Женские мечты о дальних странах. Глава VI

1995, сентябрь

Пока добирались до места, Алексей, не отрываясь от вождения, рассказывал о том, как действовал в отсутствие Чебакова.
— Пять раз обедали со Светой в кафе. Бесполезно. Света стала отказываться. Говорит: «узнает араб, начнется тут танец с саблями. Не хочу в очередной раз из-за тебя свою жизнь портить». А за эти пять раз Галкина знакомая даже мимо не прошла.
— То есть Юлькина.
— Да. Я говорю Свете: давай походим по ближайшим конторам, магазинам... Ты ходи сама по себе, а я — на расстоянии. Чтобы никто нас вместе не видел. Она отвечает, что так и без меня походит. А если заметит ту самую, даст знать. Два дня назад звонит: нашла. Вечером встретились, показала.
Маклаков остановился, заглушил двигатель.
— Здесь выйдем, немного пройдем пешком. Чтобы машину не светить. Ты ведь тоже так делаешь? Я даже не знаю, на чем ты ездишь.
— Вы поговорили с этой девушкой?
— Нет. Света сказала: «все, больше никаких дел». А мне тоже не с руки. Еще испорчу что-нибудь.
Он обернулся, взял с заднего сиденья папку на молнии, расстегнул ее, положил Чебакову на колени.
— На! Чтобы тебе проще было.
Внутри папки Вадим обнаружил пару экономических журналов — видимо, для объема, две фотографии Гали, очень плохонькие, мутные, и милицейское удостоверение. Алексей прокомментировал:
— Фотки каким-то чудом нашлись у Светы. Они там вместе. Я переснял одну Галку. А это, — он кивнул на корочки, — хочешь, воспользуйся. Чего-то надо говорить девушке: кто ты и почему? Ты же не можешь всем рассказывать свою историю.

Чебаков раскрыл корочки, улыбнулся: в углу на снимке - его безбородое лицо, мастерски прилепленное к милицейской форме с погонами старшего лейтенанта. Документ выдан на имя Егорова Леонида Михайловича. Маклаков испытующе посмотрел на друга.
— Как тебе имя?
— Хорошо. Чем проще, тем лучше. А то я сижу и думаю, с какого края к ней подойти. Спасибо.
— Пустяки — час работы. Конечно, настоящим ментам с такой корочкой лучше не попадаться, а так — сойдет.
Они вылезли из иномарки, двинулись по улице, свернули в подворотню, дальше — через дворы.
— Слушай, Вадик, а как твоя версия с клофелинщиками? Читал газеты?
— Даже нашел там фотороботы.
Он достал из кармана, подал Маклакову листы – приблизительные портреты предполагаемых преступников, описание внешних данных.
— Не узнаешь?
Маклаков почесал затылок.
— Ну, вообще... на Галку немного похоже...
— А на того, с которым ты выпивал?
— Если только в самых общих чертах. Ну и рост подходящий...
Они вышли со двора в переулок, Маклаков взял Вадима за рукав, увлек за собой, подтолкнул к дверям с вывеской «Агентство недвижимости».
— Так что про свою работу она не совсем с потолка. Видимо,  был какой-то опыт. Я внутрь не пойду. Девушку зовут Ольга Плужникова. Они там все с бейджиками, разберешься. Лет двадцать пять, высокая, рельефная и не очень симпатичная. А я жду тебя в машине. Не заблудись.
Развернулся, исчез в подворотне. Чебаков вынул из кармана корочки, раскрыл их, поразмыслил и переступил порог агентства.

В небольшом помещении офиса к нему сразу обратилась одна из сотрудниц:
— Вы по какому вопросу? Обмен? Продажа?
— Я - к Ольге Плужниковой.
Девушка посмотрела за спину Чебакову.
— Оля, к тебе.
Плужникова взглянула на посетителя через плечо и кивнула на стул рядом с собой.
— Пожалуйста, садитесь!
Он занял указанное место, она улыбнулась:
— Обмен?
Вадим заговорил тихим голосом:
— Нет. Я из милиции.
Достал удостоверение, показал его Ольге, и та заметно встревожилась.
— Это из-за квартиры в Пушкарском переулке? Секунду. Для таких разговоров у нас есть юрист. Я позову...
Чебаков поспешил успокоить ее:
— Нет-нет. Я не по поводу вашей работы.
Он достал из папки фотографию Галины и положил перед Ольгой.

Все еще опасаясь подвоха, она взглянула на снимок, потом внимательно посмотрела на Чебакова, ответила казенным тоном:
— Больше года назад я уже отвечала на вопросы милиции... когда Юлькина мать подала заявление об ее исчезновении. А разве в милиции носят бороды?
— Так надо.
— Понятно.
Помолчала и спросила, уже не скрывая заинтересованности:
— Юльку нашли? Она живая?
— Пока не нашли. Но... появились новые обстоятельства. Поэтому... я хочу знать о Юле все, что известно вам.
Плужникова взяла паузу, откровенным взглядом оценила его внешний вид.
— Вы что, из Владимира?
— Да.
Она облегченно вздохнула, поверила наконец, что визит не имеет никакого отношения к Пушкарскому переулку, достала из ящика стола сигареты, зажигалку.
— Хорошо. Может, перейдем в другое место? Здесь нельзя курить.
Чебаков забрал фотографию, поднялся и последовал за ней в одну из дверей, за которой оказалась крохотная комната отдыха с распахнутым в глухой дворик окном. Ольга закурила.
— Кофе?
— Спасибо, но...
Чебаков не успел договорить — вошла еще одна сотрудница, видимо, рассчитывавшая покурить в компании, но быстро оценила обстановку, произнесла «пардон», затушила сигарету и удалилась. Вадим огляделся.
— А мы не можем выпить кофе где-нибудь поблизости от вашего офиса? Чтобы не стеснять ваших коллег.
— Вы приехали из Владимира, чтобы встретиться со мной?
— Не только...
Плужникова взглянула на часы.
— Здесь поблизости есть уютное местечко. Но мне нужно минут десять, чтобы закончить работу.
— Тогда через десять минут на улице, у дверей агентства...

Плужникова вышла раньше. Она взяла его под руку и повела к тому самому кафе, где недавно Света назначала Вадиму встречу. Официант улыбнулся Ольге, как старой знакомой, взглянул на Чебакова, пытаясь что-то припомнить. Они заняли столик у окна. Вадим заговорил первым:
— Часто здесь бываете?
— Теперь не очень, а раньше частенько. Может, вы хотите поесть? Здесь очень неплохо кормят.
Вадим попросил у официанта чёрный кофе. Плужникова заказала  эспрессо и ягодное пирожное, заглянула Чебакову в глаза.
— Леонид, а может, вы стесняетесь? У вас, наверное, не такие большие командировочные, чтобы обедать в кафе. Я могу вас угостить.
— Денег у меня достаточно.
Ольга улыбнулась.
— Вы, наверное, коррумпированный милиционер?
Чебаков улыбнулся в ответ.
— Не очень.
— Вы из какого РОВД?
Он на секунду замялся.
— Из центрального. Напишете моему начальству про то, что я взяточник?
Она посмотрела на него многозначительно.
— Зависит от того, как вы себя проявите. А какую школу вы окончили? Я — двадцать первую.
— Я окончил школу в другом городе. Может, поговорим об исчезновении Юли? А то как-то неловко? Вроде вопросы должен задавать я.
— Конечно, поговорим. У меня весь вечер свободен. А как насчет вас?
Она чуть прикусила нижнюю губу. В ее глазах, в интонациях был намек на легкую интрижку. Но Чебаков, занятый мыслями о том, как лучше сыграть милиционера, не сразу это понял, а когда понял, растерялся. Возникла неловкая пауза, Ольга испугалась, что может упустить добычу, поспешила с разъяснениями:
— Извините. Просто у меня давно не было гостей из Владимира.
Сказала про гостей из Владимира, но прозвучало так, что у нее давно не было мужчины. Смутилась, тем самым выдала себя и перестала притворяться, посмотрела, словно попросила: «Ну, что же ты, земляк, не бойся, будь настоящим мачо!» Ее голос дрогнул от нетерпения:
— Что скажете, Леонид, сколько у вас времени?
Чебаков пожал плечами:
— Да... в общем... с остальными делами я закончил.

Ольга закурила, Вадим вдруг понял, что добиться своей цели ему будет проще не в роли опера, а в роли любовника, и чрезмерное напряжение ушло. Девушка сразу почувствовала происшедшую в нем перемену и с явным облегчением продолжила охоту:
— Спешите к жене? Или можете позволить себе... немного задержаться в столице? В прошлый раз ваши коллеги допрашивали меня чисто формально и мало что узнали.
Чебаков посмотрел на нее уверенно.
— Могу позволить.
— Тогда не торопите меня... и я расскажу все, что знаю. Только для таких рассказов нужна другая обстановка.
Она затянулась, выпустила дым, ее взгляд стал туманным.
— Чтобы рассказать про Юльку, я должна вспомнить почти всю свою жизнь. Мы ведь дружили с детства. Готовы выслушать длинную историю?

Вечером Вадим подумал, что тяжесть обстоятельств и череда неудач — это всего лишь зеркальное отражение легких побед, которые ждут тебя в будущем. Только до него надо дойти, дожить. Он, похоже, дожил. И пусть Галя в обнимку с подельщиком пока загорает на воображаемом пляже у неизвестного моря, но вот конец веревочки, по которой можно добраться в эту дальнюю даль. Ольга Плужникова, озабоченная тем, что все проходит мимо и в веселую годину сексуальной революции ей почти ничего не перепало, стала для Чебакова подарком, на который он даже не надеялся.
Он лежал в ее кровати и завороженно рассматривал фотографии двух девочек — долговязой угловатой Оли и красотки Юли. «Сколько им здесь, — думал Чебаков, — лет по двенадцать? Пройдет еще столько же, и обе станут моими любовницами. Одна обманет меня по крупному, другую обману я, но по мелочи. Какая ей разница, кем я представился — милиционером, космонавтом, поэтом, лишь бы оказался мужчиной, который не побрезгует ее нескладной фигурой и грубой кожей». Чебаков оказался таким. Сам себе удивлялся — в какой момент он перестал бояться близости с незнакомой женщиной? Помнил, как волновался, когда Галя пришла к нему впервые, — до дрожи! Оттого долго ничего не получалось, потом долго получалось кое-как. Думал, она терпит его из деликатности, и все больше влюблялся. А чтобы изменить ей в командировке, и мысли не допускал. Теперь вот без всяких сомнений, сделал все, ради чего позвали, словно прожил с Плужниковой два года и они давно притерлись друг к дружке. Кто отучил его от рефлексии — хуторянка Катя или Женька? Или дело в том, что все пространство его души, предназначенное для переживаний, захватила главная беда и для всякой ерунды просто не осталось места, ничтожные испытания теряются на фоне постоянного стресса?

Ольга вернулась из кухни, сама открыла бутылку вина, разлила его по бокалам и заговорила, улегшись рядом с Вадимом:
— Мальчики всегда бегали за ней и мирились с моим присутствием, потому что я была ее подругой. Как думаешь, может, я до сих пор на нее из-за этого злюсь?
— Я не очень разбираюсь в этих женских делах.
Плужникова закурила.
— Да ладно... ты же видишь, какая я была страшненькая. Но если бы не я, Юлька пропала бы гораздо раньше. Знаешь, сколько раз я спасала ее от всяких подонков... начиная с восьмого класса, когда ее сильно потянуло к старшим пацанам. Просто не удержать. А потом вытащила ее в Москву, устроила к себе в контору... несколько месяцев спали с ней на этой кровати. А за квартиру платила я одна.
Чебаков не смог скрыть удивления.
— Она спала здесь?
Ольга усмехнулась, неверно расценив его реакцию.
— Да ты не думай, я не лесбиянка. А Юлька — та могла. Просто я не в ее вкусе.
— Она лесбиянка?
— Да нет. Но Юлька могла все. Через два месяца она ушла из риелторской конторы и стала пропадать по ночам. Сказала, что завела любовника. А на самом деле трудилась в элитном борделе. Потом по пьянке призналась. Слушай, а что ты там говорил про новые обстоятельства ее исчезновения?
— Есть подозрения, что она была связана с одним преступником. Ты не помнишь рядом с ней высокого, крепкого мужчину?
— Помню. Пару сотен. И каждый второй наверняка преступник. Тебе которого?
— Как давно и куда она от тебя съехала?
Плужникова задумалась, затянулась.
— В декабре девяносто второго... перед самым Новым годом. Я думала, будем вместе встречать, а она сбежала. Сука, испортила мне праздник... и даже не позвонила поздравить... и вообще пропала. Я во Владимире заходила к ее матери, узнать телефон. А мать говорит: нет телефона, но иногда, мол, Юлька сама звонит. А потом один раз я ее встретила в кафе, где мы сегодня сидели... так она меня быстро спровадила, обещала позвонить... и с концами.
— Она наверняка ушла от тебя к мужчине. Постарайся вспомнить.

Ольга снова затянулась, пустила к потолку струйку дыма.
— А ведь точно, был такой... высокий, крепкий... и звали его... Кирилл. Я слышала ее разговоры по телефону. Она звонила в какую-то... заставу.
— Заставу?
— Ну да. Наверно, название. «Алло, это застава? Кирилла позовите!» И один раз я его видела. Он приехал за ней, а я в окно выглянула. Вылез из машины, встретил ее... на нем еще униформа была... черная... и надпись на спине. Это и есть твой преступник?
— Может быть.
— А иногда... рядом с ней появлялись такие хорошие мужики... было так за них обидно: как они не видят, с кем связались? Мне бы такого в мужья, я была бы счастлива выше крыши, ноги бы ему по вечерам мыла... а она его соблазнит на раз-два, да так, что он по уши влюбится... возьмет, что ей нужно, и бросит. Такая сука.
Чебаков закрыл глаза — «как бы не выдать себя». Ольга склонилась над ним, прошептала нежно:
— Эй! Да ты засыпаешь, мой маленький мент. Скучно стало?
Она поцеловала его в губы, он не отреагировал.
— Утомился? Ну, спи. Надеюсь, утром ты меня еще раз допросишь... с пристрастием.
Выключила свет, легла ему на плечо и вскоре шумно засопела. Вадим открыл глаза, улыбнулся: «Бедная Оля, у нее и с дыханием проблемы».

Ему снилась съемная квартира, в которой они жили с Галей. Сквозь открытое окно в большую комнату врывается ветерок, теребит легкие тюлевые шторы. Вадим сидит посреди комнаты на стуле, ноги в тазике с водой. Рядом на полу лежат мыло и полотенце. Он все оглядывается по сторонам, как будто ждет, что вот сейчас кто-то появится и помоет ему ноги, но никого нет. Тогда он встает и, оставляя на полу мокрые следы, идет по квартире... наконец заглядывает в спальню... и видит на кровати Плужникову и Галю... которым не до него — они копошатся под простыней. Чебаков ужасается и с поникшей головой выходит на балкон. С балкона открывается чудесный вид на длинный безлюдный берег и море... впрочем, не совсем безлюдный. Вадим присматривается и замечает мужчину в черной форме и темных очках. Черный человек поднимает винтовку, целится... и вот уже Чебаков видит себя в перекрестии снайперской оптики... еще секунда — и выстрел.

*

Утром раздосадованный Маклаков спешил в кафе — десять минут назад по телефону Чебаков назначил ему встречу. Увидев друга, Вадим улыбнулся:
— Я уже сделал заказ.
Алексей не стал скрывать свое настроение:
— Я, между прочим, ждал тебя три часа, потом пошел в агентство... потом всю ночь не знал, что думать... может, ты уже того...
— Извини, Леха... я остался жив.
Маклаков сбавил обороты.
— Что это значит? Ты где ночевал?
Чебаков не спешил отвечать, смотрел на друга уставшими глазами.
— Не поверишь.
— Ты ночевал у нее?
— Леха, что-то произошло в этом мире... если даже я теперь — плейбой. Она почти сразу увела меня к себе, я не мог тебя предупредить.
Маклаков хмыкнул, смягчился окончательно.
— Мир, конечно, изменился за последний год... но и ты стал другим. Даже Света отметила, говорит, что внутри тебя поселился настоящий мачо...
Чебаков глянул на друга с подозрением.
— Снова говорите с ней на такие темы?
Алексей смутился:
— Мы все-таки пять раз обедали, не сидеть же молча...
Рыжий официант принес тарелки, поставил их перед друзьями, удалился с благодушным видом — похоже, что в его глазах Чебаков был реабилитирован. Маклаков поспешил сменить тему:
— А на что-нибудь еще у тебя открылись глаза... в эту ночь?
— Оля рассказала все, что знала. … Галя врала умеренно... то есть говорила почти правду. Звали ее не Галя Воронова, а Юля Кочетова, жила не в Березняках, а во Владимире, окончила не филфак в Ярославле, а была исключена из родного владимирского пединститута... Так что... если она мечтала о Парагвае, ее можно поискать где-нибудь в Уругвае...
— А как ее подельщик?
— Очень надеюсь, Леха, что ты о нем позаботишься. Звали его Кирилл, высокий, крепкий. В девяносто втором, в девяносто третьем, а может, и до самого лета девяносто четвертого, пока я не приземлился в Богучаре, он работал в конторе, у которой в названии есть слово «застава». Частная охрана или в этом роде. Попробуешь отыскать?
— Если такая контора была, я ее найду. А как узнать про этого Кирилла? Туда с липовой ксивой не придешь. Они же профессионалы, сразу расколют.
— Если это ЧОП, то они обслуживают бизнес. А в бизнесе у нас много знакомых.
Маклаков улыбнулся.
— Точно. Если не друзья друзей, то приятели приятелей.
— Только осторожно.
Алексей принялся за еду.
— Не переживай. Я в ближайшее время хочу стать папой. Кстати, надолго не пропадай, возьмем тебя крестным отцом.
— Звучит впечатляюще: крестный отец.
— Лучше, чем плейбой.

*

В те первые недели, когда Чебаков еще только налаживал производство кирпича в Комсомольском, у него порой возникало ощущение, что он пытается вылепить фигуру из мутной жижи. Такими отчаянно непригодными для работы оказались пролетарии, которые пришли устраиваться в цех, были приняты и почти сразу запили — по одному, по два, а после аванса — поголовно. Всего-то через два года, после того как рухнул СССР, всем стало наплевать на трудовую дисциплину и моральный облик, очень многие уже не могли собрать себя в кучу, забыли о мужском достоинстве, о необходимости кормить семьи, воспитывать детей. Лучшая метафора той кадровой текучки — импортный спирт и дешевая водка, которые звонко булькали по стаканам. Казалось - все: ничего не выйдет, но мало-помалу затвердело, удалось собрать со всей округи полтора десятка более-менее вменяемых человек. Среди них числился и Валентин Анатольевич Волгин. Но его недавний срыв и перевод на карьер, где добывалась глина, выбили мужика из колеи. Он знал, что строгий начальник в Москве, и решил опохмелиться. К обеду на пару с экскаваторщиком они так набрались, что один пошел спать в кусты, а второй сел за рычаги своего агрегата, зачерпнул полный ковш земли и крепко присыпал собутыльника. А потом — еще раз и еще, и если бы его не сморил сон, над телом Валентина мог вырасти настоящий курган.

В этот же день Виктор Прохоров ехал в Москву после очередного визита в Березняки. Он остановился на обочине загородной трассы и вылез, чтобы справить мелкую нужду. И тут мимо него промчался на «Ниве» Чебаков, который возвращался из столицы в поселок. Так они пересеклись во второй раз. Вадиму что-то показалось — то ли знакомый джип, то ли фигура, но он был сосредоточен на новых впечатлениях. А Прохоров стоял спиной к дороге, иначе как знать, - глаза у него были профессионально цепкими. И в общем, непонятно, почему снова повезло Чебакову. Оба провели неспокойную ночь с женщинами и алкоголем. Отчасти оба были виновны в своих неудачах. Может, дело в том, что Виктор выпил пол-литра водки, а Вадим только бокал вина? А может, в том, что Прохоров изменял с шалавой законной супруге, матери своих детей, а холостой Чебаков лишь согрел измученную одиночеством Плужникову? Но это все вопросы без ответов, поскольку — ну, реально! — не дано нам понять, что и как происходит, из чего вытекает и куда однажды впадет.

Чебаков въехал во Владимир, не спеша катил на «Ниве» по окраинному городскому району, по разбитым дорогам между ветхих облезлых домов, смотрел на их номера, нашел нужный, свернул за угол на соседнюю улочку, остановился, вернулся назад пешком. Определившись, в какой подъезд заходить, огляделся — не следит ли за ним кто подозрительный, достал из кармана милицейскую корочку, шагнул внутрь парадного, но тут же снова появился и прочитал объявление на дверях: «Товарищи жильцы, по поводу отсутствия горячей воды и неисправной канализации собрание 28 сентября в 19.00 во дворе».
Поднимаясь по ступеням, Чебаков морщился от неприятных запахов, от похабных надписей и рисунков на стенах, от черных пятен на потолке. Позвонил в дверь. Открыла женщина под шестьдесят, вконец уставшая от жизни, неопрятная, непричесанная. Вадим кивнул ей приветственно:
— Здравствуйте! Меня зовут Леонид Егоров. Я корреспондент «Владимирских ведомостей»... по поводу ваших жилищно-коммунальных проблем...
Женщина поправила волосы.
— Это вам надо к старшей по дому, в пятую квартиру. Она все расскажет.
— Я к ней зайду обязательно, но сначала хотел бы поговорить с кем-нибудь из жильцов. В районной администрации уверяют, что старшая по дому выражает не общее мнение, а только свое, и на самом деле все не так плохо.
— Да они там наговорят. Сволочи! И вы тут тоже...
Чебаков поспешил перебить ее:
— Мне нужно составить объективную картину, и потому я хочу поговорить с разными жильцами. Вас как зовут?
Мать Юлии хотела было хлопнуть дверью, но уважительный тон Чебакова ее успокоил.
— Ну, Елена Гавриловна меня зовут.
— Елена Гавриловна, вы уверены, что горячей воды действительно нет. Ведь обещали пустить.
— Да что вы... в самом деле...
Она ушла в глубь квартиры, Чебаков — следом, задержались возле ванной комнаты. Мать Юлии покрутила краны, демонстрируя, что в трубах пусто.
— Я понял. Вы пенсионерка?
— Давно. По инвалидности.
— Значит, имеете право на льготы.
— Льготы... какие льготы? Пенсии не дождешься. Льготы...
На глазах у нее выступили слезы. Чебаков исподтишка огляделся: в квартире нищета и полный разор, украденные у него деньги здесь даже не ночевали. В серванте он заметил фотографии, среди которых - и Юлины. В разном возрасте. Эта находка заметно ободрила его.
— Елена Гавриловна, а по жировкам вы платите за горячую воду и канализацию?
— Нет, я уже два месяца не плачу - нечем.
Она посмотрела на Чебакова, а тот все не мог оторваться от снимков. Женщина забеспокоилась:
— Что? Что вы там смотрите?
Чебаков начал играть узнавание и поймал себя на мысли, что ему все проще входить в разные роли.
— Это же... это Юля Кочетова, нет?
Елена Гавриловна растерялась.
— Ну?
— Когда-то мы вместе учились на филфаке... Правда, со второго курса она ушла...
— Ушла... Выгнали.
— Это ваша дочь?
— А то кто?
Чебаков выждал паузу.
— А знаете? Я ее любил. Красивая девушка.
Мать Юли с горечью махнула рукой, отвернулась в сторону, потом с чувством вины глянула на гостя.
— Ее многие любили... да только она - никого. Даже мать свою. Уже больше года ни слуху ни духу. И раньше не баловала, а теперь вот и вовсе пропала... Да вы, поди, сами знаете, какая она... сказала бы, когда бы не родная дочь... Вы вот выучились, корреспондент... а у нее на уме всегда было только одно — красиво погулять... А может, и в живых уж нет. — Она посмотрела на Чебакова глазами, в которых горе, обида, бессилие. — Стыдно перед людьми: вроде двоих детей растила... одна без мужа... а кого вырастила? Сын спился. Дочь — прости Господи...
— У всех своя беда, Елена Гавриловна...
Но женщина его уже не слышала, причитала:
— Где же ты, доченька...
— Извините. Не буду я вас расспрашивать про канализацию... пусть кто-нибудь другой пишет эту статью... Я ведь и в самом деле любил вашу дочь.
И вышел из квартиры.

На выезде из Владимира он уперся в опущенный шлагбаум. Мимо железнодорожного переезда медленно тянулся длинный товарный состав. Чебаков заглушил двигатель, достал из папки фотографию Гали, положил ее перед собой на панель, пристально вгляделся в черты некогда любимого лица.
— Неужели ты и в самом деле такая сука, Юля Кочетова? А я ведь до последнего верил, что тебя заставили.
Стучали на стыках вагоны товарного состава.
— Видишь, как близко я подобрался? Посмотрел, где ты выросла. Ужасно, конечно. Но чтобы отсюда вырваться, не обязательно становиться сукой. Например, Оля Плужникова — худо-бедно, но устроилась в Москве, никому не испортила жизнь.
В ответ он услышал Галины возражения, и голос ее был таким настоящим, что Вадим даже глянул в зеркало — может, она на заднем сиденье.
«Да? Нашел с кем меня сравнить. Очень обидно, Вадик. После моих губ, моей нежной кожи, шеи, груди, после того, как я тебя ласкала больше года. Или теперь тебе все равно, куда втыкать?»
И тут Чебаков с удивлением обнаружил, что желание обладать Галей никуда не делось, — от низа живота по телу пробежала горячая волна. Он почувствовал, как кровь прихлынула к лицу, густо покраснел, откинулся на кресле, усмехнулся.
— А вот я отошлю... все, что узнал, Виталию Ивановичу. Он вас быстро найдет... на самом диком пляже... уткнет мордами в белый песок, подвесит за ноги на высоких пальмах, рядом с бананами, опустит на дно синего моря, скормит кровожадным акулам...
«Уткнет мордами... Надо же сколько пафоса... Любишь меня по-прежнему, хочешь. И только я могу успокоить...»
— Да пошла ты!
Он убрал с панели фотографию, запустил двигатель. Товарняк проехал, шлагбаум поднялся…

*

В кабинет Юрия Матвеевича зашел Щегол. Глава администрации сидел в кресле за столом, как в окопе перед вражеской атакой, — на широкой красной морде насторожились глазки исподлобья. Пожали руки, как близкие знакомые, но без всяких улыбок и тому подобного. Они были связаны нечистыми делишками и всегда ждали друг от друга подвоха, но при этом легко объединялись — если выгодно. Бандит сел напротив чиновника. Юрий Матвеевич кашлянул, очищая от мокроты легкие и горло, вынул из ящика салфетку, вытер рот.
— Ну, чем обязан? Появились какие новости?
— Я - про «Николаевский кирпич».
Глава администрации хмыкнул:
— А чо про него... Толочь из пустого в порожнее. Если не по зубам, так не по зубам.
— По зубам. Уже по зубам.
Юрий Матвеевич сощурился.
— Нашел кого покруче, чем банк «Евразия» и замминистра финансов?
— Зашел с другой стороны.
— В заднюю дверь, стало быть. Или в окно? А может, через трубу? Они печку открывают, чтобы каравай достать, а ты тут как тут со своей камарильей!
Щегол тоже не стал сдерживаться от сарказма:
— Слышь, Матвеич, кончай эти присказки. Не на выборах. Хорош изображать мужика от сохи!
Но тот нисколько не оскорбился, даже наоборот, глянул веселее.
— А я и есть простой мужик от сохи.
— Видел я, как ты пашешь, — неглубоко и недолго. Только раздраконишь бабу — и в кусты.
Чиновник озлился:
— Да ладно! Тоже мне половой гигант! Чтобы я с вами еще раз в баню...
Щегол перебил, заговорил примирительным тоном:
— Короче. Хотел я на них наехать уже в следующем месяце... и забрать хотя бы часть акций. Только решил подождать. Они собрались расширить производство. Пусть работают. Если отжимать, то кусок пожирнее.
Юрий Матвеевич взял паузу, посмотрел в окно.
— А если не успеешь? Продадут акции банку или еще кому...
— Решат продавать, я узнаю.
Глава администрации сощурился.
— И кто там на тебя шустрит?
— Мои дела. А к тебе пришел вот зачем... По любому будет нужен административный ресурс. Когда я начну, ты должен доказать на бумагах, что они неправильно оформили документы на карьер, не платят налоги, нарушают экологию и все остальное.
— Когда?
— Может, зимой, а может, к весне... как карта ляжет.
Юрий Матвеевич хмыкнул:
— Ну, а теперь о главном.
— Если окажется, что без твоей поддержки мне совсем никак, получишь треть, а если кое-как...
— Но не меньше двадцати процентов.
— Согласен.
В знак того, что договорились, они пожали руки, но все так же настороженно. Щегол поднялся.
— И еще. Там на них ударно трудится Паша-майор. Они его пригрели, прикормили.
— Знаю.
— А он вообще-то безбашенный. Если поймет, что мир снова к нему жопой... может и шмальнуть... в тебя, например. Или в меня.
— Безбашенный — это хорошо. Спровоцируем, посадим.
— Когда срок придет, не раньше.
— А ты не переживай. Я до срока и без ясной погоды, пальцем не пошевелю.

Вернувшись домой, Чебаков открыл в сенях потайную нишу, сунул поверх книжек папку. Потом снял рубашку и с полотенцем вышел на задний двор, чтобы умыться под рукомойником. Со своего участка его окликнула Пашина мать.
— Василий Сергеевич! Вася!
Чебаков обернулся к ней, подошел ближе к забору.
— Да, Екатерина Александровна?
— Василий Сергеевич, мы приглашаем вас на ужин.
Вадим посмотрел на дымящийся мангал в саду Рокотовых, вспомнил, что после завтрака с Маклаковым ничего не ел, и сразу почувствовал голод.
— Хорошо, Екатерина Александровна, спасибо. Очень кстати. Я как раз думал о том, как бы обмануть желудок, чтобы не готовить самому.
Екатерина Александровна направилась к своему дому. Чебаков быстро принял душ, натянул чистое белье, влез в новые штаны и, на ходу надевая свежую рубашку, направился в гости. Через заднюю калитку он пересек ничейную полосу по-за огородами и через другую калитку попал в Пашин сад.

*

В окончательном варианте фильм длился двенадцать минут. Круглый хотел больше, но Гусь настоял, чтобы вырезали кадры, на которых хорошо видно его лицо. К тому же монтажер местного телевидения, к которому они обратились, все время сетовал, что материал снят с одного ракурса на одной крупности и для творчества нет никакого простора. Они пили пиво, курили, отпускали скабрезные шутки по поводу Кристины. Ее страстные стенания теперь оттеняла романтическая мелодия, подложенная под видеоряд. Предложение Круглого — добавить сюда всемирно известный немецкий «фантастиш» и прочие «я, я, зер гут» — всех повеселило. Гусь чувствовал себя героем.

*

Чебаков прошел мимо дымящегося мангала, мимо боксерской груши на яблоне — к стене дома, у которой стоял стол. Над ним Паша закреплял переноску с лампой.
— Здорово, Сергеич!
— Привет, Пал Палыч!
Вадиму нравилось, что за все время их сотрудничества майор запаса ни разу не задал ему лишнего вопроса, даже самого банального - «как Москва?», без которого не могли обойтись ни Барановы, ни техничка в конторе. Екатерина Александровна принесла посуду и блюдо с салатом. Паша закончил возиться со светом.
— А мы, Сергеич, решили устроить сегодня праздничный ужин. Давно у нас не было ничего похожего.
Чебаков кивнул.
— Как прошел день в цехе?
— В цехе нормально. А вот на карьере... Валентин Анатольевич уговорил нового экскаваторщика выпить, пока главный начальник в отъезде... В результате этот экскаваторщик спьяну чуть не похоронил Валентина Анатольевича. Тот проснулся оттого, что задыхается, очухался — из земли одна голова торчит, как у Саида в «Белом солнце»... в общем, обошлось без жертв.
Чебакова такая новость явно огорчила.
— Что же будем делать? Увольнять?
— Мужиков жалко, но до беды было совсем немного.
С этими словами Паша поставил на стол бутылку водки. Вадим взглянул на него вопросительно, майор улыбнулся.
— Тебя заставлять не буду, а сам один раз пятьдесят граммов выпью. Сегодня у меня праздник.
Екатерина Александровна принесла новые закуски.
— А я тебя поддержу, чтобы один не пил.
Посередине стола Рокотов водрузил настоящий ведерный самовар, из трубы тянуло дымком.
— Я, Сергеич, сегодня письмо получил. От своих ребят. Думал, что уже и в живых никого нет. А они ничего — воюют. Вот только нет времени писать. А так... забрались в горы, готовятся штурмовать такую хрень, которую на раз-два ногтем не сковырнешь. Вот и выпью за них. Дай Бог, чтобы живы остались. Мам, где письмо?
Из кармана кофты Екатерина Александровна достала конверт и протянула его Вадиму. Паша кивнул ему.
— Там две фотографии. Полюбуйся на моих орлов.
Чебаков вынул снимки, стал их рассматривать — бойцы в камуфляже, вооруженные до зубов красавцы на фоне гор и разрушенных строений. На одном из фото сам майор Рокотов — весна, Грозный. Паша налил водку в две стопки.
— Это за три дня до ранения. Пленку не успели отщелкать, как меня в госпиталь вертушкой... в тот самый Моздюк или Моздец. Это кому как.
Екатерина Александровна посмотрела на сына с легкой укоризной.
— Извини, мать, накатили воспоминания. Ну, — он поднял стопку, — за моих ребят!
Они с Екатериной Александровной выпили, закусили. И тут одно из лиц на снимке вдруг показалось Чебакову знакомым, он даже приподнялся, чтобы рассмотреть его под лампой. Без сомнения — это была Настя. Та самая Настя, которая однажды спасла его из кавказского плена и звала с собой на Ставрополье. В памяти промелькнули картинки прошлогоднего лета... Настя приносит миску с едой и пиво, ставит их внутрь контейнера, в котором он медленно помирает. Настя поджигает зеленый вагон, идет к нему, берет сумки, и они спешат подальше от пожарища. Настя купается в реке, зовет его в воду...
И вот она на фотографии — с автоматом, в военной форме. Паша заметил, как Вадим напрягся.
— Что такое ты там увидел?
Чебакову стоило усилий, чтобы не выдать своего волнения.
— Да нет, ничего. Это же... это женщина?
— Не то слово. Такая деваха — кому хочешь фору даст. Познакомились зимой на Ханкале, через пару недель преодолела все препоны и воевала в моем батальоне санинструктором. Настей зовут. В бою как крутой мужик, а на привале прекрасная женщина, заботливая. Еду приготовит, постирает, если у кого сил нет... а еще служебные обязанности, которые выполняет безукоризненно. Неизвестно, когда и спит. В общем, двужильная. Да ты ешь, чего замер!
Чебаков принялся за мясо, но про Настю ему захотелось узнать больше. Он исподтишка глянул на Пашу, постарался придать голосу равнодушный тон:
— Женщины на войне. Откуда они и зачем?
Паша крякнул, стрельнул в Чебакова не очень добрым взглядом: ты, мол, что, парень, жизни не знаешь?! Но тут же смягчился, убрал со стола бутылку.
— А сколько их теперь, неприкаянных, по всей России. Безмужних, безработных. Едут за деньгами на квартиру или хотя бы на одежду для дочери к первому сентября. Мечтают встретить надежного мужика или по крайней мере поймать короткое счастье фронтовой жены. А здесь лярвы на «Мерседесах»... как будто в другой стране живут...
Екатерина Александровна забеспокоилась. Майор потянулся за водкой, но тут же сложил руки на столе, словно ученик.
— Извини, это я своей бывшей все простить не могу. Еще не переболело. Ничего, справлюсь. Ну что, по чайку из самовара?
Он взял чашки, улыбнулся, вернувшись мыслями к Насте.
— А Настя... она как будто из Ставрополя. Иные бабы — только тронь, все расскажут и про себя, и про других. А эта - молчунья. Но сразу понимаешь: там рассказов не на одну ночь и не на две. А может, и года не хватит. И нет ничего, что бы она не умела. За месяц освоила на отлично все стрелковое оружие... даже АГС.
Екатерина Александровна улыбнулась:
— Что ж ты такую девушку отпустил от себя?
— Есть у нее мужик, — он показал на снимке рослого бойца. — За ним она к нам и пошла. Прапорщик мой... из разведки. Вроде любовь у них... Тьфу-тьфу, чтобы не сглазить. Обещали на свадьбу позвать.

Домой Вадим вернулся уже в темноте. Не спалось, решил посмотреть выпуск новостей. Они начались с событий в Чечне. Танки вязнут в жирной земле, измотанные, худые солдаты, вертолеты уносят раненых, под плащ-палатками лежат погибшие...

*

Бесшумными тенями в свете яркой луны разведгруппа пересекла неширокую проплешину на заросшем лесом горном склоне. Собрались для атаки в сотне метров от старого каменного строения, бывшей перевалочной базы на туристическом маршруте. Два десятка бойцов, среди которых Настя с АКСУ. Выжидали. Едва наметившийся восход обозначил ломаную линию горизонта. Тихим голосом командир поставил задачу:
— Вы втроем заходите с тыльной стороны. Стреляю трассером — сигнал к атаке. Сразу два «шмеля» в окна. Потом наш черед. Если они здесь — пленные нам не нужны. Если их нет, развалим хибару, чтобы негде было и тусоваться. Настя и Баламут, видите тропинку от дома к ручью? Через десять минут садитесь на нее вон у тех деревьев. На всякий случай. Хорошо бы, чтоб никто не ушел. По местам!
Бойцы растворились в зарослях. Настя и командир переглянулись — парочка влюбленных. Вместе с Баламутом, невысоким парнем, Настя спустилась со склона, чтобы занять указанную позицию. Укрылись в нескольких метрах друг от друга по одну сторону тропинки - за соснами, из-за которых хорошо просматривалось место предстоящего боя. Долго ничего не происходило, и Настя подумала: «штурма не будет - может, стало очевидным, что боевиков здесь нет?» Но тут темноту рассекла короткая очередь — трассеры воткнулись в камень. Грохнули выстрелы из огнеметов, горы вздрогнули. Бойцы основной группы вплотную приблизились к базе, но были вынуждены залечь, потому что из окон и щелей по ним открыли ответный огонь. Становилось все жарче. Из дыма выскочили фигурки, побежали на Настю и Баламута. Настя выхватила из разгрузки две ручные гранаты и, выдернув кольца, бросила навстречу боевикам, то же проделал и Баламут...

*

С утра за кирпичом пришел очередной «КамАЗ» с прицепом. Экспедитор расписался в бумагах, Чебаков попрощался с ним, грузовик тронулся, медленно выехал со двора. Ворота контролировал сам Рокотов. Выглядел он не выспавшимся, обеспокоенным. Вадим подошел к нему, посмотрел в глаза — появилось сомнение: не допил ли Паша после его ухода бутылку водки, не сорвался ли, подобно всем остальным?
— Через час с небольшим будет еще одна машина. Я отлучусь. Если не успею вернуться, отпустишь им кирпич. Накладная в бытовке, в столе.
Чебаков отдал Рокотову ключи, тот положил их в карман.
— Слушай, Сергеич, — майор замялся, — ты, когда в следующий раз во Владимир поедешь по делам, возьми меня с собой. Дочку хочу навестить, давно не видел.
Стала понятна причина Пашиной бессонницы — просто человек приходит в себя. В изменившихся житейских обстоятельствах можно позволить себе роскошь быть отцом. Теперь не стыдно прийти к дочери, в дом ее богатого отчима. Чебаков улыбнулся:
— А чего нам ждать каких-то других дел? Разве это не дело? Давай поедем в субботу, завернем на рынок, купишь подарок — и к дочке. А я всегда найду, чем заняться во Владимире

В конторе Чебакова встретила улыбчивая Кристина Баранова. Поскольку обязанности секретарши не требовали чрезмерных усилий, на ее рабочем столе всегда лежал раскрытым какой-нибудь учебник. На этот счет она с деланной робостью специально просила разрешения, и Вадим не возражал. Другое дело, что читала она не учебники, а любовные романы, которые прятала в ящике. Успела спрятать и сейчас.
— Здравствуйте, Василий Сергеич!
— Привет! Ты не в обиде, что я не отвез тебя обратно?
— Ой! Да что вы! Я все равно до самого вечера просидела в читальном зале.
— Как научный руководитель, пообщались?
— Очень плодотворно.
Она немного смутилась, как это бывает со скромными девушками, когда они разговаривают с симпатичным начальником, и добавила:
— А папа у себя.
Утонув в кресле, Баранов увлеченно решал кроссворд, увидел Чебакова, встрепенулся:
— Здорово, Вася!
— Доброе утро! Ну что, Вениаминыч, изучил договоры и бизнес-план?
Баранов удивился вопросу:
— А где они?
— В сейфе. Вчера вечером я их сюда положил, сразу по приезде. — Чебаков открыл сейф, вынул документы, подписанные накануне в банке, и положил их перед Вениаминовичем. — Изучай!
Тот неохотно отодвинул кроссворд, раскрыл папку.
— Ну, ты мне скажи: договорился по основным позициям?
Вадим улыбнулся — иногда его забавляли деловые разговоры с Барановым, который произносил в общем правильные слова и клише, но при этом совершенно не вникал в суть, просто имитировал активность, всецело полагаясь на Василия Гаврилова.
— А какие у нас основные позиции?
Баранов глянул на Чебакова укоризненно — мол, издеваешься, да?
— Будет кредит на новое оборудование?
— Будет. Но надо шевелиться, Вениаминыч: наш глиняный пласт уходит на территорию соседнего района. Пока нам хватит и собственной глины, но в банке хотят гарантий того, что через пару лет мы не встанем.
— А им-то чего? Мы к тому времени, может, и расплатимся уже.
Дверь открылась. Излучая очарование, каким она его себе представляла, в кабинет вошла Кристина. Она принесла две чашки чая, вазочку с конфетами и блюдечко с рафинадом, переставила их с подноса на стол и грациозно — опять же в соответствии со своим представлением о грации — удалилась. Баранов проводил ее любовным отцовским взглядом.
— Повезло нам с секретаршей. Где мы только ее нашли?
Чебаков едва улыбнулся шутке счастливого папаши и вернулся к делу:
— Банку до всего есть дело. Этим серьезные кредиторы отличаются от тех, кто дает немного, а потом отнимает все. Сможешь договориться с соседями о разработке их глины?
Вениаминович недолго поразмыслил.
— Я там, конечно, всех знаю... и главу района. Не раз выпивали. Надо будет дать денег по-тихому, организовать баньку, хорошую водочку. — Перешел на шепот: — Может, и девочек.
Вадим размешал в чае сахар.
— Валяй, только на нашу секретаршу не рассчитывай. Запрещено.
Баранов расцвел самодовольной улыбкой.
— Эх, Вася! Ты присмотрись к моим девочкам, присмотрись! Таких здесь больше нет.
— Хорошо. Кстати, о работниках. Как отреагируем на вчерашний инцидент в карьере?
— Ну, чего... Валентина надо увольнять. Сколько раз предупреждали: не пей! Если опять закроем глаза, другие разболтаются.
— А как насчет нового экскаваторщика?
— Тяжелый случай. В поселке других нет. Кто поприличнее, давно при деле. Остались алкаши. Если только в Березняках поискать.
— Обсуди это с Пашей. Человека из Березняков Щегол заставит работать на себя.
— Ты думаешь, Щегол еще будет дергаться? По-моему, мы капитально прижали ему хвост.
— Не уверен.

*

Маклакову хотелось думать, что он достаточно осторожен. Он сидел за рулем своей иномарки, смотрел по сторонам и в зеркала заднего вида. Наконец вылез из автомобиля. Не поднимая головы, быстро прошел к парадному, набрал на двери нужный код и исчез внутри. Вызвал лифт. Когда вышел из него на седьмом этаже, заметил высокого мужчину, шагнувшего ему навстречу из плохо освещенного угла. Глаза Маклакова округлились от удивления — он явно узнал этого человека, испугался, однако что-либо предпринять не успел, потому что сразу получил удар. Нападавший на мгновение замешкался и устремился вниз по ступеням. Леша пошатнулся, посмотрел на свой живот — белая рубашка, прибитая к телу рукояткой ножа, быстро окрасилась кровью. Попятился, наткнулся на стену лифта, сполз на пол, двери стали закрываться, но, упершись в ноги, снова разъехались. Леша попытался вдохнуть, замер и обмяк. Голова безвольно свесилась набок.

*

Чебаков и Рокотов въехали во Владимир.
— Надо тебе, Паша, купить машину с автоматической коробкой.
— Ну да... или инвалидку с полным ручным управлением.
Майор был явно взволнован — впереди встреча с дочкой, которую он давно не видел. Вадим хотел его подбодрить:
— Про Маресьева помнишь?
— Все время.
Остановились у вещевого рынка.
— Может, денег занять до следующей получки?
— Есть деньги. А чего купить-то? — Растерянный отец посмотрел на Чебакова.
— Паша, у меня ведь ни дочери, ни сына. Чего сердце подскажет. Наверное, так.
Рокотов тяжело вздохнул, и, прихрамывая, направился к торговым рядам. Чебаков достал из бардачка и вставил в магнитолу кассету, откинулся на кресле, приготовился ждать, когда Паша вернется с покупками. Зазвучала тягучая шотландская волынка. Вадим прикрыл глаза, расслабился, но долгого отдыха не получилось — в лобовое стекло застучали костяшки пальцев. Вздрогнул. Ему улыбалась Женька, показала рукой — открой дверцу, сяду рядом. Так и сделал. Прильнула к нему коротким поцелуем, затараторила:
— Обниматься не будем, а то от меня базаром несет, вся провоняла шашлыками и сигаретами. Сосед по прилавку тянет одну за другой. Привет.
— Привет.
— Ну, рассказывай! Да чего ты слушаешь — тоскливо, как будто волынку тянут?!
Выключил музыку, улыбнулся:
— Это и есть волынка. Торгуешь на рынке?
— А чего делать: потыкалась туда-сюда... единственное место, где реальные деньги — каждый день в конце работы на руки. А ты?
— Да все то же.
— А я как увидела твою машину, думаю: может, Вася меня ищет? Стою, жду, а ты спать улегся. — И проговорила с придыханием: — Заглянешь ко мне сегодня? Я пораньше закончу. В квартире - никого. Тетка уехала на дачу собирать урожай, так что нам никто не помешает.
— Я ведь не один, я с Пашей.
— Видела. Он мальчик большой, посидит в машине. Я соскучилась.
— Жень, лучше в другой раз. Сегодня у Паши праздничный день, приехал пообщаться с дочкой.
— А-а! — она скривилась. — Ну, жена устроит ему праздник. Я тут иногда ее встречаю, вся из себя — никого вокруг не замечает.
— Помоги Паше выбрать подарок, а то он запарится, набьет кому-нибудь лицо.
Полминуты они наблюдали, как Паша беспомощно толчется у развалов.
— Помогу сейчас. Хотя у меня у самой там... сосед за прилавком глядит. Ну, когда появишься? А хочешь, я на неделе приеду... с ночевкой? А может, тебя там овечки окрутили?
Вадим улыбнулся.
— Никто не окрутил, у меня для этого резьбы нет.
— Ой, ой! Резьбы у него нет. Гладкоствольный. А то я не знаю, как там у тебя и что...
Смотрела похотливо, шутила, стараясь раздуть потухшие страсти, как бы заявляла о своих правах на бывшего любовника.
— Вот приеду и проверю. И не пытайся выгнать меня.
Чмокнула его в щеку, выскочила на улицу, быстрым шагом направилась к Паше, схватила его по-свойски за руку и утащила в глубину рынка. Вадим снова запустил волынку и подумал не без сожаления, что его усилия были напрасны — деликатность и чувство меры, которые он пытался привить Жене, зачахли, растворились в базарном воздухе, как шашлычный чад или сигаретный дым, — она вернулась в свое исконное состояние, и теперь, похоже, навсегда.

Следуя указаниям Рокотова, Чебаков въехал на улицу с элитными особняками, возле одного из них остановился. Паша, с большим пакетом на коленях, смотрел, как во дворе играют девочка шести лет и двухгодовалый мальчик, заговорил тихо:
— А вот и моя Машка.
Он перевел взгляд на окна дома, и в глазах появилась злость. Вадим поспешил его успокоить.
— Паша, хочешь, открою один секрет? Ты не первый, не единственный и не последний в этом мире... Я имею в виду мужиков, которых кинули женщины. Поэтому не рви сердце. Ты ведь не хочешь, чтобы девочка думала, будто у нее плохой папа.
— Все правильно, сам понимаю...
— Да, да, самая трудная победа — над собой.
Маша отвлеклась от игры и обратила внимание на «Ниву», Паша улыбнулся:
— Ладно. Все, что ты сказал, банально, но правильно. Спасибо. Иду к дочери.
Он вылез, прихватив пакет, Маша поднялась с корточек, узнала его, улыбнулась, побежала навстречу. Чебаков уехал.

Рокотов и его дочь стояли по разные стороны узорной металлической калитки, Паша пытался ее открыть, но замки не поддавались. Он присел, взял Машины ручки в свои ладони, и в этот момент из дома появился заплывший жирком невысокий мужчина лет сорока, Борис. Он поспешил к чужаку, но раздражение исчезло с его лица, когда узнал бывшего мужа своей жены, осталось высокомерие.
— А, это ты?
Нисколько не стесняясь, он рассмотрел Пашину одежду, тот поднялся.
— Открой калитку!
— Это не ко мне. Разговаривай с Люсей.
— Ну, так позови!
— А ты мне не указывай. Я тебе не в армии.
Маша насторожилась, посмотрела на одного мужчину, на другого. Боря храбрился, выпятив грудь, Паша улыбался, цинично долго давил на кнопку звонка. Наконец на крыльцо, запахивая халатик, вышла молодая ухоженная женщина, крикнула:
— Отпусти! Чего ты жмешь?!
Паша перестал звонить, Борис фыркнул, направился к дому, подхватил по пути сына и унес с собой. Его у калитки сменила Люся.
— Ну и чего?
— Приехал дочь навестить.
Люся так же бесцеремонно, как и ее супруг, осмотрела Пашину одежду.
— Пьяный?
Рокотов терпеливо сносил ее пренебрежительный тон.
— Нет.
— Вижу. На работу, что ли, устроился?
— Людмила, вот стоит наша дочь. Я приехал, чтобы погулять с ней пару часов в городском парке. И не надо превращать эту встречу в скандал. Я теперь часто буду приезжать.
Люся обернулась к дому.
— Боря, открой калитку!
Щелкнул замок, и Паша смог наконец подхватить Машу на руки.
Мать ревниво повернула девочку к себе.
— Маша, в туалет не хочешь?
— Нет.
Люся скосилась на Рокотова.
— Вернусь в дом, засеку время. Два часа, не больше. Никаким уличным мясом ее не кормить.
— Мы посидим в кафе «Сказка». Маша, ты не против?
— Хорошо, папа.
Он передал дочери пакет.
— Отнеси, это - твои подарки. И пойдем гулять.
Девочка послушно взяла пакет, Люся удержала ее:
— Стой! — Изучила подарки. — Беги!
Маша убежала.
— Я вижу, в самом деле работать начал.
— Будут нужны деньги, обращайся — займу.
Люся прыснула со смеху и пошла в дом.
— Клоун! Калитку плотно прикройте!

Расставшись с Пал Палычем, Вадим поехал на переговорный пункт, чтобы позвонить Лешке. Набрал номер магазина.
— Алло! Мне нужен Маклаков.
— Алексея Ивановича нет.
— А когда будет?
— Не могу сказать. Кто звонит?
— Константин... по поводу монитора.
— Какой монитор вам нужен?
— Я хочу поговорить об этом с Маклаковым.
— В таком случае, я могу сказать вам только то, что его нет.
И в трубке раздались короткие гудки. Чебаков озадаченно достал визитку друга, глянул на нее, набрал номер мобильного. «Номер абонента выключен или находится...» Не дожидаясь окончания всей тирады, Чебаков дал отбой, снова посмотрел на визитку — как последний вариант оставался домашний телефон. После третьего гудка ему ответил тихий женский голос:
— Алло?
— Добрый день, я бы хотел поговорить с Алексеем.
В трубке повисло молчание. Вадим проговорил громче:
— Алло?
— Кто это? — Судя по интонации, женщина плакала.
— Его старый знакомый. Извините... Что случилось?
— Алешу ударили ножом.