Глава 19 Загадки

ДРАКУЛА.ПУТЬ К СВЕТУ
Глава 19 Загадки

Теперь, когда суета в больнице немного поутихла, и стало поступать меньше пациентов с той странной болезнью, замеченной моим коллегой д-ром Мильтоном, у меня есть время почитать потерянную и вновь обретённую тетрадь дорогого учителя, доктора Ван Хельсинга.
  Хотя в тетради нет ни начала, ни конца , я слишком хорошо знаю почерк профессора, чтобы перепутать с каким-то другим. Это записки о странном пациенте – и странном эксперименте доктора. К тому же, я находила вполне материальное тому подтверждение: необычную кровь, собранную для исследований. Это всё же была кровь, я убеждена в этом. И я не перестаю думать об этом эксперименте.

«10 апреля
Пациент нервный  и желчный. Он горит желанием мести. Мне это на руку. Когда вижу глаза безумца, думаю только о том, как будет гореть проклятый кровавый Орден. Эти чванливые ублюдки захлебнутся своей кровью. Когда сегодня говорил с ним об этом, он смотрел на меня так, как смотрит маньяк на свою жертву. Идеальный убийца скоро выйдет в свет.

17 апреля
Приготовил другую сыворотку из фосфоритов. Ввел своему подопечному. Он пожаловался на боль. Странно, что его племя чувствительно до боли. Хочется, чтобы это сработало, как еще никогда в жизни. Как же медленно жидкость растекается по его телу! Я становлюсь нетерпелив. Мы третий год бьемся над сотворением из него сверхчеловека, но пока это лишь жаркий обиженный на весь мир щенок крупной породы.
 Под вечер он начал жаловаться, что горит. Я измерил ему температуру. Это, без сомнения, самое великое мое достижение. Холодный стал почти такой же температуры, как человек. Нужно отметить, что это действует, и продолжать дальше.

29 апреля
Сегодня он вызвался выглянуть на улицу. Естественно, я не позволил ему этого. Как он себе это позволяет, своевольный упрямец? Перечить мне, желать чего-то самостоятельно? С таким раскладом мы разрушим все, чего так добиваемся. Ему категорически нельзя на солнце. Но, когда я попытался сказать об этом, он подбежал ко мне и, рыча,  ухватил меня за глотку. Надо признать, он и вправду невероятно силен. Когда я откопал его и освободил из этого гнилого ящика, он был хил и апатичен. Сейчас же в нем просто кипит страшная разрушающая энергия. Вероятно, мне следует держаться от него подальше».

  Я не могу читать слишком долго, и делаю это втайне. Я не знаю, почему у меня такое чувство, что я не должна показывать этих записок Александру. Во-первых, ну какое ему может быть дело до странного пациента невесть куда пропавшего бедного профессора  Хельсинга? Во-вторых – Александр словно бы чувствует, что я что-то скрываю! Сегодня, едва я хочу взяться за тетрадь, как он появляется, подходит ко мне, о чём-нибудь спрашивает…
Я уже отговорилась головной болью и необходимостью прогуляться – под солнцем, которого он так не любит. Унесла тетрадь в сад, и там спокойно дочитала то немногое, что сохранилось:

«8 мая
Сегодня впервые вышли в свет. Знакомил его с самыми богатыми промышленниками города. Они восприняли моего подопечного с интересом. Что ж, надо отдать ему должное – этот аристократ невероятно умен. Он поделился со мною некоторыми планами на будущее. Я пока не понимаю, что именно он задумал, но он с восторгом рассказывает, что скоро даст людям свет, который уничтожит Орден. Мне очень хочется ему верить, хоть эти откровения и выглядят пока, как страшная чушь.
Что же до его состояния, оно уже не вызывает опасений. Он активен, его кожа приобрела здоровый оттенок, что дает основание думать об эффективности примененной капсулы фосфорита, и совсем недавно он даже нашел усладу для своей плоти. Я не видел сию даму, но, подозреваю, ее ждет весьма печальный конец. Впрочем, пока ни одному из нас это увлечение не мешает, а только придает сил для дальнейшей борьбы с Орденом.

 15 мая
Дни стоят очень жаркие, что для Влада невыносимо тяжело. Вот уже неделю он ходит злой и разбитый. К тому же, его физическое состояние стало гораздо хуже. Он покрывается испариной, стал нервным и раздражительным, отказывается от уколов, которые необходимы ему, чтобы привыкнуть к нашей пище. Боюсь, если так пойдет дальше, я потеряю свое орудие мести гораздо раньше, чем мы эту месть начнем. Свою желчную энергию он пустил на восстановление физических сил. Проходя мимо его комнаты, я все время слышу, как щелкает плетка, и теперь понимаю, почему его современники так его боялись. Он очень опасный и совершенно неуравновешенный человек. Надо сказать, еще и огромный упрямец к тому же. Вчера, за бокалом вина (он пристрастился к испанскому) я пытался ему сказать, что так он ни за что не сокрушит наших врагов, только уничтожит себя. Однако, он и слушать меня не захотел, лишь отмахнулся, заявив, что лучше знает, что ему делать. Экая самонадеянность! Еще недавно он гнил в железном ящике и не знал, как дышать, а теперь он претендует на звание главного всезнайки! Жаль, что страшная жара мешает ему продолжать работать в своей лаборатории над созданием своей адской машины. Так бы он был занят делом и оставил меня в покое со своими страданиями и упрямством.

 19 мая
Иногда мой компаньон все-таки бывает очень милым. Сегодня он сидел рядом со мной и вспоминал свое прошлое. Я еще раз убедился в том, какой же все - таки мерзкий оплот боли и ужасов этот проклятый Орден Дракона. Он был великим полководцем и чудесным правителем когда-то, но – вот беда, перешел дорогу одному из весьма предприимчивых дельцов и тут же стал ненужным. И его навечно очернили, опорочили его имя настолько, что ни ему, ни его предкам уже вовек не отмыться от того кровавого следа, который вонзили ему под кожу. Он был меланхоличен, пока рассказывал мне об этом и крайне не сдержан в выражениях. И, надо признаться, я его прекрасно понимаю. У меня тоже отобрали жизнь и сделали из гения безумного доктора».

    Последние страницы этой странно оборванной повести – даже не записок исследователя! заставили навернуться на глаза слёзы… Кто бы знал о горестях, постигших Хельсинга … Господи, да мы же всегда считали его чудаковатым и оттого требовательным одиночкой! Но, похоже, это было не так… Я уже ненавижу всем сердцем Орден, о котором пишет Хельсинг. Это чувство рождается внутри меня.
 Так же как внутри меня рождается чувство странной симпатии к его пациенту – как он называет его вначале – Владу… как пишет в конце.

 С прогулки я возвращаюсь  домой подавленная. Не забываю спрятать тетрадь в стол, но… Само по себе то, что я прочла, и ещё то, что у меня появились от Александра секреты – заставляет грустить… У него есть секреты от меня, я уверена в этом. Теперь и у меня есть секреты от него.
 Но так быть не должно и не может у тех, кто искренне любит, кто предан друг другу и хочет прожить вместе всю жизнь, и, может быть даже, намного больше жизни. Если верить в существование души. А я в это верю.

 Чтобы скрыть то, что я занималась в саду чтением, а не только приятной прогулкой, я срезала букет поздних  астр, и теперь они украшают наш стол к ужину.
 Александр ест совсем мало. А мне так попросту не хочется есть. И получается, что мы стараемся быть радостными, и даже шутим, и говорим как будто весело – но оба понимаем, что это не так….
С одной из астр осыпались лепестки на наш стол. Это тоже  не слишком радостные астры. Хоть и очень красивые.
- Мина, -- говорит, наконец, Александр, -- Что-то произошло ?... Мне нравится твой обычный хороший аппетит. Уж не собралась ли ты увлечься модной диетой?
 Я слегка улыбаюсь.
 - Нет, нет, конечно, … нет, Алекс, моя диета меня не беспокоит. Я всего один вечер не особо хочу ужинать. Но вот ты … довольно часто отказываешься и от ужина, и от завтрака, а в обеденное время я чаще всего на работе… Скажи мне честно: тебе нездоровится?... Представляешь себе: что я за врач, если не могу распознать, что мой  любимый мужчина болен!
 -- Мина, ну что ты! Я тебе скажу – я всегда был таким. Характер у меня не сахар, я могу и сутками не есть, если меня вдруг охватывает идея или дело. … А сейчас, ты знаешь, я захвачен своим делом. Беспокоиться не о чем, это совершенно точно.
 -- Да… и всё равно…  Почему бы тебе было не прогуляться со мной – например сегодня? Был прекрасный день. Невыразимо-хорошо, последние тёплые дни осени. Я так редко отдыхаю, и мы проводим свой отдых порознь!
 --Ты ведь хотела прогуляться одна.
 -- Но ты мог бы настоять на обратном!... Ты легко согласился с этим, и – я знала, что согласишься. Я всегда любила гулять, с папой, с Джонатаном, я рассказывала тебе об этом. С тобой – не было почти ни одной долгой прогулки… И ты снова мне скажешь: я занят своим делом, я захвачен им… И это я уже слышала… Но… просто отдохнуть, просто побыть вместе!... Поэтому я снова спрашиваю: Алекс, что с тобой творится? Ты не здоров? Ты боишься сказать мне об этом – мне!, своему другу, своей жёнушке, как ты сам меня называешь! … Разве мы так мало значим друг для друга? …

Александр глубоко вздыхает. Я видела  не раз, это выражение раздражения и хмурости на его лице в последнее время. Я встаю из-за стола, отрицательно качнув головой
-- Я огорчена, Александр. Я не хочу этого ужина. … Я пойду к себе. Завтра с утра я уйду в больницу, а ты вновь займёшься своим делом – так и проходят наши дни!... Неужели ты не видишь, что мы, на самом деле, живём порознь? Не важно, что спим в одной постели!
Это была ссора. Первая, постигшая наш семейный корабль, ссора. Видит Бог, как долго я всё держала в себе! Я видела – Александру нечего мне ответить,  потому что я знаю, что права. И этого не могли исправить ни его объятия, ни нежные поцелуи, которыми он старается осыпать мои волосы и лоб,  поймав меня, проходящую сердито мимо и усадив на колени, как я ни сопротивлялась  (он очень сильный). 
-- Ну что ты, ей-богу! Вот ведь нашло на тебя внезапно! Вдруг из доброй чудесной девочки –  стала совсем-совсем  злой. Почему, а?
 -- Александр, я не девочка, - качнула я упрямо головой,   -- Я твоя жена. Твоя женщина.  Понимаешь ты это?!  Перестань, наконец, разговаривать со мною, как с неразумным ребенком, хватит! Я безумно устала от этого. И прекрати мне врать. Не нужно, не нужно говорить мне, что я не права, что что-то придумала себе, что мне всё чудится… Нужно только одно – только одно ! – сказать мне правду, ведь это важно, очень важно! Наконец, признайся мне – что ты скрываешь? Я устала уже от бесконечных загадок. Ей-Богу…

Он зарылся лицом в мои пушистые локоны, я знала, что он вздыхает -- и потихоньку целует их. Я знаю, что он всё во мне обожает, я знаю всю его безмерную нежность, и любовь ко мне – но ещё я знаю в самой-самой глубине его сердца страх… И ещё что-то … чего определить я пока что не могу… А он никак не хочет рассказать мне об этом.
-- Отпусти меня, --  осторожно, но твёрдо освобождаюсь я из его объятий.
 Он отстраняется. В его глазах я читаю страх. Схватив меня за руку, он с ужасом произносит:
 - Что?!... Отпустить? Как? Куда?
 Поискав, но так и не найдя моего взгляда, он стал торопливо целовать мои руки, удерживая хотя бы так меня рядом с собой:
- Нет, Мина, не отпущу! Без тебя мне жизни нет!

  Он весь дрожит, его бьет, как в лихорадке, он даже побледнел. Я внимательно смотрю на него. О Боже, да ведь он подумал, что я собираюсь уйти навсегда, в то время, как я всего лишь хочу подумать в одиночестве. Я обнимаю его голову и крепко прижимаю к себе:
 - Ну что ты, что ты Алекс ?! Боже мой, я всего лишь хочу побыть одна. Недолго. Чтобы подумать. Мне просто  нужно подумать, понимаешь?...
       Но он словно оглох, только крепче прижимается ко мне, как испуганный ребенок, и шумно дышит – его объятия так сильны, что я невольно вскрикиваю от боли, ещё чуть-чуть и он сломает мне спину! Александр наконец-то приходит  в себя, перестаёт так неистово сжимать руки.  Поняв, что ничего не выйдет, я оставляю попытки уйти и глажу его по голове, словно кроху, безуспешно пытаясь успокоить.

 Мой дорогой Александр Грейсон – несчастный и ранимый. Сколько еще тайн сокрыто в тебе? О скольких еще я никогда не узнаю?

......................

Яна Антоненко в соавторстве с Лилией Внуковой http://www.proza.ru/2015/10/06/1271