Северные королевства, магический куб и... глава 5

                Глава V
 
                «Куд–куда! Куд-куда!
                Вы откуда и куда?!»

                К.И. Чуковский.
                «Федорино горе»


          Виктор осадил Ориона. Вороной жеребец недовольно мотнул головой, показывая свой крутой нрав, однако послушно сбавил шаг. Виктор ехал теперь по обочине дороги, слева и чуть впереди краснолюдской телеги, запряженной гнедою кобылой, также позаимствованной им, в свое время, у краснолюдов. Повозка, отремонтированная и смазанная, больше совсем не скрипела, колеса крутились прямо, безо всяких там «восьмерок» и прочих неприятностей. Кобыла в упряжке всякий раз норовила свернуть за Орионом на обочину, и тогда вожжи натягивались, заставляя лошадь идти прямо.


           В телеге, на месте возницы, держа поводья в руках, сидя боком на постеленной соломе, подогнув под себя ноги, обутые в сафьяновые сапожки ниже колена, в которые были заправлены серые замшевые штаны, ехала Бетти. Она была одета в кожаную жилетку поверх белой льняной рубахи и издалека вполне походила на местного зажиточного крестьянина, разве только слишком уж стройного и красивого. Волосы девушка распустила, и теперь они спадали ниже плеч, колыхаясь волнами при порывах ветра. Виктор наблюдал, оглядываясь, как она ловко управлялась с кобылой и с удовольствием отмечал про себя, что Бетти очень быстро усвоила его уроки, схватывая всё буквально на лету.


           Позади возницы, сбоку повозки, опираясь спиной на мешки с барахлом, которыми доверху был загружен воз, сидела Энджи, свесив босые ноги в коротких, неровно обрезанных выше колена холщовых портках. Виктор несколько секунд засмотрелся на то, как стройные загорелые икры блондинки мотались в такт движения повозки. Она по-прежнему носила рубашку, подвязав её за полы под грудью, с обнаженным животом. Куртка и башмаки с гетрами, которые ей выдал в дорогу Виктор, лежали тут же, позади, на мешках со скарбом и припасами. На коленях у девушки покоился краснолюдский боевой топор. Она придерживала его обеими руками, глядя усталым остановившимся взглядом куда-то себе под ноги.


           Оглядев телегу, наездник повернул голову и осмотрелся. По обе стороны от дороги раскинулась залитая ярким солнцем бескрайняя, изумрудно зеленая равнина, распустившаяся бесчисленными полевыми цветами. Спину всадника заметно припекало, и на душе было приятное спокойствие.


                * * * * *


           Далеко, позади, остался лес, по которому они ехали, тревожно всматриваясь и вслушиваясь в окружающее пространство, настороженно замирая от каждого шороха. Виктор все время держал там свой арбалет наготове, Энджи ехала, сжимая топор обеими руками, стоя в телеге на одном колене, в полной готовности, при первой же опасности, спрыгнуть на дорогу, как учил её Виктор. Так, в напряжении, провели они несколько часов, пока не миновали густую чащу.


          Когда лес сменился обширными, покрытыми молодой весенней травой лугами, лишь изредка пересекаемыми неглубокими балками и ручьями, поросшими густыми непролазными рощами, Виктор немного расслабился – теперь неожиданной встречи с краснолюдами уже быть не могло. Они почти никогда не передвигались верхом, а телегу на такой местности было заметно издалека. Правда, напряжение все равно сохранялось, потому как места тут были дикие, и нет-нет, а  приходилось время от времени внимательно оглядывать окрестности, хотя самое страшное, казалось, уже осталось позади.


                * * * * *


           После долгих часов пути по бескрайней зеленой равнине, уже в лучах заходящего вечернего солнца, когда Энджи, поеживаясь от вечерней прохлады, обулась, отпустила рубаху и нехотя натянула сверху куртку, кавалькада достигла небольшой речушки, через которую был перекинут шаткий деревянный мост. На противоположном её берегу, сразу за мостом, возвышалась массивная, слегка покосившаяся, арка дубовых ворот, когда-то выкрашенная бело-черными косыми полосами. Краска давно уже выгорела на солнце, облупилась во многих местах и полосы едва угадывались в красноватых вечерних отсветах заката. Створки ворот, покоившиеся на провисших ржавых петлях, были распахнуты вовнутрь и были они некогда такими же полосатыми, а ныне старыми, выгоревшими и облезлыми. Сразу за проемом ворот, слева от дороги, располагалось небольшое, почерневшее от времени здание кордегардии с каким-то пожухлым и тоже основательно облупленным рисунком над входом, видимо, гербом, и с трудом читающимися, плохо различимыми буквами, гласившими: "Пограничная стража баронета Дебридаль".


          Когда телега въехала в ворота, из кордегардии не спеша вышел человек, одетый в пыльную, латанную в нескольких местах, форму офицера гвардейцев Дебридаля, поверх которой тускло поблескивала в лучах заходящего солнца серая кираса с основательно затертым, едва различимым гербом. На голове пограничника также тускло отсвечивал металлический шлем с чахлыми остатками плюмажа неопределенного цвета. Шлем этот был велик гвардейцу и постоянно сползал ему на глаза, из-за чего офицер на каждом шагу останавливался и поправлял свой головной убор. Наконец, когда до путников оставалось шагов десять, стражник поднял вверх руку и крикнул:
          –     Стойте!


          Виктор натянул поводья, и Орион послушно остановился.


          –     Тпппрруу! – зычно гаркнула чуть позади Бетти, натягивая вожжи и тормозя телегу.
          –     Куда направляетесь? – подойдя к Виктору, спросил человек в кирасе.


          У него была смешная бородка стрелочкой и тонкие, тоже, как стрелочки, усики. Он напоминал своим видом испанского конкистадора. Девушки в телеге глядели на незнакомца, тихонько переговариваясь, а Виктор краем глаза отметил, что вышедший к ним на встречу стражник был не один – в маленькое окошко кордегардии за происходящим наблюдал, едва заметный, еще один пограничник, держа наготове арбалет.


          "Ушлые ребята, – подумал Виктор, узнавая подошедшего гвардейца, – эти своё дело знают туго».
          –     Мы направляемся в Церестру. Везем на продажу товар. Благородный Роланд, ты что, не узнал меня, приятель? – искусственно удивляясь, спросил Виктор. Он ездил через эти ворота уже, наверное, тысячу раз и каждый визит все повторялось почти слово в слово.
          –     Приветствую тебя, досточтимый Виктор. Все как всегда? – спросил офицер, тоже притворяясь, что только сейчас узнал путника и добавил, кивая на телегу. – Я вижу, сегодня ты не один.
          –     О, да, эти прекрасные  дамы следуют со мной. Я отбил их из краснолюдского плена и спешу представить преподобному Карлевану, – несколько напыщенно заметил Виктор.   
          –     Тогда сегодня будет на полкроны дороже, любезный Виктор, – не глядя на девушек, подсчитал Роланд.


          На его лице была написана полная безучастность, но Виктор понимал, что это впечатление обманчиво, поэтому без возражений (он прекрасно знал, что спорить по поводу оплаты проезда с Роландом бессмысленно) достал кошель, отсчитал требуемую сумму и отдал её стражнику. При виде денег лицо Роланда оживилось. Он двумя пальцами взял с ладони одну из монет и взглянул на неё так, будто хотел посмотреть на просвет, а затем отправил деньги в карман. Лицо его вновь стало скучным. Он мельком осмотрел телегу и, махнув рукой, сказал:
          –     Проезжайте!
          Так Виктор и его спутницы попали во владения людей.


          Уже в кромешной темноте они подъехали к придорожному трактиру "Под раскидистым дубом", в котором Виктор частенько останавливался на ночлег по пути в Церестру. Это было небольшое и нешумное заведение, где можно было поесть и переночевать. Все трое были утомлены дорогой настолько, что, казалось, валились с ног.


          В полутемном трактире было тепло и пусто. Огромный камин уютно потрескивал дровами, давая по стенам неясные ответы пламени и являясь почти единственным, не считая пары восковых свечей за стойкой шинкаря, источником света. Посетителей почти не было. Только в углу, негромко беседуя, хлебали из одной миски свою луковую похлебку два кмета, да за столом, возле стойки, сидя лицом ко входу, не спеша жевал жареную баранину, прихлебывая пиво из огромной глиняной кружки какой-то длинный, тощий, пыльный и прыщавый субъект, одетый в застиранный и поеденный молью шерстяной плащ, накинутый поверх латанного-перелатанного сюркотта. Под верхней одеждой у тощего субъекта поблескивали металлом в зыбком свете камина ржавые доспехи, а на груди, прямо на сюркотте, был вышит фамильный герб, изрядно выцветший, тоже застиранный и порядком потасканный. На гербе можно было с трудом разобрать в верхнем поле церестрийского льва, а в нижнем поле располагалось какое-то дерево, и то ли змей, то ли дракон, то ли вообще веревка обвитая вокруг ствола. Весь герб был обнесен вокруг чем-то плохо различимым, кажется, венком. В общем, ни дать ни взять, молодой захудалый церестрийский вассал, явно не великого достатка, в дедовских доспехах. Наверняка из сопляков, только вчера оторвавшихся от мамкиной юбки.


          Виктор поморщился. Не любил он этих нищих искателей приключений голубых кровей. Все они болезненно воспринимали свою бедность и лезли, куда их не просят, лишь бы ткнуть лишний раз своим благородным происхождением. Этот, к тому же, был явно молод, от силы лет восемнадцати. Ничего хорошего это не сулило.


          Субъект, тем временем, оторвал от пивной кружки лохматую белобрысую голову и повернул к вошедшим свою прыщавую физиономию, от подбородка, поросшего мягким юношеским пушком, до самых пустых водянистых глаз, вымазанную бараньим жиром. Увидев Энджи и Бетти, он чуть не подавился куском мяса, и с икающим звуком проглотив его, утер лицо руками, а руки вытер об штаны. Затем юноша поднялся с лавки, шагнул навстречу новым посетителям трактира, выпятив тощую грудь вперед, и представился:
          –     Благородный сэр Гаривальд из Далигола!


          Он попытался схватить и поцеловать лоснящимися от жира губами запястье Энджи, но та ловко увернулась, спрятала руки за спину и присела перед прыщавым сэром Гаривальдом в легкий книксен. Бетти сделала тоже самое, а  сэр Гаривальд картинно отставил ногу, приложил правую руку к груди и чопорно поклонился.
          –     С кем имею честь? – улыбаясь и обнажая кривые желтые зубы, обратился сэр Гаривальд к девушкам, при этом демонстративно не глядя на Виктора.
          –     Меня зовут Энджила, а это Беатрис, – вежливо представила себя и подругу блондинка и одарила молодого человека своей обворожительной белоснежной улыбкой.
          –     Кхм-кхм! – откашлялся Виктор, обращая на себя внимание. Ему поскорее хотелось сесть за стол, а юноша перегородил дорогу.
          –     С кем имею честь? – брезгливо повторил молодой рыцарь, оборачиваясь к стоявшему возле дам мужчине, и добавил, презрительно оглядывая его с головы до ног. – Не вижу вашего фамильного герба. Каков ваш титул?
          –     Мое имя Виктор, – стальным голосом ответил тот. – Просто досточтимый Виктор. И все.


          Юноша громко отрыгнул, обдав вошедших пивным перегаром. Виктор, которого начала уже порядком раздражать эта заминка у порога, угрожающе двинулся прямо на прыщавого недоноска. Тот, опешив, отступил в сторону, и Виктор решительным шагом проследовал к свободному столу в углу зала, возле камина, прямо напротив притихших кметов. Девушки уселись вместе с ним. Сэр Гаривальд какое-то время постоял посреди таверны, сосредоточенно двигая нижней челюстью, а затем, скребя по полу волочившимся сзади длинным мечом в ножнах, вернулся за свой стол и припал к пивной кружке.
          –     Габриэль! – громко крикнул Виктор женщине, стоявшей за стойкой и машинально протиравшей глиняную посуду полотенцем. Она с готовностью оторвалась от своего занятия и подошла к столу.
          –     Как поживает Лесли? – вежливо поинтересовался у неё посетитель, когда женщина приготовилась выслушать заказ. Виктор всегда, перед тем, как распорядиться насчет ужина, обязательно перебрасывался парой фраз с хозяйкой или хозяином заведения. Ему нравилось останавливаться в этом трактире, и он считал хорошим тоном о чем-либо душевно поговорить с ними.
          –     Вы же знаете, досточтимый Виктор, – охотно откликнулась пожилая полная Габриэль и вытащив свои пухлые руки из-под серого фартука, всплеснула ими. – Нынче настали лихие времена, так тяжело, столько хлопот, а клиентов совсем мало! Лесли все время вынужден подрабатывать на таможне. Он сильно устает и от этого ему  нездоровится.

 
          Она печально вздохнула и, скорбно опустив глаза, покачала головой.

 
          Виктор прекрасно знал этот недуг хозяина таверны. Старик любил приложиться к бутылке и частенько уходил в запой.
          –     Надеюсь, Лесли скоро поправиться, – участливо заметил он.
          –     На то и уповаю, – снова глубоко и траурно вздохнула Габриэль, а потом совершенно другим, обычным своим голосом спросила. – Вам как обычно?
          –     Да, – коротко подтвердил Виктор.
          –     А вашим спутницам? – поглядев на девушек, поинтересовалась Габриэль.
          –     То же самое, – торопливо выпалила Энджи, не дав Виктору ничего сообразить.


          Габриэль посмотрела с некоторым недоумением сначала на неё, затем на Виктора. Он улыбнулся и кивнул в ответ на немой вопрос жены трактирщика, она нерешительно пожала плечами в том смысле, что, мол, хозяин барин, и ушла хлопотать на кухню.


          Через несколько минут  на столе стояли три бочонка пива, три больших глиняных кружки и огромное блюдо на котором покоилось полтуши молодого барашка, толстый пучок зеленого лука и ароматно пахнущая тушеная капуста. Рядом с блюдом лежали три хлебных каравая. Девушки оглядели стол и переглянулись.
          –     А ты, Витя, горазд поесть, – сказала Энджи с уважением.
          –     И попить, – добавила Бетти, глядя на пивные бочонки.
          Виктор, без лишних слов, откупорил один бочонок, налил всем пива и предложил:
          –     Давайте уже поужинаем. Устал я, как собака, честное слово!
          Они звонко чокнулись, залпом осушили кружки и принялись за еду.


          Вскоре за столом стало веселее. Барашек исчез с блюда, а на его месте образовалась груда обглоданных костей, рядом с костями в маленьком озерце бараньего жира одиноко плавала тонюсенькая ниточка капусты. Два пивных бочонка опустели и был торжественно откупорен третий.


          Виктор все время развлекал девушек забавными историями, а те не оставались в долгу. Особенно в этом преуспела Энджи: она была неиссякаемым источником всевозможных баек и анекдотов, порой ужасно пошлых, но почти всегда жутко смешных. К тому же, рассказчицей она была превосходной. Виктор то и дело похохатывал, а Бетти охала, периодически скисая от смеха до полного изнеможения.


          Они как раз отсмеялись над очередным анекдотом, Энджи заговорила снова, заговорщицки понизив голос:
          –     Приезжает как-то муж неожиданно из командировки...


          Тут Энджи неожиданно оборвала свой рассказ. Виктор заметил, что они с Бетти смотрят куда-то, поверх его головы, и обернулся.


           У него за спиной, пошатываясь, стоял на нетвердых ногах совершенно пьяный сэр Гаривальд, который не сразу понял, что его заметили, а когда до него это дошло, благородный отпрыск, заплетающимся языком, икая, произнес:
           –     Пр'красгные дам-мы. Я с-сэр Гр-ривальд из Дагли... дыаглиглола... э-э... из...э-э! Пр'шу вас-с про-а-аследуйте ко мне за стол-ик! ИК!
           –     Благодарю вас за приглашение, благородный сэр Гаривальд, – вновь демонстрируя свою ослепительную улыбку, отозвалась Энджи, – может быть, несколько позже.


           Осмелев от вежливого тона, пива и гормонов, сэр Гаривальд возвысив голос, внезапно гаркнул во все горло:
           –     Я настаиваю! – и топнул ногой, при этом едва не сверзившись на пол.
           Девушки прыснули смехом. Прыщавый начинающий ловелас немедленно пришел в бешенство и, неожиданно ловко и сильно схватив Энджи за предплечье, потащил её из-за стола. По испуганному лицу девушки Виктор понял, что ей больно, и она оторопела от такого реприманда. Белобрысый настойчиво продолжал её тянуть, вполголоса шипя при этом: "А ну пшли со мной ИК! шлюха кметская, я т'бе ИК! п'кажу любовь!"


          Больше медлить Виктор не стал. Он вскочил из-за стола, и крикнув:
          –     Ах ты гаденыш сопливый! – схватил  юношу за свободную руку и, ловко под неё поднырнув, резко вывернул так, что в плечевом суставе у сэра Гаривальда что-то громко хрустнуло. Дворянский отпрыск застонал, низко склонился к полу и отпустил девушку. Она села обратно на свое место, потирая руку выше локтя, а Виктор развернул дебошира по направлению к его собственному столу и с силой оттолкнул. Тот сделал по инерции пару шагов и, споткнувшись, растянулся на полу.
          –     Проспись и дуй домой к маме, сопляк! – с шумом выдыхая, крикнул ему вдогонку Виктор.


           Но благородный сэр Гаривальд и не думал униматься. Он поднялся сначала на четвереньки, потом встал на ноги и медленно вытащил из ножен свой длинный меч. Железка, видимо, оказалась слишком тяжелой для благородного сэра, потому что в первый момент он, от неожиданности, даже чуть не выронил свое оружие, но затем, с заметным усилием, приподнял его и направил в сторону обидчика.
          –     Готовься! Сейчас ты сдохнешь, собака! – с ненавистью произнес юноша.


         По тому, насколько внятно были произнесены эти слова, Виктор догадался, что прыщавый молокосос несколько протрезвел и теперь непременно желает поединка.


          "Ну вот, придется его успокаивать, – с досадой подумал он, становясь напротив неугомонного задиры. – Нет, чтоб уснуть себе в кроватке. Не имётся ему, так и норовит ужин испортить". 


          Виктор оценил расстояние, позу юного дуэлянта и весь напрягся, в ожидании. В тот момент, когда сэр Гаривальд натужно замахнулся и шагнул, чтобы нанести свой удар, Виктор резко бросился в сторону, сделал быстрый полуоборот навстречу противнику, на ходу выхватывая из ножен свой меч, и со всего маху плашмя ударил лезвием благородного отпрыска по заднице, вложив в удар всю свою досаду. От могучего шлепка по пятой точке молодой повеса выронил своё оружие, со страшным грохотом повалился на пол и разрыдался, громко всхлипывая и утирая обеими руками ручьями поплывшие из носа сопли. Виктор неторопливо подошел к горе-рыцарю, левой рукой подобрал его клинок и отнес к стойке, где невозмутимая хозяйка трактира продолжала, как ни в чем не бывало, протирать посуду.


          –     Габриэль, прошу тебя, подержи это у себя до отъезда гостя, а то ведь он ещё поранится, а это стало бы такой неприятностью для пылкого молодого дворянина, – издевательским тоном, громко сказал Виктор, отдавая оружие женщине.


          Тем временем сэр Гаривальд кое-как поднялся на ноги, одной рукой держась за ушибленный копчик, а другой размазывая по лицу слезы вперемешку с соплями. Виктор подошел к нему, по-прежнему держа в правой руке свое оружие, и приподнял лезвие своего меча. Юноша испуганно заслонился руками, но Виктор в следующее мгновение ловко засунул клинок в ножны и холодно, глядя прямо в пустые, испуганно бегающие водянистые глаза желторотого искателя приключений, проговорил:
          –     Дам один совет, благородный сэр Гаривальд из Далигола. Только один. От греха подальше езжайте домой. Прямо завтра с утра. В следующий раз на моем месте вполне может оказаться безжалостный рубака.
          –     Домой я не могу, – всхлипнул сэр Гаривальд, – я сначала должен убить дракона! Это мой обет, я дал его своей даме сердца.
          –     Так возвращайся и скажи, что убил. Хочешь, мы с Энджилой и Беатрис клятвенно подтвердим это твоей даме.
          –     Это неблагородно, – продолжал упрямиться сэр Гаривальд.
          –     Зато безопасно, – веско заметил Виктор и, повернувшись к стойке, добавил, – добрая Габриэль, прошу тебя, отведи юноше лучшую комнату. За мой счет.
          –     Зачем вы, право, я сам могу заплатить за себя! – гордо запротестовал сэр рыцарь.         
          –     На свои деньги купишь себе и своей даме леденцов, – с отеческой интонацией, не допускающей возражений, посоветовал Виктор и так глянул на благородного отпрыска, что тот сразу же замолчал и послушно направился вверх по лестнице на второй этаж, вслед за хозяйкой трактира.


          Виктор вернулся за стол, залпом осушил полную кружку пива, заботливо протянутую ему брюнеткой, и сообщил девушкам:
          –     Вот ведь, поганец, все настроение испортил! Дракона ему... Всех драконов поизвели уже...
          –     А ловко ты с ним! – восхищенно воскликнула Бетти. – Раз! Два! Три! И всё! Лежит, сопли на кулак мотает.
          –     Да ну его, насосался пива, сопляк! – с досадой проворчал Виктор. – Меч еле держит, а все туда же... Габриэль! – крикнул он, видя, что хозяйка вернулась за стойку. – Мне мою обычную комнату, а дамам соседнюю! – и повернувшись к своим спутницам предложил:
          –     Ну что – спать пойдем?


          Они дружно кивнули в знак согласия. Тогда все трое встали из-за стола и направились наверх. Виктор, по дороге, взял на стойке два ключа и отдал один из них Бетти, а другой сжал у себя в ладони. Кметы все так же продолжали сидеть за столом с пустой миской из-под луковой похлебки. Оказывается, они все это время находились в таверне и теперь опасливо, с уважением, смотрели, как Виктор поднимается по лестнице. Он чуть задержался на ступенях и строго поглядел на них. Селяне тот час же отвели свои глаза. Виктор усмехнулся, немного помедлил, а потом зашагал дальше.
          

           В коридоре второго этажа-мансарды царил полумрак. Тусклый свет исходил от одинокой, закрепленной в дальнем углу прохода лучины, едва освещая окружающую обстановку. Виктор услышал, как тихонько хлопнула, закрывшись за его компаньонками, дверь, повозился с замком своей комнаты, не сразу попав в полутьме в замочную скважину, и, наконец, поворочав ключом, отворил засов. Вдруг позади послышался какой-то скрип и неясный шорох. Виктор обернулся. Это была Энджи. Она совершенно неожиданно обвила руками его шею и, нежно прижавшись к Виктору, поцеловала его в губы, а потом отстранилась и тихонько сказала:
           –     Спасибо. Знаешь, я ведь в жизни повидала всякого, рано пришлось во взрослую жизнь окунуться. Мне частенько приходилось туго, но за меня никогда никто не заступался, хотя мужиков вокруг хватало... А теперь появился ты, Витя. Прямо, как ангел хранитель.


           Тут он впервые увидел, как Энджи смутилась и стыдливо опустила глаза. В колышущемся, загадочном свете лучины, это выглядело очаровательно.
           "Все-таки она прекрасна" – подумал Виктор.


           Энджи подняла взгляд и, посмотрев ему прямо в глаза, почти шепотом предложила:
           –     Только скажи, и я останусь с тобой до утра...
           –     Энджи... – Виктор растерялся. Чтобы не стоять, как истукан, он нежным движением поправил ей челку и спросил первую же глупость, что пришла ему в голову. –  А Бетти тебя не потеряет?


           В глазах у Энджи неожиданно вспыхнули какие-то непонятные искры, а через секунду Виктор почувствовал смутное движение у себя за спиной.
           –      Я вас ни за что не потеряю... – услышал он страстный шепот за спиной и почувствовал, как Бетти вдруг на мгновение нежно обхватила своими губами мочку его уха. – Скажи, Витя, ты когда-нибудь мечтал о гареме?
           Виктор оторопел. Голова его шла кругом от пива и от происходящего в этом полутемном коридоре.
           –      Ну, вы, блин, даете... – только и выдавил он обалдело, распахивая дверь своей комнаты.
 

                * * * * *


           Вдалеке, на возвышенности, за обширными, подернутыми легкой позолотой полями озимой пшеницы, показалось хаотичное, на первый взгляд, нагромождение плохо различимых с такого расстояния строений. Виктор повернулся к телеге и, показывая рукой в сторону этого нагромождения, крикнул:
           –     Вот и Церестра! Подъезжаем!
           Он пришпорил коня.
           –     Н-но! – громко понукала позади ленивую кобылу Бетти.


           Еще через полчаса пути они въехали на гребень невысокого холма, и перед ними открылась довольно широкая, метров триста шириной, со спокойным течением, река Егара. На другой стороне реки возвышался земляной вал в три человеческих роста, увенчанный деревянной крепостной стеной с двускатной крышей, бойницами и высоченными квадратными башнями. Одна из башен была больше других, уходя своим основанием в ров. В ней видны были огромные городские ворота. Из ворот выходила дорога и продолжалась до самой речной пристани, от мостков которой на противоположный берег была протянута толстая крученая веревка. Вдоль веревки к берегу, где остановились путешественники, медленно приближался, поскрипывая на волнах, деревянный паром.


           Помимо Виктора, Энджи и Бетти, ожидающих переправы на этом берегу почти не было. Стояла только набитая доверху полными мешками телега с двумя кметами, да мрачный верховой королевский фельдъегерь, весь пыльный, с бело-оранжевым плюмажем на каске и металлической бляхой, болтающейся на шее, на толстой железной цепи.
           –    Доедем быстро! – повеселев, сказал Виктор своим спутницам. – Скоро познакомитесь со стариком Карлеваном.


           Вскоре они переправились на противоположный берег и, сойдя с парома, проехали в монументальные крепостные ворота. Проезжая, Энджи и Бетти, задрав голову, оглядывали арку с огромной поднятой кверху деревянной решеткой и не переставали восхищаться. Американки никогда не видели средневековых городов и им все было в диковинку.


           Путники некоторое время петляли по узким и грязным, мощеным разнокалиберным булыжником улочкам Церестры. Город большей частью был застроен глиняными, потрескавшимися, замызганными и облупленными мазанками местной бедноты. Только ближе к центру стояло несколько каменных, двухэтажных, правда тоже затрапезного вида, домов. Самым, пожалуй, приличным зданием в городе была ратуша. Однако и в ней массивная распахнутая входная дверь безнадежно висела на одной единственной петле.


           Другое дело, королевский замок. Он находился в самом центре столицы, на возвышении, отделенный от остального города рвом с водой, через который был перекинут здоровенный подъемный мост. Замок имел высоченные стены из камня и четыре башни по углам, похожие на шахматные ладьи. Пятая и самая высокая башня венчалась длинным шпилем, на  котором, в слабом ветерке, лениво колыхался королевский штандарт с изображением белого церестрийского льва на красном фоне.


          К великому огорчению девушек, Виктор не поехал к королевскому замку, а перед самым въездом на подъемный мост свернул направо, к одному из двухэтажных каменных домов, после чего остановился.
          –     Всё, приехали, – сообщил он спутницам, а затем слез с коня, подошел к железным кованым воротам, ведущим во двор возле дома, огороженный внушительной каменной стеной в два человеческих роста и, схватив висящую сбоку специальную колотушку, гулко постучал в них.


          В воротах открылось маленькое окошечко, мелькнула недовольная мужская физиономия и сварливый голос лениво осведомился:
          –     Кто там?
          –     Извольте доложить почтенному господину Карлевану, – отозвался Виктор, – что к нему прибыл досточтимый Виктор с сопровождающими лицами.


          За воротами никому ничего докладывать не стали, а пробурчав "уже ожидают вас", со скрежетом отодвинули невидимый тяжелый засов и ворота медленно, словно нехотя, распахнулись. Виктор знаком показал Бетти, чтобы она проезжала во двор, а сам прошел следом, ведя Ориона в поводу.


          Внутренний дворик позади ворот был небольшим, но значительно более чистым, чем улица снаружи, стены дома, выходящие внутрь двора, были аккуратно побелены. Виктор оставил своего рысака у коновязи и подозвал своих спутниц к себе. По опыту он знал – о лошадях здесь есть кому позаботиться. Девушки соскочили с телеги, разминая затекшие от долгой езды ноги, и подошли к нему.
          –     Этот дом принадлежит Карлевану? – простодушно спросила блондинка.

 
          Виктор перехватил недовольный взгляд слуги, закрывавшего за гостями ворота и тихо, но веско попросил, обращаясь к ней:
          –     Энджи, ради всего святого, когда называешь чье-либо имя и это не кмет или простолюдин, обязательно добавляй досточтимый, благородный, или уважаемый. Тут не Нью-Йорк и мы можем запросто оказаться в яме за оскорбление какой-нибудь важной и влиятельной особы.


          Девушка испуганно закусила губу и торопливо кивнула в знак согласия.
          –     Прошу вас, следуйте за мной, – все так же недовольно проворчал слуга, направляясь к входной двери дома. Посетители послушно направились вслед за ним. Слуга привел их в обширную, заставленную красивой резной мебелью залу и, буркнув неприветливо: "ожидайте!" – удалился. Гости же, оставшись одни, принялись оглядывать помещение.


          Четыре огромные, в два человеческих роста, окна выходили на все ту же грязную городскую улицу. По бокам окон висели плотные гобелены, с изображением ярких цветных сцен охоты на различных животных. В одной из стен был устроен большой камин, в котором весело потрескивали поленья, распространяя мягкое тепло по обширным покоям. На оставшихся двух стенах висели картины в дорогих оправах, с портретами почтенных старцев и чопорных дам, а так же несколько весьма искусно выполненных пейзажей. Вдоль всех четырех стен были расставлены несколько красивых резных стульев, еще четыре таких стула стояли вокруг небольшого круглого стола, расположившегося посреди залы на мягком ковре с длинным ворсом и витиеватым орнаментом. На столе, в самом его центре, возвышалась массивная хрустальная сфера на специальной изящной подставке.
          –     Ух ты, красота какая! – завороженно прошептала Бетти, подходя к столу и протягивая руки к искрящемуся, переливающемуся на свету прозрачному шару.
          –     Думаю не стоит, – внезапно предостерег её голос из распахнувшихся двустворчатых дверей. Бетти от неожиданности вздрогнула и отдернула руки, а Виктор посмотрел на вышедшего к гостям придворного церестрийского чародея и обомлел.