А помнишь?

Дверь кабинета, чуть-чуть поскрипывая, стала медленно приоткрываться, и майор милиции Дмитрий Авдеев, оторвав свой взгляд от изучаемого им очередного административного дела, лежавшего у него на столе, стал терпеливо ждать, чтобы увидеть, кто же зайдет внутрь кабинета. Он совсем не ожидал, что посетителем окажется маленький, лет пяти, худенький мальчик, который, заходя в кабинет через чуть приоткрытую дверь, кого-то тянул за собой за руку. Дмитрий в изумлении молчал, он слышал, что кто-то разговаривает и смеется за дверью. Наконец дверь распахнулась, и посетитель, которого держал за руку мальчик, широко улыбаясь, зашёл в кабинет.

Это был капитан Александр Ткачёв, сотрудник вертолётного взвода полка ДПС. Одет он был «по гражданке». Последний раз Авдеев видел Ткачёва давно, и тоже «по гражданке», тот тогда был в отпуске. Поэтому после рукопожатия Дмитрий спросил капитана:

– Чего-то ты, Сань, загулял. Сколько же дней у тебя отпуск?

– Да это мы сегодня выходные, а так уже давно работаем, вкалываем вот вместе с сыном, – ответил Александр.

Немой вопрос застыл в глазах у Дмитрия.

– Кстати знакомьтесь, товарищ майор, Александр Александрович Ткачёв, – с улыбкой продолжал папа, показывая на сына. – Или просто Сан Саныч.

Мальчишка с серьезным видом протянул руку Дмитрию, тот с удовольствием пожал его маленькую ладошку.

Ткачёв-старший сел на один из стульев, стоявших напротив Авдеева у стены, а мальчишка в это время подошёл к окну, положил свои локотки на подоконник и, опустив подбородок на руки, стал молча наблюдать за происходящим на улице.

– Понимаешь, детский садик сына вот уже три месяца закрыт, – начал свой рассказ Ткачёв-старший. – Завод наш авиастроительный от него отказался, зачем ему в своих финансах лишние расходы, а вот райОНО садик под свою опеку брать не торопится. Детей разогнали по домам, садик закрыли, даже сторожа не держат. Там уже и стёкла все побили и порастащили всё, что можно утащить. К матери на работу на хлебозавод в смены брать Сашку никак. Бабушки-дедушки у нас далеко, на Амуре. Вот я и определил его к себе в экипаж, вместе по области и мотаемся.

– Как это мотаетесь? – Дмитрий удивлённо вскинул брови.

Александр подтянул за руку сына к себе, усадил на колени, обнял, и, заглядывая мальчугану в глаза и улыбаясь сыну, продолжал:

– Мы с ним уже побывали в командировках и в Чернореченском, и в Багновском, и в Чупинском, – продолжал Ткачёв-старший. – Почти месяц куралесили по юго-западу области. Скажи, Сан Саныч?

Мальчишка кивнул головой, соглашаясь.

Дмитрий молчал, изумлённый услышанным. Пятилетний малец в экипаже вооружённого автоматическим оружием милицейского патруля, посланного в командировку для борьбы с нарушителями, а то и с преступниками (как правило, также вооружёнными). А папа – нянька с автоматом. О какой борьбе с преступностью может думать отец-милиционер, когда его сын-пятилетка находится рядом в машине, и какой опасности они подвержены оба.

– И тебе твоё начальство за то, что ты в экипаж сына пятилетнего пристроил, выговоров не навешало? – спросил, наконец, Дмитрий.

– Начальству по барабану. Мы как-то говорили об этом с Солодко, а тот мне и говорит со смехом, мол, как только Ткачёв-младший достигнет совершеннолетия, тут же ему присвоим звание капитана милиции.

– Да, смех сквозь слёзы, – промолвил Авдеев, а сам подумал: «Заместитель начальника ГАИ области Иван Васильевич Солодко изволит так шутить, вместо того, чтобы подумать о возможных плачевных последствиях такого положения вещей. На его месте надо было запретить Ткачёву какие-либо командировки, если у него такое положение в семье, и принять все возможные меры, чтобы оперативно помочь подчинённому устроить малолетнего сына в детсад. Ты же для того и руководитель высокого ранга. Ан нет, проще позубоскалить и всё».

– Ладно, Дим, пошли мы, – вставая, сказал Ткачёв-старший. – Проведали всех, будя. Готовиться нам с Сан Санычем надо, завтра в очередную командировку. А помнишь, как мы с тобой в Узуновском вместе работали? Вот завтра мы туда.

Дмитрий встал, пожелал Ткачёвым успехов, пожал протянутую руку Ткачёву-старшему, протянул руку Ткачёву-младшему. Тот поднял голову, глянул в глаза Дмитрию и положил свою ладошку в руку майора. Тот пожал её, и семейный тандем покинул кабинет.

«А взгляд-то у него уже взрослый», – успел подумать Дмитрий, садясь за свой рабочий стол. Последние слова Ткачёва-старшего о совместной работе в Узуновском всколыхнули память майора, и он начал вспоминать прошлое, перескакивая от события к событию, «отматывая» назад десятилетия.


Более десяти лет назад, впервые пришлось тогда ещё лейтенанту милиции Дмитрию Авдееву добираться в районный центр Узуновский, причём самолётом. Конечно, можно было бы добраться туда рейсовым автобусом. Или даже поездом. Так делали многие его сослуживцы, направляясь в Узуновский в командировку.

Но время, как говорится, ждать не могло, дело было срочным, приказ начальства обязывал торопиться. А автомобильные дороги и железнодорожные пути в области проложены так, что любому наземному транспорту, что автомобилю, что поезду, нужно было совершить своеобразный крюк, похожий на известный любому шахматисту «ход конём». Если сравнивать расстояния по воздуху и по земле, то автомобильный крюк увеличивал расстояние вдвое, а железнодорожный был ещё в полтора раза длиннее автомобильного. Так обстояли дела с дорогами в области, которую по размерам территории многие любили сравнивать с Францией, причём Франция при этом была в значительном проигрыше.

Когда Дмитрий получил указание ехать в командировку в Узуновский, ему тут же вспомнились эти сравнения, и сразу стало жаль, что его родную область и чужую страну Францию почему-то никогда никто не сравнивал по степени развития дорожно-транспортной сети. Дмитрию всегда хотелось узнать почему. И хотя Дмитрий практически знал ответ, он почему-то начинал своего рода ёрничать, внутренне беседуя сам с собой: «Может быть, французы просто секретничают и никогда ничего не публикуют о своих дорогах? Может быть. А может, вовсе и нет. Я же французских книжек и газет не читаю, поскольку просто не знаю французского языка. В любом случае мне о дорогах Франции ничего неизвестно. А как же можно что-то сравнивать с неизвестностью?»

Итак, для поездки в командировку выбор пал на самолёт. Но это был не Ту-154 и даже не Ан-24 – на такие малые расстояния они не летают. Это был простой Ан-2, знаменитый трудяга «кукурузник». Такие самолёты «водились» только в городском аэропорту, куда Дмитрию Авдееву и предстояло прибыть.


Лететь на таком летательном аппарате Дмитрию предстояло второй раз в жизни. Вспомнился тогда и первый такой полёт, который случился у него в начале семидесятых. Будучи студентом, выбрался как-то Дмитрий в сентябре на каникулах к Чёрному морю в Анапу, в гости к своему дяде – родному брату отца. Дядя Федя тогда работал научным руководителем по терапии в одном из санаториев Анапы и в переписке со своим братом, отцом Дмитрия, часто приглашал семейство сибиряков не только отдохнуть на Чёрном море, но и просто проведать родственников. И сибиряки откликались. Сначала старший брат Дмитрия, Жора, студент-старшекурсник, воспользовавшись поощрительной поездкой в Краснодар, организованной для институтских активистов, сумел на три дня вместе с другом «заглянуть» в Анапу к дяде. А затем и Дмитрий принял дядино приглашение и решил провести каникулы на черноморском побережье в гостях у его семейства.

Так получилось, что в то же время, когда Дмитрий отдыхал в Анапе, его девушка Алина, гостившая вместе со своей подругой в Ялте у тётки подруги, тоже наслаждалась прелестями черноморского отдыха на каникулах.

Дмитрию не доставило большого труда по межгороду договориться с Алиной по окончанию отдыха ехать домой вместе поездом из Симферополя. Билеты Алиной были приобретены, и Дмитрию теперь оставалось лишь вовремя добраться до Ялты.

Расстояние от Анапы до Ялты небольшое, несравнимое с сибирскими просторами, и добраться туда можно было легко, сначала воспользовавшись самолётом и, долетев им до Симферополя, отправиться затем в Ялту знаменитым симферопольским троллейбусом, регулярно курсировавшим в то время между Симферополем и Ялтой.

Будучи в гостях у дяди, Дмитрию невольно приходилось следовать его медицинским советам. На балконе своей трёхкомнатной квартиры дядя устроил склад спелых арбузов, и каждый вечер на обеденном кухонном столе появлялся новый непочатый плод этой, как учили в школе, сочной ягоды. Съедался он Дмитрием и дядей до выгрызания последней корочки, как того требовал дядя Федя. Оставлять куски разрезанного арбуза дядя категорически запрещал – витамины в разрезанном арбузе якобы быстро расщепляются, и питательная ценность такой ягоды быстро превращается в полный ноль. Дмитрий с этим не спорил. Он всегда помнил рассказы отца о жизни его большой семьи в отчем доме недалеко от берегов Волги, о том, как они каждый год выращивали на полях у реки эту бахчевую культуру, а потому прекрасно разбирались в свойствах этой удивительной ягоды.

– Арбуз полезен вдвойне, – заявлял дядя Федя. – Это, во-первых, витамины, а, во-вторых, необходимое средство для чистки организма. Это я тебе как медик говорю. И совсем не страшно, что мы с тобой всю ночь, что называется в очередь, бегаем в туалет. Вот взгляни на стакан из-под молока, стоящий в посудомойке. Пускаем в стакан из крана тонкую струйку воды. Вода бежит, стакан переполняется, остатки молока постепенно из него вымываются. Видишь, проходит некоторое время, и стакан практически чист. Так и наш организм. Ему, как стакану, требуется «промывка», и наш большой, сочный и вкусный арбуз делает здесь своё дело. Ну, а переполнение нашего «стакана» мы с тобой чувствуем по ночам, когда бегаем с тобой наперегонки в туалет.

Привычка целиком съедать арбуз до выгрызания последней корочки, приобретенная Дмитрием почти за месяц своего пребывания в Анапе, тогда чуть не сыграла с ним злую шутку.

Накануне отъезда Дмитрия и его полёта в Симферополь, дядя предложил Дмитрию отметить это событие коньячком. За оживлённым разговором о политике и международном положении (а именно в тот момент случился в Чили военный переворот и кровавое противостояние президента Альенде и генерала Пиночета) бутылочка волшебного армянского пятизвёздочного напитка была ими успешно приговорена. А в качестве закуски, по причине жаркой погоды, выступил очередной целый арбуз, ночевавший до того в холодильнике. Его-то за разговором по сложившейся привычке дядя и племянник выгрызли до последней корочки. Завершив таким образом субботний ранний обед или, если быть точнее, поздний завтрак, Дмитрий попрощался с дядиным семейством – с его женой, с детьми, и они вдвоём с дядей в весьма приподнятом настроении направились в аэропорт.

Аэропорт в Анапе в те годы представлял собой небольшое одинокое строение, где пассажиры регистрировались на рейс, и большую ровную трехсотметровую поляну с коротко постриженной травой – грунтовую взлётно-посадочную полосу для «кукурузников» Ан-2. Именно эти «самолёты-этажерки» совершали тогда регулярные рейсы между Анапой и Симферополем.

Когда Дмитрий с дядей прибыли в аэропорт, единственный самолёт уже стоял в ожидании пассажиров невдалеке от его здания. Дверь самолёта была открыта, небольшая специальная лестница придвинута к дверному проёму, и первые два пассажира уже «загружались» в самолёт.

Отметка в окошке регистрации на рейс была сделана быстро, дядя тепло попрощался с племянником, и Дмитрий, слегка покачиваясь от выпитого коньяка, добрался до самолёта и полез внутрь салона. Там он увидел двенадцать кресел, стоявших в четыре ряда по ходу движения. Для Дмитрия кресла показались игрушечными, потому что поместиться на любое из них ему, с его ростом за 180 сантиметров, было весьма затруднительно – колени никак не хотели втискиваться между спинками кресел. Пользуясь тем, что в самолёте кроме двух первых пассажиров никого не было, Дмитрий сумел попробовать уместиться в каждом из четырёх рядов кресел. Наиболее удобным оказался первый ряд сразу за перегородкой кабины пилотов и место в нём справа по правому борту. Колени и там плохо помещались, но идущий вдоль перегородки по полу салона довольно высокий прямоугольный брусок, куда можно было поставить ступни ног, позволял таким образом приподнять колени и тогда они, продолжая упираться в перегородку кабины пилотов, что называется «со скрипом», но помещались. Было не совсем удобно, но продолжительность полёта по времени, по мнению Дмитрия, все-таки была небольшая – чуть более часа, поэтому он не сильно расстроился из-за таких неудобств.

Время взлёта приближалось, пассажиры заполняли салон и, в конце концов, заполнили его полностью – все двенадцать мест были заняты. Рядом с Дмитрием, в кресле слева от него, расположилась небольшого роста молодая женщина. То, что её рост был небольшим, Дмитрий определил по наличию комфортного расстояния между перегородкой кабины пилотов и её коленями. Дмитрий даже позавидовал росту этой женщины, потому что чувствовал, что его коленки вот-вот проломят дыру в кабину пилотов.

Но малый рост соседки компенсировался немалым размером её телесных форм – женщина своим телом с левой стороны так прижала Дмитрия к правому борту самолёта, что он не мог шевелиться, а потому с желанием глядеть в иллюминатор в процессе полёта ему попросту пришлось расстаться – повернуться к иллюминатору было весьма затруднительно.

Наконец прошли в кабину два пилота, сели за свои штурвалы, и колени Дмитрия стали ощущать все движения правого лётчика, который с другой стороны перегородки упирался в неё спинкой своего кресла.

Дверь в кабину пилоты в течение всего полёта не закрывали. Впрочем, Дмитрию тогда показалось, что дверной проём кабины пилотов какой-либо дверью не был оборудован вовсе. Пилоты сидели, тесно прижавшись друг другу, середина дверного проёма как раз проходила по линии соприкосновения их тел. Дмитрий с каким-то тревожным чувством воспринял ту картинку, которую увидел. Упитанные тела сидевших в кабине пилотов на уровне их брючных ремней практически соприкасались рукоятками пистолетов, находившимися у каждого пилота на поясе в так называемых полуоткрытых облегченных кобурах.

«Завлекаловка для террористов», – подумал тогда Дмитрий, даже не предполагая, что мысли взяться обеими руками за эти рукоятки оружия весьма скоро возникнут у него в его голове.

Погода была, как говорится, самой что ни на есть лётной, ни облачка на небе, а тёплый ветерок чуть-чуть колыхал траву вокруг самолёта. Самолёт гулко затарахтел своим мотором, коротко разбежался, подпрыгивая на неровностях зелёной взлётно-посадочной полосы, оторвался от неё и стал набирать высоту. Через некоторое время неприятные ощущения в ушах прекратились – самолёт, набрав нужную высоту и скорость, лёг на курс.

С затруднениями повернувшись к иллюминатору, Дмитрий заметил, что полётный курс лежал над синей гладью моря, и какого-либо любопытства наблюдать за пустой морской поверхностью эта однообразная картина у Дмитрия не вызвала. Зажатый как в «тисках» своим креслом, правым бортом самолёта, перегородкой кабины и соседкой слева, он постарался занять в кресле наиболее удобное положение и решил задремать.

Но через некоторое время Дмитрий вдруг остро ощутил, что «стакан» его организма внезапно достиг точки переполнения – съеденный накануне арбуз сделал своё коварное дело. Тут же пропали последние признаки какой-либо комфортабельности полёта. Мысли Дмитрия уже не могли переключиться ни на сон, ни на какие-либо другие события или предметы – например, на предстоящую встречу с любимой девушкой, которую не видел почти месяц, на предстоящее увлекательное четырёхдневное путешествие домой вдвоём в поезде. В мыслях Дмитрия перед его глазами стоял лишь один полный стакан чистой воды, который переполнялся струёй воды из-под крана.

Дмитрий даже не мог предположить, что в этом маленьком «кукурузнике» в самом его хвосте, оказывается, наличествует туалет. Но если бы даже он знал о нём, выбраться из «тисков» ему бы попросту не удалось, да и делать этого он, скорее всего, постеснялся бы.

Но Дмитрий о туалете ничего не знал. Его занимали только мысли о переполненном «стакане» и о скорейшем окончании полёта. Он судорожно и часто глядел на свои наручные часы, и тихо рычал, пользуясь тем, что гул мотора самолёта заглушал его рык.

А еще одним раздражением для Дмитрия стало то, что самолёт постоянно и неожиданно «нырял» в воздушные ямы, его двигатель при этом чуть-чуть захлёбывался, и «стакан» Дмитрия в эти моменты норовил выплеснуться, что называется, сверху, отдавая привкусом выпитого коньяка вперемежку с арбузным соком.

Вот тут-то и пришла вдруг ему в голову отчаянная мысль подобно выстрелу пробки из бутылки шампанского, выскочить из своего кресла, из этих ненавистных «тисков», схватиться за рукоятки пистолетов лётчиков, выдернуть оружие из кобур и, направив стволы на пилотов, заорать и бешеным криком, перекрывая гул мотора, заставить пилотов повести самолёт на посадку.

Но самолёт и сам в это время начал снижение, и Дмитрий с внутренней улыбкой и облегчением отогнал от себя внезапно пришедшие в его голову шальные, сумасшедшие мысли. Земля стала приближаться, и уже были отчётливо видны бетонные взлётно-посадочные полосы симферопольского аэропорта. Но самолёт, к удивлению Дмитрия, сел не на их ровную поверхность, а на «травку», идущую вдоль бетонной полосы. Сделав раза три «козлика», чуть не расплескав при этом «стакан» Дмитрия и сверху, и снизу, самолёт, наконец, остановился и прилип к земле. Но и после посадки Дмитрию пришлось еще довольно долго тихо рычать. Всё потому, что его «удобное» кресло было самым дальним от двери самолёта. Поэтому покинул он самолёт самым последним и бегом, перегоняя всех своих одиннадцать попутчиков, кинулся в здание аэропорта искать нужное ему заведение.


И вот почти через десять лет предстоял новый полёт на таком же «кукурузнике». Дмитрий, конечно же, вспомнил перед полётом и о самолёте, и о дяде с арбузами, и о «стакане» его организма. А лететь в Узуновский Дмитрию предстояло по одной причине.

В то время в Узуновском районе происходило следующее. Внезапно увеличилось количество аварий на автомобильном транспорте, где виновниками были пьяные водители, причём последствия от всех этих происшествий были тяжкими – люди погибали в авариях. Поэтому руководители областной Госавтоинспекции решили срочно вмешаться в эту тяжёлую ситуацию. Для лидеров ГАИ области стало необходимостью живое общение с руководителями хозяйств и предприятий, привлечь таким образом их внимание к возникшей проблеме, совместно проанализировать причины создавшегося положения и попытаться стабилизировать ситуацию. Поэтому было принято решение провести в районном центре внеочередное заседание районной комиссии по безопасности дорожного движения, где и планировалось выступление начальника областной ГАИ.

Так что главной причиной полёта Дмитрия в Узуновский был тогда отданный ему приказ начальства – организовать проведение внеочередного заседания этого общественного органа. На следующий за его прибытием день, тоже самолётом, в Узуновский должен был прибыть начальник областной ГАИ полковник Волдырьков Севастьян Александрович, а ещё через день – состояться внеочередное заседание комиссии.

Прибыв ранним утром в городской аэропорт, Дмитрий, учитывая опыт своего первого полёта на Ан-2, тогда постарался сделать всё возможное, чтобы не повторить прошлых ошибок.

Так что готовность и к полёту, и к командировке у него была полная. Дмитрий заранее созвонился с начальником районной Госавтоинспекции Фёдором Норушкиным, тот его ждал и обещал встретить. Все необходимые справки об аварийности в Узуновском районе Дмитрий заранее подготовил, и они лежали в его походном портфеле. Хотя готовить их никто никого не заставлял, и приготовил он их, как говориться так, для себя на всякий случай.

Зарегистрировав билет, Дмитрий дождался объявления на посадку и направился к самолёту. К его удивлению попутчиков оказалось мало – всего три человека, а пройдя в самолёт, Дмитрию пришлось удивиться ещё пару раз. Сначала, входя в салон, Дмитрий вдруг увидел перед собой чуть-чуть приоткрытую дверь туалета, и тем самым сделал для себя открытие, что, оказывается, туалет в данном типе самолётов наличествует. А ещё велико было его удивление, когда Дмитрий не увидел в салоне злополучных двенадцати кресел в четыре ряда. Вместо них вдоль обоих бортов самолета под иллюминаторами располагались простые откидные скамейки. И сразу вдруг вспомнились ему кадры из военных фильмов, где в подобных кабинах на подобных скамьях томились в ожидании своего прыжка из самолёта воины-парашютисты.

Теперь Дмитрий почувствовал, что можно всё-таки и в «кукурузнике» лететь по-настоящему комфортно, не будучи зажатым в «тисках». Он совершенно не ожидал этого, так как готовил себя к иному. А теперь, не ограничивая подвижности своих ног, Дмитрий расположился на боковой скамье по правому борту, и, полуобернувшись к первому по счету иллюминатору, с удовольствием наблюдал, что же там за его стеклом происходит. А за ним через некоторое время побежала навстречу бетонная взлётная полоса, затем после взлёта показались маленькие дома родного города, затем стали мелькать поля и перелески, охваченные золотом быстро наступающей сибирской осени. Совершенно отличные по сравнению с первым полётом ощущения. Хотя были ещё ощущения, напомнившие Дмитрию «травку» Симферополя. Несколько подпрыгиваний «козликов» при промежуточной посадке на грунтовую взлётно-посадочную полосу в поселке под названием Сбитки. Там три попутчика Дмитрия покинули самолёт, а взамен на борт самолёта поднялись двое, одетых в болотные сапоги и непромокаемые плащ-палатки, с лицами, густо заросшими бородами. В общем, какие-то «лесники-лешие», как тогда о них подумал Дмитрий, с тощими рюкзаками. Увидев Дмитрия в форменной милицейской одежде, они сразу же притихли, и присев на угол противоположной скамейки в районе входной двери в салон самолёта и находящейся напротив неё туалета, молча провели остаток полёта.

В общем, полёт тогда Дмитрию понравился, если не считать одного неприятного эпизода. При заходе на посадку в Сбитках из двигателя самолёта вдруг вырвался огромный сноп пламени и искр, перекрывший на короткое мгновение весь иллюминатор, в который наблюдал Дмитрий. От неожиданности Дмитрий отпрянул от иллюминатора, и в его голове мгновенно мелькнула мысль: «Что-то не так!». Но самолёт успешно приземлился, а в момент отдыха лётчики не проявили никакого излишнего волнения, хотя Дмитрий пристально наблюдал за ними. Тогда Дмитрий подумал: «Всё в порядке, зря я запаниковал». Однако потом, уже в спокойной обстановке размышляя об этом случае, он сделал для себя вывод, что никакого тогда порядка в работе двигателя самолёта, конечно же, не было, если тот надумал «плеваться» пламенем и искрами. «Облизывать» корпус самолёта открытым пламенем и искрами вряд ли дело хорошее. Но тогда всё обошлось. И Узуновский аэропорт, своим видом очень похожий на аэропорт Анапы, встретил Дмитрия очередными несколькими «козликами» при посадке на грунт.

В аэропорту его уже дожидался начальник районной ГАИ старший лейтенант Фёдор Норушкин на своём милицейском «канареечно» раскрашенном Москвиче-412.

Организовать проведение заседания районной комиссии оказалось делом совсем не сложным, о чём Дмитрий даже и не догадывался. Добравшись из аэропорта до райисполкома, Норушкин и Авдеев поднялись в кабинет заместителя председателя райисполкома, который эту комиссию возглавлял. Переговорили с ним о решении областной Госавтоинспекции, назначили время и место проведения заседания. Глава комиссии дал указание своему секретарю разослать телефонограммы-приглашения всем членам комиссии и всем руководителям хозяйств и предприятий района. Всё.

Авдеев был изумлён этой простотой и никак не мог понять, для чего же требовалось его обязательное присутствие здесь, если механизм организации проведения районных форумов был стандартным, отточенным и не дававшим ещё никогда ни одного сбоя. По его мнению, начальник районной ГАИ и сам бы мог без какого-либо участия Дмитрия донести информацию до заместителя председателя райисполкома о намерении участвовать начальника областной ГАИ во внеочередном заседании комиссии. Но, как говориться, приказы не обсуждают, а выполняют. Поэтому получилось так, что отданный ему приказ Авдеев легко выполнил, оставалось только дождаться приезда начальника ГАИ области и, возможно, если тот прикажет, поприсутствовать на заседании.

Покинув райисполком, Норушкин с Авдеевым сначала заехали в райотдел милиции, где Авдеев доложил начальнику РОВД полковнику Таратуте Юрию Андреевичу о своём прибытии и будущих планах начальника ГАИ области. После чего Норушкин отвёз Авдеева в гостиницу, устроил его там, в отдельном номере и, пожелав Дмитрию хорошо отдохнуть до вечера, пообещал заехать к нему после работы.

– Махнём, Дим, куда-нибудь вечером на природу, посидим, поболтаем о работе… за рюмочкой чая, – добавил, улыбаясь, Фёдор. – Жди, я буду часов в шесть.

Вечером он подкатил на своём Москвиче к крыльцу гостиницы, вызвал Авдеева, и сначала довёз его до своего дома. Добротный дом Норушкина стоял невдалеке от гостиницы по той же улице на пересечении с узким переулком, ведущим к лесу. Загнав автомобиль во двор со стороны улицы, Фёдор позвал Дмитрия в высокий и большой сарай, стоявший в углу двора. В сарае Дмитрий увидел уже запряжённого в телегу красивого коня светло-жёлтой масти с практически белыми гривой и хвостом и с прелестными карими глазами.

– Знакомься, это мой Орлик, – улыбаясь, сказал Фёдор. – Залазь в телегу, сейчас двинемся.

Изумлённый деревенской действительностью городской житель Дмитрий подошёл к Орлику, с опаской погладил его по морде между глаз, аккуратно расправляя при этом светлую чёлку коня. А Орлик и не собирался отвергать нежностей Дмитрия, он сам стал прижиматься головой к его руке.

После такого рода знакомства и выражения взаимной симпатии, Дмитрий спросил:

– Это же какой он у тебя масти, Федь?

– Эта масть у лошадей называется соловой, – ответил Фёдор, открывая ворота сарая, выходившие не на главную улицу, а на узкий переулок.

Дмитрий тем временем с удовольствием забрался в телегу и расположился на мягкой свежей соломе, заметив при этом лежавший в телеге какой-то увесистый мешок, похожий на солдатский. Фёдор через открытые ворота сарая осторожно вывел коня с телегой в узкий переулок, поставив их по направлению к видневшемуся вдалеке сосновому бору в конце переулка. Закрыв ворота сарая, Фёдор лихо завалился в телегу, смачно чмокнул и просто взмахнул вожжами. Орлик тут же быстро затрусил в сторону леса.

– Ты знаешь, я очень люблю с Орликом на охоту, на рыбалку, или вот на рюмочку с друзьями, – сказал Фёдор, обращаясь к Дмитрию. – На природе, вдали от лишних глаз. А Орлик у меня молодец. Всякое бывает и на охоте, и на рыбалке. Переберёшь порою лишнего, завалишься в телегу, он сам тебя к дому и доставит. В телеге тепло, солома греет, мороз нипочём. А Орлик видит, что хозяин в телеге, чтобы обоим не замёрзнуть быстро направляется домой.
Фёдор, рассказывая о своём коне, улыбался, а Орлик уже тянул телегу по неприметной «моховой» дорожке соснового бора, где корабельные сосны, переплетаясь в вышине своими вечнозелёными шапками, подпирали небо высокими ровными стволами.

Через некоторое время Орлик доставил их до ручья шириною не более полуметра. Вода в нём была чистая, быстрая и, как оказалось, очень холодная. Там, где ручей имел излучину, с её внутренней стороны уже было место для костровища и несколько вкопанных в землю круглых чурок, исполнявших здесь роли стола и кресел. Фёдор достал из телеги солдатский мешок, передал его Дмитрию, распорядившись доставать съестное и «сервировать» стол, а сам, достав из заднего угла телеги несколько берёзовых поленцев, разжёг ими костёр.

За разговором о работе, за выпивкой и закуской они и не заметили, как пролетело время, и как оно добежало до одиннадцати часов вечера.

– Ну что ж, пора отдыхать, завтра мне предстоит нервная работа, как только Севастьян-Саныча встречу, – вздохнув, сказал Фёдор. Он по-хозяйски сжёг в костре все излишние обёртки и пакеты, после чего тщательно залил костёр водой из ручья, убрал в мешок посуду и остатки еды. Дмитрий же в это время кормил Орлика хлебом, посыпанным солью, который тот с удовольствием уплетал. Когда Фёдор навёл порядок в этом своеобразном «лесном кафе», сослуживцы завалились в солому в телегу, и Орлик сам, без каких-либо окриков медленно потрусил назад к дому. У дома Фёдора Дмитрий попрощался с ним и пешком направился в гостиницу. Богатый впечатлениями день заканчивался.


На следующее утро в райотделе милиции состоялась встреча с начальником областной ГАИ, которого из аэропорта доставил в отдел начальник милиции. Весь возбужденный, несмотря на свою немалую комплекцию, Волдырьков стал быстро расхаживать по кабинету начальника райотдела и с присущим ему юмором рассказывать:

– Ну, товарищи, знаете, мне впервые пришлось увидеть такую профессиональную работу лётчиков в вашем «международном» аэропорту Сбитки. Трижды они совершали заход на посадочную полосу, чтобы благополучно посадить самолёт. Каждый раз, заходя на посадку, они у земли увеличивали обороты двигателя и создавали неимоверный рёв мотора. А знаете для чего? Для того чтобы разогнать стадо коров, забредшее на посадочную полосу, чтобы полакомиться травкой. Это надо было видеть, с какой скоростью с задранными хвостами коровы разбегались в разные стороны. В конце концов, лётчикам удалось разогнать стадо, и мы приземлились. Да-а-а. Такой замечательный полёт надолго останется в моей памяти, – со смехом подытожил он.

Начальник милиции, слушая Волдырькова, смущённо улыбался, как будто именно он стал виновником появления стада коров на взлётно-посадочной полосе аэропорта.

– Только после таких фигур высшего пилотажа пить очень хочется. – Волдырьков подошёл к столу, быстро налил себе в стакан воды из графина, стоявшего на столе, и залпом хватанул полстакана, но проглотить не смог. Он стремительно бросился вон из кабинета, издавая при этом звуки, подобные тем, какие издают домохозяйки, спрыскивая пересохшее бельё водой изо рта при его глажке.

Через минуту, вернувшись с пустым стаканом в правой руке, и вытирая рот левой, полковник промычал, показывая глазами на опустевший стакан:

– Что это? Что это за «минералка»?

– А это наша знаменитая узуновская водичка, – с саркастической улыбкой ответил полковник Таратута. – И вкус, и запах изумительный, не правда ли? Привыкайте, Севастьян Саныч, мы же вот привыкли.

Он наклонился к небольшой тумбочке, отворил ее дверь – тумбочка оказалась искусно замаскированным небольшим холодильником. Извлёк оттуда бутылку минеральной воды и, взяв из рук Волдырькова пустой стакан и наполнив его минералкой, протянул с улыбкой гостю.

– Угощайтесь, Севастьян Саныч, «Ессентуки» номер семнадцать!

Жадно опустошив стакан холодного газированного напитка, Волдырьков оглядел присутствующих и промолвил:

– Да-а-а, наша служба и опасна, и трудна…

Последовал дружный взрыв смеха всех присутствующих.

После этого, перейдя на деловой тон, полковник Волдырьков кратко сообщил, что в связи со сложной обстановкой с аварийностью в районе, он дал указание направить в район для оказания помощи местному райотделу милиции два экипажа вертолётного взвода вместе с вертолётом. Поэтому командированных на неделю сотрудников необходимо встретить, устроить и организовать совместную с ними работу. Норушкину и Авдееву было приказано заняться встречей и организацией взаимодействия. О проведении заседания районной комиссии, на которое прибыл Волдырьков, предлагалось посовещаться на следующий день, непосредственно перед самим заседанием.

Норушкин и Авдеев покинули райотдел и выехали в сторону районной ГАИ. Но, еще не успев туда доехать, им пришлось вернуться назад – из райотдела по рации сообщили, что командированные из областного центра экипажи уже прибыли.

Вот тогда-то и пришлось Авдееву впервые поработать в Узуновском вместе с экипажем Александра Ткачёва-старшего.

Для Авдеева, конечно, это была не работа. Он был просто пассажиром в патрульном автомобиле «вертолётчиков». Это они работали, а Дмитрий просто наблюдал за их действиями. «Вертолётчики» работали слаженно. Оказывается инспектор, который восседал в вертолёте рядом с пилотом этой винтокрылой машины, обладал своего рода «чутьём». Его наблюдения за автотранспортом сверху достигли такого профессионального уровня, что он замечал в движениях транспорта одному ему известные признаки «нетрезвости» водителей легковушек, грузовиков и тракторов, а тем более мотоциклистов. Заметив «цель», «небесный» инспектор давал указание наземному экипажу кого и где останавливать, а пилот вертолёта заставлял свою машину зависнуть над «целью» и создать вокруг неё пылевые завихрения, благо пыли на просёлочных дорогах в это еще сухое осеннее время было предостаточно, что и помогало наземному экипажу быстро настигнуть обозначенную «цель».

В большинстве сельских районах области, где на многие сотни квадратных километров территории в то время насчитывалось в лучшем случае не больше двух-пяти местных сотрудников дорожно-патрульной службы, сельские водители, конечно же, чувствовали себя вольготно и безнаказанно. Они не спешили соблюдать правила дорожного движения, при этом часто злоупотребляя алкоголем – пить мужику в деревне это же вполне себе обычное русское явление. А пьяному, как известно, и «море по колено».

Поэтому появление в небе «небесного» контролёра для них всегда являлось огромной неожиданностью. И вспоминая теперь тот день, когда Дмитрий был пассажиром экипажа «вертолётчиков», в его памяти вдруг всплывали те удивленные, можно сказать «ошарашенные» лица водителей, которым пришлось попасть в пыльную круговерть, внезапно созданную вокруг них винтом вертолёта.

«Вертолётчики» только успевали составлять протоколы на нарушителей, при этом принимая меры к тому, чтобы их транспортные средства после этого надолго оставались, что называется, «недвижимыми». Свечные провода вместе с ключами зажигания безжалостно отправлялись либо в топливные баки этих остановленных транспортных средств, либо в кузова проезжающих мимо грузовиков, золотники шин под свист выходящего из них воздуха выкручивались и разбрасывались в разные стороны по полям, окружающим просёлки.

Так прошёл день. Следующее утро встретило Дмитрия неожиданным для него известием. Оказывается, ночью Волдырькову сообщили, что в Москве внезапно скончался его родной брат. Начальник райотдела милиции в спешном порядке отправил Волдырькова в областной центр, чтобы тот успел добраться на похороны брата в Москву.

Авдееву же было передано указание начальника областной ГАИ, в котором Дмитрию предлагалось не только участвовать во внеочередном заседании районной комиссии, но и выступить на нём с информацией, тем самым заменив внезапно уехавшего начальника облГАИ. Вот тут неожиданно и пригодились Авдееву все те справки об аварийности в Узуновском районе, которые Дмитрий заранее подготовил сам себе перед поездкой и которые дожидались его в его походном портфеле.

Хорошо ли, плохо ли тогда выступил Дмитрий на совещании, ему почему-то не вспоминалось. Это было его первое выступление с «высокой» трибуны, но оно ему не запомнилось. Ведь на тот момент молодой лейтенант служил в милиции всего лишь восьмой месяц и видимо сильно тогда волновался.

Когда совещание закончилось, Норушкин сообщил Авдееву, что сам привезёт в облГАИ постановление комиссии, как только оно будет оформлено, а Дмитрию предложил отправиться домой вечерним поездом, прибывающим в областной центр на следующее утро. До отхода поезда оставалось ещё много времени, а потому Дмитрий и решил скоротать его вместе с «вертолётчиками», присутствуя при работе «наземного» экипажа. Так Дмитрий вновь оказался в экипаже Ткачёва в роли наблюдателя.

Но тут в районе случилось ЧП. На одной из дорог, недалеко от въезда в районный центр, столкнулись два грузовых автомобиля – порожний ЗИЛ-133 и ГАЗ-53 «летучка» Узуновской дистанции пути. Автомобиль ГАЗ-53, оборудованный фургоном-мастерской на почти пустой дороге совершил практически лобовое столкновение с ЗИЛом. Водитель ЗИЛа в последний момент умудрился отвернуть свой автомобиль вправо по ходу своего движения и тем самым спас себе жизнь. А лобовой удар ГАЗончика пришёлся прямо в бензобак ЗИЛа, расположенный слева под его кузовом. Бензин в момент удара выплеснулся из бензобака ЗИЛа прямо на кабину ГАЗа и моментально вспыхнул. ЗИЛ от удара отскочил в сторону, и водитель смог его увести от пожарища. Двое, водитель и пассажир, находящиеся в кабине ГАЗа, как потом оказалось бывшие в сильной степени опьянения, сгорели заживо. Пламя перекинулось на деревянную будку мастерской, в которой спал еще один сильно пьяный рабочий железной дороги, который тоже сгорел. В будке-мастерской находились баллоны со сжиженным газом. Произошел взрыв баллонов, и крыша будки-мастерской улетела в соседствующий с дорогой лес метров на сто от места столкновения. Но взрыв практически полностью сбил пламя, которым был охвачен ГАЗ, и это обстоятельство помогло прибывшим на место происшествия пожарным быстро потушить искорёженный аварией, пожаром и взрывом автомобиль.

Такую картину искорёженного автомобиля ГАЗ застал лейтенант Авдеев, когда они с экипажем «вертолётчиков» прибыли к месту аварии. Там уже работали следователи райотдела милиции, и Авдееву вместе с «вертолетчиками» пришлось выполнять не совсем обычную работу – вынимать из сгоревшего автомобиля обгоревшие тела погибших. Доставая тела из разорванного корпуса сгоревшего автомобиля, Авдеев слышал, как собравшиеся у места аварии местные жители говорили о погибших, вспоминали, что несколько минут назад видели их живыми и даже называли, кто и где сидел в автомобиле буквально перед аварией. Внешне опознать погибших было практически невозможно. Дмитрий в тот момент почему-то поставил себя на место родственников погибших. Им ведь предстояло похоронить погибших в аварии. Мысль о том, что очень важно знать, кто же из погибших есть кто, в тот момент не покидала Дмитрия, и он тогда предложил следователям положить обгоревшие останки тел так, чтобы было понятно, кто же из погибших водитель, кто пассажир кабины, а кто был в момент аварии в будке-мастерской.

Это дорожное происшествие в Узуновском для молодого лейтенанта милиции Авдеева стало первым из тех, которые своей трагичностью запомнились ему на всю оставшуюся жизнь. Происшествие всегда вспоминалось ему при одном только упоминании названия районного центра Узуновский. И тут же вставали у Авдеева перед глазами события того третьего по счёту дня его пребывания в Узуновском. Сначала утреннее внеочередное заседание высоких руководителей района, якобы озабоченных большим количеством погибающих в дорожных авариях людях, а следом вечерняя, того же дня, трагедия на въезде в Узуновский, где в результате пьянства заживо сгорели три человека.

С тяжелыми впечатлениями отправился Дмитрий домой вечерним поездом, совершенно не подозревая, что через три дня ему вновь придётся оказаться в Узуновском.


А через три дня утром его вызвал к себе в кабинет вернувшийся из Москвы полковник Волдырьков.

– Где итоговые документы по проведённому в Узуновском внеочередному заседанию районной комиссии? – что называется «с порога» задал полковник вопрос Авдееву.

– Норушкин обещал, что доставит их лично, товарищ полковник, – недоумённо ответил лейтенант.

– Сударь, а вы, однако, не всегда умным бываете, – с ехидцей высказался начальник облГАИ. – В общем так. Собирайтесь, срочно поезжайте в Узуновский, и чтобы одна нога здесь, другая там. И чтобы завтра утром, я подчёркиваю, завтра утром, документы были у меня на столе. Всё понятно? Выполняйте.

– Слушаюсь, – отчеканил в ответ лейтенант, по-уставному развернулся кругом и вышел из кабинета полковника. Чувство обиды, охватившее Дмитрия, душило его, но он внутренне хвалил себя за то, что удержался от возражений полковнику, от высказывания своих мотивировок, что не получал конкретного задания доставить документы немедленно и лично.

«Приказ есть приказ», – подумал в приёмной Авдеев и направился в свой кабинет, с целью попытаться вызвонить Норушкина. Ему повезло, Фёдор оказался на месте и сообщил, что документы почти готовы, и, если они так уж срочно нужны, то к приезду Авдеева он готов всё подписать и вечером передать их ему. Авдееву оставалось только понять, каким образом он вечером окажется в Узуновском.

Много размышлять Дмитрий не стал, свернул в тугой рулон свой милицейский плащ, прикрепил его к офицерскому планшету, взял в руки «полосатый» жезл и направился в сторону городской магистрали, где было организовано движение междугороднего транзитного транспорта. Так «на перекладных», или что называется «верхом на жезле», он к вечеру добрался до Узуновского.

А там ему крупно повезло, когда он, забрав готовые документы у Норушкина, собираясь вновь «на перекладных» возвращаться домой, столкнулся в дверях ГАИ с Александром Ткачёвым.

Оказывается командировка «вертолётчиков» закончилась, и они, именно в это время, собирались отбыть в областной центр. Ткачёв просто зашёл в ГАИ попрощаться с Норушкиным. Так что удалось Авдееву, с комфортом развалившись на заднем сидении патрульного автомобиля, за интересным разговором с Ткачёвым и его напарником, не замечая течения времени, поздним вечером добраться домой.

Когда утром он положил документы начальнику областной Госавтоинспекции на стол, полковник, прикрепил железной скрепкой к лицевому листу своё командировочное удостоверение, и даже не заглянув внутрь документов и не прочитав их, бросил одну единственную фразу:

– Ну вот, теперь можно и отчитаться за свою командировку перед генералом.


Теперь навеянные разговором с Александром Ткачёвым воспоминания заставили вспомнить Дмитрия еще и другие свои поездки в Узуновский. Сначала Авдееву пришлось побывать там, когда власти района решили обустроить Узуновский дорожными знаками, и ему пришлось готовить схему их дислокации. А потом еще были две поездки, когда в Узуновском решили построить светофор. В стремлении установить дорожные знаки не было ничего удивительного и экзотичного, поскольку на дорогах, идущих к районному центру, современных дорожных знаков было достаточно, а вот в самом Узуновском их не было вовсе. С установкой же светофора в этом райцентре были просто анекдотичные вещи.

Вызвал как-то замначальника облГАИ подполковник Глобов к себе Авдеева вместе с его непосредственным начальником Кончаловым.

– Узуновский райком партии и райисполком выделили средства нашему СМЭУ для строительства светофорного объекта в Узуновском, – сказал своим низким голосом подполковник.

– Вадим Константинович, – не удержался тут Авдеев. – Да по Узуновскому полтора автомобиля в день ходит по центральной улице. Я там был несколько раз, схему дислокации знаков делал и могу ответственно это заявить. Ведь для строительства светофорного объекта требуется выполнение условий по ГОСТу – либо определённое состояние аварийности на перекрёстке, либо определённые показатели интенсивности движения.

– Что вы мне тут прописные истины какие-то пытаетесь озвучить? – нетерпеливо прервал его подполковник. – Есть деньги, есть желание – что ещё надо? Вот хотят люди, и чего тут палки в колёса ставить? Короче, капитан, направляйте в командировку Авдеева, – обращаясь уже к Кончалову, безапелляционно распорядился подполковник. – А то ГОСТы, интенсивности… детский сад, ей-Богу.

Капитан Кончалов, двигая мышцами верхней губы и нижней части носа, молча подвигал из стороны в сторону своими усами.

– Слушаюсь, Вадим Константинович, – прозвучал наконец его ответ, и, развернувшись к двери, Кончалов отворил её, первым выйдя из кабинета. Авдееву ничего не оставалось делать, как молча последовать за своим начальником.

«Не вели казнить!» – следуя за Кончаловым, вдруг подумал о нём Дмитрий, вспоминая эпизод с участием артиста Савелия Крамарова в знаменитом фильме Леонида Гайдая про царя Ивана Васильевича.


После этого Дмитрию вновь дважды пришлось побывать в Узуновском. Причем и первая, и вторая поездки для Авдеева были совместными – оба раза он ездил в Узуновский с начальником строительно-монтажного управления ГАИ Шарловым на его служебной «Волге». В первой поездке пока Шарлов общался с районным начальством, Авдеев «рисовал» схемы пофазного разъезда на будущем светофоре, определял места размещения опор светофоров и будущего подключения светофорного объекта к электропитанию. Само строительство светофора не заняло много времени. Поэтому вторая поездка состоялась примерно через две недели – готовый объект принимался в эксплуатацию.

Для Дмитрия было удивительно видеть, как в очень малонаселённом посёлке, пусть даже в статусе районного центра, на перекрёстке улиц, имеющих всего по одной полосе движения в каждом направлении, были установлены светофоры, предназначенные для установки на многополосных городских магистралях городов-миллионников. Но, как объяснил Шарлов, такие светофоры захотело районное начальство. Это было бы еще ничего, но по этим улицам и этому перекрестку в течение часа проезжало от силы десять единиц транспорта в обоих направлениях.

Объект напоминал иллюминацию во время новогодних праздников – он «моргал» своими запрещающими и разрешающими сигналами, но тех, кому они предназначались, на светофорном объекте просто не было – улицы на подступах к перекрёстку были пусты.

Приёмочная комиссия, в состав которой входили начальник и заместитель начальника райотдела милиции, имевшие в своих погонах большие звёзды, начальник районной ГАИ и «главный инженер проекта» Авдеев, имевшие в погонах звёзды поменьше, в компании с начальником СМЭУ и представителем райисполкома наблюдали работу готового светофорного объекта. Это наблюдение, что называется, происходило в оторванном от дорожного движения состоянии, поскольку как такового движения на регулируемом перекрёстке не было.

И вдруг комиссия увидела, что к светофору приближается тяжёлый мотоцикл «Урал» с коляской.

Когда водитель, а это был «дедок» лет под семьдесят, подъехал к регулируемому перекрёстку, перед ним загорелся красный сигнал светофора. Водитель замер перед перекрёстком, на его мотоцикле работал левый сигнал поворота, показывая намерение водителя на регулируемом перекрёстке повернуть налево.

Прошло время, и светофор перед водителем поменял своё значение на разрешающий сигнал – зелёный. Но водителю нужно было повернуть налево, а там, на светофоре, стоящем для направления движения по пересекаемой улице уже горел запрещающий сигнал – красный. Водитель продолжал стоять, не понимая, как поступить. Тем более он видел, что несколько человек в милицейской форме пристально наблюдали за его действиями. А он не хотел при них ошибиться.

Выждав очередную смену сигналов, водитель вновь увидел перед собой запрещающий красный свет, а на той улице, куда он хотел повернуть, наоборот включилось «разрешение». Как поступить? Водитель явно находился в растерянности – это отчётливо было видно на его лице.

Вновь смена сигнала – здесь «разрешение», но «запрещение» на той улице, куда нужно повернуть. Очередная смена сигнала и «запрещение» здесь, а «разрешение» там. Прошло уже пять или шесть циклов смены фаз светофоров, а водитель ничего не предпринимал. Перед ним стоял знаменитый сакраментальный вопрос «Что делать?»

И вдруг «дедок» находит самый простой и верный для себя способ выхода из ситуации. Чтобы не объясняться с наблюдавшими за ним милиционерами, он «спешивается» со своего железного коня, вручную разворачивает его в обратном направлении прямо на той улице, где стоит, садится «верхом» и с миром удаляется от проклятого светофора.

Вряд ли тогда «дедок» из-за шума своего мотоциклетного двигателя и под своим мотоциклетным шлемом смог услышать раздавшийся ему в след дружный взрыв хохота группы милиционеров и гражданских, стоявших на перекрестке у светофора.


Вспомнив этот анекдотичный случай в Узуновском, майор милиции Дмитрий Авдеев, улыбнувшись, поднялся из-за своего стола, подошел к окну кабинета, где несколько минут назад стоял такой взрослый малыш Сан Саныч Ткачёв-младший, и тоже взглянул через оконное стекло.

За окном шумел город-миллионник. Широкая городская магистраль была «запружена» плотным потоком транспорта, двигающимся в обе стороны в несколько рядов. Шум двигателей и колёс автомобилей, скрежетание всевозможных «железок», загруженных в кузова проходящих мимо грузовиков, звуковые сигналы транспорта, распугивающие редких «отважных» пешеходов, рискнувших пересечь магистраль под запрещающий сигнал светофора. Пешеходные ограждения, светофоры, дорожные знаки, опоры линий электропередач и освещения, паутина троллейбусных, светофорных и осветительных проводов над магистралью. Своеобразный транспортный «тоннель». «Шаг вправо, шаг влево – расстрел», – почему-то мелькнула в голове майора мысль.

И тут же в его памяти ещё раз всплыла звенящая тишина сельских дорог и просёлков Узуновского района, внезапный шум винта вертолёта в небе, пылевые завихрения от винтокрылой машины вокруг одинокого мотоциклиста, двигающегося по просёлку, и «ошарашенные» глаза этого неудачника, остановленного внезапно появившимся «ниоткуда» сотрудником ГАИ – «охотником» на патрульном автомобиле.



1995 г. – март 2015 г.