Последний крестик

 

 
               
 
        Она ходила  вокруг церкви, внимательно вглядываясь в стены, переводя взгляд выше  на крышу до самых крестов. Взгляд становился грустным, настроение портилось на глазах. « Да – вздохнула  она – крест на колокольне совсем покосился , надо делать новую маковку и крыть крышу. А кто будет делать? Совхоз развалился, молодежь подалась в город на заработки. Мужика бы надо старостой, а сама бы казначеем была, но мужики все спились, а которые еще держаться, так и то по болезни. Батюшку в старосты определить, как сейчас во многих приходах делают. Ничего не выйдет. Батюшка проведет службу и айда до дома в город, благо город недалеко – час езды. «Как бы поставить крест»,- думала она. «Последний» , - как набатом било в памяти. Где она слышала про последний крест, где он? Почему последний? Села возле церкви на пень от спиленной старой липы, задумалась. Детство пронеслось под звуки горна и барабана: «Будь готов, всегда готов». Бабушка пришивала белый воротничок к форме : -Внученька одень крестик . Ты болеешь часто , да и в учебе успехи нужны. – Ты понимаешь бабуля , опять станут проверять руки, шею , не грязные ли у нас. Бабушка изумилась : «А к чему, внучка, ведь в школу все готовятся, одеваются чисто , вишь воротнички  белые подавай.»
Раз за разом бабушка надевала крестик на шею, а в школе снимали. Вызывали родителей на педагогический совет. Советовали не самочинствовать , мол дома носите, а в школу зачем? Не то сейчас время. Бабушка успокаивалась на время. Но когда я начинала болеть очередной раз, она опять откуда-то из закромов  доставала  заветный крестик. Последний раз предупредила: «Береги его, внученька, он последний, больше нет.» Видно кончился запас. Гайтан  сделали подлиннее , пришили к воротнику. Первый заслон прошла , не заметили , а вот в классе – не получилось, расстегнули все пуговицы на груди , не верили что нет крестика , ну и правильно. Я уцепилась обеими руками за крест и кричала: « Не дам , он последний, больше нет». Учительница молча отстранила от меня санитаров, взяла за руку и повела в кабинет  директора школы . Разговор был коротким и даже не со мной.
 Они говорили между собой. Один выход остается : пусть снимет сама на линейке перед
 всеми учениками. Иначе исключим из школы. Оба повернулись ко мне. Я стояла, понурив голову, слезы текли по щекам. Я плакала беззвучно,  утирая слезы  ладонями.
-        Теперь иди на урок.               
Я на  урок не пошла ,а пошла к школьным сараям , где разводили кроликов, села под клетку  в  уголок, сняла крестик и долго его разглядывала.  Он  такой  маленький ,
Иисус на нем такой крошечный, и чем он им помешал, вот сниму и больше не увижу его совсем. Мне стало жаль саму себя, этот маленький крестик, даже и их, что хотели снять крестик. Я вздохнула и снова надела крестик с твердым  намерением  никогда не снимать.
Линейка состоялась утром на следующий день. Прогремел барабан, проиграл горн. Стройными шеренгами классы заняли свои места  в большом зале. Была торжественная часть  - принимали в октябрята , вешали на грудь  звездочки , которые сами шили на уроке труда из картона и обтягивали красным материалом. Я было уже и забыла , что меня будут представлять как нарушителя  дисциплины, но директор сдержал свое слово.
Меня вывели на середину зала перед строем и долго объясняли , чем я провинилась. Я сначала стояла , опустив голову, потом мне стало неудобно стоять с опущенной головой, шея затекла. Я подняла голову и со страхом поглядела на всех , но , чудо, страх  куда-то исчез, и я видела своих товарищей, подруг, которые устали стоять в строю, они перешептывались, даже шутили, те кто стоял в задних рядах ставили рожки передним ученикам. Я даже заулыбалась , и это заметила моя учительница. Она громко сказала:
-        Ну надо- же , а ей смешно, тут решается ее судьба , а ей смешно.
Снимешь крест или нет? Снимай сейчас перед всеми или исключим из школы.
Я приложила руку к груди, где был крестик, и тихо сказала:
-        Он последний, бабушка сказала больше нет.
-        Так снимешь или нет? – настаивала  учительница.
Я молчала, как воды в рот набрала. Вдруг кто-то из старшеклассников с задних рядов спросил:
-        Где она, нам ее не видно?!
Вдоль стены, напротив окон, стоял длинный, деревянный диван, меня как ветром подняло на него, и я сказала громко:
-        Вот я, всем меня видно?
Весь зал дружно засмеялся. Некоторые учителя тоже заулыбались. У директора брови нахмурились, он прекратил шум и распустил линейку, предоставив учительнице самой разбираться со мной. Из школы меня, конечно, не исключили,  и верно прошли, видимо, те времена, а какие, я понятия не имела. Но на парте «позора» досидела весь год. Больше тройки мне в дневник не ставили, хотя говорили то хорошо, то отлично, и на это, видимо, были свои соображения.
В школе меня в октябрята приняли самую последнюю, в пионеры тоже, но изгоем я себя не чувствовала из-за общительного и доброго характера. Я часто болела, и меня даже жалели, навещали в больнице и дома. Но по всему видно мне сейчас – это был не последний, а первый мой крестик.