Глава 4 По осколкам к розам

ДРАКУЛА . ПУТЬ К СВЕТУ.

Глава 4
По осколкам к розам.

Я бегу по сумрачному дождливому Лондону, как одержимая, наступая на трупы, пачкая ноги чужой кровью, не видя ничего вокруг. Одержимая бегом, я не вижу ничего вокруг. Мое сердце стучит так сильно, словно вот-вот вырвется из груди. Я чувствую этот звук даже в своих ступнях. От сумасшедшего бега во рту невыносимо воняет кровью. Интуитивно понимаю, что кусаю губы, что искусала их до смерти. На верхней губе образовалась рана и кровоточит. Воздуха катастрофически не хватает.

Я довольствуюсь короткими вдохами, но даже так ощущаю невыносимый запах гари. Он повсюду – разлит в воздухе, словно яд. Гарь щиплет глаза и бьет в нос. В другое время я наверняка задохнулась бы, но не сейчас. В воздухе не просто жарко, но невыносимо горячо. Выглядит так, будто туманный Лондон вдруг провалился в преисподнюю, и все его жители стали заложниками Аида.

От быстрого бега мои глаза наполняются кровью, но я миную переулок за переулком, пересекаю старые улочки, везде видя горы трупов, небрежно сваленных друг на друга. Эта человеческая свалка источает такое зловоние, что я вынуждена остановиться, пораженная ее отравляющим чадом.

Из моего горла рвется кашель, переходящий в приступ сильной тошноты. Голова кружится. Я делаю несколько неуверенных шагов вперед, но падаю прямо в месиво крови и ошмётков тел. Нет, в ужасе думаю я, понимая, что, если сейчас упаду, то уже не встану. С трудом мне удается удержаться на коленях и не измазать лицо отвратительной вязкой кашей. Я встаю. Ноги будто ватные и меня волочит по улице, словно тряпочную куклу. Измученная и уставшая, я едва не сбиваю с ног какого-то седовласого господина с обезумевшими глазами, бесцельного бродящего среди горы мертвецов.

- Смотри, куда прешь, чертова девка! – раздается его ругательство.
- Простите, ради Бога! – выдыхаю я и вновь пускаюсь бежать.
Я знаю, что ищу. В этом грязном, обезумевшем городе мне нужен только один человек – Александр Грейсон.

Джонатан говорил мне, что надежды бесполезны, что он мертв, и я зря его ищу. Он убеждал, что видел, как тело Грейсона откинуло взрывом. Но он врал, я знаю, что он не был честен со мной. Александр жив. Он не мог умереть, не мог бросить меня одну в этом отвратительном мире боли и ненависти. Он клялся, что любит меня, что не оставит одну.

Я знаю, что он жив и наверняка, ждет меня в своем доме. Ждет, когда я приду к нему и он, наконец, сможет открыто обнять меня, не стыдясь чьего-то осуждения или порицания. Я чувствую, что он здесь, со мной и в каждом ударе моего, бьется и его сердце. И я приду к нему, даже если это потребует всех моих сил. Потому что ничего важнее, чем вновь увидеть его темные бархатные глаза, для меня сейчас не существует.

Ноги, наконец, сами принесли меня к заветному месту. Усадьба Грейсона выглядит мрачнее, чем обычно, хотя ее почти не коснулся пожар. Розы, которые еще вчера источали повсюду божественный аромат, склонили голову перед жестоким ударом судьбы и выглядят, как крохотные трупы. От темной решетки ворот исходит дым. Но ворота распахнуты, будто в этом доме ждут только меня.

Ни секунды не медля, я влетаю в них и бегу по извилистой тропинке к дому. Мое сердце совсем перестало биться в ужасном предвкушении того, что я могу увидеть внутри.
- Александр! Александр! – воплю я совершенно незнакомым мне голосом, чувствуя, как к горлу подступают слезы.

Я уже внутри, но комнаты пусты. Нигде не видно даже слабого огонька, даже слабого мерцания света.
- Александр! – взываю я снова, в потемках пытаясь добраться до первой комнаты.
По дороге наталкиваюсь на что-то тяжелое и ударяю ногу, однако, боли не чувствую. Боль от предчувствия неизбежного страшнее физической. А вдруг Джонатан был прав, и Александра уже нет в живых? Ведь взрыв был такой силы, что не выжил никто в радиусе 500 метров, что уж говорить о тех, кто пытался остановить процесс.

Это открытие такое страшное, что на минуту заставляет мое сердце остановиться. Я качаю головой: нет, не может быть. Александр жив, я это чувствую. Я знаю. Для меня это истина, не требующая доказательств. Поэтому я, как безумная, ношусь по дому, миную мрачные коридоры, пыльную гостиную, с силой колочу кулаками даже в закрытые двери.

Мои глаза лихорадочно ищут подсказку, намек на то, что Александр здесь и ждет. Увидев, наконец, распахнутую настежь дверь, я влетаю в нее. Это кабинет Грейсона. Здесь все так чинно, как в конторе у счетовода. На столе аккуратными стопками сложены какие-то бумаги, в чернильнице стоит старое перо. Эта комната помнит его запах и скрывает следы недавнего присутствия.
- Александр… - шепчу я, качая головой, упорно пытаясь отогнать навязчивую мысль о его гибели.

Слезы подступают к моему горлу и водопадам катятся из глаз, струятся по щекам. Я вновь и вновь повторяю его имя, все еще надеясь, что он откликнется на мой зов, придет.

Вдруг мой взгляд находит картину, стоящую на полке подле стола. Это триптих и на нем – одна-единственная героиня – женщина в красном платье. Она такая же, как я, только волосы ее чуть темнее, а губы более тонкие. Но я все равно узнаю ее. Это она приходит ко мне во снах. Это в ее теле каждый раз на проклятом костре умирает моя душа. Это благодаря ей я стала жить новой странной жизнью. Она – та самая, с которой я так часто разговариваю по ночам, та, чей след я чувствую утром, просыпаясь в своей постели.

Она – его любовь. Его соратница. Его любовница. Его жена. И она прекрасна. Я так и стою, застывшая, как статуя, не в силах оторвать глаз от картины, а по щекам все еще льются слезы. Сердце в груди сжалось в комок и не хочет биться. Если Александр погиб, мне тоже незачем жить.

- Мина… - слышу знакомый голос у себя за спиной и, преисполненная радостью, оборачиваюсь.
Пелена слез на глазах становится еще более плотной, сквозь нее я едва различаю его тонкое лицо, смоляные волосы и блеск серых глаз. Ощущение того, что он жив, что здесь, со мною, не ушел, не бросил, заполняет меня всю – от макушки до пяток, горячей волной разливается по телу и рвется наружу потоком новых – уже счастливых слез.

Он подходит ко мне, обнимает, и я погружаюсь в мир его исцеляющего тепла и запахов его кожи. Его руки в крови, костюм пропитан гарью, но, главное, он здесь, со мною. Живой.
- Ты здесь – шепчу я, прижимаясь к его небритой щеке и, как одержимая, глотаю ртом воздух, стараясь уловить его запах.
- Я здесь, Мина – успокаивающе шепчет он мне на ухо, щекоча его своим горячим дыханием и гладит мое лицо. – И всегда буду здесь.

 
Я сильнее прижимаюсь к нему, буквально впечатываюсь в его пиджак, и совсем перестаю дышать.

Теперь, когда я точно знаю, что это не сон и не бред уставшей женщины, что он здесь, я хочу слиться с ним воедино, стать его частью, чтобы никто и никогда уже не смог нас разлучить.

Но мой взгляд вновь обращается к картине, где в немом величии застыла женщина – точная копия меня, и впервые произношу ее имя вслух:
- Илона?
- Да – тихо кивает он.
- Ты любил ее? – поднимаю на него глаза и ищу его взгляда, зная, что там таиться ответ.

Взор ловит и находит мелкие, незнакомые мне ранее черты – легкие морщинки на веках, крохотную родинку над правой бровью. Мне хочется полностью раствориться в нем чтобы от меня – Мины Мюррей – ничего не осталось, даже следа.

- Да. Я всегда любил ее – говорит он.
- В прошлой жизни?
Его серые глаза светятся счастливым огоньком. Он снова кивает.
- В прошлой жизни…
Александр нежно проводит пальцем по моим губам, аккуратно трогает кровоточащую ранку и едва слышно добавляет:
- И сейчас…

Мною овладевает безумное желание укусить этот палец, но я замираю от только что сказанных слов. Все что еще совсем недавно казалось таким фантастическим, сейчас поражает своей осязаемостью и реальностью. Я вновь окидываю взглядом картину и вижу себя, уже почти не замечая различий между той, кто взирает с полки и мной самой. Ведь Илона – это я. Она умерла и возродилась во мне. Во мне живет ее любовь к Александру Грейсону, ее мысли, мечты. Во мне живет она. Однако, все это слишком сложно, слишком иррационально, чтобы быть как-то объяснимым, и, не находя ответа, я вновь обращаю взор к нему:

- Но как?
- Не знаю – пожимает плечами он. – Она всегда со мной. Всегда в моем сердце. В прошлом, и в настоящем.
Он ласкает мои щеки, водит пальцами по губам. Я застываю от странного ощущения, насквозь пронзившего меня, словно кинжал. В паху будто разлили кипяток. Внутри меня словно что-то взорвалось и рассыпалось на мелкие кусочки. Никогда еще я не испытывала такого прекрасного чувства. И никогда еще не была такой счастливой.

Я открываю глаза и вижу его, полный любви и нежности взгляд. Мы долго смотрим друг на друга. Я прожигаю его глазами, стараясь впитать каждую его черточку в дерзкой надежде, что в них он прочтет, как я люблю, как задыхаюсь без него, как сильно он мне нужен. Вначале робко, а потом уже без страха, я прижимаюсь губами к его губам. Они пахнут кровью и усталостью. Но откликаются на мой призыв. Он теснее прижимает меня к себе. Тук, тук, тук, раздается из его груди. Его горячее сердце разжигает и без того жаркое тело. Его губы из нежных и осторожных превращаются в огненные. Он запускает одну руку в мои волосы, второй все еще обнимает меня, за шею и целует, уже не отрываясь от моих губ, не давая даже вздохнуть. Мне передается терпкий вкус его рта и горький запах слюны. Жар его тела палит меня и сжигает, и я сама превращаюсь в огонь, чувствую, как горячею, как в мою кровь по жилам течет его боль, его страх, его горячая любовь.

Александр склоняется к моей шее и целует по очереди каждую родинку. Я беззвучно смеюсь, ощущая, как его дыхание щекочет кожу. Осторожно скольжу пальцами по его руке, вкладываю свои пальцы в его ладонь. Он останавливается и внимательно смотрит на меня. Однажды я уже видела этот взгляд в его исполнении. Так маняще-страстно он смотрел на меня, когда мы только познакомились на его первом приеме в высшем свете. Но теперь в его взгляде есть и нечто новое – абсолютное чувство того, что я принадлежу только ему. Что я его женщина. Я заглядываю в его глаза и вдруг мы совершенно застываем. Кажется, даже забываем, как дышать. В этот момент мы хотим только одного – бесконечно любить друг друга…

Он осторожно поднимает меня на руки, и в мгновение мы переносимся из его пыльного темного кабинета в спальню. Я оказываюсь прижатой к постели и забываю абсолютно обо всем. Теряется ощущение времени и пространства, я погружаюсь в мир запахов, звуков и вкуса. Я чувствую запах его пота, когда, разгоряченный, он оставляет мое тело и падает на подушки и слышу собственный стон, в тот момент, когда, мокрая и потная, отрываюсь от него. Он лежит в нескольких сантиметрах от меня, и его грудь тяжело поднимается при каждом вздохе. По виску стекает капелька пота. Я склоняюсь над его лицом и осторожно целую его кожу. Так хочется проглотить эту каплю, ощутить ртом вкус его пота, но я сдерживаюсь. Это необычно и немного стыдно.

Вместо этого я по очереди целую его закрытые глаза, ласкаю губами его веки. Он улыбается, смотрит на меня с лукавой радостью:
- Мина….
И привлекает меня к себе. Это последнее, что он делает, прежде, чем уснуть. Я тоже пытаюсь унестись с ним в царство Морфея, но не выходит. Вместо этого я неподвижно лежу, прижавшись к его груди, и изучаю каждую складочку, каждую родинку на его теле. У него легкий шрам на бедре, интересно, что он означает, и несколько небольших родинок на правой груди возле соска.

Я понимаю, что провела так целую вечность, когда в окна стучится рассвет. Наверное, уже часов пять, никак не меньше. Тогда с великой осторожностью я приподнимаюсь на локте и покидаю свой уютный приют. Я спускаю ноги с кровати и сижу так несколько секунд, изучая тело моего любимого. Александр раскрылся. С его шеи по груди стекает несколько капель пота. Они проделывают маршрут до его пупка, не задерживаются надолго и там, путешествуют вниз. От невыносимого желания коснуться губами его живота, провести языком по крохотным волосам возле пупка и ниже меня начинает трясти. Я наклоняюсь над ним, дую на крохотные бисеринки пота, но, так и не решившись на большее, сползаю с кровати.

Пошарив глазами по комнате и так и не найдя своего гардероба, я одеваю первое попавшееся мне в глаза – его сорочку и с босыми ногами спускаюсь вниз. Я захожу в его кабинет и распахиваю занавес. Так и есть, мои предположения оправдались: на улице раннее утро и первые ростки солнца несмело заглядывают в комнату. Спиной я чувствую взгляд прекрасной женщины с портрета, но мне сейчас совсем не до нее. Я взираю на улицу, и мое безоблачное счастье омрачает страшный пейзаж, открывающийся из окна. На дворе все будто дышит кровью и болью. Влетев как безумная вчера вечером сюда, я не заметила, что прутья решетки погнуты, а на месте роскошных кустов роз тлеет пепелище.

Недалеко от усадьбы видны языки огня, видимо, там все еще не стихает пожар. Небо раскрашено черными клубами дыма. Здесь, в доме Александра, ничего не напоминает о пережитой всем Лондоном боли, но стоит лишь выглянуть в окно и там начинается совсем другой мир – темный, огромный и страшный. Мир потерь, утрат и боли. Мир без него. Потому что он спит здесь, со мною, в своей постели, и ничто не в силах потревожить его покой. Я закрываю глаза и смахиваю с ресниц непрошенную слезинку.

Мой Александр Грейсон! Ты нес свет этому мрачному городу вечных дождей и бесконечных запретов. Нес прогресс и знания. Но тебя не поняли, прокляли и оттолкнули. Ты стал изгоем в обществе теней. Живой человек среди мертвецов. И я вместе с тобой. Но я не жалею. Ни капли, ни секунды не жалею. Ради тебя я оставлю привычный круг друзей, забуду о прежней жизни. За тобой я полечу в рай и упаду в преисподнюю. С тобой я буду дышать. С тобой научусь видеть мир по-другому. Я стану твоим светом, лучами твоего солнца, желтыми листьями твоего листопада, твоим другом, соратником, любовницей, ребенком и матерью. Твоим раем и адом, нежностью и страстью, буднями и праздниками, светом и вдохновением. Я стану твоей Вселенной, как ты стал всем для меня. Ибо я так люблю тебя, милый Александр Грейсон, что каждый вздох без тебя будет моим проклятьем, каждая минута, проведенная с другими, но не с тобой – моей тьмой. Без тебя воздух будет отравлен, вода грязна, огонь холоден, а земля сыра. Ты – все, что есть у меня, милый Александр Грейсон.

Я замечаю на столе старинный кинжал. Он блестит красными бриллиантами даже при едва уловимом свете раннего утра. Тихо, на цыпочках, словно ОН может услышать и проснуться от звука моих шагов, я подхожу ближе, беру его в руки. Его кривое острое лезвие сверкает в лучах первого солнца. Тяжесть рукоятки давит мне в руку. Я прикладываю его к вене и осторожно надавливаю. Из вены слабо проступает кровь, но надрез не болит. Я поднимаю глаза в небо, туда, где холодные лучи главного светила мерцают в своей гордой красоте. Перед Господом Богом, Девой Марией и всеми небесными ангелами, я клянусь в том, что всегда будет так, как только что в моих мыслях. Клянусь, что никогда не пожалею о содеянном сегодня. Клянусь, что отныне и навсегда каждый мой вздох принадлежит только этому прекрасному мужчине. Да будет так!

Произнеся клятву, я касаюсь губами холодной стали кинжала и осторожно ложу его на место. Он все так же сверкает красными бриллиантами и каплями моей крови. Я все так же тихо покидаю кабинет, одеваю тонкий плащ, разорвавшийся от вчерашней бури, и выскальзываю на улицу, в сад. Там не найти ни одной травинки, ни одной живой розочки – они умерли, уничтоженные беспощадным огнем человеческой жестокости. Но, не смотря ни на что, я счастлива.

Я улыбаюсь. Я – Мина Мюррей. И сегодня из боли, страсти и любви родилась новая женщина. Новая я.

*опубликовано так же в группе "Джонатан Рис Майерс : Our love to Jonny"
http://vk.com/all_about_jonathan