Осиный укус

                ВЛАДИМИР ВЛАДЫКИН

                ОСИНЫЙ УКУС               
                рассказ

          После очередного семейного скандала Роберт говорил, что ушёл от жены из-за её брата Кирилла. Дело было в том, что шурин постоянно просил у него на пропой деньги. Как и мужу, Розе это тоже не нравилось, ведь тот хоть и брал в долг, но не отдавал. Кирилл коренастый богатырь, страшно пил неделями, из месяца в месяц. Какая женщина могла вытерпеть мужа-пропойцу, который давно потерял работу и жена отказалась от него. Мать и Роза были вынуждены принять Кирилла, но лишь с условием, что тот бросит пить.
          Через полгода, только из-за жалости к сыну Терёше, Роберт вернулся в семью. Где он обитал всё это время, Роза знала от их общих знакомых. И потому его уход она вовсе не связывала с тем, что в этом был виноват исключительно её брат. Просто ему было удобно им прикрыть настоящую причину...   
          И так получилось, будто к его возвращению Кирилл подавил в себе алкоголизм, устроился в одну торговую фирму шофёром, ездил по командировкам, ударился в коммерцию и года через два завёл своё дело…
          Со своей семьёй Кирилл так и не сошёлся, несмотря на то, что у него было двое детей. Но теперь у него были деньги, свой автомобиль, и он позволял себе менять женщин…
          И однажды жена Роберта, до этого не ладившая с братом, уехала с ним в очередной рейс, о чём даже не предупредила мужа. У Розы вдруг пробудился интерес к торговле шмотками, ради чего она оставила бухгалтерию в театре. Роберт почувствовал себя обманутым. Роза же свой поступок потом объяснила ему просто:
«Мне надоело существовать на копейки. Если тебе нравится твое лицедейство за гроши, то мне оно, кроме досады, ничего уже не приносит. Можешь к нам присоединяться».
          Ответ Розы ошеломил его, он не мог жить без театра и проникся к жене тайным презрением. А ведь когда-то они друг друга взаимно любили, и казалось навечно. Но он всегда забывал, что ещё ни одна любовь не выдерживала испытания разными взглядами, привычками, увлечениями и погоней за деньгами. Выходило, что Роза не хуже его лицедействовала, притворялась, когда говорила, что гордится его игрой и не меньше, чем он, любит театр. Правда, это было давно, а теперь так стремительно менялась жизнь, что людям уже не до театра и чтения книг, приобретениям которых они когда-то так искренне радовались. Роберт теперь не знал, было ли это вообще?
          – А где же ты взяла стартовый капитал? – как-то спросил он.
          – Кирилл все долги вернул, – услышал он. – Что ты так смотришь? Скажешь, что я присвоила твои деньги? Но они же и мои!
          – Ну и на здоровье. Не думал, что ты такая скаредная…
          – Вижу, самому жалко, что он не тебе, а мне вернул долги?
          Год назад из-за похожего случая между ними даже произошла ссора, когда она требовала его отпускные, и после этого, казалось, они больше никогда не примирятся, не преодолеют разногласий, которые исподволь подтачивали их отношения. И настал день, когда он понял, что их никогда ничто не роднило, не объединяло, что они жили, каждый в отдельности, исключительно своими интересами, и пришли к полному разобщению, они друг другу совсем не интересны.
          И в таком настроении Роберт увлёкся Ирмой, разведённой, бездетной, красивой брюнеткой, работавшей в одном проектном институте. Она занимала в пятиэтажке двухкомнатную квартиру, жила довольно скромно, но насыщенной духовной жизнью: читала, любила ходить в кино, театр, где он работал актёром. Игра Роберта ей нравилась, как-то она подошла взять у него автограф, так они познакомились. Через неделю он пришёл к ней с цветами, с шампанским, и остался…
         Однажды погожим днём, после репетиции, идя по улице с Ирмой, Роберт повстречался с женой. Роза живо окликнула тогда ещё законного мужа, так как брак с ним ещё не был  расторгнут. Но если бы не сын Терёша, разве она это сделала?
         – Мама, когда папа приедет с гастролей? – бывало, спрашивал он.
         – А я, думаешь, знаю! – сердилась она. – Может, он там останется…
         – А я этого не хочу.
         – Думаешь, я хочу! Он у нас артист, с этим надо мириться.
         – А это же здорово! И я буду...
         – Ещё чего не хватало.
         И теперь Роза чувствовала себя поршиво, что из-за сына должна унижаться перед мужем, прогуливающим свою пассию. На её оклик, придерживая спутницу, он остановился, повернул голову. Роза скорым шагом, элегантно одетая, направилась к нему, отступившему от любовницы. Он увидел холодное, бледное лицо жены и смутился, так как Ирма могла понять, с какой женщиной он прожил несколько лет. Сверкающими от гнева глазами, она впилась в его спокойное лицо, точно силясь понять, как же так получилось, что она потеряла его, и что значит этот роман с поклонницей? Роза, конечно, интересовалась у его коллег любовницей мужа, с которой изредка появлялся в театре.  А теперь увидела её сама.
– Позови… я хочу её рассмотреть поближе? – жестко приказала она, плотно сжав губы.
           Роберт презрительно усмехнулся и покачал отрицательно головой. Тогда она вскинула надменно голову, слегка оттолкнула его с дороги и скорым шагом, дробно стучавших каблуков модных туфель, в душевном смятении ринулась к Ирме, стоявшей у газетного киоска. Роберт безучастно смотрел, как всего в пяти шагах от него, соперницы с враждебным нескрываемым интересом, рассматривали друг друга.
           Идиотское положение, в какое он попал по милости Розы, заставило его встряхнуться. Кругом в сутолоке своих дел сновали прохожие. Он подошёл к женщинам, взял Ирму под руку и потянул от жены.
          – Ну, посмотрела и довольно! – отрезала она, почувствовав его поддержку.
          Роза сочла себя оскорблённой и, смерив Роберта негодующим взором, процедила:
          – Уверяю, ты ещё об этом очень пожалеешь! – её глаза свирепо сощурились.
          – Учти, если бы не Терёшка, – заговорила она снова, – я бы не подошла. Он о тебе спрашивает, а тебя, как я погляжу, только она интересует. – и, не дожидаясь ответа, надменно держа голову, Роза ушла.
          Неприятный осадок, осевший в душе, от случайной встречи с женой, вызвал у Роберта глубокое сожаление. Всю дорогу они промолчали.
          На следующий день Ирма навестила  его в театре.
          – Ко мне в институт приходила твоя жена и просила, чтобы я, как можно быстрей, с тобой рассталась, – сказала она.
          – Ты пришла объявить мне о принятом тобой решении? – спросил он, зная, что это так.
          – Нет, этого я ей не обещала. Думаю, оно у тебя вызреет само. Не так ли? – на её глазах блеснули слёзы.
          Роберт деликатно промолчал. Ирма была права, он уже тяготился этой связью, находясь в неопределенном положении. За время жизни с ней он как будто напрочь забыл, что не воспринимал стяжательский, меркантильный дух жены, позволивший ей без сожаления порвать с работой в театре и с головой уйти в коммерцию. Её брат Кирилл по-прежнему жил с ними. Он был коренастым, с крупными чертами лица, с широким носом, круглыми чуть вдавленными глазницами над крутым высоким лбом, с коротко остриженными русыми волосами…
          Спустя время отношения с Розой у Роберта наладились. Но однажды она пришла с работы, в одной коммерческой фирме, чем-то явно расстроенной.
          – Благодаря тебе, на брюнеток у меня появилась аллергия! – состроив брезгливую гримасу, строго проговорила она. – Они отравляют моё существование. Я тебе этого никогда не прощу!
          Роберт молча проглотил очередную угрозу, мотивом для которой, видимо, послужила встреча не с Ирмой, а с похожей на неё женщиной…
          Весной Кирилл вторично женился и перебрался к жене Эмме. Роберт с облегчением подумал: «Как бы было замечательно, если бы ещё забрал свою мамашу». Она была всегда чем-то недовольна. Зять иногда в шутку говорил, что у тёщи от несварения желудка сформировалась сварливость, причём она почти открыто его ненавидела. Часто вмешивалась в их жизнь, преднамеренно рассказывая дочери о нём всякие небылицы, чтобы только они развелись. Когда муж вторично вернулся, Роза запретила матери даже раскрывать рот. И они продолжали сосуществовать под одной крышей. Роль лицедея Роберту давалась и в жизни, что смягчало все их разногласия. Правда, совместно они проводили мало времени, так как театр забирал у него и выходные. А летом уезжал на гастроли.
          Однажды Кирилл приехал на микроавтобусе и в воскресенье предложил выехать на природу. Роза охотно откликнулась, не спросив у мужа, будет ли он свободен? Хотя знала, что у мужа близились очередные гастроли.
К назначенному часу, в конце июля рано утром, ко двору подкатил микроавтобус шурина, в салоне которого сидели две молодые женщины и друг Кирилла Тихон. Роза не заставила себя долго ждать, велев Роберту садиться в автобус с сумками наготовленной для пикника провизии.
          Тёща с внуками стола в калитке ворот, завидуя молодёжи, с притворной напускной улыбкой провожала отъезжающих на отдых. Её будни проходили в хлопотах на огороде, где были сооружены ещё покойным мужем  две теплицы, в которых зимой выращивала ранние овощи, цветы. А летом к ней свозили внуков дочери и сыновья…
          Для привала избрали безлюдное живописное местечко, опоясанное высокими ракитами с прогалиной, убегающей к пологому песчаному берегу реки, посередине которой плыли лодки и лёгкие катера. Кирилл включил в автобусе магнитофон. Прибрежный лес огласился бодрой музыкой, заглушавшей пение птиц.
           Пока женщины в сарафанах весело переговариваясь, накрывали привезённый с собой раскладной стол, уставляя его закусками и яствами, мужчины курили сидя на поваленном тут же дереве. Тихон с юркими серыми глазами смотрел на женщин. Кирилл рассказывал о своём последнем рейсе, как его по дороге остановили вооружённые рэкетиры. А Роберт рассеянно созерцал движение судов на реке, нарочно не участвуя в чуждом ему разговоре. И он не понимал, почему находился с этими людьми…
          Обильное застолье, с выпивкой, удалось на славу. В поглощении спиртного женщины почти не уступали своим половинам. Кирилл же, соблюдая обет трезвенника, довольствуясь лишь ролью тамады, не участвовал в этом соревновании.
          Поглощение пахучей малиновки под сытную закуску, перемежалось то игрой в мяч на раскалённом от солнца песке, то освежающим купанием в реке, чему больше всех отдавался Роберт, заплывая очень далеко.
          Виолетта, жена Тихона, была моложе всех, с голубыми глазами, с опаской смотрела на Роберта. Она велела Розе обратить внимание на проделки мужа.
          Равнодушно взглянув на уплывшего за красные буи мужа, она вяло махнула рукой, стоя пояс в воде, сверкающей вдали изломанными, прерывающимися бликами, как сияющее на женщине при ходьбе серебристое парчовое платье.
          – Он может утонуть, Роза? – беспокойно произнесла Виолетта.
          – Я это не нахожу! – произнесла жеманно та.
          – Да он же пьян и не ведает, что творит? – беспокойно повторила она.
          – Не больше, чем мы! – отрезала Роза. – Смотри, Виола, а то Тихону скажу, – лукаво пригрозила та.
          Но та, будто и не слышала, принялась махать Роберту руками, чтобы он немедленно вернулся на берег. Роза кинула на неё испепеляющий взор, видно, ей пришлась не по душе чрезвычайная обеспокоенность за её мужа.
          Когда молодые пары вновь сидели в тени деревьев пили и ели, случилось то, что возбудило и всех отрезвило. Тихон аккуратно откусывал арбуз, на сладкий запах которого слетались осы. Две полосатые стервятницы оголтело кружились около скибки Тихона, норовя сесть на лакомство. Как он не отгонял их, они были тут как тут, намереваясь впиться хоботком в сочную медовую мякоть. Но Тихон, откусывая, помешал. И тогда оса ужалила обидчика прямо в язык, отчего он заголосил, отшвырнув яростно недоеденную скибку. Буквально на глазах язык потерпевшего стал синеть и вспухать, как на дрожжах. Тихон не мог проронить ни слова, будто набил кашей рот. Все начали извлекать из памяти советы на случай укуса ос и пчёл.
         Роберт же стал бахвалиться, что ему ничего не будет, если одновременно ужалят с десяток ос. Но на него никто не обращал внимания, тогда он принялся ловить полосатых стервятниц, и, как заправский факир, отправлял их в рот, дразня их там языком. Оказавшись в западне, осы подняли жужжание, как зубная бормашина.
Эмма и Виолетта с изумлением, граничащим с ужасом, уставились на актёра. Лишь
Роза с отвращением, брезгливо морщилась. Кирилл, кажется, ждал, когда зять взголосит и, предвкушая это, ехидно посмеивался. Тихон, наморщив от боли лоб, смотрел, не размыкая губ, с недоумением, почему актёр невозмутим.
        Видя, что все ждут ожидаемой реакции, Роберт открыл широко рот и круговыми движениями языка, начал выдворять поднадоевших ему ос, вонзавшихся в его язык в ярой злобе, отчего с трудом вынимали глубоко погруженные в живую плоть свои жала, чем затрудняли себе освобождение из неволи.
        Через десять минут после устроенного представления Роберт как ни в чём ни бывало, мог свободно разговаривать, лишь ощущая при этом игольчатое покалывание в языке, не изменившего своей исконной формы. Вскоре интерес к актёру у всех пропал. Кирилл продолжал наполнять стопки розовой водкой, настоянной на свежей малине. Время от времени он при этом бросал на зятя испытывающие взоры, будто всё ещё не веря, что для него укусы ос остались без последствий…
         А завершение этой истории произошло дома, после закончившихся гастролей Роберта, чего, кажется, Кирилл ожидал с нетерпением. Зять это понял, когда случайно подслушал шутливый разговор брата и сестры в кухне, соединявшейся с домом небольшим слуховым оконцем-форточкой.
        – Роза, у твоего актёришки отменная иммунная система!
        – Я не думала, что его не берёт никакая зараза! – она зашлась в смехе, подхваченном братом.
        – Ты не против того, чтобы подпустить к нему какую-нибудь гадину с жалом посильней осиного? Зачем ты его снова приняла?
        – Помолчи, он услышит, – предостерегла Роза. – Да я его сама ненавижу, – шёпотом прибавила она.
        – Так в чём дело? Положись на меня.
        – Я же не одна, у меня есть Тёмка. Ты забыл, как он спрашивал, где отец?
        – Ничего, найдём тебе мужика! Тихон говорил, что у него есть дружок…
        – Сама найду, когда надо будет…
        Роберт был озадачен подслушанным разговором. Но пока не подавал жене виду, которая вела себя с поразительной любезностью. Он охотно ей подыгрывал, иногда фальшиво признавался ей в любви и намекал, что для счастья им не хватает коварства. Она в недоумении поднимала на него глаза и смеялась…
        В воскресенье к ним заехал Кирилл с Тихоном. На вопрос, где мать, Роза ответила, что она на рынке. Жена затевала на кухне стирку. Роберт, лёжа на диване, читал новую пьесу, намеченную для постановки. Из передней доносились приглушённые голоса, сопровождаемые короткими смешками. Потом голоса стихли, было слышно, как стукнула входная дверь. Кирилл ушёл к сестре на кухню, через минуту он вернулся, голоса возобновились «Сейчас мать придёт» – сказал Кирилл.
Намеренно громко Роза кричала брату, чтобы попросил её мужа принести на стирку рубашки. Роберт собрал их и понёс, минуя в передней сидевших на диване шурина и друга.
        Отдав жене рубашки, Роберт решил покурить на свежем воздухе, желая более всего, чтобы приятели поскорее убрались восвояси. Когда он вернулся в дом, словно подчинившись его воле, тех уже там не было.
         По актёрской привычке Роберт задержался перед трельяжным зеркалом, подбирая образ для роли в читаемой пьесе. Его взгляд случайно упал на отражённый в зеркале диван, где возле подушки увидел на коричневом покрывале слабое шевеление насекомого. Он подошёл к дивану, его взору предстал обыкновенный энцефалитный клещ. Он вспомнил трёхдневной давности разговор жены и шурина и того вдруг почему-то разобрал безудержный смех. Кто-то не согласится с тем, что жало клеща несомненно посильней осиного. Но теперь Роберт больше здесь не задержится, чего доброго в следующий раз они подпустят змею.
Роберт поместил членистоногое насекомое в пустой спичечный коробок и понёс его показать жене, придав лицу бесстрастное выражение. При виде мужа, Роза вздрогнула, вскинув на него ощупывающий, несколько робкий взгляд.
        – Фу, напугал! – деланно воскликнула она.
        – Чего ради, или ты ждала меня, скажем, охваченного смертельным ужасом, подвергнувшегося укусу заразного насекомого?! – выпалил он наигранно. Он высказал жене, что недавно подслушал и показал Розе коробочку.
        – Хочешь полюбоваться невинным орудием убийства, которое вы с братом подпустили?
        – Его никто не приносил, мы просто пошутили. А ты этим клещом разыграл спектакль, чтобы уйти от меня к своей…
        – Ты не можешь жить без мести, поэтому я ухожу, на этот раз окончательно. Твоя ложь переходит все границы, так будет лучше для нас обоих.
        Кто не прощает, тот не любит…
        …Ирма его уже не ждала. Когда в квартиру позвонили, она работала за кульманом. Потом встала, чтобы посмотреть в дверной глазок. На площадке стоял
        Роберт, у неё забилось сердце, она открыла дверь, увидела два чемодана и от неожиданности обомлела, по щекам потекли слёзы. Она было кинулась его обнимать, но удержалась от безумного порыва, лишь как-то робко отступила в сторону, чтобы уступить ему дорогу…

1994 г. 1999 г.