Осенняя страна

Ты нажимаешь ладонью на ручку двери, и она с легким звуком открывается, позволяя странному дуновению проникнуть внутрь. Земля выстлана кленовым ковром из осыпавшихся красных и желтых листьев, порывы ветра доносят шорох древесных крон, и все новые и новые слетают под ноги. Это нужное место, но машина ему чужда, и она закрывает двери: отгораживаясь от осени, медленно пятится назад, взмывает в небо и быстро исчезает. Вокруг тебя остается только древняя земля.

Среди этой земли стоит крытый соломой дом с розоватыми и белыми стенами, из которых выглядывают опрятные окошки, украшенные чудными блестящими стеклами и наличниками из резного дерева; возле двери выстроена тисовая галерея, оплетенная плющами, и у дома два этажа. На террасе – люди. “Она приехала?”, спрашивает один другого, осторожно выглядывая в наружный простор, и видит тебя на лужайке. На его лице рождается изумление, затем узнавание, и быстрее, чем падает красный лист, он срывается с места, бежит навстречу. Ты протягиваешь руки, принимая дружеские объятия на долгий безвременный срок, которым кажется это мгновение. Вы почти незнакомы, но все вы братья и сестры.

Под деревьями звучит смех. Смеются не только люди, но и листья. Такова радость встречи после долгого отсутствия. Кузнец, сохраняющий память о странных ремеслах прошлого, приложил свою руку к каждому кирпичику дома, отпечаток его мастерства заметен везде. В любом предмете живет душа здешних обитателей, даже в цветочном горшке на окне, даже в брошенном у стены корыте, наполненном дождевой водой.
А следом на крыльцо выходит хрупкая жница с седыми волосами, которая могла бы быть женой кузнеца, но это, разумеется, не так. Она очень стара. Ты улыбаешься всем и пожимаешь протянутые руки, трогаешь с интересом неживую блестящую руку Рассела, маленького существа с хитрыми, но все же серьезными глазами.

Ты продолжаешь жить. Проходит время. Растут вскопанные грядки на огороде, и как странно выглядят эти ряды посаженных семян, если вокруг всегда осень.
- Завтра мы уже переезжаем, - задумчиво говорит кузнец одним прекрасным днем, и остальные молчаливо с ним соглашаются. Споров, вопросов быть не может, все заранее было известно. Ужин заканчивается, мастер уходит по своим невидимым делам, кухня пустеет, и ты тоже поднимаешься, даря последний задумчивый взгляд галерее банок, полных странного содержимого, что выставлены на полке и ждут своего часа. Пока не произошел переезд, хозяйка старается собрать побольше ягод где-то в стороне, ее фигура с трудом различима среди холодного леса, не принадлежащего больше этому миру. Ты задумалась и пропустила общий уход, но ты не единственная из таких.

Белокожий, бледный Рассел высоким голосом отвечает на твои вопросы. Сидя на лестнице второго этажа, вы спокойно переговариваетесь; в моменты молчаливых пауз ты пытаешься понять, человек ли твой собеседник или нет, но тщетно: легче вызнать тайны вселенной, чем секреты живых. Рассел всегда улыбается, но по его лицу не прочитаешь ни его возраста, но его пола, не поймешь, жив ли он вообще или существует только в границах старой памяти. Но он тоже хранитель дома, без него не может быть стойкости жилища, паутины в углу, старой керосиновой лампы, крыши и стен.

Ты узнаешь новое для себя. Дом, созданный кузнецом и наполненный усилиями каждого из трех, жив своей странной манерой. Не двигаясь и замерев среди уставших деревьев, он будто корабль на якоре. Не имея глаз, он смотрит и отзывается. Великие силы ушли на создание сущности его крыш и ступень, и под действием таких сил они не смогли остаться мертвым грузом.

Дом, это обиталище хозяина-кузнеца, хозяйки-жницы и Рассела, постоянно стоит в глубине октябрьской земли и будет стоять там вечно, в самом авангарде перемен – не приходящих с воздухом издалека, а пятящихся назад под натиском обитаемого мира. Стоит немного помедлить, и вот уже ветер, глядишь, стал морозным, деревья облетели дочиста, а над головами внезапно раздается шум заблудшего самолета. Это значит, что старый мир прикасается кончиками пальцев. Ты пришла сюда в самый подходящий момент, сама того не зная, когда осень изнашивается, а зима человеческая еще растет и крепнет. Только поэтому ты смогла на стальной машине пробраться так близко к дому. Выбраться отсюда куда проще, ничего не стоит – просто сядь, жди первого снега.
Безостановочная гонка между осенью и зимой, между пустотой и умиранием, движение с начала мира.

Смеясь – или делая вид, что его разбирает веселье – Рассел, твой источник информации, твой друг-двойник, рассказывает об одном утре. Как-то он проснулся, выплыл из своих цветных миротворческих слоев, или может, наоборот, вернулся в сонную реальность, а снаружи все – ох! засыпано белым снегом. Снежинки в воздухе: падают, кружатся, садятся на подоконники и мгновенно тают. Дом их не любит и не терпит. Тонкий беловатый покров, одеяло бесцветной краски, сыплющейся на осень – садится на деревьях шапочками пуха, растет среди грядок. Но голое пятно у стен, как фронт обороны упрямого генерала.

Тогда Рассел вышел и попробовал холод на вкус. Это был первый раз, когда он увидел разом так много декабря - по оплошности кузнеца, не придавшего намедни значения тонким намекам да событиям. Забылся, должно быть, но теперь-то спохватился. Рассел говорит тебе, что они все ждали вечера внутри дома, сердито глядя на растущую пелену снега. Кузнец шепотом ругает себя – слишком далеко зашли. Зима окружила, хитро обошла их делянку с тыла и набросилась зверем.
Где-то недалеко, кажется, проехал автомобиль. Под вечер показалось Расселу, что он даже слышал далекий гудок поезда. Ты понимающе киваешь головой, ведь и сама прибыла сюда таким путем, сквозь истончившуюся грань событий.

В эту ночь, продолжает твой рассказчик, приходится задействовать все силы, чтобы перетащить маленькую колонию против течения времени. Рассел, бесполое и хитрое дитя, снова берет тебя за руку и честно сообщает, какие кошмары ему тогда снились, и как выла за окнами поверженная метель-зима. И эти шаги в коридоре… Больше таких промедлений кузнец не позволял себе: в нужное время дом переходил, и зима всегда оставалась обманутой на первых подходах, со всеми ее ревущими самолетами и поездами, и чужими машинами, и бензиновыми облаками: накатывается и отбрасывается прочь. Зиме нет места. Это осенняя страна.

- Переезд, - говорит Рассел, - сама суть нашей жизни. Нашей, и жизни дома.
Снежинки определяют крайний срок. После него сдвинуть мир гораздо труднее, если вообще не слишком поздно. Снегопад был хорошим, горьким опытом. Давние времена, иные цвета. Кто-то с тех пор закончил свой путь и удалился на покой.
- Когда-нибудь придет время и мне уйти, - утверждает Рассел.

Но разве у вас не создается чувства, что вы постоянно отступаете под натиском победителей, спрашиваешь ты. Он опять смеется. Да, конечно, в некоторой степени ты права. Это наше испытание, наш змей-искуситель, движение в первых рядах увядания – с точки зрения людей, но разве не лучше ли думать об этой скрытой стране как о последнем ряду в цепи постепенных улучшений? Послушай старого мастера, послушай кузнеца, он всегда подчеркивал: этот край вечен. Осенняя страна не из тех, что умирают под ботинками первопроходцев.

Тем временем темнеет. Возвращаются хозяева, и ты идешь в свою новую комнату. Слов о твоем положении не сказано, но здесь же многое понятно без слов. Ты остаешься, как новый обитатель дома, до конца. На ночь все шторы задергиваются, все огни гасятся – предстоит великое действо, внешне никак не проявляемое. Однако твой сон ничем не нарушен, а утром вокруг нет ничего старого, это поразительное зрелище – клены едва желтеют, а река терпеливо журчит в отдалении, неся в себе крупицы летнего тепла. Ты не можешь найти жницу, но кузнец отвечает, что она ушла дальше, за границу видимости, потому что теперь-то, теперь время вернулось назад и можно делать это без боязни потеряться. Он показывает на лес, а Рассел оказывается рядом, подмигивает – и тебе становится ясно, какая роль в этом меняющемся мире отведена тебе.

(2014)