Сучья доля

- Иван, Найда где?
- В зимовье, - Иван поднял затуманенные от водки глаза на жену и махнул рукой.
- Как в зимовье?! – Катя от неожиданности, скорбно прижав руки к груди, плюхнулась рядом на стул. Она только к вечеру заметила, что среди собак вернувшихся с Иваном с охоты нет Найды. Молодой красивой сучки, которая уже два раза принесла помет охотничьих лаек. Специально за щенками Найды приезжали к ним даже из дальних деревень, двоих щенков выкрали прямо со двора. И уже на следующий помет была очередь.
- Да течка у нее началась и так охота никакая, так этой сучке гуляться вздумалось, кобелей мне с ума свела. Я ж от злости ее чуть не пристрелил, - всасывая носом  тянущуюся оттуда слизь, бормотал мужик.
- Иван, собака где? – Катя, поджав губы, напряженно вслушивалась в пьяную речь мужа.
- Где, где… Запер я ее в дальнем зимовье, а сам на первое пошел. Кобели ко мне только через пол суток прибежали, чуть не перестрелял  и их  к чертовой матери…- Иван, поднял на жену затуманенные глаза, мотнул головой,
- Люблю я тебя Катька, дуру, так люблю…- и голова обреченно упала вниз. 
          Только уже больше двух лет Катя не исполняла свой « бабий долг» перед мужем. Опротивел он ей как то враз, тогда  когда соседка Галя рассказала, что ныряет Иван по каждой пьянке к косоглазазой  одиночке Люське. К той Люське только пьяницы и совсем пропащие мужики заглядывали. А своего Ивана Катя считала человеком порядочным, ну выпивал, с кем не бывает. А тут Люська! Тьфу!  И Катя покралась в след за мужем, дождалась когда у них с Люськой все сладится и вошла в незапертую дверь.
     И для чего ей это надо было она толком и не знала: толи чтоб полоснуть в один раз как ножом по сердцу, чтоб выпустить  из него все то теплое, что к мужу тянуло или чтоб была у нее теперь веская причина не подпускать его к себе больше…

- Иван, дней то сколько прошло? Ты за Найдой, почему не вернулся? – Катя чувствовала, как, поднимаясь, вскипает накопившаяся за долгие годы злость на мужа..
- Пожрать то ей чего оставил? Да не молчи, ты рассказывай?- осыпала она мужа вопросами не давая ему впасть в забвение..
- Я хотел вернуться, дак у меня ж на первом зимовье брага выигралась, а погоды для охоты нет -  тепло и снег в лесу что был и тот таять начал… Вот я к ней и приложился, а потом домой пошел, и про Найду только подходя к дому вспомнил. Чую, погано на душе как-то и вспомнил…
 Катя с отвращением посмотрела на сползающую с подбородка мужа слюну и будто переполненная чашка выплеснулась словами:

- Гад, ты Иван!  Сволочь! Ты ж предатель, видеть тебя не могу больше, все ж святое уже пропил, изверг, подлюга…               
         Кулак Ивана погрозил кому-то в воздухе и немощно упал на колени.

     Катя отвела младших детей к соседке. Старшим сыновьям наказала покормить утром скотину, печь к обеду протопить, а сама засобиралась в дорогу. Привязала к седлу кобылы рюкзак с едой и вскинув, мужью тозовку на плечо, подалась в лес.
- Завтра, к вечеру вернусь,- пообещала мать.
Собак даже свистеть не пришлось, они уже неслись  в лес, будто читая мысли хозяйки.

       Катя сразу почувствовала неладное подъезжая к зимовью. Тишина, ни звука.  От злости прикусив нижнюю губу смотрела она на огромную дубину припирающую снаружи дверь зимовья...
      Рядом с трупом лайки валялась обглоданная со всех сторон шкура сохатого…
      Катя еще долго сидела на топчане возле закостенелой Найды и казалось ей будто это она Катя лежит замертвервшая и охолодевшая с завернувшимися не от шерсти, а  от ненависти  к мужу кишками.
       В четырех часах езды до поселка услышала Катя радостный лай собак и вот из следующего поворота вынырнула сутуловатая фигура мужа.
 - Чой-то быстро пропился, совесть видать замучила,  -  равнодушно отметила про себя Катя.                Только ей Кате уже все равно. Решение она приняла еще там в зимовье.