, и личностные качества умрут. Что выбрать? Оставаться мне самим собой или подыгрывать живущим в этом доме? А может стать безумцем от любви? Но мне тогда придется худо, ведь надо музу мне искать. А где её найдешь в безумном мире. О, боже, безумен мир, безумны мы! И что же получается? Вот вывод: живем мы без ума. Похоже, это не дано нам, познать, что называется умом. Наверно фауна и флора нас умнее…   
Тамара Ивановна: Знаешь что, философ! Такое ощущение, что ты перечитал заумных книг. И теперь не знаешь, на ком применить их  содержимое.
Семен Семенович: Как это, применить содержимое книги на ком-нибудь….
Тамара Ивановна: Как в камасутре, Семочка.
Семен Семенович: Что?
 Тамара Ивановна: Выбери нужное направление и у тебя все получится.
Семен Семенович, укоряя: Ну, Томочка.
Тамара Ивановна: Ты никогда не думал о том, Семен, что бы читать лекции в каком-нибудь дурдоме. Я думаю у тебя хорошая перспектива.
Семен Семенович: А альтернатива есть?
Тамара Ивановна: Нет. Только дурдом. Только в стенах этого светлого дома тебя поймут. И будут вызывать на бис.
Семен Семенович: И о чем же, позвольте спросить вас, Тамара Ивановна, мне рассказывать этой добрейшей публике?
Тамара Ивановна: Например, о пользе кузнечиков в пустынях Африки.
Семен Семенович: А причем тут кузнечики и Африка?  В чем смысл этого ужасного сочетания?
Тамара Ивановна: Чтобы хоть какая-то видимость зелени была. Твоим слушателям  даже очень понравится эта идея. Глядишь, кто-нибудь, выйдя из-за стен этого заведения, решит воплотить твою идею в жизнь. И поедет, и помчится подальше от этой твоей цивилизации… 
Семен Семенович: Как ты жестока, Томочка, к этим зеленым созданиям.
Тамара Ивановна: С каких это пор умолишенные стали зелеными человечками? Зеленые человечки, Сема, это высокоинтеллектуальные личности, у них разум во сто крат превыше твоего будет, а по сравнению с твоими психами в тысячу раз превысит.
 Семен Семенович: Томочка, я имел в виду кузнечиков. Они же там не выживут. Что-то мне подсказывает, что твой разум тоже не сильно отличается от некоторых вышеупомянутых тобой.
Тамара Ивановна: По твоим высказываниям, Семен, я могу судить, что мы безумцы и живём в безумном мире. Представляй себе, как знаешь. А я, считай, что с другой планеты или с параллельного мира. Поэтому, рекомендую меня бояться.
Слева открывается дверь и высовывается носовой  платок в клеточку. Тамара Ивановна испуганно отскакивает в сторону. Все удивленно наблюдают за открывающейся дверью. Постепенно появляется Иван Петрович.
Кира:   Вот и дедушка вернулся. Капитулировал.
Тамара Ивановна:  Папа, ты пришел мне нервы опять трепать?
Иван Петрович:  Нет.
Тамара  Ивановна  уходит.
Иван Петрович:  Я кушать хочу. Я не могу остаться без обеда. 
Кира:  Ты что-то задумал?
Иван Петрович:  Ничего. Просто я не могу отказать себе в некоторых удовольствиях.
Семен Семенович, пожимая деду руку: Иван Петрович, это было очень смело с вашей стороны, вернуться на поле битвы и не бросить товарища в неравной схватке с Томочкой.  Прошу заметить – вашей дочерью.
Иван Петрович, укоризненно: И твоей женой.
Кира: Эй вы, бойцы невидимого фронта, может, все-таки делом займетесь? Или вам наплевать на меня и моё будущее. Расставляйте стулья. 
Тамара Ивановна вносит блюдо с закусками. Иван Петрович идет за ней след в след и глубоко вдыхает аромат.  Кира смеется и передразнивает деда.
Тамара Ивановна: Папа, займись делом. Хватит сопеть мне над ухом.
Иван Петрович: Наконец-то я по-человечески поем. Бекончик, колбаска, рулетик - вот бы товарищи за меня порадовались, если б увидели.
Тамара Ивановна: Можно подумать, что тебя здесь не кормят. Первый раз в жизни колбасу увидел. Товарищи твои, небось, каше на воде рады.
Иван Петрович подходит к книжному шкафу, берет с полки том "Капитала", поглаживая, говорит: Мои товарищи всю жизнь мечтали, чтобы я так жил.
Тамара Ивановна: Жалко, что они не написали инструкции по выживанию рядом с тиранами. Посмотрела б я, что они написали бы, живи они в таких условиях как я. Папа, оставь ты своих Гарри Поттеров в покое и займись делом.
Иван Петрович: Не смей их оскорблять, это ведь история.
Кира: Дед, хватит язвить, помоги лучше маме на кухне. Через десять минут придут гости, а у нас стол не готов.
Тамара Ивановна уходит на кухню. Иван Петрович идет следом за ней: Хорошо, пойду, помогу миссис Клювдии. Покукарекую с ней о погоде.
Кира: Миссис Клювдия не курица, а утка. Она по природе своей не может кукарекать. И, пожалуйста, дед, не заводи маму.
Семен Семенович: Интеллектуалы современного телевидения. Похоже, второго раунда не избежать.
Кира:   Боюсь ты прав.
Из-за двери опять слышны голоса. Входит Тамара Ивановна, за ней с тарелками Иван Петрович.
Тамара Ивановна:  Кирочка, я тебя очень прошу, попроси деда снять его жилетку и одеться, как подобает для встречи гостей. Иначе я собственными руками уничтожу этого красного коммуниста.
Иван Петрович:  А я не стыжусь своей одежды. Что это за барские замашки. Мы что, высоких особ встречаем? Все люди равны, и не важно,  кто во что одет.
Тамара Ивановна:   Мы встречаем наших будущих родственников.
Иван Петрович:   Тем более, пусть привыкают.
Кира:  Дед, мама права. Ты выглядишь, как раритет. Одень, пожалуйста, свою новую рубашку. 
Иван Петрович складывает на груди руки и делает вид, что дуется. Кира подходит к деду и начинает его слегка подталкивать в его комнату.
Кира: Иди, иди, переоденься, а то сейчас придет Антонина Викторовна, потом будешь дуться на меня, скажешь, что тебя не предупреждали.
В этот момент звонят в дверь. Кира пытается побыстрее затолкать деда в его комнату, но тот сопротивляется. Тамара Ивановна начинает нервничать и бегать туда-сюда, снимает с себя кухонный передник и сует его в руку Семену Семеновичу. Он в свою очередь начинает суетиться, не зная, куда деть передник, и сует его в руку Ивану Петровичу.  Кира направляется к двери, чтобы открыть ее, одновременно машет деду рукой и показывает в направлении комнаты. Иван Петрович не собирается никуда уходить и важно направляется в сторону окна. Тамара Ивановна, Семен Семенович и Кира встречают гостей, обмениваются любезностями, приглашают гостей пройти в гостиную. Те, в свою очередь, каждый пришедший с цветами, преподносят их хозяевам.
Игорь:   Это тебе, милая. Обнимает Киру.
Аркадий Вениаминович дарит цветы Тамаре Ивановне, целует ей руку.
Екатерина Владимировна важно дарит цветы Семену Семеновичу:   Не посчитайте это вульгарным, в нашей семье цветы  всегда дарили не только женщинам, но и мужчинам.  Примите  их, пожалуйста,  в  знак уважения.
Семен Семенович благодарит ее и по примеру Аркадия Вениаминовича целует руку Екатерины Владимировны, но неумело и стесняясь.
Иван Петрович наблюдает со стороны за происходящим и начинает нервничать еще больше. Он очень растерян, старается пригладить волосы на голове. То стягивает жилетку, то снова ее надевает, то прячется за штору, то приседает на корточки. Впопыхах, сам не понимая, что делает, хватает оставленный Тамарой Ивановной черный парик и натягивает его на себя кое-как. Завязывает себе на шею кухонный передник и пытается проскочить незамеченным в  свою комнату.
Антонина Викторовна:  А где же еще один член вашей семьи? У вас ведь есть еще дедушка, не правда ли? Я должна преподнести ему эти цветы. Мой покойный муж очень любил белые гвоздики. Он обожал, когда я ему дарила цветы.
Екатерина Владимировна, перебивая ее:   Антонина Викторовна, ну при чем тут ваш покойный муж, мы пришли в гости к живым людям и нам нужен живой дедушка.
Кира и Игорь начинают хихикать.
Тамара Ивановна оборачивается в сторону Ивана Петровича:  А вот и наш дедушка Иван…
Но не договаривает фразу до конца.
Все оборачиваются в сторону Ивана Петровича и замирают от неожиданности. Иван Петрович медленно ползет на корточках в свою комнату. Поняв, что все внимание сконцентрировано на нем, он останавливается и важно приподнимается во весь рост.  Увидев его,  все в один голос вскрикивают  от ужаса.
Иван Петрович:    Здрасте.  Я дедушка.  Иван Петрович.
Антонина Викторовна, медленно, с опаской подходит к нему с цветами и еле-еле произносит свою заготовленную речь, но совсем не в той интонации, как следовало бы: Здравствуйте, Иван Петрович. Я очень рада нашему знакомству. Надеюсь, с этого дня наши семьи будут не только будущими родственниками, но и друзьями. Примите, пожалуйста, эти замечательные цветы, мой дорогой друг.
И быстренько убегает в сторону оторопевших.
Иван Петрович:   Спасибо, дорогой товарищ.
Кира: Извините, пожалуйста, дедушка не успел переодеться, он целый день помогал на кухне готовить, у него наверно закружилась голова… давление скачет… он у нас все по хозяйству, да по хозяйству… Дайте нам, пожалуйста, десять минут и мы приведем его в чувство, правда, Игорь? Ты мне поможешь?
Игорь, приходя в себя и поняв, что надо спасать ситуацию:   Да, да, Кирочка, да, да. У дедушки наверно опять поднялось давление.
Семен Семенович, хихикая:   Или упало.
Кира и Игорь направляются к деду, берут его под руки. Кира ругается на деда:   Ну что,  доволен? А я тебя просила и предупреждала,  теперь останешься без сладкого и не смей спорить  со  мной. 
Уводят деда.
 Тамара Ивановна, нервничая:  Проходите, пожалуйста. Проходите, будьте как дома.
Екатерина Владимировна, приобнимая Тамару Ивановну за плечи:  Ну что вы, дорогая, так расстраиваетесь.  Сейчас он отлежится и все пройдет. У стариков всегда так. Посматривает в сторону Антонины Викторовны. Они все время начинают болеть и терять сознание, когда им это надо.  Совсем не думая о нас.
Тамара Ивановна, растерянно: Да, да… Вы действительно так думаете? Ну, что это они… ну так… не по-настоящему теряют сознание…
Екатерина Владимировна: Поверьте мне. Я в этом уверена. У меня  в этом деле глаз наметан. И не стоит переживать и обострять внимание. Эти люди такие предсказуемые. Поглядывает в сторону Антонины Викторовны. Порой, даже знаешь наперед, что они вычудят в ближайшую минуту. Поверьте, лучшее, что мы может сделать, это не обращать внимания на их причуды.    
Аркадий Вениаминович: Да уж, эти бабушки, дедушки. Такие чувствительные натуры.
Семен Семенович: Такие ранимые.
Переглядываются, улыбаются.
Возвращаются Кира и Игорь.
Антонина Викторовна: Ну как, как там дедушка?
Кира: Все хорошо, через несколько минут он к нам присоединится.
Игорь: Да, бабуля, не переживай. Все хорошо.  Антонина Викторовна подходит к внуку и заглядывает ему в глаза, сильно переживая. Игорь уверенным тоном: Он действительно чувствует себя хорошо.
Семен Семенович: Ну, вот и хорошо, что все хорошо. Обращается к Тамаре Ивановне: Предлагаю наконец-таки поставить цветы в вазу.
Тамара Ивановна:  Я совсем забыла про цветы. Кирочка, принеси, пожалуйста, большую вазу.
Кира уходит. Тамара Ивановна забирает букет у Семена Семеновича. Нюхает цветы и восхищается ими.
Антонина Викторовна: Вы тоже любите цветы? Я их обожаю. Мой покойный муж дарил мне их постоянно. Как только один букет завянет, он тут же мне дарит новый. У меня всегда дома стояли букеты.
Екатерина Владимировна, иронично: Особенно их было много летом. Причем такое разнообразие. То пижма, то зверобой, то чистотел. Даже ромашки иногда проскакивали!
Антонина Викторовна, совершенно серьезно: Мой муж был очень романтичной натурой.
Екатерина Владимировна, все с той же иронией: Очень. Зимой он любил дарить ей лето.
Антонина Викторовна: О, да, да. Как сейчас помню. Эти чудные вечера. Вам, когда-нибудь доводилось зимой ощущать лето? Это так чудесно, так чудесно… Ты закрываешь глаза и вдыхаешь запах нежный, чистый, теплый…
Екатерина Владимировна: Но перед тем, как вдыхать романтичный запах, надо сначала сходить к бане, купить у бабушки веник березовый, заварить его и лишь потом глубоко вдыхать аромат. Причем, прошу заметить, это очень выгодный букет. Долгоиграющий. Примерно месяца на 1,5 – 2 одного букета хватает.
Антонина Викторовна: Как жаль, что жизнь одна. Но если бы меня спросили, хочу ли я прожить ее снова, ничего не меняя, я бы ответила: ХОЧУ!
Екатерина Владимировна: А я на вашем месте, мама, внесла бы некоторые изменения.   
Антонина Викторовна вопросительно смотрит на Екатерину Владимировну.
Екатерина Владимировна: Я бы изредка меняла березовые веники на дубовые.
Семен Семенович: А у нас тоже в доме много цветов. Мы их обожаем. Правда, они все у деда в комнате, он у нас главный цветовод. Вот. Причем они у него даже цветут.
Антонина Викторовна: Вот как? И какие же цветы выращивает ваш Иван Петрович?
Семен Семенович: А… разные… да разные, всех и не упомнишь…  Ну очень много.
Возвращается Кира с большой широкой вазой. Берет у матери букеты, ставит их в вазу.  А где дедушкины цветы?
Игорь: Они наверно у него.
В этот момент появляется Иван Петрович. В костюме и с букетом в руках. На голове  одет  парик.
Иван Петрович: Добрый день, товарищи! Произносит он довольно громко. Все оборачиваются в его сторону.
Тамара Ивановна в изумлении присаживается на стул: Папа?
Кира: А вот и дедушка вернулся. Давай цветы, я их в вазу поставлю, а то завянут. Подходит к деду, забирает у него цветы: Ты же сказал, что никогда в жизни не оденешь костюм. Что это на похороны.
Иван Петрович: А один раз не считается.
Кира: А рубашку новую с чего это напялил?
Иван Петрович: А она не новая.
Кира: Новая, вон этикетка торчит.
К ним подходит Антонина Викторовна: Иван Петрович, ну как вы себя чувствуете? Как ваше давление?
Иван Петрович: Спасибо, все хорошо. Мне ничего нигде не давит. Ощупывает свой костюм. Подбегает к Кире, настоятельно требует: Кира, убери ее.
Кира: Кого?
Иван Петрович: Этикетку.
Кира отрывает этикетку, отходит в сторону. К Ивану Петровичу вновь подходит Антонина Викторовна: Голова не кружится?
Иван Петрович, растерянно: Голова, ах да голова. Ощупывает голову и осознает, что у него на голове парик. Не знает что делать. А что, должна?  Мечется, не зная, снять парик  или  нет: Думаете, это из-за него?
Антонина Викторовна: Конечно, а из-за чего же еще? Голова всегда кружится, когда скачет давление.
Иван Петрович подбегает к Кире: Кира, убери его.
Кира: Кого?
Иван Петрович: Парик. Но только так, чтобы никто не догадался.
Кира: Это как же? Что б никто не догадался. Был дед брюнет, а потом раз и в одну секунду стал блондином? Нет. Теперь уж ходи, как есть. Отходит от деда.
Тамара Ивановна подходит к Ивану Петровичу: Папа, сейчас же сними мой парик, не позорься.
Иван Петрович: Легко сказать, сними. Но все же сразу поймут, что я был в парике. Нельзя резко меняться из брюнета в блондина.
Тамара Ивановна: Можно и даже нужно. Сдергивает с Ивана Петровича парик, прячет его за спину. Подходит к книжному шкафу и кладет парик на полку.
Антонина Викторовна ищет взглядом Ивана Петровича. Но не может никак понять, куда он делся. Обходит всех присутствующих, заглядываясь на них. Но Ивана Петровича не находит. Иван Петрович одновременно с ней бродит по сцене, выбирая удобный момент, что бы утащить парик и одеть его на свою голову.
Аркадий Вениаминович подходит к Семену Семеновичу: А все-таки наши дети ужасно хороши. Они так счастливо выглядят. Не правда ли?
Семен Семенович: Да, они такие молодые, такие веселые, такие красивые. Вы знаете, я буду очень скучать по моей девочке. Я привык, что она каждый день со мной болтает, смеется, что-то спрашивает, чем-то делится. Не могу себе представить, как прихожу домой, а моего птенчика нет. Никто не щебечет, никто не спросит, как у меня дела и вообще…
Кира: Папа, ну что ты так все утрируешь. Мы будем приходить к вам в гости, а вы к нам. В конце концов, ты в любую минуту сможешь позвонить мне, если тебе будет скучно.
Семен Семенович: А если мне все время без тебя будет скучно, что же мне телефон к уху привязать?
Аркадий Вениаминович: Я полностью с вами согласен. Мне тоже будет не хватать моего мальчика. Кто со мной рядом будет смотреть футбол или хоккей? Кто похлопает по плечу и спросит, как дела? Нет ничего в жизни приятнее, чем общение со своим чадом. Растишь, растишь их, думаешь, что они все такие же маленькие, такие же беспомощные, а потом раз и в один миг понимаешь, что они уже взрослые и не нуждаются в тебе.
Семен Семенович: Да, они очень быстро вырастают. Или это мы быстро стареем рядом с ними.
Аркадий Вениаминович: Они взрослеют, а мы стареем.
Игорь: Папа, ну с чего ты взял, что вы постарели? Вот нарожаем вам внуков, сразу молодость вспомните, и никто даже и не подумает, что вы дедушки. Вы у нас еще о-го-го, мужички в расцвете сил.
Екатерина Владимировна: А мы значит что, не о-го-го, мы что, бабушки-старушки?
Тамара Ивановна: Мы что, уже не котируемся, нам только роль бабушек отведена.
Кира: Мама, а вы никому и не говорите, что вы бабушки. Вы у нас самые молодые и замечательные мамы на свете.
Иван Петрович хватает парик и натягивает его на себя.
Антонина Викторовна, заметив Ивана Петровича: Ой, Иван Петрович, я уже было подумала, не фонтом ли вы. Был человек и нету. Испугалась, что мне причудилось, будто я встретила приятного мужчину, и вдруг он исчез куда-то. Нельзя так, нельзя пугать ранимых женщин. Они, знаете ли, потом ночью плохо спят, им снятся дурные сны.
Иван Петрович: Да? Это какие же сны  называются дурными?
Антонина Викторовна: Как какие? Кошмары. 
Иван Петрович: Кошмары? Очень интересно, очень интересно. А я всегда думал, что кошмары снятся только на голодный желудок. А оказывается, вот оно как бывает, у всех все по-разному происходит. Отходит в сторону, что-то бормоча себе под нос.
Тамара Ивановна: Давайте присаживаться за стол, нам очень многое надо обговорить по поводу свадьбы.
Кира: Да, да, пожалуйста, давайте уже начнем, и, если честно, кушать хочется.
Все рассаживаются за большой стол. Не хватает только Ивана Петровича.
Кира: А где же дед?
Тамара Ивановна оборачивается в сторону книжного шкафа. Вскакивает из-за стола, идет к Ивану Петровичу, говорит возмущенно: Папа, ты опять?
Иван Петрович стоит возле книжного шкафа и листает книгу, что-то упорно ища в ней  и ничего не замечая.
Тамара Ивановна: Папа, что ты там ищешь?
Иван Петрович: Сонник.
Тамара Ивановна: Какой сонник? У  нас нет сонника.
Иван Петрович: У вас нет. А вот у них, наверняка может быть и есть сонник. Они не могли его не написать. У них столько тезисов, столько глубоких философских мыслей, столько идей. Они просто обязаны были написать о сновидениях.
Тамара Ивановна:  Все их толмуты, это и есть одно большое сновидение.
Иван Петрович,  резко: Томочка, не мешай.
Тамара Ивановна в отчаянии: Папа, сейчас же прекрати. И сними мой парик. Снимает с отца парик, отбирает книгу из рук и кладет все на полку.
К ним подскакивает Антонина Викторовна, берет парик и натягивает его Ивану Петровичу на голову.
Антонина Викторовна: Ну что же вы делаете, милочка, верните ему головной убор. Может быть ему холодно, может он чувствительный к сквозняку.
 Тамара Ивановна: В мозгах у него сквозняк. И это не головной убор.  Это - мой парик.
Антонина Викторовна: Если он его надел, значит, он ему нужнее, чем вам.
Иван Петрович, растерянно: Нет, нет мне своих волос хватает. Просто… просто я тут убирался и нечаянно надел на себя.
Тамара Ивановна: Он нечаянно каждый день убирается в книжном шкафу, скоро там жить будет. Осталось только ему корону пролетариата на себя напялить вместо парика. И все будет отлично.
Антонина Викторовна: Вы наверно, Томочка, хотели сказать патриарха.
Тамара Ивановна: Нет, Антонина Викторовна, я не ошиблась. Именно пролетариата. Вот он и тренируется на моем парике.
Антонина Викторовна: Может ему холодно. Наденьте, наденьте парик, Иван Петрович, не стесняйтесь. Вы наверно сильно восприимчивы к сквозняку. Вам надо следить за своим здоровьем. Знаете ли, это не шутки. Не шутки.
Кира: Дед, я прошу тебя, пожалуйста, садись за стол. А сонник я тебе куплю, завтра же.
Антонина Викторовна берет деда под руку, ведет к столу, усаживает его рядом с собой: И, пожалуйста, Иван Петрович, не надо волноваться. Вы знаете, ведь все болезни только от нервов.
Иван Петрович, совершенно спокойно: От нервов. Я с вами согласен. Она такая нервная, это ей наверно по наследству перешло.
Антонина Викторовна: От кого?
Иван Петрович: Как от кого, от родителей. Они у нее такие были нервные, такие вспыльчивые. Мать у нее, например, все время плакала, потому что была сильно обидчива.
Тамара Ивановна в сторону Ивана Петровича: А отец у меня был тиран. Хотя таким же и остался по сей день. Просто возомнил себя  властелином  вселенной.  Кровосос.
Антонина Викторовна обращается к Ивану Петровичу: Простите, Иван Петрович, а кто у Томочки был отец?
Иван Петрович: Как кто? Я. Да вроде и сейчас я не отказался от нее. Хотя она у меня совершенно взбалмошный ребенок и не поддается воспитанию.
Антонина Викторовна: Я понимаю, что вы. Я имею в виду, что ведь вы же где-то работали? Если не секрет, то где?
Иван Петрович: Я работал коммунистом в Советском Союзе. Это была основная моя работа.   
Кира: Ну вот, это была краткая характеристика моих близких родственников. Спасибо вам большое, мои дорогие. Самохарактеристика была на высшем уровне. Спасибо, мама. Спасибо, дед. Сыграно блестяще. Кратко и все всем понятно.
Екатерина Владимировна: Я думаю, было бы несправедливо не воспользоваться моментом и не раскрыть все тайны нашего семейства, чтобы не выделяться на данном фоне. У нас тоже есть, чем похвастать. Вот, например, муж мой, Аркадий Вениаминович, заядлый рыбак. На рыбалку может променять все, что угодно. Даже когда я ему обрезала крючки на удочке и ломала поплавки, он все равно умудрялся придти с рыбалки с рыбой. Как это происходит, мне до сих пор непонятно.
Аркадий Вениаминович: Весь секрет в том, моя дорогая, что у рыбака помимо удочки, есть еще и коробочка, в которой есть запасные крючочки и поплавочки. Это как у тебя косметичка, понимаешь? У тебя в косметичке сколько помад?
Антонина Викторовна: У нее меньше десяти не бывает.
Екатерина Владимировна вопросительно смотрит на свекровь.
Антонина Викторовна, оправдываясь: Ну, как у всех нормальных женщин, я предполагаю, меньше десяти помад не может быть в косметичке. Укоризненно: Поэтому у нее не одна косметичка, а штуки три или четыре… понимает, что опять сболтнула лишнее, начинает нервно кашлять.
Екатерина Владимировна продолжает: Вот свекровь моя, Антонина Викторовна, боюсь сболтнуть что-нибудь лишнее, но надо отдать ей должное, очень умная и грамотная женщина. Великая актриса по жизни. Ей могли бы позавидовать знаменитые артистки всего мира. Жаль, что она реализовала свои способности не на сцене, а в жизни.
Антонина Викторовна, стесняясь: Ты меня вгоняешь в краску, Катенька.
Екатерина Владимировна: Надеюсь, это только от вашей скромности, мама. Добавлю еще. Эпатажная натура, которая не прочь полазить в чужом гардеробе. И, как оказалось, пожирательница чужих помад.
Иван Петрович: А помаду разве едят?
Аркадий Вениаминович: И не только люди. Например, на клубничную помаду, очень хорошо клюет карась.
Екатерина Владимировна укоризненно смотрит на мужа, хочет что-то высказать, но сдерживается. Затем, волнуясь, говорит: Могу заключить, что единственный адекватный человек в нашем доме, не считая меня,  это Игорек.
Игорь: Спасибо, мама, надеюсь, ты это сказала искренне.
Екатерина Владимировна: Конечно, искренне, дорогой мой. И когда ты, сынок, покинешь отчий дом и отправишься вить свое гнездышко, мое существование превратится в кошмар рядом с твоими родственниками.
Тамара Ивановна: Как я вас понимаю, как я вас понимаю. Мы, матери, гораздо глубже переживаем разлуку с нашими птенчиками. Но, что поделать, такова жизнь.
Кира: Так, родители, прекращаем лить слезы и жалеть себя.
Игорь: Предлагаю переключить свое внимание на замечательные блюда на столе и заняться наконец-таки обсуждением приготовления к радостному событию в жизни ваших детей, как вы говорите, любимых. Поэтому, дорогие наши родители, прошу  каждого высказаться по теме.
Все сидящие за столом начинают одновременно говорить о приготовлении к свадьбе, каждый, как представляет себе.  Игорь и Кира смотрят на родителей и на бабушку с дедушкой, оторопев. Те, в свою очередь, не останавливаются и продолжают говорить  одновременно.
Игорь: Все понятно! Прошу минуточку тишины! Спасибо, спасибо большое, что высказались и очень содержательно. Поэтому, предлагаю сделать паузу. 
  Кира: Обратите, пожалуйста, внимание на кушанья, находящиеся перед вами. Предлагаю для начала наполнить бокалы этим замечательным вином. Теперь следует положить себе на тарелку закуску. Все ее слушают внимательно и делают все то, что она говорит. Поднимаем бокалы.
Игорь: Предлагаю выпить за родителей ваших детей.
Все на него смотрят вопросительно.
Игорь: За всех вас, мои дорогие.
Кира: За вас! Любимые вы наши.
Выпивают, закусывают.
Игорь: Так на чем вы там остановились?
Начинается всё то же, обсуждение в один голос. Все что-то говорят, перебивая друг друга.
Игорь: Все ясно! Что ничего не ясно!
Кира: Родители, родители! Предлагаю еще раз наполнить бокалы.
Игорь: Желаем всем крепкого здоровья!
Выпивают, закусывают.
Игорь взмахивает рукой: Продолжаем беседу.
Все, как по команде, снова начинают говорить наперебой. Кира с Игорем сидят и слушают.
Игорь опять наполняет всем бокалы. Все, как по команде, замолкают, поднимают бокалы.
Игорь: За любовь!
Все выпивают и  закусывают. Никто ничего не говорит. 
Игорь: Итак, все-таки на чем мы остановились?
Аркадий Вениаминович: Как на чем? Чем ты слушал, сынок? Уже все обсудили.
Екатерина Владимировна: У тебя прям, как в детстве. В одно ухо влетело, в другое вылетело. Ну, неужели непонятно? Повтори ему, Аркаша.
Аркадий Вениаминович:  Вы с Кирой составляете список приглашенных. Идете в ЗАГС, подаете заявление. Остальное всё мы берем на себя. Чего тут непонятного?




ЧАСТЬ ВТОРАЯ


Домой приходят Иван Петрович и Антонина Викторовна.
Иван Петрович: Похоже, что дома никого нет. Мы опять с вами будем наедине, моя красавица. Позвольте мне поцеловать вашу ручку, Тонечка!
Антонина Викторовна: Но только долго не увлекайтесь. Буквально, три – четыре разочка, и хватит. Хватит, хватит, Иван Петрович! Довольно.
Иван Петрович начинает радостно скакать вокруг Антонины Викторовны: Я опять ей ручки целовал.
Антонина Викторовна: Иван Петрович, хватит скакать. Вы дурачитесь, ну прям, как маленький.
 Иван Петрович: Да, да, да! Я готов дурачиться, смеяться и прыгать вокруг вас, моя дорогая Антониночка. Вы вернули мне молодость и радость жизни. Танцует вокруг Антонины Викторовны, радостно кривляясь.
Антонина Викторовна: Я рада, что вам приятно находиться рядом со мной, Иван Петрович. Рада, что  вызываю у вас такие бурные эмоции. Но резкие перемены, из ярого коммуниста, со своей идеологией в голове, в безумного мальчишку – это более чем опасно. Такие перепады! Такие  перевоплощения! Они меня пугают!
Иван Петрович: Почему?
Антонина Викторовна: Потому, что десять минут назад, когда мы с вами прогуливались, уважаемый Иван Петрович, вы мне рассказывали о пользе революций, которые должны происходить с какой-то временной периодичностью,  причем с таким энтузиазмом, с такой серьезностью… А сейчас вы уже совершенно иной…. Вы как ребенок, которому дали долгожданную ириску. Стоит задуматься, в связи с чем у вас такое резкое перевоплощение личности. Может быть, вам нужна медицинская помощь?
Иван Петрович, серьёзно: Да, да, как хорошо, что вы мне напомнили, дорогая Антонина Викторовна. А то я, на радостях, чуть не забыл проверить моих товарищей.
Направляется к шкафу и опять начинает переставлять книги. Антонина Викторовна присоединяется к нему, как будто это привычное для нее дело.
Антонина Викторовна:  Иван Петрович, когда вы уже перестанете переставлять эти книги? Они скоро совсем растреплются, и придется их только выкинуть. Не держать же хлам на полке в таком красивом шкафу!
Иван Петрович: Что вы, что вы, Антонина Викторовна! Даже и не говорите мне про это! Что бы я выкинул их? Никогда! И кстати, я никогда в детстве не любил ириски. Я предпочитал карамельки или сладкого петушка на палочке.
Антонина Викторовна: Ну какой из вас коммунист, Ванечка? Какой, если вы предпочитали петушков? Начинает хихикать. Представляю себе, как идет партийное собрание и вы с петушком на палочке!
Иван Петрович: А что, с ириской было бы лучше?
Антонина Викторовна: Конечно! Сидишь себе спокойненько, жуёшь, не привлекая никакого внимания.
Иван Петрович: Почему это, не привлекая никакого внимания. Сидеть и жевать, как корова жует траву.
Антонина Викторовна: Ну вы же не жуйте, Иван Петрович, как траву, а жуйте как жвачку. Как все нормальные цивилизованные люди… Кстати, к вашему сведению, жвачку специально изобрели для таких, как вы… потому, что раньше, когда на заседании партии все жевали ириски, постоянно шебуршали фантиками… Что очень отвлекало секретаря, который писал протокол собрания. Поэтому и придумали бурные и продолжительные аплодисменты, во время которых все успевали развернуть фантики… А ириски разрешали жевать  для того, что бы некоторые из вас лишний раз промолчали и не выдавали никаких фанатичных и дурных идей. 
Иван Петрович, совершенно серьёзно: Откуда вам это известно, Антонина Викторовна?
Антонина Викторовна, радостно: Мне так кажется. Вы же не будете пытаться что-то говорить, когда ириска прилипает к зубам? Не будете. И поэтому не нужно выслушивать лишний бред. Это после ириски заменили жвачками. А до этого, Иван Петрович, все жевали ириски. Или вы никогда не присутствовали на партийных собраниях?
Иван Петрович:  Честно говоря, я никогда  не замечал, что кто-то жевал ириски на партсобраниях.
Антонина Викторовна: Но ведь бурные, продолжительные аплодисменты были?
Иван Петрович, соглашаясь: Были.
Антонина Викторовна: Вот в это время они и разворачивали фантики, чтобы никто не догадался.  Как по команде, понимаете? 
Иван Петрович продолжает, молча переставлять книги. Ему попадается в руки огромный сонник.
Иван Петрович: А кстати, как вы спали сегодня, Антонина Викторовна?
Антонина Викторовна: Спасибо, хорошо.
Иван Петрович: Надеюсь, кошмары вам не снились?
Антонина Викторовна:  Нет, нет.
Иван Петрович: А что вам снилось, Тонечка? Расскажите, если не секрет. А я вам расскажу, что это значит. Смотрите, что у меня есть! Радостно показывает ей большую, толстую книгу и хвастается: У меня сонник есть. Кирочка купила, как и обещала. Вот смотрите, Антонина Викторовна, смотрите какая  толстая книга. Здесь сборник, несколько сонников. Есть сонник Миллера, сонник Нострадамуса, цыганский сонник, современный сонник и даже, не представляете, эротический.   
Мы могли бы с вами заняться бизнесом. Это очень выгодно. Мы можем рассказывать людям смысл увиденного ими сна. Представляете, Антонина Викторовна, они гуляют по парку, вдруг видят вывеску с большими красными буквами «разгадываем сны». Подходят к нам, спрашивают, что значит то-то и то-то. А мы им раз, в ответ и читаем. И не по одному соннику, а  по разным.  А они нам за это денежку. И нам хорошо вдвойне, и погулять сходили по парку и денежку получили. Настоящие товарно-денежные отношения.
Антонина Викторовна: А как же мы вывеску… куда…  что-то я не пойму… Иван Петрович?
Иван Петрович: За это не беспокойтесь. Я ее сделаю в один день. Знали бы вы, Антонина Викторовна, сколько я за своё время транспарантов сделал. Я в этом деле – профессионал. Мы просто будем с вами прогуливаться по аллее с транспарантом. Вот и все, что нам понадобится.
Антонина Викторовна: Интересно, как же это будет выглядеть?  Тяжеленный сонник и тяжеленный транспарант? Как вы это все будете таскать?
Иван Петрович: Я? А почему я? Мы вместе будем. По очереди. Сначала вы сонник, а я транспарант, потом наоборот, я сонник, а вы транспарант.  Деньги-то будем получать вместе, значит, и носить будем вместе.
 Антонина Викторовна: Но, я в деньгах не нуждаюсь, Иван Петрович. У меня очень хорошая пенсия. Мне хватает. Ой, я кажется, всё понимаю! Вы, как истинный джентльмен,  хотите мне делать подарки и вам необходимы денежные средства… Поэтому вы думаете о подработке! Как это мило с вашей стороны, Иван Петрович. Вот тогда и носите транспарант с сонником по парку, но без меня. Например, утром вы гуляете  и разгадываете сны. А вечером мы с вами гуляем вместе. Или можно наоборот: утром и днем мы гуляем вместе, а вечером вы по парку с сонником и транспарантом. Ну, правильно я придумала! Вечером же народу больше гуляет по парку, значит и зарабатывать вы будете больше. Какой вы заботливый, Иван Петрович. Как мне приятно с вами общаться. Давайте же будем делать транспарант! Я буду вам в этом помогать! Несите краски, кисти, что там еще надо… и за дело!
Иван Петрович: Мы не будем ничего делать, Антонина Викторовна!
Антонина Викторовна обидчиво: Почему, Иван Петрович?
Иван Петрович: Краски нет.
Антонина Викторовна: Как жаль. Если бы мы сегодня сделали транспарант, то завтра у меня уже был бы какой-нибудь подарочек. Иван Петрович начинает нервничать. Не переживайте так сильно, Иван Петрович. Я согласна и без подарка получить от вас букет цветов.      
Открывается дверь, домой приходят  Кира и Игорь. Иван Петрович оставляет в покое книги, хватает Антонину Викторовну за руку, хочет убежать с ней в свою комнату, но не успевает. Решает спрятаться в гостиной и не находит ничего лучше, чем за шторой у окна. Прячется туда вместе  с Антониной Викторовной.
Кира и Игорь  радостные, не замечают стоящих за шторой дедушку и бабушку.
Кира: Подумать только, скоро я стану женой.
Игорь: А я мужем самой прекрасной девушки на земле. Мы станем с тобой одним целым. Ты и я. Мы будем плыть с тобой на волнах счастья. В страну под названием «жизнь».
Кира: Она будет огромная-огромная и долгая. Мы будем плыть, плыть и плыть, изучая каждый поворот, каждый изгиб, каждый островок. И лучше, если б нам на пути попадались только светлые и веселые дороги.
Игорь: И попутчики –  добрые и независтливые, справедливые и честные.
Кира: А я хочу, что бы волна, на которой мы с тобой поплывем по жизни, оберегала нас от бушующих волн.
Игорь: Я обещаю тебе, что она будет именно такой: ласковой, доброй, теплой. Она будет нас с тобой беречь и спасать от всех невзгод.
Кира и Игорь уходят.
Иван Петрович и Антонина Викторовна выходят из-за шторы.
Антонина Викторовна:  Какие они романтичные. Плыть на волнах счастья. Как это мило. Не правда ли, Иван Петрович?
Иван Петрович: Какая непрактичность, плыть на волнах. Молодо – зелено. Никакой фантазии и практичности.
Антонина Викторовна: Вы ничего не понимаете, Иван Петрович. Такое ощущение, что вы никогда не любили. Вам этого не понять.
Иван Петрович:  Я все прекрасно понимаю и воспринимаю. Поэтому, Антонина Викторовна, я найду нам лодку, и мы поплывем с вами в плавание.
Антонина Викторовна: Надеюсь, не в кругосветное.
Иван Петрович: А почему бы и нет?
Антонина Викторовна:  Потому, что нам пора уже искать пристанище на каком-нибудь берегу. Желательно с температурой выше 20 градусов.
Иван Петрович: Я сам вас согрею, моя ненаглядная.
Антонина Викторовна: Чем? Проявите фантазию или удивите, как вы это делаете периодически. Предупреждаю сразу, костер и шалаш не подойдут.
Иван Петрович: Я вас согрею своим горячим сердцем, Тонечка. Своей душою. Самим собою.
Антонина Викторовна: И на сколько хватит вашей шестидесятилетней батарейки для того, что бы мне было комфортно?
Иван Петрович: На всю оставшуюся жизнь.
Антонина Викторовна: Лет этак на сколько вы предполагаете, Иван Петрович?
Иван Петрович: Ну, 20-25 как минимум. А потом медицина шагнет вперед и еще нам прибавит лет по 20 жизни.
Антонина Викторовна, вздыхая: Жизни или существования?
Иван Петрович: Мы будем жить с вами вечно, Тонечка!
Антонина Викторовна, иронично: Вы не перестаете меня удивлять, Ванечка! Откуда такое представление о жизни. Лениным себя возомнили? Ну зачем мне жить с вами вечно? Душа должна перерождаться. Иначе от скуки умрешь. Должны быть новые перевоплощения. Вот я, в следующей жизни, хочу быть рыбкой, живущей в океане. Меня так привлекают океанские глубины, очень хочется посмотреть на красоту и секреты океана. А вы кем хотели бы стать в следующей жизни?
Иван Петрович: Не знаю. Но мне нравится домашнее тепло и уют.
Антонина Викторовна, радостно: Значит, Иван Петрович, будете тараканом.
Иван Петрович, обиженно: Почему?
Антонина Викторовна: Потому, что будете жить за батареей на кухне и у вас всегда будет еда. И никаких проблем.
Иван Петрович надулся и бурчит себе что-то под нос.
Антонина Викторовна: Ну ладно, ладно я пошутила. Не обижайтесь, Иван Петрович. Вы будете тоже рыбкой. Мы будем с вами плавать вместе в океанских  глубинах и наслаждаться красотой.
Иван Петрович: Пока нас не съест акула?
Антонина Викторовна: Ну и что, пускай съест. Быстрей переродимся в следующую жизнь. Представляете, как это интересно. Мы перевоплотимся в птиц, и будем на всех смотреть с высоты.
Иван Петрович: А если я уже птицей и рыбой был, то кем я тогда стану?
Антонина Викторовна: Ну, это как вы договоритесь со всевышним.
Иван Петрович: А разве так можно?
Антонина Викторовна: Я думаю, что можно, если конечно здесь не нагрешили, то он вас примет и выслушает.
Иван Петрович: А если я снова хочу стать человеком?
Антонина Викторовна: Кто ж им не хочет стать? Все хотят. Но…
Иван Петрович: Что, но?
Антонина Викторовна, вздыхая: Мест нет. Это место надо заслужить. Понимаете, Иван Петрович? Все мы живем и не ведаем сами, совершили грех или нет. Каждый уверен в своей правоте и чистоте помыслов.  А на самом деле за каждым имеется грешок.
Иван Петрович: Да. Я с вами согласен, Тонечка. Так и живем, боясь себе признаться в своих грехах.
Антонина Викторовна: Вы, правда, так думаете? Что мы все немного трусы?
Иван Петрович: Думаю, что уверен в этом. Боимся признаться себе во многом. А все потому, что боимся сами себя. Боимся, что возненавидим себя за ошибки, которые совершали. И как потом дальше жить, глядя на себя, нелюбимого, каждый день в зеркало? И признавать себя гадким, это так жестоко по отношению к себе самому. Ведь мы любим себя намного больше, чем кажется. Нам тяжело быть самокритичными. Нам просто не хватает на это смелости. Вот и получается, что мы боимся сами себя.   
Антонина Викторовна: Как, вы правы, как вы правы, Иван Петрович. Вы такой умный и привлекательный человек.
Иван Петрович: Спасибо, Антонина Викторовна. Вы тоже, очень замечательная женщина.
Подходят к шкафу и продолжают перестановку книг.
Антонина Викторовна: Ох, знала бы ваша Томочка, что я участвую в этой процедуре, она бы меня возненавидела, наверное. Это ж надо, я помогаю вам, Иван Петрович, заниматься таким дурным делом. Ни за что бы не поверила, скажи мне кто-нибудь, что это буду делать  я. И не один раз.
Иван Петрович: Вы мой истинный товарищ и друг, Антонина Викторовна. Я благодарен судьбе, что она познакомила нас. А кстати, вам не кажется, что пора уже сказать нашим детям, что мы с вами встречаемся. Сколько можно скрываться? Уже два месяца, как партизаны, все прячемся и прячемся.
Антонина Викторовна:  Ну и что, что прячемся. Зато у нас есть свой секрет. А главное, Ванечка, есть где прятаться: то у вас в комнате, то за диванчиком, то за шторкой. Так даже жить веселее!
Иван Петрович: Вы боитесь, Тонечка, что они вас осудят?
Антонина Викторовна: Нет, не боюсь.
Иван Петрович: А что же тогда?  Вы меня стыдитесь?
Антонина Викторовна: Чего мне вас стыдиться? 
Иван Петрович: А если бы я был вашим мужем, Антонина Викторовна, вам бы было стыдно за меня?
Антонина Викторовна: Не знаю, Иван Петрович. Вы же мне не муж. Так зачем мне об этом думать? Стыдно или не стыдно. Какая разница? Сегодня стыдно, а завтра может быть не стыдно. А послезавтра гордиться буду. День на день не приходится.
Иван Петрович: А мне бы никогда, Антонина Викторовна, не было стыдно находиться рядом с вами.
Антонина Викторовна: А чего меня стыдиться? За меня не надо стыдиться, Иван Петрович. Каждый человек должен стыдиться за себя сам. А вот таким, как вы, вообще чувство стыда не знакомо, ведь вы считаете, что во всем правы. Вот вы в первый день нашего знакомства парик на себя надели, вам же не было стыдно? А я, между прочим, подумала, что вам холодно, что у вас нет шапочки. И мне было очень жаль вас. «Капитал» свой переставляете туда-сюда. Вам же ведь не стыдно? Конечно, нет. Томочке досаждаете постоянно, тоже не стыдно.
Иван Петрович: Томочка тоже мне досаждает. Чего она «Капитал» мой прячет? Ей что, получается стыдно, что у меня есть «Капитал»? 
Антонина Викторовна: Да какой это капитал? Капитал должен быть материальным, а не с затрепанным переплетом и пахнущим типографией. Иван Петрович, не кажется ли вам более чем ироничным, что человек, написавший «Капитал», сам всю жизнь прожил в нищете и в долгах.  Ведь вашего любимого Маркса постоянно преследовали и требовали возвращения долгов.
Иван Петрович: Вы это знаете наверняка?
Антонина Викторовна: На все сто процентов. Можно подумать, что вы этого не знали, Иван Петрович. Какой же он тогда ваш кумир, если вы о нем ничего не знаете? Стыдно должно быть. Хотя, что я говорю, разве вам может быть стыдно?
Иван Петрович: А что вам еще известно о нем, Антонина Викторовна?
Антонина Викторовна: У Карла Маркса был внебрачный сын от экономки Елены Демут. И представляете, Маркс официально отрекся от ребенка! Он очень боялся жены и общественного мнения. Мальчика отдали на воспитание в приемную семью. Но, верный Марксу, Энгельс назвал себя отцом несчастного ребенка. Энгельс оформил нужные бумаги  и  платил  приемной  семье  алименты  на  воспитание  ребенка.
Отец Карла Маркса, Генрих Маркс, был потомком раввинов.  Еврей, который принял протестантство, чтобы было легче делать карьеру. А Карл Маркс оказался страшным антисемистом.  Он говорил Энгельсу: «Я бы евреев ненавидел еще больше, но не могу… потому, что именно они сделают революцию…»  Так, к сожалению, и случилось.
Иван Петрович: Евреи сделали революцию?
Антонина Викторовна: Да, причем финансировалась она из Германии.
Иван Петрович: Не может быть!
Антонина Викторовна: Может или не может, не нам судить. Но, по крайней мере, так везде пишут. А историю, как нам известно, пишут победители, причем на свой лад.
Иван Петрович: А что вам еще известно о Марксе?
Антонина Викторовна: Дети Карла Маркса и его жены Жени – это настоящая трагедия. Один ребенок родился мертвым, сын и дочь не дожили до года, любимый сын умер в возрасте 8 лет, три дочери дожили до преклонного возраста, но оказались ужасно несчастны.
Иван Петрович: Откуда вы это знаете?
Антонина Викторовна: Прочитала в каком-то журнале, уже давно. Но это не важно.
Иван Петрович: Как это не важно? Важно и даже очень важно. Вы уверены в достоверности прочитанной информации?
Антонина Викторовна: Ну конечно, более чем уверена. А что, вы мне не доверяете?
Иван Петрович: Нет, нет, Антонина Викторовна, как раз таки вам и доверяю.
Домой приходят Тамара Ивановна, Семен Семенович, Екатерина Владимировна и Аркадий Вениаминович.
Иван Петрович и Антонина Викторовна снова прячутся за шторой.
Тамара Ивановна: Наконец-то мы дома. Даже не верится.
Семен Семенович: Не верится нам. Вам-то что, для вас шопинг – это ритуал, традиция. Искусство, которое не каждый вынесет. А вот мы, идущие следом за вами с сумками и коробочками, ждущие вас возле каждой примерочной и у порога каждого бутика… Это мы должны говорить, наконец-то мы дома, даже не верится! 
Аркадий Вениаминович: Забирайте, дамы, свои пакетики, коробочки. И дайте нам спокойно посидеть, отдохнуть.
Семен Семенович: Идите, примеряйте свои обновочки и не мешайте нам, мы должны отдышаться после такого забега.
Екатерина Владимировна: Можно подумать, что мы только себе всё купили. Вам, между прочим, тоже перепало и немало.
Тамара Ивановна: Все-таки два дня праздновать будем, вы же должны выглядеть достойно и подобающим образом.
Семен Семенович:  То есть, под стать вам. Да, дамочки.
Екатерина Владимировна: Конечно, а то что же получается, мы будем выглядеть шикарно, а вы рядом с нами…
Аркадий Вениаминович: А мы и так, Катенька, рядом… с вами.
Екатерина Владимировна: Вот пока мы, будем рядом с вами, Аркашенька, вы и будете выглядеть порядочно. А если мы отвлечемся на некоторое время, вы уже явно будете носом в салате, неугомонные папаши. Поэтому мы вам и купили по нескольку рубашек, что б можно было переодеть вас, и вы не ходили хрюшами, если еще сможете ходить, а то, гляди, и ползать начнете.
Семен Семенович: Ну, что ж вы так плохо о нас думаете.
Тамара Ивановна: Мы не думаем, а знаем, дорогой мой. Потому, что с тех пор, как вы познакомились, вы только и делаете, что репетируете свадьбу. И не раз уже засыпали в тарелках.
Екатерина Владимировна: Спелись два несчастных отца так, что спились, репетируя.
Аркадий Вениаминович: Вам нас не понять.
Екатерина Владимировна: Где ж нам! Мы ж детей не пропивали!
Тамара Ивановна: Вот сидите, ничего не делая, целыми днями, от встречи до встречи. А как встретитесь – не разнять, как две подружки, не отлипните друг от друга. Занялись бы лучше самообразованием. Почитали бы книги. О чем вы общаетесь? Нашли себе проблему! Дети женятся! Радуйтесь, что они любят друг друга! А вы ноете, ноете, как бабушки-старушки. Все вспоминаете, как пеленки стирали да ползунки меняли. Не мужики, а нюни.
Семен Семенович: А что лучше? Быть подружками или бабушками-старушками?
Екатерина Владимировна: Лучше быть образованными, современными отцами. Чтобы детям за вас не было стыдно.
Аркадий Вениаминович: Вы ничего не понимаете, милочки. Вот мы сейчас страдаем, переживаем, привыкаем к мысли, что дети уже взрослые, а потом на свадьбе будем сдержаннее.
Екатерина Владимировна: Что же вас сдержит? Интересно даже.
Аркадий Вениаминович: Разум и воспитанность.
Екатерина Владимировна: Да, все правильно, как я могла забыть, вы же у нас потомки голубых кровей.
Тамара Ивановна: Вы всё делаете правильно. Даже всё неправильное вы делаете правильно. Почитали б лучше книги. Поработали б над собой. А не ныли друг другу. Это так просто, расширить свой кругозор. Подходишь к шкафу, достаешь первую попавшуюся книгу, открываешь и читаешь.
Подходит к книжному шкафу, берет книгу. Ей попадается «Капитал».
Тамара Ивановна: Вот, к примеру, Карл Маркс и Фридрих Энгельс. Их идеология совершенна и актуальна по сей день. Они будут современны всегда, пока существуют товарно-денежные отношения.  Они основоположники социологических наук, философы, если хотите. Марксизм – это целая наука. Её не поздно изучать никогда. А даже полезно. Труды Маркса имеют огромное общественно-политическое влияние на развитие государства. И вам бы не помешало немного развить свои мозги.
Семен Семенович: О, голубушка, куда тебя понесло! Слышал бы твой папенька, Иван Петрович, его бы удар взял. Невиданно! Неслыханно! Ты, и восхищаешься этим трудом, этим бестселлером всех времен и народов. 
Екатерина Владимировна: Томочка совершенно права. Маркс – великий экономист и социолог. Его изучают, на его труды опираются все экономисты и политологи. Он был гуманистом, верил в людей, в их понимание происходящего, в их разумность. Этого вам не понять.
Аркадий Вениаминович: Но почему не понять. Как раз таки, его мы понимаем лучше всего. Ведь основной его тезис: товар - деньги – товар.
Семен Семенович: А еще он говорил: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма».
Екатерина Владимировна: Интересно, куда вас приведет ваша сладкая парочка? К каким отношениям? И к какому развитию?
Семен Семенович: Тебя ничего не смущает, Томочка?
Тамара Ивановна: А что должно меня смутить?
Семен Семенович: Как что? Какую книгу ты достала с полки? Опять Иван Петрович перетасовал книжки.
Тамара Ивановна: Надеюсь, скоро ему это надоест. А может быть, я ему уступлю и не буду больше переставлять книги. Пусть делает, что хочет. У нас скоро внуки будут, нам будет чем с Катериной заняться.
Семен Семенович: Чудеса, да и только! Жаль, Иван Петрович тебя не слышит. Хотел бы я посмотреть на него в эту минуту.
Екатерина Владимировна: А что на него смотреть. На себя смотрите. Ладно, мы пойдем примерять обновки, а вы быстренько на кухню. Придумайте там, что перекусить можно.
Аркадий Вениаминович: Будет сделано. Чай, кофе, а потом и потанцуем.
Уходят.
Из-за штор выходят Антонина Викторовна и Иван Петрович. Присаживаются на диван. Удивленно смотрят друг на друга.
Антонина Викторовна: Ну, что вы на это скажете?
 Иван Петрович пожимает плечами.
Антонина Викторовна, разочарованно: Даже нечего сказать.
Иван Петрович мотает головой. Машет руками, пытается что-то проговорить, но не получается.
Антонина Викторовна: Не ожидали, Иван Петрович? Вот она где, истина жизни. Ваша дочь, оказалась мудрее, чем вы предполагали.
Иван Петрович: Ушам своим не верю. Она ли это была?
Антонина Викторовна: Она, она. Ваша дочь. И дала адекватную характеристику трудам Маркса. Что теперь думаете делать?
Иван Петрович: Переставлять все обратно.
Антонина Викторовна: Вы сумасшедший, как я и предполагала. Но почему-то меня это совершенно не смущает. Ну что ж, давайте. За дело, Иван Петрович.
Иван Петрович и Антонина Викторовна начинают переставлять книги.
Антонина Викторовна: Не огорчайтесь, Иван Петрович. Не все так страшно, как вам кажется. Пусть ваш Маркс постоит немного на заднем плане. А когда придет пора протирать пыль в шкафу, мы его поставим вперед. В следующий раз Томочкины книги переставим на первый план. Будем их менять по очереди.
Иван Петрович молча  переставляет книги, ничего не говоря.
Антонина Викторовна подходит к Ивану Петровичу и гладит его по голове: Неужели на вас так повлияло то, что вы услышали? Чудеса, да и только. Но ничего, вам это даже полезно. Эмоции – важная составляющая развития личности. И если у вас такая реакция, значит, вы еще умеете соображать и думать. Хорошо, что это у вас не вызвало безразличия. Значит, вы еще не потеряны как природная единица, вы живое существо. И проходите очередной этап эволюции. Да, да, что вы так на меня смотрите?  Понимаете, человек должен пройти все жизненные стадии своего развития. И более яркие из них закладывают основной отпечаток или фундамент для окончательного формирования личности. Чего больше было в жизни – радости или печали, справедливости или разочарований. Все это даст отпечаток в дальнейшем на его судьбу.
Иван Петрович удивленно смотрит на Антонину Викторовну.
Антонина Викторовна: Вот вы какие самые яркие моменты  жизни  помните?
Иван Петрович: Самые яркие – вступление в комсомол, потом в коммунистическую партию.
Антонина Викторовна: А что на вас повлияло больше всего?
Иван Петрович: Больше всего на меня повлияли труды Ленина, Маркса, Энгельса.
Антонина Викторовна: Ясно. А кого вы любили?
Иван Петрович: Любил партию.
Антонина Викторовна: А кого уважали?
Иван Петрович:  ЦК КПСС. Товарищей по партии.
Антонина Викторовна: А чего боялись?
Иван Петрович: Боялся, что исключат из партии.
Антонина Викторовна: А кому доверяли?
Иван Петрович: Доверял товарищам коммунистам.
Антонина Викторовна: Все ясно, диагноз один: сектантская жертва.
Иван Петрович: Почему?
Антонина Викторовна: Вы ни одного раза не упомянули о своих родных. Вы знаете, что такое секта?
Иван Петрович: Конечно! Ужасное сборище придурков, которыми управляют одержимые личности. Нет, личностями их нельзя назвать, скорее всего, я назвал бы их организмами. Так вот, вот эти одержимые организмы навязывают людям свои фантазии, познания, идеи, мировоззрения. И те ведутся на их обман.
Антонина Викторовна: Вот, вот!  Вы вполне адекватно рассуждаете.
Иван Петрович: Конечно, а как, по-вашему, должен рассуждать здравомыслящий человек? Трезво и адекватно. Я именно такой.
Антонина Викторовна: А вот и неправда. Вы лжете. Потому, что вы и есть жертва, Иван Петрович. Вы ведомый, но никак не вожак. В вашей партии все были одурачены, все были фанатиками. Но фанатиками особого рода. Если простой фанатик жертвует всем ради своего кумира, идет на любые безумства, то вы это делали с выгодой для себя. И при каждом удобном случае пожирали друг друга, действовали только в своих интересах, в целях наживы, только для себя.
Иван Петрович: Мы жили и работали на благо партии и народа.
Антонина Викторовна: Вот видите, вы сказали – сначала партии, а потом народа. Но не наоборот, сначала народа, а потом партии. А знаете почему? Потому, что партия – это вы сами!  И все для себя, любимых!
Иван Петрович растерянно смотрит на Антонину Викторовну, не зная, что ответить.
Антонина Викторовна: Но не думайте, я вас ни в чем не обвиняю, просто это была история развития государства и вы в ней приняли активное участие. Можно даже не побояться и сказать, что приняли участие в эксперименте сверхразвитых существ. Сыграли свою роль.
Иван Петрович: А какая у вас была роль, в истории развития вашего существования?
Антонина Викторовна: Прежде всего, я была женщина, жена и мать. И лишь потом научный сотрудник.
Иван Петрович: Мне ничего не остается сказать, Тонечка, и признаться в том, что я вами восхищаюсь, как всегда.
Антонина Викторовна: Оказывается, еще не все потеряно, вас можно вернуть в реальность. В вас иногда проявляются признаки адекватности.
 Иван Петрович: Антонина Викторовна, позвольте мне обратиться к вам с официальным обращением. Вот уже больше двух месяцев я знаю вас. И практически каждый день я приглашаю вас на свидания. Мы гуляем с вами по парку, посещаем театр, кинотеатр, несколько раз посещали музеи, выставки. Даже два раза я вас приглашал в ресторан.
Антонина Викторовна: Вы что, хотите мне предъявить счет?
Иван Петрович: Нет, нет, ну что вы, как вы могли об этом подумать, Антонина Викторовна?
Антонина Викторовна: Но вы же предлагали мне подработку.
Иван Петрович: Какую?
Антонина Викторовна: Как какую? Носить транспарант. Разгадывать сны. Ваш кошелек что, уже совсем истощился? Или накладно быть моим другом? Я что, слишком дорогое удовольствие? Ну, да, я, конечно, согласна в некотором моменте, что меня тяжело удивить.  Я иногда бываю капризна и привередлива, но я же ведь женщина. И знаю себе цену. Тем более, я никогда не требовала от вас никакого особого внимания к себе. Вы сами были инициатором…
Иван Петрович: Нет, нет, ну что вы. Как вы могли подумать, что я имею к вам какие-либо претензии. Наоборот, совсем наоборот. Я хотел вам предложить…
Антонина Викторовна: Позвольте, я угадаю, Иван Петрович!
Иван Петрович: Но, я хотел сам вам предложить, без угадываний… 
Антонина Викторовна: Пожалуйста, Иван Петрович, позвольте. Я думаю, что вы хотите мне предложить поездку в какое-нибудь европейское государство. Да?
Иван Петрович удивленно смотрит на Антонину Викторовну.
Антонина Викторовна: Нет?  Не угадала? Значит, в Японию. Тоже нет? Неужели полет на луну?
 Иван Петрович: Могу вас только разочаровать. Даже не полет на Марс.
Антонина Викторовна: Жаль, ведь там живут оранжевые человечки. Представляете, у них не пять пальцев, а шесть. И глаза большие-большие.
Иван Петрович: Откуда вы все это знаете? Что, тоже в каком-то журнале прочитали?
Антонина Викторовна: Нет, ну что вы! Это секретная информация, кто о таком будет писать в журнале. Просто я видела, Игорек в компьютере с ними воевал. Ну, знаете, стрелялки разные, когда космический корабль прилетает, оттуда человечки эти вылезают и их надо всех поймать.
Иван Петрович: И это все уже засняли на компьютер? Рассекретили такую важную информацию.
В гостиную вбегают Кира и Игорь.
Кира:  О, дед, привет! Здравствуйте, Антонина Викторовна! Вы давно пришли?
Иван Петрович, растерянно: Мы… мы вот только, только пришли.
Антонина Викторовна:  Да… Мы встретились в парке… Я так удивилась, что Иван Петрович гуляет один по парку…
Иван Петрович:  Мы… погуляли немного вместе, и я пригласил Антонину Викторовну к нам в гости. Что бродить по улице? Лучше дома посидеть, чайку попить. Правда, Антонина Викторовна? 
Кира: Мы очень рады, что вы пришли! Веселее будет! Там как раз и родители пришли с покупками.
Игорь подходит к Антонине Викторовне: Да, бабуля, здорово, что ты тоже пришла! Мы сейчас с Кирой сбегаем за тортиком, мы быстренько, а ты не досаждай Ивану Петровичу.
Иван Петрович подходит к Игорю, берет его под руку, отводит в сторону.
Иван Петрович: Игорек, скажи, пожалуйста, меня очень волнует один вопрос…  Не знаю даже, сможешь ли ты мне на него ответить, может это секретная информация…  Но мне очень хотелось бы знать, на каком языке общаются оранжевые человечки?
Игорь,  очень удивленно: Кто?
Иван Петрович: Человечки оранжевые, у них еще шесть пальцев на руках. Они летают на тарелочках.
Игорь, радуясь, что понял, о чем говорит Иван Петрович: А, инопланетяне?
Иван Петрович: Нет, не они. Другие. Которые на Марсе… Показывает пальцем вверх.
Игорь: А, марсиане? Ну как, на каком? Конечно, на марсианском. А что?
Иван Петрович: Нет, ничего. Некоторые мои товарищи не дожили до этого момента, чтоб узнать, на каком языке разговаривают марсиане. А вот я узнал.
Кира и Игорь уходят.
Иван Петрович:  Антонина Викторовна, мне надо  очень серьёзно с вами поговорить.
Антонина Викторовна: А до этого, по-вашему, мы тут что делали? Клоуничали, что ли?
Иван Петрович: Нет, нет, что вы, мы говорили… Разговаривали очень серьёзно…
Антонина Викторовна: Куда уж серьезней. Мы обсуждаем очень актуальные темы.
Иван Петрович: Я бы даже сказал глобальные, масштабные, мировые проблемы. Но я хотел бы обсудить более личные.
Антонина Викторовна: Личные?  Вы что, заболели? Иван Петрович, вы не умалчивайте. В вашем возрасте все должно быть под контролем. Надо следить за своим здоровьем. Вы говорите мне, что вас беспокоит. И мы решим, к какому врачу следует обратиться. Где у вас болит? Показывайте. 
Иван Петрович: Ну, что ж вы меня сразу на больничную койку хотите определить. У меня нет никакой физической боли.
Антонина Викторовна: А что у вас болит?  Ведь у вас что-то болит? 
Иван Петрович: Болит. Душа у меня болит.
Антонина Викторовна:  Ой! У вас нервное заболевание! У меня давно были подозрения, что с вами что-то не то. Все болезни от нервов. Это очень опасно! Очень. Вам срочно нужен психиатр. А может даже и профессиональное обследование. Госпитализация! Амбулаторное лечение точно не подойдет. Вдруг вас заклинит?
Иван Петрович: Что меня?
Антонина Викторовна: Ну, произойдет обострение.
Иван Петрович: Какое обострение?
Антонина Викторовна: Психическое! Нужна срочная госпитализация!
Иван Петрович: Да не нужна мне никакая госпитализация. Мне и дома хорошо. Какая разница, где находиться: в психушке, дома или рядом с вами?
Антонина Викторовна: Что вы хотите этим сказать?
Иван Петрович: Я хочу сказать, что у меня с мозгами все в порядке. Так же, как у вас.
Антонина Викторовна: Кто бы сомневался! Я вполне адекватна. 
Иван Петрович: И я о том же. Только вы всё время меня перебиваете и не даете сказать.
Антонина Викторовна: Да вы говорите в сто раз  больше меня. А я вам только поддакиваю. Неужели вы этого не замечаете? 
Иван Петрович: А мне кажется, что вы говорите больше меня.
Антонина Викторовна: Я? Ну хорошо, давайте, тогда я буду молчать. 
Иван Петрович: Я тоже, пожалуй, помолчу.
Садятся  друг к другу спиной. Но не выдерживают паузы.
 Иван Петрович, не поворачиваясь: Антонина Викторовна, позвольте, я напишу вам письмо. То, что я не могу выразить вам словами, я передам вам через перо и лист бумаги.
Антонина Викторовна: Почему вы не можете выразить словами? Вы хотите сказать и не можете, Иван Петрович?
Поворачиваются друг к другу.
Антонина Викторовна: Такое бывает, когда, например, видишь и знаешь, что это, а сказать не можешь. Обычно говорят, на языке вертится… У вас так?
Иван Петрович: Нет, не так…
Антонина Викторовна: Вы забываете, о чем хотите сказать? Это провал в памяти, в голове! Это ужасно. Хотя это лечится. Не пугайтесь. 
Иван Петрович: Я не пугаюсь.
Антонина Викторовна: Тогда почему вы не можете сказать?
Иван Петрович: Потому, что вы все время меня перебиваете и не даете высказаться до конца.
Антонина Викторовна: Ну хорошо, пишите сколько вам надобно, я подожду. 
Иван Петрович: Только вы не подсматривайте.
Антонина Викторовна: Вот еще! Больно надо. Все равно же потом прочитаю. Мне же пишите?
Иван Петрович: Вам, вам.
Иван Петрович берет лист бумаги и ручку. Садится за стол. Антонина Викторовна подходит к нему.
Антонина Викторовна: Так пишите. Только  быстрее.
Иван Петрович:  Сейчас, соберусь с мыслями.
Антонина Викторовна: Ну, пишите же!
Иван Петрович: Сейчас, сейчас. Не мешайте. Дайте подумать.
Антонина Викторовна: А что тут думать? Пишите все так, как сказали бы. Чего выдумывать?
Иван Петрович: Бумага не терпит простоты, все должно быть красиво.
Антонина Викторовна: А я как раз таки думала, что бумага стерпит все. А хотите, я вам помогу. Подскажу.
Иван Петрович: Нет, Тонечка, я это должен сделать сам.  Не все так просто, как вам кажется, моя дорогая.
Антонина Викторовна: Значит, Иван Петрович, если бы вы сказали, было бы легко и просто. А написать то, что хочешь сказать, сложнее, чем сказать. Так получается?
Иван Петрович: Получается, что вы не даете мне… не даете сосредоточиться.
Антонина Викторовна: Я не даю вам сосредоточиться? Я что, вам мешаю?
Иван Петрович: Мешаете!
Антонина Викторовна: Мешаю? В чем это я вам мешаю?
Иван Петрович: Мешаете мне сделать вам предложение!
Антонина Викторовна: Да вы целый день мне сегодня что-то предлагаете! То одно, то другое!
Иван Петрович: Вот именно, я предлагаю, а вы не… а вы… а вы…
Антонина Викторовна: А я что, отказываю?
Иван Петрович: Так вы что, отказываете мне?
Антонина Викторовна:  Почему это я отказываю, вы мне еще ничего не предложили.
Иван Петрович: Ну, вот видите, я еще не предложил, а вы уже..
Антонина Викторовна: А я еще не услышала ни одного дельного предложения.
Иван Петрович: Вы не то что сказать, вы даже написать мне не даете!
Антонина Викторовна: Пишите! Я вам не мешаю! Хотите, помогу, если вы не можете собраться с мыслями.
Иван Петрович: Спасибо, я сам.
Антонина Викторовна: Обычно, Иван Петрович, когда что-то пишут, начинают с обращения и приветствия. Или вы хотите написать мне одно предложение. Ну, в смысле не одного предложения, как литературной единицы, а предложения в плане того, что вы хотите предложить.
Иван Петрович: Я хочу просто написать то, Антонина Викторовна, что хочу вам сказать…
Антонина Викторовна: Но это будет неправильно, с точки зрения литературного жанра. Обычно, когда пишут письмо даме, я уже говорила, начинают с приветствия. Потом идет основная часть письма, затем заключение. Давайте я подскажу вам приветствие и заключение. А основную часть вы напишите сами.
Иван Петрович: Антонина Викторовна, позвольте, я сам решу, как и что вам писать.
Антонина Викторовна: Ну, хорошо. Я не собираюсь вам мешать. Пишите.
Иван Петрович: Я хочу, очень хочу написать то, что не могу сказать, но вы стоите у меня над душой, ходите туда-сюда, подглядываете. Пожалуйста, Антонина Викторовна, присядьте и не мешайте мне.
Антонина Викторовна: Я вам не мешаю и не подглядываю. Но на вашем месте я начала бы писать так: «Дорогая Антонина Викторовна… ». Пишите, пишите, Иван Петрович. Итак, первое – приветствие: «Дорогая Антонина Викторовна! Позвольте выразить вам свое почтение и уважение. Я очень рад, что судьба позволила мне познакомиться с вами…» Нет, нет, погодите, лучше так: «…что судьба позволила мне познакомиться и общаться с вами…» Так будет правильнее, а вы пишите, пишите. «… я никогда в жизни не встречал такой красивой и умной женщины, как вы… Вы открыли мне новые грани прекрасного бытия на земле. Рядом с вами я чувствую себя увереннее и моложе».  Вот теперь пишите основную часть письма. Я подсматривать не буду. Но если вы хотите сделать мне предложение, то  я написала бы это так…
Иван Петрович, встает, протягивает лист Антонине Викторовне: Вот, возьмите, Антонина Викторовна, я уже все написал. Читайте.
Антонина Викторовна: Как это, уже написали? А как же правило написания письма? Как же… Начинает нехотя читать письмо. Но тут же  проявляет интерес. Одной рукой держит письмо, другой пытается прикрыть свое удивление. Начинает скромничать. Поглядывает на Ивана Петровича.
Иван Петрович гордо смотрит на неё.
Антонина Викторовна: Вы мой герой. Да! Я согласна! Да!
Иван Петрович подходит к Антонине Викторовне и целует ей руку.   
В гостиную выходят Тамара Ивановна, Семен Семенович, Екатерина Владимировна, Аркадий Вениаминович. Все удивлены присутствием Антонины Викторовны и Ивана Петровича.
Екатерина Владимировна: Мама? Вы здесь? И давно ли?
Иван Петрович: Мы только пришли.
Тамара Ивановна: Мы?
Иван Петрович: Да! А что вас пугает? Мы с Антониной Викторовной гуляли по парку, а потом решили зайти домой… Кира с Игорем пошли за тортиком. Сейчас придут, присядем, попьем чайку. Отдохнем. С внуками пообщаемся.
Домой возвращаются Кира с Игорем.
Иван Петрович: А вот как раз и тортик пришел. Давайте, дамочки, собирайте на стол. 
Антонина Викторовна быстро складывает письмо и зажимает его в кулаке. Все обращают на нее внимание.
Аркадий Вениаминович: Мама, что ты там прячешь в руке?
Антонина Викторовна: Я ничего не прячу. То, что у меня в руке, это сугубо личное.
Аркадий Вениаминович: Личное, значит. Понято.
Антонина Викторовна: Что тебе понятно, сыночек?
Аркадий Вениаминович: То, что ничего не понятно. В твоем возрасте разве может быть что-то личное, да еще и сугубо.
Антонина Викторовна: А почему нет? Я что, не человек?
Иван Петрович: Что вас смущает в нашем возрасте, Аркадий Вениаминович? А знаете ли вы, что стареть – это хорошо. «Стареть» означает «созревать», то есть становиться не хуже, а лучше – сильнее, мудрее, завершённей. Если же человек, старясь, ощущает не приобретение, а потерю, значит его корабль сбился с курса. А наш корабль только еще набирает ход. Правда, Антонина Викторовна?
Екатерина Владимировна: Вот как?
Иван Петрович, гордо: Да.
Семен Семенович: Иван Петрович, откуда такие глубокие познания философии жизни?
Аркадий Вениаминович: Да, хорошо сказал!
Иван Петрович: Это не я сказал. Я только повторил.
Аркадий Вениаминович: Если не секрет, кто ж такой умный выразился столь грамотно?
Иван Петрович: Как кто? Фандорин! Вы, что, не читали Акунина? Томочка покупает все новинки, как только они появляются. Должен признать, как только начинаешь читать, оторваться нет сил. Замечательно  пишет! Я с удовольствием познакомился бы с Фандориным, повезло же Акунину.
Екатерина Владимировна: Но Фандорин  вымышленный персонаж. Его не существовало в природе.
Иван Петрович: Ой, не надо мне рассказывать глупости! Фандорин не может быть вымышленным персонажем! Он настоящий герой! И Акунину повезло, что он знавал такого героя.
Аркадий Вениаминович: Сколько ж по-вашему лет Акунину должно быть, что бы он сумел знавать Фандорина  и еще нам обо всем писать?
Антонина Викторовна: Не важно, сколько лет Акунину! Он грузин! А грузины все долгожители. И если Иван Петрович так думает, то так оно пусть и будет. Главное, что он еще умеет думать и цитировать.
Семен Семенович: Да, вижу, вы действительно спелись.
Екатерина Владимировна: Это будет самый эксклюзивный дуэт.
Тамара Ивановна: Папа, ответь мне, пожалуйста, только на один вопрос. Ты читаешь только Акунина? Или…
Иван Петрович: Почему же только Акунина? Я прочитал все книги, стоящие в этом шкафу. А чем мне еще было заниматься в доме, когда я был один. Вот теперь у меня есть Антонина Викторовна и мне не будет скучно читать в одиночестве. Теперь мы будем читать с ней вместе. Да, кстати, я сделал Антонине Викторовне предложение.
Антонина Викторовна, не давая никому опомниться, гордо: И я согласилась.
Екатерина Владимировна: Как предложение?
Аркадий Вениаминович: Какое предложение?
Антонина Викторовна: Вот какое! Разворачивает письмо и кладет его на стол.
Все смотрят на развернутый  лист бумаги и молчат. Кира берет лист и начинает медленно читать, поглядывая на реакцию присутствующих: 
«Дорогая Тонечка! Как только я вас увидел, у меня заколотило сердце, душа стала петь, весь мир перевернулся. Вы мой живительный цветок. Моё горячее солнышко, загадочная луна, моя соловушка. Я безумно вас полюбил. Я засыпаю с вашим именем на устах и просыпаюсь с вашим образом в глазах. Не представляю свою дальнейшую жизнь без вас и поэтому прошу вас стать моей женой. Без вас моя жизнь будет пуста и бесполезна. Я погибну без вас. Пожалуйста, будьте моей женой! »
Все молча  смотрят на Антонину Викторовну, как бы ожидая ответа.
Антонина Викторовна: А что вас так удивляет? Если мы в таком возрасте, если у нас уже есть взрослые внуки, вы думаете, мы что не можем  любить и у нас нет чувств? У нас может все еще только начинается! 
Иван Петрович: Да! У нас все еще только начинается!
Екатерина Владимировна:  И как вы это себе представляете?
Антонина Викторовна:  Это так все романтично и забавно!
Тамара Ивановна: Так все-таки, это романтично или забавно?
Кира, радостно: Мы с Игорем думаем, что это романтично!
Аркадий Вениаминович, обращаясь к Ивану Петровичу: У вас серьезные отношения или это увлечение?
Антонина Викторовна:  Что за допрос? Мы что, дети что ли? У нас что, не может быть личной жизни? Мы что, не заслуживаем счастья?
Екатерина Владимировна: А как вы собираетесь обозначить свои отношения?
Антонина Викторовна: Как, как? Как и все цивилизованные люди! Не будем же мы сожителями!
Иван Петрович: Конечно, не будем.
Антонина Викторовна:  Мы завтра же пойдем и подадим заявление!
Екатерина Владимировна: А где вы собираетесь жить?
Антонина Викторовна: Как где? Что у меня  дома нет? Или Иван Петрович  не имеет своего угла?
Тамара Ивановна: Но жить то, вы будете вместе?
Антонина Викторовна: Конечно, вместе. С весны до осени, я так предполагаю, мы будем жить на даче. Там свежий воздух, рядом речка. Мы будем дружить с соседями, ходить в гости, на рыбалку, варить варенье, собирать грибы. Мы будем наслаждаться жизнью. Вы сможете приезжать к нам в гости. А зимой, конечно, будем жить в городе. Или кто-то против?
Антонина Викторовна и  Иван Петрович оглядывают всех.
Кира: Значит, будет две свадьбы. Я так это понимаю.
Антонина Викторовна: Свадьба, Кирочка, будет одна – у  вас с Игорем. А у нас с Иваном Петровичем будет роспись и праздничный ужин в кругу родных.   
Иван Петрович: Вы совершенно правы, моя дорогая.
Кира: Ой, дед, я совсем забыла!
Кира убегает и тут же возвращается с цветущим кактусом в руке.
Кира: Вот, дед, смотри! Он зацвел! А ты не верил!
Кира протягивает деду кактус. Иван Петрович радостно принимает цветок.