Я не пишу книгу о Кафке

В. Хильдесхаймер
(пер. с немецкого)


Злые языки (или, скорее, их обладатели) утверждают - и я вижу перед собой их хамскую ухмылку - что я пишу книгу о Кафке. Такое обвинение не соответствует действительности, я отвергаю его. Потому что пишу книгу о Гольхе. Признаюсь честно, когда-то, как и всякий чувствительный интеллектуал, я вынашивал мысль написать книгу о Кафке. Эту фазу нужно пережить и стыдиться этого стоит не более, чем стыдятся юношеской восторженности. Помешала мне тогда не столько потеря интереса к теме, сколько то обстоятельство, что все мои знакомые уже писали книгу о Кафке (не все вместе одну и ту же, а каждый свою, разумеется). По какому-то коварству судьбы, о коем переживать  у меня теперь нет оснований, они просто раньше начали (моё развитие происходило сравнительно медленно), так что не осталось ни одного аспекта, в свете которого можно было бы ещё толковать Кафку. Поэтому некоторое время я думал взять одного из известных биографов Кафки и написать книгу о нём, но и эту идею у меня перехватил другой, так жe как и я опоздавший к раздаче аспектов. Тогда я решил искать новое поле для исследований и нашёл его. Как было сказано выше, я пишу книгу об Экхарде Гольхе. Для тех, кому это имя ни о чём не говорит - а таких ещё много - я коротко обрисую его личность.

Гольх, умерший в 1929 году в возрасте восьмидесяти шести лет, был на протяжении всей своей жизни (не считая годов внешне такой же бедной событиями юности), советником по образованию в Альтмюндахе - городе, в котором не останавливаются скорые поезда. Не столько из-за этого факта, сколько скорее благодаря  равнодушию Гольха к переменам, он никогда не выезжал из города, всю жизнь с неустанной концентрацией отдаваясь своим трудам (моя глава "Внутренние путешествия" как раз и посвящена этой мысли и прослеживает её на уровне, выходящем однако за рамки данного краткого оправдания). Итак, здесь Гольх и преподавал немецкий и английский в Реальной школе дочерей - такая тогда существовала, существует там и по сей день. После нескольких аналитических опытов, из которых эссе "Женские образы Кёрнера" можно назвать самым сильным (но, к сожалению, из-за устаревшей темы сегодня уже мало кому интересным), он посвятил себя своему magnum opus - анализу жизни и трудов Джеймса Босвелла, знаменитого биографа бессмертного лексикографа Джонсона. Это произведение характеризуется не только большой психологической насыщенностью и невероятной убедительностью, но и превосходит в количественном смысле (охватывая девять томов) все пожизненные труды Босвелла и Джонсона вместе взятых.
Не забегая вперёд, хочу всё же заметить - и читатель оправдает мою самоуверенность - что мне в моей книге, рукопись которой (помимо главы "О сущности биографии") уже закончена, не только удалось отразить сильное впечатление, произведённое Босвеллом на моего героя, но и, наоборот, проанализировать Босвелла в свете Гольха посредством анализа личности своенравного доктора Джонсона через призму Босвелла (фигурально выражаясь: Босвелл не пользовался призмами), каким он является мне в интерпретации Гольха; своего рода тройное перекрывание центральной личности (это понятие было введено в употребление мной и не имеет ничего общего с учением К. Г. Юнга) доктора Джонсона.

Моя книга, без сомнений, хороша. Она заполняет пробел. Возьму на себя смелость утверждать, что солидные знания и способность сопереживать родственным душам, соединённые в этой книге, в будущем подвигнут какого-нибудь биографа написать обо мне, как о биографе Гольха, по меньшей мере подробный некролог.  Что же касается утверждения, будто я пишу книгу о Кафке - публикация моего труда его опровергнет. Тот факт, что невозможно писать о Кафке и o Гольхе одновременно, дойдёт и до обладателей злых языков.