Береза белая - подруга верная. глава 7

После отъезда Салима с женой в деревне как-то стало тихо. Не визжали пилы, не стучали молотки. Деревня вошла в русло  прежней, размеренной  деревенской жизни. Но у нас ведь все так: плохо живешь—помочь не могут, хорошо – обзавидуются. А зависть, известное дело, жуткая вещь. И минуй каждого такая участь.
  Над деревней нависли дождевые тучи, давно уж не пролилось ни одной живительной капли с небес. Старушки потихоньку молились, выпрашивая у божественных сил дождя. Во всей деревне какое-то умиротворение, только в одном доме не спокойно. Нургаян долго молча сидела перед зеркалом, Галиябану не любила, когда сестра долго молчит. Она один раз подошла к ней, другой… Нургаян словно застыла. Длинные, не прибранные волосы выбились из-под неаккуратно повязанного платка, лицо потемнело не то оттого, что весь день работала под палящим солнцем, то ли оттого, что на сердце лежит не посильный груз. Галиябану, предчувствуя неладное, отошла и села на самый краешек табуретки в самый дальний угол, подальше от греха. Она всем своим видом напоминала напуганного воробушка, который при малейшем шорохе готов вспорхнуть и улететь куда подальше. Мало ли…
  Нургаян встала и словно в полудреме стала ходить по скрипучим половицам старенького, слегка покосившегося домика, подошла к одному окну, к другому, без лампы вышла в чуланчик и долго там чем-то гремела. Зашла домой и вместе с собой занесла резкий запах керосина. Ничего не говоря, стала собираться.
  --Апа, ты куда? Ты хочешь Галиябану бросить одну? Не ходи, беда будет,- умоляла она сестру. А та словно и не слышала. Собралась и закрыла за собой дверь. Галиябану заметалась по дому, не зная, чем предотвратить надвигающуюся беду.  Потом стукнула себя по лбу и так босиком бросилась на улицу. Она с детства боялась темноты и одиночества, поэтому она и была всегда там, где сестра, которая заменила ей и отца и мать. Выскочив на улицу, она посмотрела по сторонам, но сестры  не увидела. Подумав немного, она пошла к соседям, которые уже готовились ко сну. Благо, что в наших деревнях двери не запирают.
  --Батюшки, это что это Галиябану так поздно в гости ходит,--встретила ее соседка.— И почему ты одна? А где Нургаян?— задавала она вопросы.
  Галиябану села на порог и заплакала:
  --Апа взяла керосин и куда-то убежала,-- причитала она.
  Услышав такое, соседи насторожились.
  --Что-то здесь не так. Давай-ка, муженек, вставай, пойдем, посмотрим, как бы беды не случилось.
  --И я с вами. Я не останусь,- заплакала Галиябану.
  -- У нас же полный дом людей, оставайся. Вон поиграй с детьми, а мы быстренько сходим. Ты же вон какая большая, - уговаривают ее. Она, немного подумав, согласилась и села на сундук.
  Выйдя на улицу, они стали прислушиваться, всматриваться. Вдруг что-то мелькнуло возле дома Рабиги, они бросились туда. Запахло керосином и сразу же появился огонь.
  Когда подбегали к этому месту, им прямо в руки попалась запыхавшаяся Нургаян, от которой за версту несло керосином. Кончив свое дело, она  бросилась прочь от этого дома.
  --Ах ты, бестия, держи ее, держи. Эй, народ, пожар, пожар!
  Тут же забили в пожарный колокол, народ собрался быстро, стали оттаскивать от дома загоревшуюся солому, тушить водой, а с небес, словно услышав мольбу, хлынул дождь.  Никто не побежал под навес, никто не прятался от дождя. Растерянная, напуганная Рабига босиком стояла на крыльце, по ее лицу ручьем бежали не то слезы, не то дождевая вода. Она, подняв лицо к звездам, тихо молилась, благодаря Всевышнего за спасение.
  На утро Нургаян увезли в районный центр. Когда она теперь увидит родную деревню, дождется ли ее
Галиябану, которая, проплакав всю ночь, сидя на покосившемся крыльце правления колхоза, долго бежала за повозкой, увозившей в неизвестность ее непутевую сестру. Какой бы она непутевой не была, для нее то она свет в окошке, как она будет без нее?
  Народ у нас такой: и работать умеет, и отдыхать. Что ни говори, а такие праздники как 7 ноября, 1 Мая, День работников сельского хозяйства и тому подобные у нас как-то не особенно прижились. А вот Сабантуй! Что и говорить. Это не просто жемчужина, а целое жемчужное ожерелье нашего народа. И к каждой жемчужинке  нужно особое внимание. К нему готовятся задолго. Девушки вышивают платочки, вкладывая в каждую деталь узора особый смысл, только ей известное значение. Молодые невестки готовят для самого ловкого парня красивую рубашку. За неделю до праздника по деревне ходит сборщики подарков. Самый старший в руках торжественно держит шест, на котором чего только нет. Этот шест как особый символ Сабантуя рад видеть каждый житель деревни возле своего дома. Их встречают как дорогих гостей. Возле каждого дома собирается народ, молодые парни, девушки поют, восхваляя хозяев, которые выходят к ним на встречу с пирогами, медовухой, сладостями, заранее приготовленными подарками. А уж гармонисты заливаются так, что ноги сами в пляс идут без всякого приглашения. Здесь все пляшут: и ребятишки без штанов, и  бабки с дедками кому в обед сто лет исполнится. Деревня оживает. Каждый день кто-нибудь да в гости приедет. Все собираются возле него, расспрашивают о житье-бытье, о том, что делается на свете. Горожане тоже не приезжают с пустыми руками. Привозят какие-то новые лакомства, каждого стараются угостить. А уж в доме, где живет портниха и вовсе покою нет. Машинка не умолкает ни днем, ни ночью. И когда только спит! А накануне праздника деревня вырастает вдвое, а то и втрое. В каждом доме застолье. Парни не теряют времени: рассматривают приехавших в гости девушек, девушки же украдкой посматривают на парней, а вдруг кто понравится. Даже куры и те ходят как-то уж очень важно, словно чувствуя, что без их яиц и Сабантуй не Сабантуй. А самый красивый петух, самый упитанный баран непременно сменят хозяев. Бабушкины сундуки почти не закрываются. Они уже сто раз перерыты, но еще и еще раз тщательнейшим образом просматриваются. А вдруг еще что-то подойдет к выбранным уже нарядам. Нельзя ударить в грязь лицом перед сельчанами, гостями. В каждом доме предпраздничная суета. Все ждут какого-то особенного чуда.