Майкл Муркок - Ледовая шхуна

(дополненный, переработанный и исправленный перевод А.Саяпина)

Киту Робертсу, мастеру-рулевому

Глава 1 КОНРАД АРФЛЕЙН

Оставшись без ледового корабля, Конрад Арфлейн покинул город-расселину Брершилл и на лыжах отправился по большому ледовому плато. Он шел с намерением определиться: стоит ли ему жить дальше или лучше умереть.

Чтобы не допустить иного варианта, он взял с собой небольшой запас еды и снаряжения, полагая, что если в течение восьми дней не примет решения, то в любом случае умрет от голода и холода.

Как ему виделось, для такого шага у него была весомая причина. Хотя ему исполнилось всего тридцать пять и он был одним из лучших шкиперов на плато, в Брершилле у него было мало шансов вновь стать капитаном, а служить первым или вторым офицером у другого судовладельца, даже если бы была возможность получить такую должность, он отказывался. Всего пятнадцать лет назад Брершилл имел флот численностью свыше пятидесяти кораблей. Теперь, их осталось двадцать три. Хотя Арфлейн не был склонным к меланхолии, он решил, что существовала только одна альтернатива капитанской службе в каком-нибудь чужом городе — смерть.

Поэтому он тронулся в путь, следуя через плато на юг. В этом направлении обычно было немного кораблей, но это мало беспокоило его.

Арфлейн был высоким, крепким мужчиной с густой рыжей бородой, которая сейчас блестела от инея. На нем была одежда из меха черного тюленя и белого медведя. Для защиты головы от порывов ледяного ветра он накинул капюшон из толстой медвежьей шкуры, а для защиты глаз от блеска отражающего солнце льда — маску из тонкой ткани, натянутой на каркас из тюленьей кости. На бедре, в ножнах из кожи того же тюленя, висела сабля-тесак, а в каждой руке он держал по восьмифутовому гарпуну, которые служили ему одновременно и оружием, и лыжными палками. Его лыжи представляли собой длинные полозья, вырезанные из кости большого кита. На них он развил хорошую скорость и вскоре заметил, что уже прилично отклонился от обычных корабельных курсов.

Подобно его далеким предкам, бывшим людьми моря, Конрад Арфлейн был человеком льда. У него были те же привычки отшельника, та же аура самодостаточности, то же отстраненное выражение серых глаз. Единственным огромным различием между Арфлейном и его предками заключалось в том, что они были вынуждены временами оставлять море, в то время как он никогда не покидал лед, поскольку в нынешние дни лед сковал весь мир.

Насколько Арфлейну было известно, в любом направлении по компасу лежал лед того или иного вида: скалы изо льда, равнины и долины льда, и даже, хотя он только слышал о них, целые ледяные города. Лед постоянно менял свой цвет следом за цветом неба: он был бледно-голубым, лиловым, ультрамариновым, темно-красным, желтым и изумрудно-зеленым. Летом расселины, выступы и гроты были еще прекраснее благодаря глубоким, насыщенным, сверкающим оттенкам отраженного света. Зимой же унылые ледяные горы и плато под суровыми, полными снега небесами охватывало всеподавляющее величие. В любое время года безо льда в его многочисленных разнообразии и оттенках не обходился ни один пейзаж, и Арфлейн был глубоко уверен, что ландшафт никогда не изменится, что лед будет вечным.

Большое ледовое плато — территория, хорошо знакомая Арфлейну — занимало и полностью покрывало часть мира, некогда известную как Матто Гроссо. Лед давным-давно поглотил изначальные горы и долины. Нынешнее плато имело размер несколько сот миль в диаметре. Оно постепенно опускалось к своим краям и там соединялось с неровным льдом, окружающим его. Арфлейн знал плато лучше большинства мужчин, ибо впервые проехал по нему с отцом еще на втором году жизни, а в двадцать один год уже стал хозяином стаксельной шхуны. Его отца, как и всех мужчин их рода на протяжении сотен лет, звали Конрад Арфлейн, все они были судовладельцами. Всего несколько поколений назад семья Арфлейна имела собственные корабли.

Большей частью будучи торговыми и охотничьими судами, парусники устанавливались на полозья, похожие на гигантские лыжи, благодаря которым неслись по льду на большой скорости. Корабли, возраст которых составлял много сотен лет, являлись главным средством связи, существования и торговли для обитателей Восьми Городов на плато. Эти поселения, расположенные в расселинах ниже уровня льда, обладали парусным флотом, и их мощь зависела от размера и состава флотилии.

Родной город Арфлейна, Брершилл, когда-то был самым могущественным из всех, но его флот быстро уменьшался. Теперь капитанов стало больше, чем самих кораблей. Фризгольт, основной соперник Брершилла, поднялся и стал ведущим городом плато, диктующим свои условия торговли, монополизировавшим охотничьи земли и скупившим, как произошло в случае с баркентиной Арфлейна, корабли у жителей других городов, не способных к конкуренции.

На шестой день после выхода из Брершилла, по-прежнему не приняв решение о своей судьбе, Конрад увидел на скованной льдом белой равнине темный объект, медленно движущийся ему навстречу. Арфлейн остановился и всмотрелся, пытаясь определить его природу. Ничто не давало возможности оценить размеры существа. Это мог быть и раненый сухопутный кит, волокущий себя на огромных мускулистых плавниках, и дикая собака, слишком далеко отклонившаяся от теплых водоемов, где она охотилась на тюленей.

Обычным состоянием Арфлейна было отстраненность и молчаливость, но на этот раз, пока он стоял и наблюдал за медленным приближением существа, в его глазах промелькнуло некоторое подобие любопытства. Он решал, что ему делать.

Угрюмое небо, огромное, серое, тяжелое от снега, вращалось над его головой, закрывая солнце. Подняв маску, он смотрел на движущийся объект, гадая, приблизиться ли к нему или проигнорировать. Арфлейн вышел на плато не ради охоты, но если это был кит, и он сумел бы прикончить его и вырезать свою отметку на нем, то стал бы сравнительно богатым, и решать вопрос о его будущем было бы гораздо легче.

Нахмурившись, он ткнул гарпуны в лед и, оттолкнувшись, тронулся на лыжах вперед. Под меховой курткой принялись перекатываться мускулы, а за спиной заболтался мешок — Арфлейн быстро скользил к существу. Его движения были бережливыми, едва не взволнованными. Наклонившись вперед, он легко мчался по льду.

На мгновение красное солнце пробилось сквозь слои холодных туч, и лед засверкал, подобно бриллианту, до самого горизонта. Арфлейн увидел, что на снегу лежит человек. Затем солнце скрылось снова.

Арфлейн почувствовал себя обиженным. Кита, или даже тюленя, можно было бы убить и использовать с большим толком, от человека же не было никакой пользы. Еще больше Конрада досадило то, что он умышленно выбрал этот путь, чтобы избежать контактов с людьми и кораблями.

Пока он мчался по безмолвному льду к этому человеку, Арфлейн подумывал проигнорировать его. Этика ледяных земель не обязывала его помогать другим — он бы не испытал угрызений совести, если бы оставил человека умирать. Но почему-то, хотя и был необщительным по природе, Арфлейн понял, что продолжает сближение. Чувство любопытства вызвать у него было трудно, но если оно появилось, то его следовало сразу удовлетворить. Присутствие людей в этом районе было очень редким.

Приблизившись достаточно, чтобы разобрать детали фигуры на льду, он плавно остановился и начал наблюдать.

Определенно, человек был едва жив. Незащищенные лицо, кисти рук и ступни, лиловые от холода, были обморожены и опухли. На голове и плечах замерзла кровь. Одна нога была полностью нерабочая: или сломана, или окоченела. Малопригодные обрывки богатых мехов были привязаны к телу кишками и полосками кожи, седые волосы на непокрытой голове сверкали от мороза. Это был старик с крупным, хотя и истощенным телом и широкими плечами. Он продолжал ползти по ледяной равнине с удивительным, животным, упорством. Красные, полуослепшие глаза смотрели вдаль. Большой высохший череп с синими от мороза губами, застывшими в усмешке, болтался из стороны в сторону во время движения на локтях и животе. Арфлейна он не видел.

На мгновение Конрад мрачно взглянул на фигуру, затем развернулся, собираясь уйти. Он чувствовал смутное восхищение этим умирающим стариком, но решил, что было бы неправильно вмешиваться в такое личное суровое испытание. Он ухватился поудобней за гарпуны, готовый двинуться по льду туда, куда шел, когда услышал звук позади. Арфлейн оглянулся и увидел, что создание рухнуло на белый лед и лежало теперь абсолютно недвижно. Ждать смерти оставалось недолго.

Повинуясь внезапному импульсу, Арфлейн снова развернулся, заскользил на лыжах и склонился рядом с телом. Отложив один гарпун и опершись на другой, своей рукой в плотной перчатке он взял человека за плечо. Хватка была нежной, практически ласковой.

— Старик, а ты непреклонный, — прошептал он.

Большая голова повернулась, и Арфлейн увидел обмороженное лицо под прихваченной льдом гривой волос. Медленно открылись глаза, полные внутреннего безумия. Синие опухшие губы раздвинулись, и из горла вырвался хрип. На мгновение Арфлейн задумчиво посмотрел в безумные глаза, затем, сняв и открыв объемный мешок, он достал флягу со спиртом. Неуклюже отвернув колпачок, он поднес горлышко к опухшему и искривленному рту и влил туда немного спирта. Старик сделал глоток и, поперхнувшись, закашлял. Затем вполне твердо произнес:

— Такое впечатление, что я горю, хотя это и невозможно. Перед тем как вы уйдете, сэр, скажите, далеко ли до Фризгольта…

Глаза закрылись, и голова старика поникла. Арфлейн нерешительно взглянул на него. Судя по остаткам одежды и акценту, Конрад мог бы сказать, что умирающий был фризгольтийским аристократом. Но как он оказался здесь один, без слуг? Арфлейн снова решил оставить его умирать. Он ничего не добьется, пытаясь спасти ему жизнь. Старик был уже почти мертв. К великим лордам Фризгольта, чьи высокие ледовые шхуны доминировали на ледяном плато, Арфлейн испытывал лишь презрение и ненависть. По сравнению с жителями других городов фризгольтийская знать жила праздно, забыв о Боге. Она открыто смеялась над учением о Ледовой Матери, сверх всякой меры обогревала свои дома, часто была расточительна. Она отказывалась занимать своих женщин простой работой и даже давала некоторым из них равные с мужчинами права.

Арфлейн вздохнул и, вновь нахмурившись, оценивающе взглянул на старого аристократа. Предубеждению к знати и чувству самосохранения противостояло невольное восхищение упрямством и смелостью человека. Если старик потерпел кораблекрушение, то, само собой, он прополз не одну милю, прежде чем добраться сюда. Кораблекрушение — вот единственное объяснение его пребывания здесь. Арфлейн принял решение. Достав из мешка отороченный мехом спальник, он раскатал и расправил его. Неловко переступая на лыжах, он зашел человеку в ноги и поместил их в горловину спальника, затем начал впихивать внутрь остальное тело старика. Наконец, крепко завязал капюшон спальника, оставив только маленькое отверстие для того, чтобы старик мог дышать. После этого Конрад перевесил свой мешок на грудь и взвалил спальник на спину так, чтобы укутанное лицо мужчины оказалось вровень с его широкими плечами. Из своей поясной сумки он вытащил две кожаные ленты и привязал закутанного в мех старика к себе. Затем с усилием даже для такого крепкого человека как он, Конрад навалился на гарпуны и начал долгий переход на лыжах во Фризгольт.

За его спиной поднимался ветер. Он рвал тучи в серые клочья, открывая на время солнце, бросавшее на лёд тени от облаков. Лед казался живым, словно рвущийся к берегу прибой. Черный в тени и красный в проблесках солнца, он сверкал подобно чистой воде. Плато казалось бесконечным, не имеющим ориентиров и пейзажа, без видимого горизонта. Казалось, что тучи переходят прямо в лед. Солнце уже садилось, для путешествия оставалось всего около двух часов — продолжать путь ночью было неразумно. Арфлейн шел на запад, к Фризгольту, преследуя садящийся красный диск солнца. Легкий снег и крошечные кусочки льда кружились над плато, подгоняемые холодным ветром, вызванным его передвижением. Мощные руки Арфлейна методично поднимали и опускали гарпуны, сам он склонился вперед. Частично из-за скорости, частично из-за груза на спине, его ноги слегка разъезжались на грубых лыжах из китовой кости.

Он мчался, пока сумерки не сменились ночной тьмой, а луна и звезды не начали изредка показываться за слоем туч. Замедлив движение, он остановился. Ветер стихал, его шум стал похожим на отдаленные вздохи. Он прекратился как раз к тому времени, когда Арфлейн, сняв старика со спины и мешок с груди, поставил палатку, вбив в лед по ее углам костяные колья.

Когда палатка была готова, он затащил старика внутрь и занялся обогревательным устройством — ценнейшее имущество, которому он не доверял почти также сильно, как открытому огню, виденному им всего дважды в жизни. Оно питалось от небольших солнечных батарей. Арфлейн, как, впрочем, и любой другой, не понимал, как оно работает. Даже объяснение в старых книгах ничего не говорило ему. Предполагалось, что срок службы батарей почти бесконечный, но хороших оставалось все меньше.

Он приготовил суп на двоих и, распустив шнурок на горловине спальника, с помощью спирта привел старика в чувство.

Просвечивая сквозь износившуюся ткань палатки, луна давала достаточно света.

Фризгольтиец закашлялся и застонал. Арфлейн почувствовал, что тот дрожит.

— Хотите немного супа? — спросил он.

— Да, если можете поделиться, — в обессилевшем голосе, все еще содержащем признаки прошлой силы, послышался озадаченный тон.

Арфлейн приложил чашку с теплым супом к разбитым губам. Глотнув, фризгольтиец пробормотал:

— Благодарю вас, пока достаточно.

Вернув чашку на обогреватель, Арфлейн молча присел рядом. Первым заговорил фризгольтиец.

— Как далеко мы от Фризгольта?

— Недалеко. Возможно, в десяти часах ходу на лыжах. Мы могли бы продолжить путь при луне, но я не иду по какому-либо отмеченному на карте маршруту. Нет смысла пускаться на риск, выходя до рассвета.

— Конечно. Я думал, мы ближе, но… — старик снова закашлялся, на этот раз слабее, затем едва слышно вздохнул. — Так легко ошибиться в расстоянии. Мне повезло, вы спасли меня. Благодарю. Судя по вашему акценту, вы из Брершилла. Почему?

— Не знаю, — сказал Арфлейн.

В наступившей тишине он приготовился лечь на плащ-палатку. В его спальном мешке лежал старик, но если он не выключит, как обычно, обогреватель, вряд ли будет слишком холодно.

— Необычно для человека путешествовать в одиночку по некартографированному льду, даже летом, — вновь произнес слабый голос.

— Верно, — ответил Арфлейн.

После небольшой паузы фризгольтиец хрипло и явно утомленно произнес:

— Я — лорд Пётр Рорсефн. Большинство мужчин, даже из моего города, оставили бы меня умирать на льду.

Арфлейн что-то раздраженно проворчал.

— Вы — великодушный человек, — добавил главный корабельный лорд Фризгольта, прежде чем, наконец, заснул.

— Возможно, всего лишь дурак, — произнес, покачав головой, Арфлейн. Он лег на плащ-палатку, положив руки под голову. На мгновение Конрад скривил губы и слегка нахмурился. Затем немного иронично улыбнулся. Когда он уснул, улыбка исчезла с его лица.

Глава 2 ЖЕНА УЛЬСЕННА

Не прошло и восьми часов после восхода солнца, как Конрад Арфлейн увидел Фризгольт. Подобно всем Восьми Городам, он располагался ниже уровня льда, вырезанный в склонах широкой природной расселины глубиной около мили. Его главные коридоры и покои были выдолблены в горе, начинавшейся несколькими сотнями футов ниже, хотя многие из складских помещений и верхних комнат были вырезаны во льду. На поверхности ледяного плато Фризгольт имел мало видимых деталей. Отчетливо просматривалась только стена из ледяных блоков, окружавшая расселину и защищавшая вход в город от стихии и неприятеля.

Тем не менее, истинным указателем на расположение города был частокол высоких корабельных мачт. На первый взгляд казалось, что изо льда вырос лес с симметрично расположенными деревьями, все ветви которых были строго прямы и параллельны поверхности: густой, тихий, даже пугающий лес, бросающий вызов самой природе и напоминающий мечту древнего геометра об идеально спланированном пейзаже.

Подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть подробности, Арфлейн увидел пятьдесят или шестьдесят ледовых кораблей, заякоренных с помощью швартовочных линей, привязанных к костяным шипам, вбитым в твердую поверхность. Их потрепанные штормами фибергласовые корпуса несли на себе следы многовекового использования. Большинство приспособлений были не оригинальными деталями, а их копиями, выполненными из природных материалов. Кофели-нагели были вырезаны из моржовых бивней, гики были сделаны из китовой кости, такелаж представлял собой смесь ценного нейлона, кишок животных и полос тюленьей кожи. Многие полозья также были сделаны из китовой кости, как, впрочем, и перекладины, соединяющие их с корпусом.

Паруса, подобно корпусам, были из первоначального синтетического материала — в каждом городе имелся немалый запас нейлоновой парусины. Более того, само городское хозяйство жестко основывалось на том количестве ткани, что было в его запасниках. На всех кораблях, кроме одного, готового к выходу, паруса был крепко скручены.

Фризгольтийский док впечатлял: двадцать кораблей в длину и три в ширину. Новых кораблей в нем не было. В мире Арфлейна их попросту не из чего было строить. Все корабли были основательно потрепаны внешне, но оставались, тем не менее, крепкими и мощными судами. Каждый парусник имел свой неповторимый облик — частично благодаря различным украшениям, сделанным поколениями матросов и шкиперов, частично из-за различного такелажа, предпочитаемого капитанами и владельцами.

На реях мачт, такелаже, палубах, льду вокруг кораблей было полно одетых в меха, выдыхающих белые облачка пара моряков. Они нагружали и разгружали суда, производили ремонт и приводили снасти в порядок. Рядом с кораблями стояли штабеля тюков с невыделанной кожей, бочки и ящики. Стрелы грузовых лебедок торчали с боков кораблей и использовались для того, чтобы поднимать товары на палубы, разворачиваться над ними и через люки опускать тюки и бочки в руки ожидающих людей, чья работа состояла в укладке грузов. Другие грузы складывались на салазки, которые в направлении города тянули собаки или люди.

Под хмурым небом, сыплющим мелким снежком, лаяли собаки, кричали люди, специфический запах порта смешивался с легко узнаваемыми запахами масла, кожи и китовой плоти.

На некотором расстоянии отсюда вдоль линии швартовки на китобойном судне суетилась команда. Охотники обычно держались отдельно от остальных моряков, презирая их компанию, что успокаивало экипажи торговых судов, так как китобои Северного и Южного льдов выбирали весьма буйные способы развлечений. Почти все они были довольно крупными и, ходя с десятифутовыми гарпунами на плечах, не беспокоились о траекториях этих орудий. У них были густые, окладистые бороды и такие же густые волосы, причем гораздо длиннее, чем обычно — и те, и другие, часто заплетенные косичками и смазанные китовым салом, придавали им иноземный, дикарский вид. Их меха стоили немало, под стать тем, что носила знать: если китобои были успешны, то они позволяли себе все, что желали. Но меха были запачканы и поношены. Большую часть своей карьеры Арфлейн провел шкипером на китобойном судне, и сейчас испытывал чувство товарищества по отношению к этим грубоголосым людям Северного Льда, прохаживающимся по палубе своего корабля.

В стороне от немногочисленных китобойных судов, по большей части, трехмачтовых барков и баркентин, на скользком от масла льду стояли разнообразные лодки и корабли. Там были маленькие яхты и кечи, используемые для работ в доках, бриги, бригантины, двухмачтовые двухтопсельные шхуны, катера и шлюпы. Большинство торговых судов представляло собой трехмачтовые корабли с прямым парусным вооружением, но было и порядочное количество двухмачтовых бригов и двухмачтовых шхун. По большей части они были окрашены в коричневые, черные и зеленые цвета, потускневшие от воздействия природных стихий.

Все без исключения охотничьи суда имели черные корпуса, с пятнами крови поколений убитых сухопутных китов.

Арфлейн к этому времени различил названия ближайших к нему судов. Но ему не было необходимости читать буквы, вырезанные на бортах, он узнал большинство из кораблей и так. Ближе всех к нему стоял тяжелый трехмачтовый «Сухопутный кит» из Джобхабна, самого южного города Восьмерки, имеющий сильное сходство с некогда обитавшим в море млекопитающим, много веков назад покинувшим постепенно захватываемые льдом океаны и вернувшимся снова на сушу, которой он прежде предпочел море. Судно было мощное и тяжелое, с широким носом и постепенно сужающимся к корме корпусом. Оно как будто присело на лед на коротких полозьях.

Рядом с ним стоял двухмачтовый бриг «Хьюрфраст», названный именем мифического сына Ледовой Матери. С него сгружали тюленьи и медвежьи шкуры. Было очевидно, что он только-только вернулся из удачной экспедиции. Другая двухмачтовая бригантина принимала бочки с китовым жиром, готовясь, как предположил Арфлейн, к торговому вояжу по остальным городам. Это был "Добрый ветер", названный так в надежде, что имя принесет ему удачу. Арфлейн знал бригантину как ненадежный корабль, по иронии судьбы подвергавшийся заштилению в критические моменты и прошедший через руки многих владельцев. Тут же стояли другие двухмачтовые бриги, двух- и трехмачтовые шхуны и барки. Арфлейн знал названия всех кораблей. Он увидел баркентину «Катарина Ульсенн» и ее сестер — «Настасию Ульсенн» и "Ингрид Ульсенн", принадлежащих могущественной фризгольтийской семье Ульсеннов и названных так в честь ее матрон. Был здесь брершиллский «Попрыгунчик» с прямоугольными парусами да еще один трехмачтовый брершиллский изящный охотничий барк — «Медвежья ищейка». Два торговых брига, маленький и большой, из Чейдерсгольта, ближайшего соседа Брершилла, другие корабли из Джобхабна, Аберсгольта, Фьорсгепа и Кельтшилла — остальных городов Восьмерки.

Китобойные суда стояли в стороне от основной стоянки кораблей. Имея побитый вид, они обладали аурой гордости и пренебрежения. По традиции им давали странные имена. Арфлейн узнал «Милашку», «Верную любовь», «Улыбающуюся леди», «Нежное прикосновение», «Мягкое сердце», «Доброту», «Удачу», «Надежного», «Счастливое копье» и других. От кораблей исходил резкий запах охотничьего ремесла — крови и мяса животных.

Так же вместе, но на противоположном от китобоев конце швартовочной линии стояли ледовые клиперы, их мачты прилично возвышались над мачтами всех окружающих судов. Всем своим видом они выражали бессердечное высокомерие. Это были быстроходные и стройные корабли, величественные короли плато, при благоприятных условиях превосходящие остальные суда по скорости более чем вдвое. По сравнению с их корпусами, расположенными на изящных длинных полозьях, все кругом выглядело миниатюрным, а с их палуб можно было увидеть внизу ют любого другого корабля.

Самым высоким и грациозным из всех этих четырехмачтовых клиперов был флагман фризгольтийского флота «Ледовый дух». Его паруса были аккуратно свернуты. Каждый дюйм корабля блистал вычищенной костью, фибергласом, золотом, серебром, медью и даже железом. Элегантный парусник с четкими линиями немало удивил бы своего древнего создателя нынешними украшениями.

Его нос, бушприт и полубак были украшены огромными продолговатыми черепами сухопутных кашалотов. Их клювоподобные пасти ощерились острыми зубами, презрительно насмехаясь над остальными судами, и свидетельствовали о мастерстве, храбрости и мощи их владельца — семьи Рорсефн. Хотя "Ледовый дух" был известен как шхуна, на самом деле, следуя старой морской терминологии, это был барк с прямыми парусами. Вначале все большие клиперы несли косое парусное вооружение на всех мачтах, но для ледовой навигации оно оказалось малопригодным и уступило место прямым парусам. Старый же термин — шхуна — остался. На каждой из четырех мачт развевался большой флаг Рорсефнов. Окрашенный полуязыческим художником в черный, белый, золотой и красный цвета, на нем были изображены сложенные чашей, символические белые руки Ледовой Матери, держащие ледовый корабль. По обеим сторонам от них располагались медведь и кит — эмблемы храбрости и жизни. Помпезный флаг, подумал Арфлейн, приподнял на спине свою полумертвую ношу и понесся по направлению к большому скоплению кораблей.

Когда он приблизился к кораблям, шхуна, которая, как он прежде заметил, готовилась к отправке, отдала швартовы и ее огромные паруса наполнились ветром. Были распущены только основной и два носовых паруса, но их было достаточно, чтобы медленно вывести корабль на свободное пространство.

Развернувшись по ветру, судно грациозно заскользило на больших полозьях в его направлении. Остановившись, Арфлейн весело поприветствовал проходящий мимо него корабль. Это была «Снежная девушка» из Брершилла. Полозья взвизгнули на гладком льду, когда кормчий повернул руль и взял курс между небольшими неровностями, выеденными регулярным проходом кораблей. Один или два матроса узнали Арфлейна и, повиснув на снастях, ответили на его приветствие, но большинство было занято парусами. В чистом, морозном воздухе он услышал голос шкипера, отдающего команды в мегафон. Корабль прошел мимо, распустил еще паруса и набрал скорость.

Проводив глазами уходящее на восток судно, Арфлейн испытал чувство горечи. Хороший корабль, один из тех, который он был бы рад принять под свое командование. Ветер наполнил паруса, и «Снежная девушка» неожиданно подпрыгнула словно животное. Испуганные внезапным рывком, черные и белые снежные коршуны, до этого спокойно кружившие над судном, дико закричали и взмыли вверх. Затем, спустившись нырком к основной стоянке кораблей, они стали либо ожидающе парить над судами, либо уселись на вершины мачт в надежде вырвать лакомый кусочек — китовое мясо или тюленью ворвань — из сгружаемых туш.

Арфлейн воткнул гарпуны глубоко в лед и, оттолкнувшись, заскользил на лыжах между кораблями, избегая любопытных взглядов работающих моряков и направляясь к высокой стене из ледяных блоков, защищавшей вход в город.

Прямо у главных ворот, по размеру едва достаточных, чтобы пропустить сани, стоял охранник, держа наготове в руках натянутый костяной лук со стрелой. Это был светловолосый юноша, его меховой капюшон был откинут на плечи. По беспокойному выражению лица стража Арфлейн решил, что парень был назначен охранять ворота совсем недавно.

— Ты не фризгольтиец и явно не торговец с корабля, — произнес юноша. — Чего ты хочешь?

— У меня на спине лорд Рорсефн, — ответил Арфлейн. — Куда отнести его?

— Лорд Рорсефн? — охранник шагнул вперед, опустил лук и стянул капюшон спального мешка, чтобы рассмотреть лицо арфлейновой ноши. — А остальные? Он мертв?

— Почти.

— Они отправились несколько месяцев назад в секретную экспедицию. Где ты нашел его?

— День пути или около того на восток отсюда, — ослабив ремни, Арфлейн опустил старика на лед. — Я оставлю его тебе.

Засомневавшись, молодой человек произнес:

— Нет, оставайся здесь до прихода моего сменщика. Он будет прямо сейчас. Ты должен рассказать все, что тебе известно. Может, нам понадобиться послать спасательный отряд.

— Но мне нечем помочь, — нетерпеливо возразил Арфлейн.

— Пожалуйста, останься. Хотя бы для того, чтобы точно рассказать, как ты нашел его. Так будет лучше для меня.

Арфлейн пожал плечами.

— Мне нечего рассказывать, — нагнувшись, он потащил тело через ворота. — Но я подожду, если хочешь, пока мне не вернут спальник.

За воротами стояла вторая стена, сложенная из ледяных блоков, по высоте доходящая до груди человека. Глянув за нее, Арфлейн увидел крутую тропинку, ведущую вниз к первому уровню города. Под ним, насколько хватало глаз, располагались другие уровни. На противоположной стороне расселины Арфлейн увидел входные проемы и окна жилых ярусов. Многие из них были украшены затейливой резьбой и барельефами, выточенными в обжитой скале. Более замысловатые, чем пещерные обиталища тысячелетия назад, эти покои в скале внешне весьма походили на первые постоянные укрытия, в которых жили далекие предки человечества. Возврат к такой форме проживания был осуществлен несколько веков назад, когда стало невозможным возводить дома на поверхности в связи с понижением температуры воздуха и повышением уровня льда. Первые обитатели расселин показали предусмотрительность в ожидании грядущих перемен, строя свои дома как можно ниже уровня льда, чтобы сохранить максимум тепла. Они же создали и ледовые корабли, зная, что при невозможности пополнения запасов топлива парусники будут наиболее практичным видом транспорта.

На пандусе, ведущем со второго яруса наверх, Арфлейн увидел сменщика молодого охранника, одетого в белую медвежью шкуру и вооруженного луком и колчаном со стрелами. Он с трудом поднимался в горку в шипованных сапогах — лучшей обуви для подъема и спуска между ярусами, поскольку человека от падения со сравнительно узкого пандуса в пропасть удерживала только единственная кожаная полоска.

Молодой страж объяснил сменщику, старику с бесстрастным выражением лица, что происходит, и тот, кивнув, пошел занимать пост у ворот.

Присев на корточки, Арфлейн отвязал лыжи и надел протянутые ему юношей шипованные сапоги. Затем они подняли едва живую ношу и начали осторожно спускаться по пандусу.

По мере их движения, свет с поверхности льда становился все слабее. Они проходили мимо мужчин и женщин, переносящих наверх товары для торговли, а вниз — запасы пищи и шкуры. Кое-кто из жителей узнавал лорда Рорсефна. Арфлейн и стражник, игнорируя недоверчивые и тревожные вопросы, продолжали ковылять во все сгущающейся темноте.

Прошло немало времени, прежде чем они доставили тело лорда Рорсефна к уровню, находящемуся посредине расселины. Он тускло освещался лампами, работающими на том же источнике энергии, который обогревал жилые сектора пещерного города. Источник этот располагался на самом дне расселины, к нему относились с суеверием даже в среде фризгольтийской знати, высмеивающей мифы. Для ледовых жителей холод был естественным условием обитания, тепло же являлось неизбежным злом, служащим для поддержания жизни, что однако не делало его более естественным. На Земле Ледовой Матери тепла не было вовсе и для вечной жизни всем тем, кто присоединился к ней после смерти и стал холодным, не требовалось ничего. Тепло могло уничтожить лед, что бесспорно доказывало его вред. По слухам, температура на дне расселины достигала огромных значений. Именно здесь те, кто оскорблял при жизни Ледовую Мать, после своей смерти обращались в облачко пара.

Семья лорда Рорсефна занимала целый ярус города по обеим сторонам расселины. Через пропасть был натянут мостик, сделанный из шкур. Мужчинам пришлось пойти по нему, чтобы добраться до главных покоев семейства. При переходе мостик раскачивался и прогибался. На другой стороне моста их ждал одетый в желтую ливрею прислуги Рорсефнов широколицый мужчина средних лет.

— Что это у вас? — нетерпеливо спросил он, полагая, что Арфлейн и охранник, вероятно, были торговцами, пытающимися что-нибудь продать.

— Твой хозяин, — слегка улыбнувшись, ответил Арфлейн. Он испытал чувство удовлетворения, увидев, как осунулось лицо слуги, когда тот узнал наполовину видимые черты лица человека в спальном мешке.

Засуетившись, он помог им пройти в низкую дверь, с вырезанным над ней в скале гербом Рорсефнов. Прежде чем достигнуть приемного зала, они прошли еще через две двери.

Большой зал был ярко освещен трубчатыми лампами, встроенными в стену. Здесь было жарко натоплено, и Арфлейн, вспотев, ощутил физическое и моральное неудобство. Откинув капюшон, он развязал ремни плаща. Зал был богато обставлен, никогда прежде он не видел такого. Раскрашенные драпировки из тончайшей кожи закрывали стены. Несмотря на то, что это был приемный зал, стояли деревянные кресла, и некоторые даже с настоящей матерчатой обивкой. Лишь однажды в жизни Арфлейн видел брезент и такой же деревянный артефакт. Кожа, как бы тонко она ни была выделана, никогда не выглядела так утонченно, как увиденные им сейчас шелк и лен. Им были сотни лет. Без сомнения, они хранились в холоде на складах и, должно быть, датировались тем временем, когда его предки еще не отправились жить в ущелья на юге и растительная жизнь была на земле и в океанах, согласно богохульной легенде, а не только в теплых водоемах. Арфлейн знал, что весь мир, включая звезды и луну, почти полностью состоял изо льда. И однажды, следуя воле Ледовой Матери, даже теплые водоемы и пещеры в скалах, поддерживающие жизнь человека и животных, превратятся в лед — естественное состояние любой материи.

Привратник в желтой форме ушел, но тотчас вернулся в сопровождении высокого мужчины, ростом почти с Арфлейна. У него было тонкое лицо с поджатыми губами и бледно-голубыми глазами, белая кожа, как если бы он ни разу не выходил на поверхность. Его одежда — темно-красная куртка и обтягивающие черные брюки из мягкой кожи — показалась Арфлейну непригодной.

Остановившись рядом с бесчувственным телом Рорсефна, он задумчиво оглядел его. Затем, подняв голову, неприязненно глянул на Арфлейна и стражника.

— Очень хорошо, — произнес он, — Можете идти.

По отдельности голос мужчины или его тон не возмутили бы Арфлейна, но вместе... Он повернулся к выходу. Конечно, он ожидал, пусть без особого желания, хотя бы формальных слов благодарности.

— Не ты, незнакомец, — произнес высокий. — Я имел в виду только стражника.

Стражник вышел, а Арфлейн смотрел, как слуги уносят старика, затем произнес:

— Мне бы хотелось получить назад мой спальник, — и посмотрел в лицо высокому.

— Что с лордом Рорсефном? — холодно сказал мужчина.

— Похоже, умирает. Другой бы уже умер. Но он, возможно, и выживет. В лучшем случае, потеряет несколько пальцев на руках и ногах.

Без всякого выражения собеседник Арфлейна кивнул.

— Я — Янек Ульсенн, — сказал он, — зять лорда Рорсефна. Естественно, мы благодарны вам. Как вы нашли лорда?

Арфлейн кратко объяснил.

Ульсенн нахмурился.

— Больше он ничего не говорил вам?

— Чудо, что он нашел в себе силы сказать то, что сказал.

Возможно, старик и понравился Арфлейну, но никогда, Конрад понял это, ему бы не понравился Ульсенн.

— В самом деле? — Ульсенн на мгновение задумался. — Хорошо, я прослежу, чтобы вы получили награду. Тысяча хороших медвежьих шкур устроит вас, а?

Это было целое состояние.

— Я помог старику из уважения к его смелости, — резко произнес Арфлейн. — Мне не нужны ваши шкуры.

Ульсенн, казалось, на мгновение удивился:

— Чего же вы хотите? Я вижу, что вы, — он остановился, — из другого города. Вы не аристократ, что же…? — он явно смутился. — Невиданно, чтобы человек, не ведающий кодекса чести, побеспокоился совершить то, что сделали вы. Даже любой из нас подумал бы, прежде чем спасти незнакомца.

В его последних словах прозвучала агрессия. Казалось, его возмущала сама идея спасения аристократа простолюдином-иноземцем, словно бескорыстное деяние было прерогативой богатых и властных.

Арфлейн пожал плечами.

— Мне понравилась его храбрость.

Он повернулся было к выходу, но в этот момент справа от него открылась дверь, и в зал вошла черноволосая женщина в тяжелом платье синего и желто-коричневого цветов. У нее было вытянутое бледное лицо с крепкой челюстью, отблескивающие золотом карие глаза. Волосы ниспадали ей на плечи, в походке чувствовалось природное изящество. Нахмурившись, она бросила слегка вопросительный взгляд на Ульсенна.

Коротко кивнув, Арфлейн взялся за дверную ручку.

У женщины оказался мягкий, вероятно, слегка взволнованный голос.

— Вы человек, спасший жизнь моему отцу?

Неохотно остановившись, Арфлейн обернулся к ней, расставив ноги, будто был на палубе корабля:

— Да, мадам, если он выживет, — бросил он.

— Это моя жена, — произнес Ульсенн с прежней нелюбезностью.

Она приятно улыбнулась:

— Он хочет, чтобы я поблагодарила вас. Сам он выразит свою признательность, как только почувствует себя лучше. Он хотел бы, чтобы вы остались на это время здесь в качестве нашего гостя.

До этого момента Арфлейн не смотрел ей в лицо. Но сейчас, когда их глаза на миг встретились, показалось, что она слегка вздрогнула, хотя, впрочем, сразу овладела собой.

— Благодарю вас, — ответил он, глядя с некоторым удивлением в сторону Ульсенна, — но, возможно, ваш муж не столь гостеприимен.

Жена Ульсенна бросила на мужа взгляд, полный сердитого удивления. Или она искренно была расстроена обращением Ульсенна с Арфлейном, или же разыграла роль в поддержку Арфлейна. Если последнее, Арфлейн все еще был в затруднении понять ее мотивы, поскольку увидел только, что она воспользовалась возможностью поставить в неудобное положение своего мужа перед странником более низкого сословия, чем он сам.

Ульсенн вздохнул:

— Ерунда, он должен остаться, если так хочет ваш отец. Кроме всего, лорд Рорсефн — глава дома. Я прикажу Онвальду принести ему что-нибудь поесть.

— Может быть, наш гость предпочтет отобедать с нами, — резко произнесла она. В отношениях супругов четко проглядывала враждебность.

— Ах, да, — мрачно пробормотал Ульсенн.

Устав от их перепалки, Арфлейн как можно любезнее сказал:

— С вашего разрешения, я поем в отеле для торговцев, и там же отдохну. Я слышал, что на шестнадцатом уровне хорошие отели.

Об этом ему сообщил охранник, когда они проходили мимо.

Женщина тихо произнесла:

— Пожалуйста, останьтесь у нас. После всего…

Арфлейн кивнул и вновь посмотрел прямо на нее, пытаясь оценить ее искренность. Эта женщина не из того же теста, что ее муж, решил он. Внешне она до некоторой степени напоминала своего отца. Арфлейн подумал, что заметил в ней качества, которые восхитили его в старике, но сейчас он не хотел оставаться здесь.

Она уклонилась от его взгляда.

— Что ж, кого спрашивать в отеле для путешественников?

— Капитана Конрада Арфлейна, — грубо ответил он, словно неохотно делясь секретом, — из Брершилла. Да хранит вас Ледовая Мать.

Затем, коротко кивнув обоим, он вышел из зала и прошел через все три двери, громко и яростно хлопнув последней.

Глава 3 «ЛЕДОВЫЙ ДУХ»

Вопреки своим привычкам Конрад Арфлейн решил дождаться разговора со стариком, прежде чем покинуть Фризгольт. Он не знал, почему пришел к такому решению, но если бы его спросили об этом, причиной назвал бы нежелание потерять хороший спальник. Кроме того, у него не было лучшего занятия. Ни за что на свете он не признался бы, что истинной причиной его задержки была Ульрика Ульсенн.

Большую часть времени он бродил по поверхности среди кораблей. Будучи слишком упрямым, он намеренно не давал о себе знать, ожидая, что Рорсефны сами найдут его.

Несмотря на сильную неприязнь к Янеку Ульсенну, Арфлейн думал, что понимает его лучше, чем любого другого встреченного фризгольтийца. Ульсенн не был типичным представителем современной фризгольтийской знати, забывающей суровый и надменный кодекс чести своих предков. В других городах победнее старые традиции еще уважались, хотя тамошние торговые короли никогда не обладали могуществом семей, наподобие Рорсефнов и Ульсеннов. Арфлейн был склонен восхититься Ульсенном по крайней мере за отказ смягчать свои принципы. В этом у них было что-то общее. Арфлейн ненавидел следы постепенного изменения вокруг, полусознательно подмечаемые им. Рост вольнодумия, ослабление суровых, но разумных законов выживания в стране льда иллюстрировались даже его собственным поступком, когда он оказал помощь умирающему старику. На этом пути постепенной деградации их ждала катастрофа. Требовалось больше людей типа Ульсенна на влиятельных позициях, где они могли бы остановить постепенный отказ от традиционных норм поведения в обществе, традиционной религии и традиционных представлений.

Другого пути сохранить возможность жить в среде, абсолютно не подходящей для жизни, не было. Как только общество начнет гнить, подумал Арфлейн, Ледовая Мать, не теряя времени, сметет последних выживших представителей человеческой расы.

То, что Арфлейн стал неким героем Фризгольта, было признаком нынешней эпохи. Столетие назад над его слабостью только посмеялись бы. Сейчас же они поздравляли его, а он в свою очередь ни во что не ставил их, понимая, что они покровительствовали ему настолько, насколько, возможно, удостоили бы чести храброе животное, но презирали его ценности и, конечно, его крайнюю бедность. С суровым лицом, ведя себя грубо, он бродил в одиночестве, избегая каждого и без волнения понимая, что укрепляет их мнение о том, что все нефризгольтийцы — неотесанные и дикие.

На третий день он с завистливым восхищением осматривал «Ледовый дух».

Когда он подошел к кораблю, нырнув под его натянутые швартовочные канаты, кто-то наверху окликнул его.

— Капитан Арфлейн!

Неохотно посмотрев наверх, он увидел выглядывающую из-за бортового ограждения светловолосую бородатую голову.

— Не хотите ли подняться на борт и осмотреть корабль, сэр?

Арфлейн покачал головой, но вдоль борта уже летела кожаная лестница, ее конец ударился о лед рядом с ним. Он нахмурился, не желая без необходимости связываться с фризгольтийцами, но в то же время испытал жгучее желание подняться на палубу почти мифического в стране льда судна.

Быстро решившись, он ухватился за лестницу и начал взбираться высоко наверх к инкрустированным костью поручням.

Когда он перекидывал через ограждение ногу, его с улыбкой поприветствовал бородатый мужчина, одетый в богатую куртку из меха белого медвежонка и серые, обтягивающие штаны из тюленьей кожи — едва не униформу среди всех корабельных офицеров Фризгольта.

— Я подумал, что вы бы не отказались осмотреть корабль, сэр, как приятель-моряк, — его улыбка была открытой, а тон не имел даже намека на снисходительность, которую Арфлейн почти что ожидал. — Моя фамилия Печнёфф, я второй офицер «Ледового духа».

Он был сравнительно молод для второго офицера. Волосы на его голове и бороде были мягкими и светлыми, придавая ему глуповатый вид, но голос был крепок и тверд:

— Могу я показать вам корабль?

— Благодарю, — ответил Арфлейн. — Но не следует ли сначала спросить капитана?

Командуя собственным кораблем, он был строг в отношении таких любезностей.

Печнёфф улыбнулся:

— На «Ледовом Духе» нет капитана как такового. Обычно им командует лорд Рорсефн, а когда его нет на борту, кто-либо назначенный им. В данном случае, уверен, он хотел бы, чтобы я показал вам корабль.

Арфлейн слышал о таком порядке, но не одобрял его. По его мнению, у корабля должен быть постоянный капитан, человек, проводящий большую часть жизни на его борту. Только так можно получить полное представление о корабле и узнать, на что он способен, а на что нет.

На корабле было три палубы, главная, средняя и полуют, каждая по размерам меньше предыдущей, сделанные из выщербленного фибергласа, так же как корпус судна, и устланные плоской костью для лучшего сцепления ног с палубой. Они стояли на нижней, две другие палубы располагались ближе корме. Большинство надстроек корабля было из того же фибергласа, потертого, исцарапанного, избитого бесчисленными переходами на протяжении необозримого числа лет. Некоторые корабельные двери и крышки люков были заменены дубликатами из склеенных друг с другом больших пластин моржовых клыков с затейливой резьбой на них, в отличие от неукрашенного фибергласа. Во многих местах кость пожелтела и выглядела такой же старой, как первоначальный материал. От ограждений к вершинам мачт тянулись лини, сплетенные из нейлона, кишок и кожи.

Арфлейн посмотрел наверх, чтобы усилить уже сложившееся впечатление о размере корабля. Мачты были такими высокими, что, казалось, исчезали где-то наверху. Он отметил, что корабль неплохо ухожен, каждый дюйм такелажа был ровен и подогнан настолько, что он не удивился бы, увидев карабкающихся на верху матросов, замеряющих углы гафеля. Паруса были туго свернуты, каждая складка имела равную глубину. Арфлейн увидел, что на костяных гиках были также вырезаны замысловатые живописные рисунки. Это был образцовый корабль, и Арфлейн почувствовал негодование, что судно так редко ходит в рабочие походы.

Рядом с ним, также задрав голову, терпеливо стоял Печнёфф. Потемнело и похолодало, день стал каким-то нереальным.

— Скоро пойдет снег, — произнес второй офицер.

Арфлейн кивнул. Снежные бури он любил больше всего.

— Корабль содержится очень аккуратно, — сказал он.

Заметив тон сказанного, Печнёфф ухмыльнулся:

— Вы хотите сказать, слишком аккуратно. Возможно, вы правы. Мы вынуждены держать экипаж на борту. Хотя у нас была крайне невысокая вероятность выйти на нем, особенно со времени отбытия лорда Рорсефна, — он провел Арфлейна на среднюю палубу через дверь из моржовых бивней. — Я покажу вам нижние помещения.

Каюта, куда они вошли, имела две койки и была обставлена намного роскошней, чем все каюты, виденные Арфлейном прежде. Тут стояли тяжелые сундуки, стол из китовой кости и кресла с костяным каркасом, обтянутым кожей. Были и меха. Следующая дверь вывела их в узкий коридор.

— Это каюты капитана и его гостей, — объяснял Печнёфф, показывая на двери, мимо которых они проходили. — Каюту, через которую мы прошли, занимаю я и третий офицер, Кристоф Хинсен. Сейчас он на вахте, но хотел бы встретиться с вами.

Печнёфф показал огромные трюмы корабля. Казалось, они идут вечно. Арфлейн начал думать, что он потерялся в лабиринте размером с город — так велик был корабль. Помещения для экипажа были чистыми и просторными. Сейчас они были полупустыми, поскольку на борту находилась лишь необходимая часть команды, главным образом, чтобы поддерживать судно в должном виде и быть готовым отплыть по прихоти капитана-владельца. Большинство иллюминаторов было из натурального, толстого, небьющегося стекла. Проходя мимо одного из них, Арфлейн заметил, как темно стало на улице. Снег, падая большими хлопьями, ограничил видимость до нескольких ярдов.

Арфлейн не мог не впечатлиться вместительностью судна, и позавидовал должности Печнёффа. Будь у Брершилла хотя бы одно такое судно, подумал Арфлейн, город использовал бы его с большой пользой и вскоре восстановил бы свой статус. Возможно, ему стоило поблагодарить фризгольтийцев, что те не используют «Ледовый дух», иначе бы они захватили еще большую долю торговли.

Наконец, мужчины поднялись на палубу полуюта. Там нес службу пожилой человек, который, казалось, не заметил их. Он внимательно смотрел на едва видимое колесо, расположенное ниже на средней палубе. Оно было крепко привязано для того, чтобы полозья, которые им управлялись, не двигались и не натягивали швартовы. Хотя взгляд мужчины был сфокусирован на колесе, он, казалось, отдался каким-то своим мыслям. Когда они встали рядом у поручня, он обернулся. Его борода заиндевела, меховой капюшон прикрывал глаза. Куртку он завязал на все ремни, а на руки надел рукавицы. На плечах мужчины лежал снег, который по-прежнему падал тяжело и плотно. Опускаясь сквозь такелаж, снег скапливался на палубах. Арфлейн слышал, как он барабанит по парусине наверху.

— Это наш третий офицер, Кристоф Хинсен, — похлопав человека по плечу, произнес Печнёфф. — Встречай спасителя лорда Рорсефна, Кристоф.

Кристоф задумчиво поприветствовал Арфлейна. У него было коршуноподобное лицо — с черными глазами-бусинками и крючковатым носом.

— Вы капитан Арфлейн? Не вы ли командовали «Северным ветром»?

— Удивлен, что вам известно об этом, — ответил Арфлейн. — Я ушел с него пять лет назад.

— Да. Помните корабль «Таня Ульсенн», который вы толкнули носом своего судна в трещину во льду к югу отсюда?

Арфлейн рассмеялся:

— Помню. Мы гнались за выслеженным стадом китов. Остальные выбыли из охоты, остались только мы и «Таня». Поскольку мы столкнули «Таню» в трещину, это путешествие оказалось довольно прибыльным для нас. А вы были на ее борту?

— Я был капитаном. Из-за вашего фокуса я потерял место.

Хотя тогда Арфлейн действовал согласно принятому кодексу ледовых моряков, он внимательно посмотрел на лицо Кристофа. Кажется, следов возмущения не было.

— Это были лучшие времена для меня, — сказал Арфлейн.

— И для меня тоже, — хихикнул в ответ Кристоф. — Наши победы и поражения, в конечном счете, привели к одинаковому результату. Вы лишились корабля, а я — третий офицер на борту этой весь день не встающей с постели разукрашенной потаскушки.

— Она должна ходить, — оглянувшись, произнес Арфлейн. — Она стоит десятка любых других кораблей.

— День, когда эта старая шлюха выйдет в настоящий поход, будет днем конца света! — Кристоф с отвращением топнул ногой по палубе. — Знаете ли, однажды я попытался повторить вашу тактику. Я был вторым офицером на «Хьюрфрасте». Капитан получил травму — запутался в лине от гарпуна, и я занял его место. Вы знаете старого охотника «Хьюрфраста»?

Арфлейн кивнул.

— Так вот, им легко управлять, но только после того, как вы прочувствовали его. Через год или около того мы соревновались с двумя бригами из Аберсгольта. Один перевернулся прямо перед нами, и нам пришлось огибать его, в это время второй получил хорошее преимущество. Мы сумели догнать его, и тут впереди по курсу увидели трещину во льду. Я решил попробовать толкнуть их носом.

— И что же произошло? — улыбаясь, спросил Арфлейн.

— Мы оба влетели в нее, у меня нет вашего чувства момента. За это меня списали на эту окаменелую китиху. Теперь я понимаю, что ваш трюк был намного сложнее, чем я думал.

— Мне просто повезло, — сказал Арфлейн.

— Но вы успешно использовали эту тактику и раньше, и потом. Вы были хорошим капитаном. Обычно мы, фризгольтийцы, не признаем, что существуют моряки лучше наших.

— Благодарю, — произнес Арфлейн, не в силах устоять перед похвалой старика. Он начинал чувствовать себя в компании мужчин одной с ним профессии все свободнее. — Насколько я помню, вы почти вырвались из ловушки.

— Почти, — вздохнул Хинсен. — Сейчас плавание под парусами уже не то, что было раньше, капитан Арфлейн.

Арфлейн согласно кивнул.

Печнёфф улыбнулся и поднял капюшон, защищаясь от непогоды. Снег шел такой густой, что было невозможно различить ничего, кроме нечетких силуэтов ближайших кораблей.

Здесь, в успокаивающей тишине, Арфлейну представилось, что во всем мире остались лишь они одни, настолько снег закрыл все и заглушил остальные звуки.

— Со временем мы все реже будем видеть такую погоду, — радостно произнес Печнёфф. — Теперь снег идет лишь раз в десять-пятнадцать дней. Мой отец помнит прошлые времена, когда снег шел так часто, что это, казалось, длилось все лето. А зимой ветры были намного жестче.

Хинсен стряхнул снег с куртки.

— Ты прав, парень. Со времен моей молодости мир изменился и стал теплее. Через несколько поколений мы будем резвиться на голой земле.

Он рассмеялся от собственной шутки.

Арфлейн почувствовал беспокойство. Он не желал портить хорошее настроение, но ему пришлось ответить.

— Не говорите того, что не следует слышать Ледовой Матери, друзья, — неуклюже произнес он. — Кроме того, то, что вы говорите, неверно. Климат меняется туда-сюда из года в год, но на протяжении многих лет становится все холоднее. Это неизбежно. Мир умирает.

— Так думали наши предки и выразили свои идеи в образе Ледовой Матери, — улыбаясь, сказал Печнёфф. — Но что, если Ледовой Матери вовсе нет? Предположим, что солнце разогревается все больше и мир возвращается к своему прежнему состоянию. Что, если верна мысль: это всего лишь один из периодов оледенения Земли? Об этом говорится в некоторых старых книгах, капитан.

— Я назвал бы это богохульством и чепухой, — резко ответил Арфлейн. — Вы сами знаете, что эти книги содержат много странных идей, а мы знаем, что они лживы. Единственная книга, которой я верю, — книга Ледовой Матери. Она пришла из центра Вселенной, принеся с собой очистительный лед. Однажды ее цель будет достигнута и все станет льдом, все очиститься. Читайте что хотите, говорите, что Ледовой Матери не существует, что ее история лишь олицетворяет реалии, но вы должны признать: даже некоторые старые книги говорят о том, что тепло должно исчезнуть.

Хинсен бросил на него иронический взгляд и прошептал:

— Есть признаки того, что старые идеи лживы. Последователи Ледовой Матери говорят: все должно замерзнуть; но знаете, у нас во Фризгольте ученые наблюдают за погодой. Именно благодаря им мы обрели свое могущество. Они утверждают, что за последние два-три года уровень льда снизился на несколько единиц, в один прекрасный день солнце разгорится с новой силой и растопит лед. Они говорят, что солнце уже стало жарче, и жизнь движется на юг, предвидя перемены. Они чуют появление новой формы жизни, похожей на водоросли, находимые нами в теплых водоемах, но растущей на суше из вещества, похожего на мелко раскрошенный камень, — из земли. Они верят, что эта жизнь уже должна где-то существовать, что она уже где-то существует, возможно, на островах в море...

— Но морей нет!

— Ученые полагают, что мы бы не выжили, если бы где-то не было морей и этих растений на островах.

— Нет! — Арфлейн отвернулся от Хинсена.

— Вы говорите — нет? Но благоразумие подсказывает, что это правда.

— Благоразумие? — фыркнул Арфлейн. — Или некий вывих ума, принимаемый за него? В том, что вы говорите, нет никакой логики. Вы всего лишь лепечете извращенную идею, в которую хотите верить. Ваш образ мыслей принесет всем нам несчастье.

Хинсен покачал головой.

— Я понимаю это как непреложный факт, капитан Арфлейн. Мы становимся мягче, а вместе с нами и лед. Как и животные, мы чувствуем приближение новой жизни, именно поэтому меняются наши представления. Я не хочу перемен, потому что никогда не смогу полюбить иной мир, чем тот, который я знаю. Я умру в моем мире, но что потеряют наши потомки? Ветер, снег и лед, вид уносящейся прочь от вашего корабля стаи китов, полет гарпуна, упоение битвы под красным солнцем, вмороженным в голубое небо, струя черной крови кита, такого же храброго, как и мужчина, пустивший ее... Где все это будет, когда ледовая страна превратится в грязную землю с хрупкой зеленью на ее поверхности? Что будет с людьми? Все, что мы любим и чем восхищаемся, будет умалено и забыто в этом грязном, горячем, нездоровом мире. Каким запутанным, неопрятным будет мир. Но он будет именно таким!

Арфлейн хлопнул по поручню ограждения, сбив с него снег.

— Вы безумец! Как все это может измениться?

— Может быть, вы и правы, — мягко ответил Хинсен. — Но я вижу то, что вижу, безумец я или нет. Говоря прямо и конкретно, это неизбежно.

— Вы отрицаете законы природы? — насмешливо произнес Арфлейн. — Даже глупец признает, что ничто, однажды остынув, нагреться само по себе уже не может. Посмотрите на то, что вокруг вас — здесь нет того, о чем вы рассуждаете. Я понимаю ваши доводы. Но они не имеют подтверждения и выдают желаемое за действительное. Смерть, Кристоф Хинсен, лишь одна смерть неизбежна. Однажды уже были грязь, зелень, такая жизнь, — я признаю это. Но они исчезли. Неужели, умерев и остынув, человек вновь оживает со словами: «Я умер, но я вновь жив!» Неужели вы не видите, как логика обманывает вас? Существует ли Ледовая Мать, или она всего лишь символ существующей реальности, но в любом случае ее следует почитать. Потеряв видение этого, как уже случилось во Фризгольте, мы погибнем раньше, чем следует. Из-за тех взглядов, что я придерживаюсь, вы думаете, что я — суеверный варвар, но в том, что я говорю, здравый смысл.

— Я завидую вашему умению оставаться при своих убеждениях, — спокойно произнес Кристоф Хинсен.

— А я сожалею о вашем ненужном пессимизме.

Печнёфф смущенно тронул Арфлейна за руку.

— Может, мы продолжим осмотр корабля, капитан?

— Благодарю вас, — резко ответил Арфлейн. — Но я увидел уже все, что хотел. Это хороший корабль. Не дайте ему сгнить.

С беспокойным лицом Хинсен начал что-то говорить, но Арфлейн уже отвернулся. Конрад оставил полуют, затем спустился на нижнюю палубу, перелез через борт, слез по лестнице и зашагал к спрятанному в расселине городу, скрипя ботинками по выпавшему снегу.

Глава 4 ГОСТИНИЦА «РАЗРУШИТЕЛЬ КОРАБЛЕЙ»

После посещения ледовой шхуны Конрад Арфлейн стал еще нетерпимее в своем ожидании. До сих пор он так и не получил сообщения от Ульсеннов о состоянии лорда Рорсефна и был встревожен той аурой, которую обнаружил в городе. Сам он не пришел к окончательному решению относительно своих собственных дел, но все более склонялся к мысли поступить на ближайший корабль из Брершилла, пусть даже корабельным старшиной.

Он начал часто приходить на окраину гигантского дока, избегая контакта с экипажами всех кораблей, особенно «Ледового духа», и искать судно из Брершилла.

На четвертое утро на горизонте показался трехмачтовый барк. С развевающимся флагом Брершилла, он скользил на всех парусах, двигаясь быстрее, чем это было разумно в такой близости к доку. Арфлейн улыбнулся, узнав «Нежную деву» — китобойное судно под командованием его старого друга, капитана Ярхана Бренна. Казалось, что парусник мчится прямо на ту часть дока, где стояло большинство кораблей. Работающие там люди в панике бросились врассыпную, не сомневаясь, что судно вышло из-под контроля. Однако когда до дока осталось совсем немного, «Нежная дева» быстро и плавно повернула по минимальной дуге и, подобрав паруса, скользнула в дальний конец строя кораблей, где уже стояли пришвартованные китобои. Арфлейн побежал, насечки на подошвах его ботинок давали хорошее сцепление со льдом.

Тяжело дыша, он добрался до «Нежной девы» как раз в ту минуту, когда с нее сбросили лини швартовщикам, стоящим наготове с инструментом.

Слегка ухмыльнувшись, Арфлейн выхватил у удивившегося швартовщика костяной костыль и тяжелый железный молоток и начал вгонять штырь в лед. Дотянувшись до ближайшего линя, он натянул его и крепко привязал к костылю. Корабль на мгновение вздрогнул, сопротивляясь линю, затем остановился.

На палубе судна Арфлейн услышал чей-то смех. Подняв голову, он увидел стоящего у ограждения капитана Ярхана Бренна.

— Арфлейн! Неужели ты опустился до швартовщика? Где твой корабль?

Пожав плечами, Арфлейн иронично развел руками, затем, схватившись и повиснув на швартовочном лине, начал подъем, перебирая руками, пока не ухватился за леер ограждения и не перебрался через него, встав рядом со старым другом.

— Корабля нет, — ответил он Бренну. — Отдан в оплату безнадежного долга владельца. Затем продан фризгольтийскому торговцу.

Бренн соболезнующе кивнул:

— Полагаю, что ты не последний. Тебе следовало оставаться китобоем. Что бы ни случилось, для нас всегда найдется работа. В конечном счете, ты ведь не женился на той женщине, — хихикнул он.

Бренн намекал на эпизод, случившийся шесть лет назад. Арфлейн, желая угодить девушке, на которой хотел жениться, нанял торговую команду. Только после этого необдуманного шага он понял, что не хочет иметь ничего общего с женщинами, предъявляющими такие требования. К тому времени было слишком поздно возвращать свою команду китобоев.

Грустно улыбнувшись, он вновь пожал плечами.

— Мне не везет, Бренн. Сомневаюсь, что я смог выследить хотя бы одного кита за эти шесть лет.

Его друг, невысокий коренастый мужчина с круглым румяным лицом и короткой бородой, был одет в тяжелый черный мех, но руки и голова были незакрыты. Его седеющие волосы были подстрижены слишком коротко для китобоя, но мозоли на грубых и крепких руках мог оставить только гарпун. Бренн был известным шкипером в охотничьих угодьях как Северного, так и Южного льдов. Сейчас, судя по такелажу, он охотился в Северных льдах.

— Не везет не только тебе, — с раздражением заворчал Бренн. — Наши трюмы почти пусты. Два детеныша и старая самка — вот и весь наш улов. У нас закончилось продовольствие, я хочу продать груз и, пополнив запасы, попытать счастье в Южных льдах в надежде на более удачную охоту. На севере искать китов все труднее.

Бренн был особенным, поскольку охотился как на севере, так и на юге. Большинство китобоев предпочитали охотиться в одном из угодий, так как особенности мест очень сильно различались, но Бренну это не мешало.

— Неужели везде так плохо в этот сезон? — спросил Арфлейн. — Я слышал, что даже тюленей и медведей стало меньше, а моржей не видели уже два сезона.

Бренн поджал губы.

— С помощью Ледовой Матери, невезение кончится.

Похлопав Арфлейна по плечу, он спустился на палубу, чтобы проследить за разгрузкой центрального трюма. По кораблю разносился запах китовой крови и ворвани.

— Взгляни на наш улов, — сказал он последовавшему за ним Арфлейну. — Мы даже не свежевали их. Затащили на корабль и загрузили в трюм целыми тушами.

Свежевание на жаргоне китобоев означало разделывание туши кита на части. Как правило, кита разделывали на льду, а затем куски туши при помощи лебедки поднимали на борт и загружали в трюм. Коль это не понадобилось, улов действительно был мелким.

Ухватившись за трос, Арфлейн заглянул внутрь трюма. Там было темно, но он смог различить застывшие туши двух китят и китихи, все они не выглядели особенно крупными. В сочувствии он покачал головой. Улова с трудом хватит, чтобы вновь обеспечить корабль продовольствием на длительный рейс к Южным льдам. Бренн должно быть был в более мрачном настроении, чем казалось.

Бренн выкрикнул распоряжения, и его матросы принялись спускаться в трюм, в то время как над головой крутились стрелы подъемников и опускались тали. Китобои были явно чем-то подавлены и работали медленно. У них были все причины находиться в дурном настроении, ведь после каждого рейса доход от улова делился между членами экипажа, а доля каждого зависела от количества и размеров пойманных китов. Бренн, должно быть, упросил их отложить дележку такого малого улова, обнадежив тем, что Южный лед даст доход больше нынешнего. Обычно китобои возвращались в док, имея кучу денег в кармане, тратя их напропалую. При безденежье они становились мрачными и задиристыми. Арфлейн понимал, что Бренн, скорее всего, осознавал это и, должно быть, был обеспокоен тем, как суметь удержать команду в подчинении во время стоянки во Фризгольте.

— Где ты остановился? — спокойно спросил Конрад, наблюдая за поднимаемым из трюма первым бычком. На его шкуре имелись отметины от четырех или пяти гарпунов. Четыре больших плавника, передние и задние, приходили в движение при каждом покачивании талей. Как и у всех молодых сухопутных китов, на его теле вырос лишь небольшой волосяной покров. Обычно киты обрастали жесткой шерстью к моменту созревания, в возрасте трех лет. В данном случае бычок длиной двенадцать футов весил всего несколько тонн.

Бренн вздохнул.

— У меня хороший кредит в «Разрушителе кораблей». Каждый раз я выплачивал хозяину небольшую сумму от полученной прибыли. Так что, по крайней мере, несколько дней, пока мы вновь не будем готовы выйти в рейс, мои люди будут неплохо устроены. Все зависит от того, какую сделку предложат мне торговцы и как скоро она состоится. Уже завтра я пойду искать лучшее предложение.

«Разрушитель кораблей», как и большинство гостиниц для китобоев, был назван в честь знаменитого кита. Это была не лучшая гостиница города. Фактически, утверждали, что она — худшая. "Разрушитель китов" был "верхней" гостиницей, расположенной на третьем уровне ниже поверхности и вырезанной во льду, а не в скале. Арфлейн понял, что спросил друга о пристанище в неподходящий момент. Бренн должно быть изворачивался всеми возможными способами, чтобы запастись провизией и переоснастить корабль ради авантюры в Южных льдах, которая возможно даст более доходный улов.

Стрелы пронзительно заскрипели, перенося тушу бычка через борт.

— Вынимаем их как можно скорее, — сказал Бренн. — Возможно, кто-то захочет их взять прямо сейчас. Чем быстрее, тем лучше.

— Принимай командование, Олаф, — крикнул Бренн своему первому офицеру, высокому худому мужчине по имени Олаф Бергсенн. — Я иду в «Разрушитель кораблей». По окончании приведи команду туда. Ты сам знаешь, кого оставить на вахте.

Не изменяя выражения на мрачном лице, Бергсенн кивнул и по залитой кровью палубе отправился заведовать разгрузкой.

Под взглядами кучки бездельничающих рядом с грот-мачтой мрачных гарпунщиков с гарпунами на плечах Бренн с Арфлейном сбежали вниз по спущенному трапу короткими, резкими шагами. По традиции только капитаны могли покидать судно до окончания разгрузки.

При входе в город охранник, узнав Арфлейна, пропустил их без вопросов. Они начали спускаться по пандусу. Лед наклонной дорожки и стены рядом, благодаря вкраплениям измельченного камня и постоянному износу, сам стал напоминать скалу. Веревочное ограждение у обрыва также выглядело изрядно потертым. На другой стороне расселины, чуть ниже, Арфлейн разглядел людей, снующих вверх и вниз по другим пандусам или занятых работой на их краях. Почти на каждом уровне через пропасть были перекинуты веревочные мостики, и кроме того, теперь уже над ними, был единственный капитальный мост, ведущий наверх из расселины и используемый только в случае крайней необходимости.

Когда они спускались, запинаясь, по пандусам на третий уровень, Бренн несколько раз улыбнулся Арфлейну, но был молчалив. Конрада одолели сомнения, что если он навязывается Бренну, поэтому он спросил друга, не против ли тот, если Арфлейн оставил его в "Разрушителе кораблей", на что Бренн помотал головой.

— Мне не хотелось бы упускать случая пообщаться с тобой, Арфлейн. Дай переговорить с Флетчем, а затем мы закажем бочонок пива, и я расскажу тебе обо всех своих передрягах и послушаю историю твоих.

На третьем уровне было три гостиницы для китобоев. Пройдя мимо первых двух: «Короля Хердарда» и «Перса-убийцы», они подошли к «Разрушителю кораблей». Как и в двух предыдущих, дверной проем представлял собой огромную китовую челюсть, над которой снаружи висел маленький череп китеныша.

Открыв обшарпанную дверь, они вошли в гостиничный холл, представлявший собой темную, большую, с высокими потолками комнату, создающую тем не менее впечатление тесной. Ее стены были задрапированы грубо выделанными китовыми шкурами. На потолке и стенах в случайном порядке располагались поврежденные мерцающие световые ленты, а в воздухе стоял густой аромат эля, китового мяса и человеческого пота. Рядом с картинками, изображающими китов, китобоев и их корабли, на шкурах висели копья, гарпуны, трехфутовые широкие тесаки, подобные тем, которые носил Арфлейн, используемые для разделки китов. Некоторые гарпуны были изогнуты самым причудливым образом, что напоминало о смертельной схватке человека с животным. Ни одно оружие не скрещивалось с другим, поскольку китобои считали, что скрещенные гарпуны или разделочные тесаки приносят неудачу.

За тесно расставленными столами, сидя на твердых скамьях и попивая пиво, сваренное из одного вида многочисленных водорослей, находимых в теплых прудах, отдыхали группы китобоев. Пиво было чрезвычайно горьким, пить его могли немногие люди кроме китобоев.

Арфлейн с Бренном протиснулись через скопление столов к маленькой стойке. За ней в каморке сидела темная фигура, которая поднялась, когда они подошли.

Флетч, прежде чем стать владельцем гостиницы, долгие годы промышлял китовой охотой. Будучи ростом выше Арфлейна, сейчас он невероятно разжирел: огромное брюхо и ненормально жирные рука и нога. У него был один глаз, одно ухо, одна рука и одна нога, как будто некогда гигантский нож срезал все с его бока. Эти увечья были результатом схватки с китом — огромным быком, прозванным «Разрушитель кораблей», в которого он первым вонзил свой гарпун. Кита все-таки забили, но Флетч навсегда выбыл из игры и на свою долю в доходе купил гостиницу. В память о своей добыче он назвал гостиницу его именем. В качестве компенсации он сделал из китовой кости протезы, треугольник китовой шкуры закрывал его пустую глазницу.

Взглянув уцелевшим глазом, заплывшим от жира, на посетителей, он поднял руку, приветствуя их.

— Капитан Арфлейн, капитан Бренн.

У трактирщика был высокий неприятный голос, но в то же время едва слышный, будто он с трудом пробивался через жир, окружающий глотку. Его многочисленные подбородки слегка двигались, когда он говорил, но сказать, приветствовал ли он их с каким-либо особым чувством, было невозможно.

— Доброе утро, Флетч, — сердечно произнес Бренн. — Ты помнишь пиво и жратву, которыми я снабжал тебя все прошлые сезоны?

— Помню, капитан Бренн.

— Мне нужен кредит на несколько дней. Моим людям требуется еда, спиртное и шлюхи до тех пор, пока я не буду готов отправиться к Южным льдам. Мне не повезло на севере. Я прошу тебя вернуть мне лишь то, что ты должен, не более.

Разжав толстые губы, Флетч задвигал челюстью вверх-вниз.

— Ты получишь это, капитан Бренн. Ты выручал меня в трудные времена в течение двух сезонов. Твои люди будут всем обеспечены.

Бренн облегченно улыбнулся. Казалось, что он ждал отказа.

— Мне нужна отдельная комната, — сказал он и повернулся к Арфлейну. — Где ты остановился?

— У меня комната в гостинице несколькими уровнями ниже, — ответил Арфлейн.

— Сколько человек в твоей команде, капитан? — спросил Флетч.

Бренн ответил на этот и другие вопросы хозяина. Расслабившись, он окинул взглядом зал гостиницы, остановившись на нескольких картинах.

После того как Бренн договорился с Флетчем, из-за соседнего стола поднялся мужчина и, сделав несколько шагов, остановился напротив них.

В одной мускулистой руке он бережно держал тяжелый массивный гарпун, другую положил на бедро. Даже при столь слабом и мерцающем освещении было заметно, как сильно ветер, солнце и мороз потрепали и выдубили его лицо. Кожа плотно обтянула кости черепа, выдававшиеся подобно шпангоутам корабля. У него был длинный узкий нос, напоминающий перевернутый нос клипера, под правым глазом проходил глубокий шрам, еще один был на левой щеке. Черные волосы были собраны, сплетены и завиты наподобие усеченной пирамиды, на вершине которой они раздваивались, напоминая ласты кита или тюленя. Его странная прическа была смазана свернувшейся ворванью, распространяющей вокруг себя сильный запах. Надетые на нем меха были отличного качества, но потускнели от китовой крови и ворвани и страшно воняли. Куртка была распахнута у шеи, открывая ожерелье из китовых зубов. На обеих мочках ушей висели плоские резные костяные украшения. Он был обут в ботинки из мягкой кожи, доходящие до колен и скрепленные с его меховыми брюками с помощью костяных шпилек. На талии был широкий пояс, на котором висели тесак в чехле и большая мошна. Он казался дикарем даже среди китобоев, но имел властную, могучую внешность, особенно благодаря холодному, сверкающему синевой взгляду своих узких глаз.

— Я слышал, вы собираетесь идти к Южным льдам, шкипер? — произнес он утробным грубым голосом. — На юг?

— Да, — Бренн оглядел мужчину с ног до головы. — Но моя команда укомплектована полностью, по крайней мере, настолько, насколько позволяют мои финансы.

Мужчина кивнул, поковырялся во рту языком и сплюнул в плевательницу, сделанную из китовой черепушки, рядом со стойкой.

— Я не прошу места, шкипер. Я сам себе хозяин. Капитаны просят меня идти с ними, а не я их. Я — Уркварт.

Арфлейн уже узнал мужчину, но Бренн по какой-то случайности никогда не видел его прежде. Выражение лица Бренна изменилось.

— Уркварт Длинное Копье. Я рад встрече с вами.

Уркварт был известен как величайший гарпунщик за всю историю ледовой страны. Поговаривали, что он самолично убил более двадцати китовых самцов.

Словно принимая комплимент, Уркварт слегка наклонил голову. Снова сплюнув, он задумчиво поглядел на плевательницу-черепушку.

— Да. Я человек Южных льдов. Слышал, что вы в основном охотитесь на севере.

— Как правило, — согласился Бренн. — Но я знаю Южные льды достаточно хорошо.

В его тоне слышались нотки изумления, хотя из крайней вежливости либо из-за благоговейного страха, он не спрашивал напрямую, почему Уркварт обратился к нему.

Втянув губы, Уркварт обхватил гарпун большими костистыми руками и оперся на него. Длина гарпуна достигала десяти футов, его многочисленные зазубрины были не менее шести дюймов высоты и, загибаясь к древку, имели почти двухфутовую длину; прямо под ними было закреплено большое металлическое кольцо, к которому привязывался линь.

— В этот сезон, как и в прошлый, очень многие северяне отправились на юг, — сказал Уркварт. — Но рыбы оказалось не так много, капитан Бренн.

Китобои, в особенности гарпунщики, неизменно называли китов «рыбой», выражая тем самым намеренное пренебрежение к гигантским животным.

— Вы хотите сказать, что и там плохо с охотой? — помрачнел Бренн.

— Не так плохо, как на севере, судя по тому, что я слышал, — медленно произнес Уркварт. — Говорю это вам лишь потому, что вы, похоже, собрались идти на риск. Я видел, многие шкиперы, умелые как вы, поступают так же. Говорю вам по-дружески, капитан Бренн, удачи нет ни на севере, ни на юге. За весь сезон не замечено ни одного приличного стада. Рыба идет на юг, за пределы нашей досягаемости. Корабли преследуют ее все дальше и дальше, так что скоро запасов продовольствия на борту уже не будет хватать.

Помолчав, Уркварт добавил:

— Рыба уходит.

— Почему вы мне говорите об этом? — спросил Бренн, почти злясь на Уркварта от досады.

— Потому что вы друг Конрада Арфлейна, — ответил Уркварт, не глядя на Арфлейна, который никогда прежде не был с ним знаком, а только видел его издалека.

Арфлейн был поражен.

— Вы не знаете меня…

— Зато я знаком с вашими поступками, — пробормотал Уркварт и глубоко вздохнул, словно во время разговора у него сперло дыхание. Медленно развернувшись на каблуках, он размашистым шагом направился к дверям, нырнул головой под косяк и исчез.

Бренн фыркнул и переступил с ноги на ногу. Потопав несколько раз ногой, он посмотрел на друга, нахмурившись.

— О чем он говорил?

Арфлейн откинулся на стойку.

— Не знаю, Бренн. Но если Уркварт предупреждает, что на юге рыбалка идет плохо, тебе следует учесть это.

Бренн невесело усмехнулся.

— Я не могу позволить себе учесть это, Арфлейн. Всю ночь я буду только лишь молиться Ледовой Матери и надеяться, что она подарить мне удачу. Это все, что в моих силах, дружище! — его голос почти перешел на крик.

Флетч, вернувшийся в каморку за стойкой, поднялся и, выглядя как некое чудовищное животное, бросил вопросительный взгляд своим единственным глазом. Бренн повернулся к трактирщику и заказал себе на стол китовый бифштекс с семенами секи и бочонок пива к нему.

После того как пришли люди Бренна и приободрились, обнаружив, что Флетч намерен обеспечить их всем необходимым, Арфлейн и Бренн сели напротив друг друга за стол у стены, где стоял бочонок пива. Время от времени они вынимали пробку и наполняли небьющиеся, сделанные из какого-то древнего синтетического материала, кружки. Вопреки ожиданиям пиво не улучшило их настроения, хотя Бренну удалось выглядеть достаточно уверенно, когда кто-либо из команды обращался к нему в сумраке зала.

На самом деле из-за пива Бренн ушел в себя и стал необщительным. Он постоянно вертел головой и поглядывал на дверь, которая была теперь закрыта. Арфлейн знал, что Бренн никого не ждет.

Наконец, перегнувшись через стол, Арфлейн произнес:

— Уркварт кажется угрюмой личностью, Бренн, если не сумасшедшим. Ему во всем мерещится неудача. Я здесь уже несколько дней, и я видел, как разгружают улов. Конечно, он меньше, чем раньше, но ненамного. У нас обоих бывали такие скудные уловы, и это не причиняло нам вреда в долгой перспективе. Я пережил несколько сезонов подряд, но затем в течение трех было огромное везение. Владельцы волновались, но…

Бренн оторвался от кружки.

— То-то и оно, Арфлейн. Теперь я сам себе хозяин. «Нежная дева» принадлежит мне. Я купил ее два сезона назад, — он вновь горько рассмеялся. — Думал, что действую разумно, ввиду того, что некоторые из нас приобрели те корабли, которые были проданы в прежние времена без учета мнения команды — нашего мнения. Но в данном случае это будет выглядеть так, будто я продаю собственное судно даже поперек своего желания, или же придется сдаваться в наем какому-нибудь фризгольтийскому торговцу. У меня не будет выбора. Но есть моя команда, и она готова рискнуть вместе со мной. Рассказать им вести от Уркварта? У них, как и у меня, жены и дети. Стоит сказать им?

— Не стоит, — тихо произнес Арфлейн.

— Куда уходит рыба? — продолжил Бренн, тяжело поставив кружку. — Что происходит со стадами?

— Уркварт сказал, что они идут на юг. Возможно этот умелый гарпунщик будет тем, кто поймет, как преследовать их, как выжить, обходясь тем, что найдется во льдах… Там, на юге много теплых водоемов — вероятно, метод слежения за стадами, будет придуман…

— Облегчит ли мне это охоту в нынешнем сезоне?

— Не знаю, — признался Арфлейн. Он вспомнил о разговоре на борту «Ледового духа» и помрачнел еще сильнее.

В зале появились шлюхи Флетча. Он никогда ничего не делал наполовину. Для каждого, включая Арфлейна с Бренном, была девушка. К ним подошла светленькая и простенькая восемнадцатилетняя Катарина, младшая дочь Флетча, держащая за руку другую девушку — темноволосую и симпатичную. Катарина представила ее как Маджи.

— Вот кто ободрит тебя, — попытался изобразить веселый тон Арфлейн.

Откинувшись с прижимающейся к нему захмелевшей Маджи, Бренн оглушительно захохотал над шуткой друга. Девушка тоже прыснула. Арфлейн, сидящий на другом краю стола, улыбнулся и погладил волосы Катарины — ласковой и инстинктивно умеющей расслабить мужчину. Маджи подмигнула Бренну. Женщины преуспели в том, что не удалось Арфлейну — вернуть естественный оптимизм Бренна.

Час был поздний. В спертом и жарком воздухе гремели голоса пьяных китобоев. В бледном, мигающем свете Арфлейн видел только одетые в меха силуэты, шатающиеся от стола к столу или сидящие кучкой на скамьях. Кроме людей Бренна в «Разрушителе кораблей» веселились матросы с двух других кораблей: фризгольтийские китобои северных льдов и такие же из Аберсгольта. Окажись среди них китобои Южного льда — быть потасовке, но эти, казалось, поладили с парнями Бренна. Из толчеи массивных мужиков торчали остроги гарпунщиков, качаясь как стройные мачты на сильном ветру и отбрасывая зазубренными наконечниками искривленные тени в дрожащем свете поврежденных ламп. Раздавались глухие звуки падения тел и отпинывания бочек. Стоял запах разлитого горького пива, текущего по столам и заливающего пол. Арфлейн слышал смешки девушек и грубый смех мужчин — и хотя для него температура была слишком жаркой, он почувствовал, что начал расслабляться в компании людей, которых он понимал. Вне корабля команда и офицеры имели более-менее равный статус, что способствовало легкой и свободной атмосфере в гостинице.

Когда Бренн начал рассказывать новую историю, Арфлейн налил себе еще кружку пива.

Внезапно открылась входная дверь, и подул холодный воздух, заставивший Арфлейна поежиться, хотя он с радостью отнесся к этому. Когда народ обернулся, в зале воцарилась тишина. Дверь с шумом захлопнулась, и между столами прошел мужчина среднего роста, закутанный в тяжелый плащ из тюленьей шкуры.

Он не был китобоем.

Это было видно по покрою плаща, по качеству кожаной одежды, по манере ходить. У него были черные, коротко подстриженные, едва доходящие до шеи волосы, на лбу — челка. Предплечье правой руки обвивал золотой браслет, а на среднем пальце было серебряное кольцо. Он шел небрежно, с ироничной улыбкой, но имея что-то на уме. Мужчина был красив и довольно молод. Он выразил кивком приветствие подозрительно наблюдающим за ним матросам.

Один из гарпунщиков, коренастый детина, рассмеялся, глядя на юношу, засмеялись еще несколько матросов. Подняв брови и наклонив голову, юноша холодно посмотрел на них.

— Я ищу капитана Арфлейна, — голос юноши был мелодичен и аристократичен, в нем слышался фризгольтийский акцент. — Я слышал, он здесь.

— Арфлейн — это я. Что вы хотите? — Арфлейн немного враждебно оглядел юношу.

— Я — Манфред Рорсефн. Могу я присоединиться к вам?

Арфлейн пожал плечами, и Рорсефн подошел и сел на скамью рядом с Катариной Флетч.

— Выпейте, — Арфлейн подвинул свою наполненную кружку. При этом понял, что уже сильно пьян. Это обстоятельство заставило его остановиться. Он потер лоб. Когда Арфлейн взглянул на Манфреда Рорсефна, тот смотрел сердито.

Юноша покачал головой.

— Нет, благодарю вас, капитан, я не в настроении. Если можно, мне хотелось бы поговорить с вами наедине.

Почувствовав внезапное раздражение, Арфлейн произнес:

— Нет, мне нравится компания моих друзей. Как бы то ни было, что в гостинице высокого яруса делает Рорсефн?

— Очевидно, ищет вас, — театрально вздохнул Манфред Рорсефн. — Причем, ищет вас в такой поздний час, настолько это важно, — он начал вставать. — Тем не менее, я зайду к вам в гостиницу утром. Извиняюсь за вторжение, капитан, — он бросил втройне циничный взгляд на Катарину Флетч.

Когда Рорсефн шел к двери, один из китобоев выставил древко гарпуна перед его ногами, и Манфред споткнулся. Он попытался удержать равновесие, но другое древко толкнуло его в спину. Под хриплый смех китобоев он растянулся на пол.

Арфлейн наблюдал за этим безучастно. Даже аристократ не был в безопасности в гостинице для китобоев, если он не был связан с китовым промыслом. Манфред Рорсефн просто расплачивался за свою глупость.

Громадный гарпунщик, который первым рассмеялся над ним, поднялся из-за стола и схватил его за воротник плаща. Плащ соскользнул с плеч юноши, и гарпунщик, пьяно смеясь и шатаясь, шагнул назад. Еще один — коренастый, рыжий парень, потянулся к куртке. В это время Рорсефн перевернулся лицом к китобою и, по-прежнему иронически улыбаясь, попытался подняться на ноги.

Подавшись вперед, Бренн попытался разглядеть, что происходит. Он бросил взгляд на Арфлейна.

— Хочешь, чтобы я остановил их?

Арфлейн покачал головой.

— Он сам виноват. Прийти сюда было глупостью с его стороны.

— Я тоже никогда не слышал о таких нежданных визитах, — согласился Бренн, усаживаясь назад.

Рорсефн был уже на ногах и потянулся мимо рыжеголового к плащу из тюленьей кожи, который держал большой гарпунщик.

— Благодарю вас за плащ, — легким, но слегка дрожащим тоном произнес он.

— Плата за развлечение, — ухмыльнулся гарпунщик. — Можешь идти.

Сложив руки на груди, Рорсефн закрыл глаза. Арфлейн восхитился его выдержкой.

— Кажется, — тихо произнес Рорсефн, — это я доставил вам большее развлечение, а не вы мне, — его голос был уже тверд.

Порывисто встав, Арфлейн скользнул мимо дочери Флетча и оказался слева от гарпунщика. Арфлейн был настолько пьян, что ему пришлось прислониться на мгновение к краю стола.

— Отдай ему плащ, приятель, — произнес он заплетающимся языком. — Продолжим нашу выпивку. Парень не стоит такого внимания.

Не обращая внимания на Арфлейна, гарпунщик продолжал ухмыляться и дразнить юношу, покачивая его дорогим плащом. Подавшись вперед, Арфлейн выхватил плащ у него из рук. Гарпунщик повернулся, заворчал и ударил Арфлейна в лицо. Бренн встал и закричал из угла своему человеку, но гарпунщик проигнорировал его и наклонился, чтобы поднять упавший плащ. Возможно, ободренный вмешательством Арфлейна, Рорсефн также нагнулся за плащом. Рыжий парень ударил юношу, но тот резко развернулся и ударил в ответ.

Отчасти протрезвев от удара, Арфлейн схватил гарпунщика за плечи, развернул и треснул того в лицо. С трудом пробираясь промеж столов, Бренн что-то бессвязно кричал, стараясь остановить пока еще не зашедшую слишком далеко потасовку. Он попытался растащить Арфлейна и гарпунщика.

Фризгольтийские китобои теперь сердито кричали, поддерживая, вероятно ради драки, Манфреда Рорсефна, дерущегося с рыжеголовым китобоем.

Разгорелась общая драка. Подхватив юбки, девушки с криком кинулись в дальнюю комнату. По головам и телам дерущихся гуляли древки гарпунов.

Увидев, что Бренн упал от удара в голову, Арфлейн попытался пробраться к другу. Казалось, что все китобои ополчились против него. Он дубасил во всех направлениях, но вскоре его одолели числом. В момент своего падения на пол, все еще продолжая отбиваться, он снова почувствовал дуновение холодного воздуха от двери и с интересом поглядел, кто вошел.

Тут в грохоте свары прогремел громкий, как мощный северный ветер, голос. Арфлейн почувствовал, что руки китобоев отпустили его. Поднявшись, он вытер кровь с лица. В ушах зазвенело, когда услышанный им голос загремел снова.

— Рыба! Пещерные идиоты! Рыба, говорю я вам! Рыба, охотники за собаками! Рыба, пивные пьяницы! Рыба, чтобы очистить ржавчину с наших копий! Стадо в сто или более голов, не далее как в пятидесяти милях на юго-юго-запад!

Моргая от крови, текущей из неглубокого пореза на лбу, Арфлейн увидел, что говорящий был тем человеком, с которым он и Бренн повстречались ранее — Урквартом Длинное Копье.

Обвив одной рукой свой огромный гарпун, другой он обнимал за плечи паренька, выглядящего одновременно взволнованным и смущенным. У парнишки была косичка, куртка из шкуры белого медведя, состоятельный вид которой говорил, что он был матросом на китобойном судне, возможно, юнгой.

— Давай, Стефан, — сказал Уркварт, теперь более мягко, поскольку его уже было слышно.

Запинаясь, мальчишка заговорил, показывая на все еще открытую дверь, за которой брезжил рассвет:

— Наш корабль встретился с ними в сумерках. Мы были загружены до предела и не смогли остановиться, поскольку еще до ночи должны были попасть во Фризгольт. Но мы видели их. Они шли с севера на юг. Приблизительно двадцать градусов к западу. Большое стадо. Мой отец, наш шкипер, говорит, что такого большого стада не было уже двадцать лет.

Арфлейн повернулся, чтобы помочь шатающемуся и держащемуся за голову Бренну.

— Ты слышал это, Бренн?

— Да, — Бренн улыбнулся разбитыми и распухшими губами. — Ледовая Мать добра к нам.

— Хватит любому судну в доке, — продолжал Уркварт, — даже останется. Они идут быстро, судя по словам отца этого парня, но хороший парусник сможет настичь их.

Арфлейн оглядел комнату, пытаясь найти Манфреда Рорсефна. Тот стоял, прислонившись к стене, сжимая в руке разделочный тесак, очевидно, одно из настенных украшений, и по-прежнему иронично улыбался. Арфлейн задумчиво посмотрел на него.

Уркварт также перевел взгляд и, показалось, удивился, увидев Рорсефна. Но эмоции быстро исчезли, и его костлявое лицо вновь стало холодным. Он отпустил парня, затем, переложив свой гарпун в другую руку, прошел к Рорсефну и отобрал у него саблю.

— Благодарю, — ухмыльнулся Рорсефн. — Драка становилась все опаснее.

— Ты что здесь делаешь? — бесцеремонно спросил Уркварт, поразив Арфлейна фамильярностью обращения к юноше.

Рорсефн кивнул в сторону Арфлейна.

— Я пришел с сообщением к капитану Арфлейну, но он был занят с друзьями. Некоторые другие решили, что я неплохой объект для развлечения. Я и капитан, похоже, сочли, что они зашли слишком далеко.

Узкие голубые глаза Уркварта уставились на Арфлейна.

— Вы помогли ему, капитан?

Арфлейн с нарочитым недовольством проговорил;

— Это было глупо с его стороны — прийти сюда одному. Если вы знакомы, отведите его домой, Уркварт.

Гостиница начала пустеть. Надвинув на лоб капюшоны, с гарпунами на плечах моряки поспешили к кораблям, зная, что их шкиперы захотят отправиться с первыми лучами света.

Бренн похлопал Арфлейна по плечу:

— Я должен идти. На такой короткий рейс провизии должно хватить. Рад был повидать тебя, Арфлейн.

Бренн покинул гостиницу в компании двух гарпунщиков. Здесь остались лишь Уркварт, Арфлейн и Рорсефн.

Ковыляя, меж перевернутых столов прошел Флетч, его тучное тело качалось из стороны в сторону. За ним проследовали три дочери и начали наводить порядок. Казалось, что такой ход событий они считали само собой разумеющимся. Наблюдая за их работой, Флетч не приближался к мужчинам.

Чудно уложенные волосы Уркварта отбрасывали на дальнюю стену большую тень. Только сейчас Арфлейн заметил, как точно она копирует форму китового хвоста.

— Итак, вы помогли еще одному Рорсефну, — пробормотал Уркварт, — хотя, как и в прошлый раз, могли ничего не делать.

Арфлейн потер поврежденный лоб.

— Я был пьян и вмешался вовсе не из-за него.

— Однако это была хорошая драка, — весело произнес Рорсефн. — Я и не думал, что могу так драться.

— Они игрались, — в голосе Арфлейна чувствовалась усталость и пренебрежение.

Уркварт мрачно кивнул в знак согласия. Опершись на гарпун, он глянул Рорсефну прямо в глаза.

— Они лишь игрались с тобой, — повторил он.

— В таком случае, это была хорошая игра, кузен. Так ведь? — произнес Рорсефн, отвечая на взгляд суровых глаз Уркварта.

Высокая, костлявая фигура Длинного Копья не шевельнулась, черты его лица даже не дрогнули. Он глядел на дверь. Арфлейн терялся в догадках, почему Рорсефн называет Уркварта кузеном, поскольку вряд ли могло быть прямое родство между аристократом и свирепым гарпунщиком.

— Я провожу на нижележащие уровни вас обоих, — медленно произнес Уркварт.

— Какая может быть опасность? — спросил Манфред Рорсефн. — Никакой. Мы пойдем вдвоем, кузен, и затем, возможно, я передам сообщение капитану Арфлейну.

Пожав плечами, Уркварт повернулся и, не говоря ни слова, вышел из гостиницы.

Манфред улыбнулся Арфлейну, немного нахмурившемуся в ответ.

— Мой кузен — мрачный человек. Может быть, вы теперь выслушаете меня, капитан?

Арфлейн сплюнул в китовую черепушку, стоящую рядом.

— Это не принесет мне вреда, — сказал он.

Пока они осторожно спускались по пандусам на расположенные ниже уровни, избегая шатающихся пьяных китобоев, проходящих мимо них наверх, Манфред Рорсефн не сказал ничего, а Арфлейн был слишком усталым и скучающим, чтобы прямо спросить о сообщении. Пивное опьянение прошло, и в его побитом теле начала ощущаться боль. Темные в неясном свете фигуры китобоев, спешащих к своим кораблям, можно было видеть и впереди, и позади пары. Изредка кто-нибудь кричал, но большинство китобоев шло в сравнительной тишине, правда, постоянно шурша ботинками с рифленой подошвой по посыпанной камешками ледяной дорожке. Эти звуки разносились эхом по расселине. Там и сям пошатывающиеся мужчины, оказавшиеся слишком близко к краю, хватались за качающиеся ограничивающие веревки. Вообще, было в порядке вещей, если какой-либо напившийся моряк терял равновесие и падал на таинственное дно ущелья.

Только после того, как Арфлейн остановился перед входом своей гостиницы и ее покинул последний китобой, Рорсефн наконец заговорил:

— Мой дядя чувствует себя лучше. Кажется, он очень хочет вас видеть.

— Ваш дядя?

— Петр Рорсефн. Ему уже лучше.

— Когда он хочет меня видеть?

— Прямо сейчас, если можно.

— Я слишком устал. Эта драка…

— Сожалею, но я не хотел вашего вмешательства…

— Вы не должны были приходить в эту гостиницу. Вы знали это.

— Верно. Это была ошибка, капитан. В самом деле, если бы кузен Длинное Копье не принес хорошие новости, ваша смерть была бы на моей совести.

— Не говорите глупостей, — с отвращением произнес Арфлейн. — Почему вы называете Уркварта кузеном?

— Это смущает его. Это наша фамильная тайна. Я должен молчать о том, что Уркварт — родной сын моего дяди. Вы пойдете к нам? Если вы сильно устали, то могли бы поспать у нас и утром первым делом встретиться с дядей.

Пожав плечами, Арфлейн последовал за юношей вниз. Он был полусонным, еще не совсем отошедшим от выпитого, и воспоминания возвращали его к не к Петру Рорсефну, а к его дочери.

Глава 5 СЕМЬЯ РОРСЕФН

Проснувшись в слишком мягкой и слишком жаркой постели, Конрад Арфлейн с изумлением осмотрел небольшую комнату. Ее стены были завешаны роскошными расписными парусиновыми гобеленами, изображающими знаменитые корабли Рорсефнов во время походов или охоты. Там — четырехмачтовую шхуну атаковали гигантские сухопутные киты, тут — капитан убивал кита отравленным гарпуном. На других полотнах: корабли барахтались в ледяных трещинах или приближались к городу на фоне ледовых просторов, прославлялись старые победы или изображались прошлые войны, но каждый раз на переднем плане был доблестный отпрыск Рорсефнов, обычно несущий в руках фамильный флаг. Везде — подвиги и насилие.

При обзоре изображений губы Арфлейна тронула улыбка. Он сел, отбросив меха с обнаженного тела. Его одежда лежала на скамейке рядом с дверью. Опустив ноги на пол, он встал и по меховому ковру подошел к столику для умывания, уже подготовленному для него. Когда умывался, плеская на лицо холодной водой, Арфлейн понял, что очень смутно помнит, как попал в эту комнату. Должно быть, он был сильно пьян вчера вечером, коль согласился на предложение Манфреда Рорсефна провести ночь в их доме. Он не мог понять, как решился принять приглашение. Когда он оделся, натянув тесное нижнее белье из мягкой кожи и поборовшись с курткой и штанами, ему стало любопытно, увидит ли он сегодня Ульрику Ульсенн.

Раздался стук в дверь, и в комнату вошел Манфред Рорсефн в меховой мантии в красно-синюю клетку. Он шутливо улыбнулся Арфлейну:

— Все в порядке, капитан? Ничто не беспокоит?

— Полагаю, вчера я здорово набрался, — неохотно ответил Арфлейн, как бы обвиняя юношу. — Мы встретимся со старшим Рорсефном прямо сейчас?

— Думаю, что сначала — завтрак.

Манфред вывел его в широкий коридор, также увешанный темными, расписными гобеленами. Через дверь в его конце они попали в большую комнату, в центре которой стоял квадратный стол из китовой кости, украшенный изумительной резьбой. На нем лежали хлебцы из растений, обитающих в теплых водах, блюда с китовым, тюленьим и медвежьим мясом, супница, полная жаркого, и большой кувшин с хессом, напитком, вкусом напоминающим чай.

За столом в простом платье из черной и красной кожи уже сидела Ульрика Ульсенн. Бросив взгляд на вошедшего Арфлейна, она робко улыбнулась и опустила глаза в тарелку.

— Доброе утро, — угрюмо произнес Арфлейн.

— Доброе утро, — едва слышно произнесла она. Манфред Рорсефн отодвинул соседнее с ней кресло.

— Не хотели бы присесть здесь, капитан?

С неловким видом Арфлейн подошел и сел. Когда он придвигался к столу, их колени случайно соприкоснулись. Тут же оба резко отодвинулись. Манфред, усевшийся напротив, тем временем накладывал себе тюленье мясо и хлеб. При этом он бросал на свою кузину и Арфлейна веселые взгляды. В комнату вошли две горничные в длинных коричневых платьях с вензелем Рорсефнов на рукавах.

Одна из них остановилась у дверей, другая, шагнув вперед, присела в реверансе, Ульрика Ульсенн улыбнулась ей:

— Пожалуйста, еще немного хесса, Мирейн.

Девушка взяла со стола наполовину пустой кувшин.

— Что еще прикажете, миледи?

— Благодарю, ничего, — Ульрика бросила взгляд на Арфлейна. — Вам что-то предложить, капитан?

Арфлейн покачал головой.

Когда служанки выходили, в дверях с ними столкнулся входящий Янек Ульсенн. Увидев рядом с женой Арфлейна, он нехотя кивнул, сел за стол и начал накладывать еду.

Воцарилась явно напряженная тишина. Арфлейн и Ульрика избегали взглядов друг друга. Янек Ульсенн выглядел сердитым, но не поднимал глаз от тарелки. Манфред Рорсефн весело разглядывал присутствующих и, казалось умышленно, подогревал возникший дискомфорт.

— Я слышал, что кто-то заметил большое стадо, — наконец произнес Янек, обращаясь к Манфреду и игнорируя жену и Арфлейна.

— Я был одним из первых, кто услышал эту новость, — улыбнулся Манфред. — Не так ли, капитан Арфлейн?

Промычав себе что-то под нос, Арфлейн продолжал есть. Его смущало близкое присутствие Ульрики Ульсенн.

— Мы пошлем туда корабль? — спросил Манфред у Янека Ульсенна. — Мы просто обязаны сделать это. Судя по разговорам, рыбы хватит на всех. Мы отправимся сами, и могли бы сделать это на двухмачтовой шхуне. Получим удовольствие от охоты, сколько бы она не длилась.

Казалось, что Ульрика поддерживает предложение.

— Прекрасная идея, Манфред. Отцу уже лучше, и я ему больше не нужна. Я тоже отправлюсь с вами, — ее глаза заблестели. — Я не была на охоте уже три сезона.

Потерев нос, Янек нахмурился:

— У меня нет времени на такое безрассудное путешествие.

— Мы сможем вернуться в тот же день, — увлеченно подхватил Манфред. — Мы пойдем вместе, Ульрика, даже если Янек не расположен к охоте. Командовать кораблем может капитан Арфлейн...

Арфлейн нахмурился.

— Лорд Ульсенн выбрал верное слово — безрассудство. Яхта, женщина на борту, китовая охота. Я не возьму на себя такую ответственность. Советую вам забыть эту идею. Достаточно одному быку свернуть в сторону, и ваша лодка будет разбита в считанные секунды!

— Не будьте таким пессимистом, капитан, — пожурил Манфред. — Так или иначе, но Ульрика пойдет с нами. Верно, Ульрика?

Женщина слегка кивнула.

— Если только Янек не возражает.

— Я возражаю, — проворчал Ульсенн.

— Вы правы, отговаривая ее от этого предприятия, — произнес Арфлейн.

Ему не хотелось выступать на стороне Ульсенна, но в данном случае это был его долг. Вероятность гибели яхты на охоте была высокой.

Ульсенн выпрямился, в его глазах застыла обида.

— Но если ты хочешь отправиться на охоту, Ульрика, — твердо произнес он, сурово глядя на Арфлейна, — можешь сделать это.

Арфлейн посмотрел Ульсенну прямо в глаза.

— В таком случае я чувствую, что кораблем должен командовать опытный человек. Я сам поведу его.

— Ты можешь пойти с нами, кузен Янек, — шутливо вставил Манфред. — Это твой долг перед нашими людьми. Они будут уважать тебя еще больше, увидев, что ты смело смотришь в лицо опасности.

— Меня не волнует, что ты думаешь, — произнес Ульсенн, бросая взгляд на юношу. — Я не боюсь опасностей, но сейчас я занят. Кто-то должен заниматься делами твоего отца, пока он болен!

— Ты потеряешь всего один день, — уже открыто усмехался Манфред.

Ульсенн замер, явно разрываясь при выборе решения. Он пошел, так и не закончив завтрак.

— Я обдумаю это, — произнес он, выходя из комнаты.

Поднялась и Ульрика Ульсенн.

— Ты умышленно расстроил его, Манфред. Ты оскорбил его и поставил в неловкое положение капитана Арфлейна. Ты должен извиниться.

Манфред дурашливо поклонился капитану Арфлейну.

— Извините меня, капитан.

Арфлейн задумчиво посмотрел на прекрасное лицо Ульрики Ульсенн. Покраснев, она вышла из комнаты вслед за мужем.

Как только за ней закрылась дверь, Манфред расхохотался.

— Простите меня, капитан. Янек настолько напыщенный тип, что Ульрика ненавидит его не меньше, чем я. Но она так верна ему!

— Редкое качество, — сухо обронил Арфлейн.

— О, да! — Манфред поднялся из-за стола. — А сейчас мы встретимся с единственным из тех, кто ценит всякую верность.

Обтянутые шкурами стены большой спальни украшали головы медведя, моржа, кита и волка. В ее дальнем конце стояла высокая и широкая кровать, на которой, укрытый мехами, лежал Петр Рорсефн. Лишь перевязанные руки, лежащие поверх мехов, и несколько шрамов на лице напоминали, насколько он был близок к смерти. Теперь его лицо разрумянилось, глаза блестели, движения были проворными. Он повернул голову и посмотрел на вошедших Арфлейна и Манфреда. Грива седых волос, тщательно расчесанных, падала на плечи. Он отпустил белоснежные усы и бороду. Его тело, насколько мог видеть Арфлейн, наполнилось жизненными соками. Сложно было поверить в возможность такого выздоровления. Арфлейн приписывал это чудо природной стойкости и жизнелюбию старика, а не какому-либо лечению. Но ему тотчас стало интересно, почему Рорсефн по-прежнему лежит в постели.

— Привет, Арфлейн. Как видите, я узнал вас! — В его богатом звучном голосе не было и следа слабости. — Мне снова хорошо, или хорошо, как всегда. Простите, что встречаю вас таким образом, но эти слюнтяи думают, что я не могу удерживать равновесие. Я потерял ноги, все остальное осталось при мне.

Арфлейн кивнул, отвечая против воли на дружелюбное приветствие старика. Из угла комнаты Манфред принес ему кресло.

— Садитесь, — предложил Рорсефн. — Надо поговорить. Оставь нас, Манфред.

Арфлейн сел рядом с кроватью, а Манфред, показалось, с неохотой вышел из комнаты.

— Мы с вами расстроили планы Ледовой Матери, — улыбнулся Рорсефн, глядя Арфлейну в глаза. — Что вы думаете насчет этого, капитан?

— Человек имеет право пытаться спасти свою жизнь, пока это возможно, — ответил Арфлейн. — Несомненно, Ледовая Мать не будет возражать, чтобы подождать еще немного.

— Раньше было принято считать, что человек не должен вмешиваться в судьбу другого человека. Что если Ледовая Мать собирается забрать человека в свои владения, никто не имеет права мешать ей. Такова старая философия.

— Я знаю. Возможно, я такой же мягкотелый, как и те, кого я обвинял, когда бывал здесь раньше.

— Вы обвиняли нас?

— Я вижу, что горожане отвернулись от Ледовой Матери. Я вижу несчастья, постигшие вас в результате этого, сэр.

— Вы придерживаетесь старых взглядов. Вы ведь не верите, что лед тает?

— Нет, сэр.

Рядом с кроватью стоял небольшой столик. На нем находилась большая коробка с картами, письменный прибор, кувшин с хессом и бокал. Рорсефн потянулся к бокалу. Опередив его, Арфлейн наполнил бокал хессом и протянул старику. Благодарно пробормотав, Рорсефн задумчиво и оценивающе посмотрел в лицо Арфлейну.

Арфлейн ответил ему достаточно смелым взглядом. Он верил, что может понять этого человека. В отличие от остальных членов этой семьи, старик не вызывал в Арфлейне чувства беспокойства.

— Мне принадлежит много кораблей, — прошептал Рорсефн.

— Я знаю. Гораздо больше, чем ходит под парусами.

— Еще один факт, вызывающий ваше неодобрение, капитан? Большие клипера на приколе. И все же, я уверен, вы сознаете, что если я задействую их в охоте и торговле, то в течение десяти лет остальные города впадут в нищету.

— Вы великодушны.

Арфлейн удивился, что Рорсефн гордится своим милосердием. Казалось, это не вязалось с характером старика.

— Я мудр, — Рорсефн сделал движение перевязанной рукой. — Насколько вашему городу необходима торговля, настолько Фризгольту нужна конкуренция. Мы уже стали слишком жирными, слишком мягкотелыми, слишком слабовольными. Полагаю, вы согласны со мной?

Арфлейн кивнул.

— Так обстоят дела, — вздохнул Рорсефн. — Как только город забирает власть над остальными, он начинает приходить в упадок. Ему не хватает стимула для действий. Мы достигли цели, здесь, на плато Восьми Городов, ничто не угрожает нам. Но важнее всего то, что животные уходят. Я предвижу, что в скором времени всех нас ждет смерть, Арфлейн.

Арфлейн пожал плечами.

— Такова воля Ледовой Матери. Рано или поздно это должно случиться. Я не уверен, что во всем разделяю ваши взгляды, но я знаю, что чем мягче становятся люди, тем меньше у них шансов выжить…

— Если природные условия смягчаются, то люди могут позволить такое и себе, — тихо проговорил Рорсефн. — Наши ученые утверждают, что уровень льда понижается, климат улучшается год от года.

— Однажды я увидел на горизонте большую цепь ледяных гор, — перебил его Арфлейн. — Я был поражен. До этого никогда раньше их не было на этом месте. Кроме того, вершины их упирались в лед, а основания уходили в облака. Я начал сомневаться в своем знании мира. Вернувшись домой, я рассказал об этом. В ответ мне рассмеялись и сказали, что я видел мираж — игру света, что если я вернусь туда на следующий день, эти горы исчезнут. На следующий день я поехал туда. Горы исчезли. Тогда я понял, что не всегда можно доверять собственным чувствам, но можно верить тому, что верно во мне самом. Я знаю, что лед не тает. Я знаю, что ваши ученые были, как и я, обмануты миражом.

Рорсефн вздохнул.

— Хотел бы я согласиться с вами, Арфлейн…

— Но вы не согласны. Я не раз встречался с этим доводом.

— Нет. Я хочу быть согласным с вами. Просто мне нужны доказательства либо того, либо другого.

— Доказательства вокруг нас. Природа движется к абсолютному холоду и смерти. Солнце должно умереть, и ветер должен унести нас в ночь.

— Я читал, что уже были периоды, когда лед покрывал землю, но после исчезал, — выпрямившись, Рорсефн подался вперед. — Что вы скажете насчет этого?

— Это было только начало. Два или три раза Ледовая Мать отступала. Но она оказалась сильнее и терпеливее. Вы знаете ответы, он в вере в нее.

— Ученые говорят, что ее власть снова уходит.

— Это невероятно. Ее всеобщее господство над всем сущим неизбежно.

— Вы цитируете ее книгу. У вас нет сомнений?

Арфлейн поднялся.

— Никаких.

— Завидую вам.

— Это уже мне говорили. Здесь нечему завидовать. Возможно, лучше верить в мираж.

— Я не могу верить, Арфлейн, — подавшись вперед, Рорсефн забинтованной ладонью дотронулся до его руки. — Подождите. Я сказал вам, что мне нужны доказательства. Думаю, я знаю, где их можно найти.

— Где?

— Там, где побывали я и мой экипаж. Там, откуда я вернулся. Город — много месяцев пути отсюда к далекому северу. Нью-Йорк — слышали вы о нем?

Арфлейн рассмеялся.

— Миф. Я говорил о мираже…

— Я видел его. Правда, издали. Но у меня нет сомнений в его существовании. Мои люди видели его. У нас кончалось продовольствие, на нас напали варвары. Нам пришлось повернуть, не дойдя до него. Я планировал вернуться туда всем флотом. Я видел Нью-Йорк, место, где расположена резиденция Ледовых Духов. Город Ледовой Матери, город чудес. Я видел его здания, поднимающиеся в небо ряд за рядом.

— Я знаю историю. Город был затоплен водой, а впоследствии заморожен, полностью сохранившись подо льдом. Невозможная легенда. Я могу верить в учение Ледовой Матери, милорд, но я не настолько суеверен…

— Это правда. Я видел Нью-Йорк, его башни вырастают прямо из сияющего поля гладкого льда. Никто не знает, как глубоко они уходят вниз. Возможно, именно там находятся апартаменты Ледовой Матери. Возможно, это миф… Но если город сохранился, то сохранилось и его знание. Так или иначе, Арфлейн, доказательства, о которых я говорил, находятся в Нью-Йорке.

Арфлейн был сбит с толку. Возможно, лихорадка еще не оставила старика.

Казалось, Рорсефн угадал его мысли. Засмеявшись, он постучал по коробке с картами.

— Я в своем уме, капитан. Все находится здесь. На хорошем корабле — лучшем, чем тот, на котором шел я, — можно достичь Нью-Йорка и открыть правду.

Арфлейн снова сел.

— Как разбился первый корабль?

Рорсефн вздохнул.

— Серия неудач — ледяные трещины, дрейфующие горы, нападения китов, атаки варваров. В конце концов, поднявшись на плато Великого Северного Пути, корабль не выдержал и развалился на куски, погубив большинство команды. Поскольку лодки были раздавлены, остальные отправились пешком к Фризгольту, надеясь встретить на пути корабль. Но мы не встретили его. Вскоре в живых остался лишь я один.

— Таким образом, причиной крушения была неудача?

— Существенным образом. Лучшему кораблю повезло бы больше.

— Вы знаете местоположение города?

— Больше того, я знаю весь маршрут туда.

— Откуда вы узнали, куда идти?

— Это было нетрудно. Я читал старые книги, сравнивая приведенные там данные.

— И теперь вы хотите привести туда флот?

— Нет, — Рорсефн откинулся на меха. — В таком путешествии я был бы только обузой. В первый раз я ушел тайком, поскольку не хотел распространения слухов, будоражащих народ. В трудные времена такие новости могут нарушить стабильность всего общества. Думаю держать это в секрете от всех, пока один из кораблей не побывает в Нью-Йорке и не выяснит, какие знания в самом деле хранит город. Я собираюсь послать туда «Ледовый дух».

— Это лучший корабль Восьми Городов.

— Говорят, корабль хорош настолько, насколько хорош его владелец-капитан, — прошептал Рорсефн. Силы начали покидать его. — Я не знаю лучшего владельца-капитана, чем вы, капитан Арфлейн. Я доверяю вам, и у вас положительная репутация.

Вопреки собственным ожиданиям, Арфлейн не стал сразу отказываться. Он почти что предвидел это предложение старика, но не был уверен в полной ясности рассудка Рорсефна. Возможно, он тоже увидал мираж или цепь гор, выглядевших на расстоянии, как город, и все же мысли о Нью-Йорке, об обнаружении мифического дворца Ледовой Матери, о подтверждении его собственного внутреннего знания о неизбежности господства льда манили и волновали его воображение. В конце концов, ничто не удерживало его на плато. Поиск выглядел возвышенным, почти святым. Отправиться на север, к дому Ледовой Матери, идти под парусами долгие месяцы, подобно древним мореплавателям, в поисках знаний, которые могли бы изменить мир, — это отвечало его по большей части романтической натуре… К тому же под его командованием будет прекраснейший корабль в мире, он пересечет неведомые ледяные моря, откроет новые человеческие племена, если рассказы Рорсефна о варварах были правдой. Нью-Йорк — легендарный город, чьи высокие башни выступают из гладкой ледовой равнины... Но что, если всего этого не окажется? Он поплывет дальше и дальше на север, в то время как остальной мир двинется на юг.

Глаза Рорсефна почти закрылись. Его здоровый вид оказался обманчивым. Он обессилел.

Арфлейн снова поднялся на ноги.

— Я согласился, вопреки здравому смыслу, принять под командование яхту, на которой ваша семья собирается сегодня отправиться на охоту.

Рорсефн болезненно улыбнулся:

— Идея Ульрики?

— Манфреда. Каким-то образом он подбил лорда Янека Ульсенна, вашу дочь и меня на эту авантюру. Ваша дочь поддержала Манфреда. Как глава семьи, вы должны…

— Это не ваше дело, капитан. Я знаю, вы говорите так из лучших побуждений, но Манфред и Ульрика знают, что правильно для них. Род Рорсефнов бросает вызов самым неожиданным опасностям, это его обязанность — отыскивать их, — Рорсефн замолчал, вновь изучая лицо Арфлейна, и немного нахмурился от легкого любопытства. — Не думаю, что в ваших привычках давать непрошеные советы, капитан…

— Обычно, нет, — Арфлейн был обескуражен. — Не знаю, почему я заговорил об этом. Прошу прощения.

Он понял, что действует вопреки собственным убеждениям. Но что толкнуло его на это?

На мгновение ему показалось, что вся семья Рорсефнов представляет для него опасность, пока ему неясную. Он почувствовал, что начинает немного паниковать, и быстро потер заросший подбородок. Взглянув в лицо Рорсефну, он увидел, что тот едва-едва улыбается. Улыбается с оттенком жалости.

— Вы говорите, что Янек тоже идет с вами? — прерывая возникшую паузу, внезапно спросил Рорсефн.

— Похоже на то.

Рорсефн тихо рассмеялся.

— Удивляюсь, как он решился. Впрочем, неважно. Если повезет, он погибнет, и она найдет себе нового мужа, хотя мужчин становится все меньше. Командовать яхтой будете вы?

— Я согласился, хотя не знаю, почему. Я делаю многое, чего не делал никогда раньше. Я в каком-то затруднении, лорд Рорсефн.

— Не беспокойтесь, — хихикнул старик. — Просто вы не привыкли к нашему образу жизни.

— Ваш племянник удивляет меня. Каким-то образом он убедил меня согласиться с ним, хотя внутренне я протестую. Он хитрый молодой человек.

— Он по-своему силен, — с воодушевлением произнес Рорсефн. — Нельзя его недооценивать, капитан. Он кажется слабым как телом, так и душой, но ему нравится создавать о себе такое представление.

— Вы описали его довольно таинственным юношей, — полушутя сказал Арфлейн.

— Я думаю, что он более сложен, чем мы, — ответил Рорсефн. — Он представляет собой нечто новое, возможно, новое поколение. Я вижу, он не нравится вам. Но, может быть, он понравится вам так же, как и моя дочь.

— Теперь вы сами таинственны, сэр. Я не выражал своей приязни к отдельным лицам.

Рорсефн не отреагировал на замечание.

— Зайдите ко мне после охоты, — произнес он слабым голосом. — Я покажу вам карты. Тогда вы скажете, принимаете ли вы мое предложение.

— Отлично. Всего доброго, сэр.

Выйдя из комнаты, Арфлейн понял, что бесповоротно втянут в дела этого семейства, и с тех пор, как он спас жизнь старому лорду, его судьба связана с Рорсефнами. Каким-то образом они обольстили его, привязали к себе. Он знал, что примет командование, предложенное Петром Рорсефном, точно так же, как принял командование яхтой, предложенное Манфредом Рорсефном. Без видимой потери целостности своей натуры он перестал быть хозяином собственной судьбы. Сила характера Петра Рорсефна, красота и изысканность Ульрики, хитрость Манфреда Рорсефна, даже враждебность Янека Ульсенна — всё вместе заманило его в ловушку. Обеспокоенный, Арфлейн пошел по направлению к комнате, где он завтракал.

Глава 6 КИТОВАЯ ОХОТА

Отделенная от остального флота невысокой стеной из ледяных блоков, остроносая, изящная яхта стояла на якоре в частном доке Рорсефнов.

Утро выдалось холодным. Лед отражал дымчато-желтое небо, изрезанное оранжевыми и темно-розовыми полосками. Арфлейн тяжело шел за Манфредом Рорсефном, направлявшемуся по еще неутоптанному снегу к яхте. За ними в небольших, украшенных санях, которые тянули слуги, ехали Янек и Ульрика Ульсенн. Они сидели бок о бок, завернувшись в дорогие меха, спрятав руки в большие муфты. Их лица почти полностью скрывались за капюшонами.

Весь экипаж был уже на борту, готовый отправиться в поход. На носу, подобно гигантскому луку, возвышалась громоздкая гарпунная пушка, приводимая в действие пружиной. Огромный гарпун выступал за бушприт половиной заостренных зубцов и выглядел как разъяренный фаллос.

При взгляде на гарпун, Арфлейн улыбнулся. Тот был слишком большим для такой изящной яхты — шхуны с косым парусным вооружением. Он доминировал и отвлекал все внимание на себя.

Поднявшись вслед за Манфредом по трапу наверх, Арфлейн был удивлен, увидев на борту Уркварта, наблюдающего за ними своим острым, насмешливым взглядом. Как обычно, в левой руке он баюкал гарпун. Высокий, с костлявым лицом, он оставался неподвижным, пока внезапно не отвернулся от них и не направился к корме на верхнюю палубу к штурвалу.

Поджав губы, с плохо скрываемым беспокойством на лице, Янек Ульсенн помог жене подняться на борт.

Арфлейну подумалось, что, скорее наоборот, ей следовало бы помочь мужу.

По палубе навстречу прибывшим поспешил корабельный офицер, одетый в белые и серые меха. Хотя протокол требовал от него обратиться к старшему представителю семьи Рорсефнов — Янеку Ульсенну, он заговорил с Манфредом.

— Мы готовы к отходу, сэр. Вы примете командование?

Улыбнувшись, Манфред медленно покачал головой и шагнул в сторону, чтобы открыть стоящего за ним Арфлейна.

— Это капитан Арфлейн. В этом рейсе он будет командовать кораблем и обладать полной властью капитана.

Офицер, коренастый мужчина лет тридцати с черной, покрытой инеем бородой, признательно кивнул Арфлейну.

— Слышал о вас, сэр, и горжусь, что мне выпала честь служить под вашим командованием. Можно я покажу вам корабль, прежде чем мы поднимем швартовы?

— Благодарю, — покинув попутчиков, Арфлейн в сопровождении офицера направился к штурвалу. — Как вас зовут?

— Хебер, сэр. Первый офицер. У нас есть еще второй офицер, боцман и небольшой экипаж, вполне неплохой, сэр.

— Привлекались к китовой охоте?

Лицо Хебера омрачилось. Он тихо произнес:

— Нет, сэр.

— Есть кто-нибудь из китобоев?

— Очень немногие, сэр. Как вы видели, у нас на борту господин Уркварт. Он гарпунщик.

— В таком случае вашим людям придется учиться на ходу, не так ли?

— Полагаю, что так, сэр, — осмотрительно уклончиво ответил Хебер.

На мгновение сомнение Хебера откликнулось эхом внутри Арфлейна, затем он отрывисто произнес:

— Если, как вы говорите, экипаж хорош, мистер Хебер, у нас не будет затруднений в охоте. Я знаю китов. Убедитесь, что хорошо слышите мои приказания и выполняйте их — тогда больших проблем не будет.

— Да, сэр, — в голосе Хебера появилась уверенность.

Небольшая изящная яхта была прекрасным кораблем своего класса, но Арфлейн тотчас понял, что его подозрения о ее непригодности в качестве китобойного судна подтвердились. Яхта была быстроходнее обычных китобойных судов, но в ней не было их крепости. Она была хрупким суденышком. Полозья яхты и их стойки были слишком тонкими для тяжелой работы, а корпус, вне всякого сомнения, треснет при встрече с ледяным выступом, взрослым китом либо другим кораблем.

Арфлейн решил взяться за штурвал лично. Это даст команде уверенность, ведь его умение рулить было широко известно и оценивалось высоко. Но сначала он позволит одному из офицеров вывести корабль на открытый лед, а сам в это время прочувствует управление. Паруса судна были готовы к отправке, члены команды стояли у подъемных якорных воротов по обеим сторонам палубы.

Опробовав рулевое колесо, Арфлейн взял протянутый Хебером мегафон и взобрался по трапу на мостик над рулевой рубкой.

Вдали он сумел различить очертания кораблей, идущих под полными парусами к Южным льдам. Профессиональные китобои ушли далеко. Арфлейн был рад, что, по крайней мере, яхта не встанет на их пути к началу охоты, когда китовая стая рассыпается на льду. Обычно в это время начиналась такая сумятица, что немудрено было столкнуться с каким-то из кораблей, преследующих свою жертву. Яхта вступит в игру, после того как китобои рассредоточатся, и поведет охоту на небольшого бычка. Арфлейн вздохнул, досадуя из-за вынужденной охоты на такую недостойную мужчины жертву просто ради развлечения аристократов, которые в настоящий момент брели по палубе к мостику. Они явно намеривались присоединиться к нему, а поскольку владели кораблем, то имели право быть здесь сколь угодно, не мешая капитану умело управлять кораблем.

Он поднял мегафон.

— По местам стоять!

Некоторые члены команды, еще не занявшие своих мест, поспешили к ним. Остальные напряглись, готовые выполнять приказы Арфлейна.

— Отдать швартовы!

Как один, все якорщики отпустили якорные лини и корабль начал скольжение к проему в ледяной стене. Ритмично поскрипывая и постукивая полозьями, шхуна начала набирать скорость на легком спуске и прошла между блоками, выйдя на открытый лед.

— Готовь грот!

Моряки, расположившиеся на реях грот-мачты, взялись за свои гардели.

— Расправить грот!

Парус с треском раскрылся, его гик повернулся, когда он надулся от ветра, и скорость яхты почти тут же удвоилась. С постоянными интервалами Арфлейн отдавал приказы раскрывать другие и вскоре яхта заскользила по льду под полными парусами. Потоки воздуха, покалывая холодом, шлепали Арфлейна по лицу. Он дышал глубоко, смакуя резкую прохладу носом и легкими, очищая их от несвежего городского воздуха. Затем ухватился за ограждение мостика, когда судно пошло по слегка волнистому льду, прорезая свой путь по тонкому слою снега и пересекая черные царапины, оставленные полозьями кораблей, идущих впереди него.

Солнце, находящееся почти в зените в рваном небе, было тусклым, темно-красным. Проносящиеся облака плавно меняли цвет от бледно-желтого до белого на фоне чистого голубого неба, а вместе с ними менял цвет и лед. Теперь он был искрящийся и чистейше-белый. Остальные корабли уже скрылись за линией горизонта. Не считая тихих звуков, производимых яхтой, скрипа рей и стуков полозьев, стояла тишина.

Мелкий снег, разбрасываемый стремительными полозьями, поднялся по обоим бортам корабля, ринувшегося к Южному льду.

Арфлейн почувствовал за собой присутствие трех членов правящей семьи Фризгольта. Не оборачиваясь к ним, он с любопытством смотрел на расположившегося на носу, рядом с гарпунной пушкой, человека. Его рука в перчатке сжимала линь, а причудливые, странно уложенные волосы развевались на ветру. Он бережно расположил свой гарпун на изгибе руки. С тех пор как поднялся на борт, Уркварт или от гордости, или от желания уединения не говорил ни с кем. Более того, он взошел на борт по собственной воле, но его право находиться здесь не подвергалось сомнению.

— Мы догоняем китобоев, капитан? — по своему обыкновению тихо спросил Манфред Рорсефн. Почти в осязаемой тишине ледовой страны любой шепот был прекрасно слышен.

Арфлейн покачал головой.

— Нет.

Фактически, зная, что они имеют все шансы догнать китобоев-ремесленников, он не намеривался делать это и мешать их охоте. При первом же удобном случае он планировал найти предлог подобрать паруса и замедлить ход.

Такой случай представился спустя час. Ровный лед уступил место разбросанным то тут, то там одиноким ледяным грядам, под действием ветра приобретшим странные очертания. Умышленно приблизив судно к одной гряде, Арфлейн продемонстрировал опасную возможность столкновения.

Миновав отрог, он немного повернулся к Рорсефну, стоящему за ним:

— Пока мы не пройдем гряды, необходимо уменьшить скорость. Если не сделать этого, есть все шансы столкнуться с одной из них и разбиться, тогда мы точно не увидим стаю.

Цинично улыбаясь, Рорсефн без сомнения понял истинную причину маневра, но от комментариев воздержался.

По приказу Арфлейна паруса подобрали, и скорость снизилась почти вдвое. Атмосфера на борту стала менее напряженной. По-прежнему стоящий на выбранном им самим месте на носу яхты Уркварт обернулся к мостику. Затем, словно удовлетворившись каким-то соображением, слегка пожал плечами и вновь устремил взгляд к горизонту.

На скамье под навесом позади Арфлейна, расположились Ульсенны. Облокотившись на поручни ограждения, Манфред Рорсефн провожал взглядом снежные облака, клубящиеся за кораблем.

Ледовым грядам, между которыми проходило судно, природные стихии придали невероятные формы.

Некоторые из них были похожи на недостроенные мосты, нависая надо льдом и заканчиваясь зазубренными очертаниями. Другие, прижатые к земле, представляли собой сочетания скругленных поверхностей и острых углов, третьи были высокими и изящными, подобно гигантским гарпунам, воткнутым тупым концом в лед. Большинство их стояло достаточно разреженными группами, что позволяло яхте, скользящей своим курсом, идти свободно. Тем не менее, Хеберу, стоящему за штурвалом, время от времени приходилось слегка подруливать то в одну, то в другую сторону, уклоняясь от них.

Лед под полозьями стал менее ровным по сравнению с укатанными районами, окружающими город. Движение корабля по-прежнему было легким, но качание стало заметнее.

Несмотря на использование не всей поверхности парусов, яхта продолжала идти с приличной скоростью. Паруса были раздуты ровным попутным ветром.

Видя, что все будет нормально и без него, Арфлейн согласился с предложением Рорсефна спуститься вниз и перекусить. На мостике он оставил Хебера, а за штурвалом — боцмана.

К его удивлению, каюты внизу оказались просторными, поскольку использовались только для перевозки обычных припасов, а не грузов. Кают-компания, по мнению Арфлейна, была обставлена с такой же роскошью, что на «Ледовом духе»: мягкие кресла из парусины, натянутой на каркас из кости, стол из моржовых клыков, такие же полки и рундуки, стоящие в ряд у переборки, напольный ковер из рыжевато-коричневых шкур волка (зверя все более редкого). Большие иллюминаторы пропускали в каюту намного больше света, чем на других кораблях сходного размера.

Четверо вошедших сели за резной, костяной стол, повар расставил перед ними суп из мяса снежного коршуна, тюлений бифштекс и блюдо из лишайников, растущих на льду в некоторых частях плато. Арфлейна устроило то, что присутствующие во время еды почти не общались. Он и Ульрика Ульсенн сели по разным сторонам стола. Янек Ульсенн сел справа от Арфлейна, а Манфред Рорсефн — слева. Время от времени поднимая глаза, он встречался взглядом с Ульрикой. Для него это был еще один неуютный ужин.

В начале второй половины дня судно вошло в район, где видели китов. Арфлейн с радостью оставил компанию Ульсеннов и Манфреда Рорсефна и принял штурвал у боцмана.

В отдалении уже показались мачты некоторых китобоев. Флот, похоже, пока не разделился — корабли шли одним курсом. Это означало, что киты еще не обнаружены.

Когда суда стали ближе, Арфлейн увидел, что их мачты начали отдаляться друг от друга. Это могло означать только одно — стадо замечено. Китобои рассредоточились, каждый корабль погнался за выбранной жертвой.

Арфлейн дунул в переговорную трубу на мостике. Ему ответил Манфред Рорсефн.

— Стадо замечено, — рапортовал Арфлейн. — Оно разделяется. Китобои погонятся за большими китами. Предлагаю выбрать для нас небольшого бычка.

— Сколько еще осталось идти? — в голосе Рорсефна послышались нотки возбуждения.

— Около часа, — коротко бросил в ответ Арфлейн и заткнул пробкой переговорную трубу.

На горизонте, справа по борту, на сотни футов вздымалась в темно-пурпурное небо огромная ледяная скала. Слева по борту параллельно скалам располагались небольшие острые гряды льда. Яхта шла между ними к месту бойни, где уже различимые корабли начали преследование гигантских животных.

Стоя на мостике, Арфлейн приготовился пойти и снова взяться за штурвал, когда увидел добычу, прекрасно подходящую для их яхты, — несколько сбитых с толку бычков в полумиле впереди, почти на их курсе. Рорсефн и Ульсенны подошли к ограждению и, вытянув шеи, пытались их разглядеть.

Вскоре они подошли настолько близко, что увидели каждый корабль в действии.

Крепко схватив обеими руками штурвал, Арфлейн, отдавая приказы через Хебера, стоящего рядом с мегафоном, уверенно повел яхту в заданном направлении, часто обходя по широкой дуге уже охотящиеся корабли.

Темно-красная китовая кровь лилась ручьем на ледяную белизну. Маленькие кораблики с приготовившимися гарпунщиками, стоящими на их носах, гнались за огромными млекопитающими, а где-то уже пронзенные левиафаны с головокружительной скоростью тащили их за натянувшиеся гарпунные лини, намотанные на носовые вороты, вслед за собой. Одно судно, влекомое разъярившейся от боли коровой четырежды длиннее и дважды выше его самого, прошло совсем близко, подпрыгивая на льду и, казалось, едва касаясь поверхности. Отталкиваясь передними и задними плавниками, она двигалась с почти невероятной скоростью прочь от первопричины ее страданий, открывая-закрывая свои массивные, полные зубов челюсти. Полозья судна, подрессоренные каркасам из костей, были готовы разломаться после того, как оно подскочило и с треском приземлилось. Члены его команды были испуганы и цеплялись за борта от страха быть выброшенными на лед. Те, кто мог, лили на рулевые лини воду, чтобы остановить их горение. Из дюжины гарпунных ран на серо-коричневой, покрытой жесткой шерстью шкуре китихи лилась кровь. Как большинство китов, она не пыталась развернуться к кораблю, хотя могла бы в один миг перекусить его пополам своими пятнадцатифутовыми челюстями.

Вскоре она устала и, как заметил Арфлейн, начала хромать.

В другом месте перевернутый на спину бык в предсмертных судорогах немощно махал массивными плавниками. Высадившись на лед в полном составе, к нему с копьями и разделочными тесаками осторожно приближались команды охотников с нескольких кораблей. Они были карликами в сравнении с издыхающим на льду монстром, который жадно ловил воздух для дыхания, открывая и закрывая рот.

Арфлейн увидел, как вдали вздрагивала и корчилась корова. Кровь лилась ручьями из пары десятков ран на ее теле.

Яхта почти подошла к бычкам.

Внимание Арфлейна привлекло какое-то движение с правого борта. Наперерез яхте двигался огромный бык, волоча за собой баркас. Столкновение казалось неминуемым.

В отчаянии Арфлейн круто повернул штурвал. Полозья завизжали, когда яхта начала поворачиваться, еле-еле избежав пыхтящего кита, но все еще находясь в опасности зацепиться за натянутые лини или столкнуться с судном. Арфлейн всем телом налег на штурвал, и с трудом ему удалось направить яхту параллельным баркасу курсом. Теперь он увидел команду судна. На его носу, зажав в поднятой руке гарпун и ухватившись другой за борт, стоял капитан Бренн, лицо которого перекосило от ненависти к зверю, тащившему за собой его баркас. Кит, испуганный внезапным появлением яхты, закрутился на льду, пока взгляд крошечных глаз не упал на корабль Бренна. Внезапно он бросился на судно. Арфлейн услышал крик капитана, когда огромные челюсти раскрылись во всю ширь и с хрустом сомкнулись поперек баркаса.

Когда бык стал трясти сломанный корабль, раздались многочисленные крики китобоев. Арфлейн увидел, как его друга выбросило на лед. Бренн попытался уползти в сторону, но кит увидел его и, снова раскрыв челюсти, сомкнул их на теле капитана.

Ноги Бренна немного задергались, затем и они исчезли. Арфлейн автоматически крутанул штурвал, чтобы подойти и спасти друга, но было слишком поздно.

Когда они с попутным ветром приблизились к возвышающейся туше быка, Конрад увидел, что на носу уже не было Уркварта. На его месте стоял Манфред Рорсефн, привязывая огромный гарпун к линю.

Схватив мегафон, Арфлейн закричал:

— Рорсефн! Глупец! Не стреляйте в него!

Юноша, явно услышав его, успокоительно махнул рукой и снова склонился над пушкой.

Арфлейн попытался успеть повернуть яхту, но было слишком поздно. Массивный гарпун вылетел из орудия, и весь корабль глухо тряхнуло. Гарпун с линем вонзился глубоко в китовый бок.

Чудовище поднялось на задних плавниках, замахав передними и испустив из раскрытой пасти оглушительный рев. Его тень полностью накрыла яхту. Линь гарпуна натянулся, корабль приподнялся так, что передние полозья повисли в воздухе. Внезапно линь отвязался: Рорсефн закрепил его не так, как следовало. Яхта с треском опустилась.

Опустившись телом на лед, бык устремился к яхте, щелкая челюстями. Арфлейн сумел снова повернуть яхту. Челюсти миновали нос судна, но гигантское туловище врезалось в правый борт. Яхта качнулась, почти завалилась, но затем выровнялась.

Манфред Рорсефн возился с пушкой, пытаясь зарядить другой гарпун. И тут правые полозья, предел прочности которых был превышен при столкновении, треснули и сломались. Яхта осела на правый бок, сильно наклонившись. Заскользив боком по льду, судно столкнулось с задом кита, и Арфлейна швырнуло на переборку. Зверь развернулся, чтобы продолжить нападение.

Вытянув руку, Конрад ухватился за поручни трапа и с величайшим трудом, думая лишь о безопасности Ульрики Ульсенн, начал ползти на мостик.

Пока он вскарабкивался, его взгляд упал на ужасно испуганное лицо Янека Ульсенна. Посторонившись, Арфлейн пропустил его. Взобравшись на мостик, Конрад увидел лежащую у самого ограждения согнувшуюся фигуру Ульрики Ульсенн.

Он соскользнул по наклонившейся палубе и, нагнувшись, перевернул ее. Она была жива, но на лбу виднелся сиреневый синяк. Арфлейн замер, разглядывая прекрасное лицо. Затем перекинул ее через плечо и стал пробираться назад к трапу. В это время кит, заревев, начал новую атаку.

Когда Конрад добрался до палубы, члены команды в отчаянии перелезали через ограждение левого борта, спускались на лед и убегали, спасая свои жизни. Манфреда Рорсефна, Уркварта и Хебера нигде не было видно, но Арфлейн разглядел фигуру Янека Ульсенна, которому помогали спасаться с потерпевшего крушение судна два члена команды.

Цепляясь за спутавшийся такелаж, Арфлейн карабкался по наклонившейся палубе и почти добрался до ограждения, когда кит обрушился на носовую часть яхты. Отлетев назад к рулевой рубке, Арфлейн увидел всего в нескольких футах от себя гигантскую голову чудовища.

Он выпустил Ульрику из рук, и она покатилась по палубе к корме. Арфлейн пополз за ней, пытаясь схватить за развевающуюся материю ее длинной юбки. Судно вновь накренилось, на этот раз к носу, и Арфлейн чуть было не катапультировался в раскрытую пасть, если бы не сумел зацепиться за ванты грот-мачты. Поддерживая женщину одной рукой, он взглядом искал способы спасения.

Когда голова кита повернулась, и холодные, блестящие от боли глаза чудовища уставились на него, Арфлейн ухватился за ограждение и бросился с девушкой за правый борт, не думая ни о чем, кроме как отделаться от животного на некоторое время.

Они тяжело рухнули в снег. Медленно поднявшись, он вновь взвалил Ульрику на плечо и, скользя ботинками по покрытому тонким слоем снега льду, заковылял прочь от кита-убийцы. Впереди лежал гарпун, который, должно быть, стрясло с корабля. Он остановился и поднял его, затем, шатаясь, пошел дальше. Кит запыхтел за его спиной. Арфлейн услышал хлопки его плавников и почувствовал, как под ним задрожала земля, когда зверь двинулся в погоню.

Оглянувшись и увидев, что зверь навис над ними, он отбросил Ульрику как можно дальше и приготовился бросить гарпун. Вонзить гарпун в глаз кита, а через него в мозг, и убить животное прежде, чем оно убьет его, было его единственной надеждой на спасение. Тогда он мог бы спасти Ульрику.

Арфлейн метнул гарпун в сверкающий правый глаз кита. Острие попало точно, орудие вонзилось, но не достало до мозга. Кит остановился и закрутился на месте, пытаясь вытрясти копье из ослепшего глаза.

И тут животное увидело Арфлейна левым глазом.

Зверь замер, пыхтя и воя необычайно высоким голосом.

Но прежде чем кит собрался было напасть снова, Арфлейн заметил справа от себя какое-то движение. Кит тоже увидел что-то и, подняв голову, открыл пасть.

К зверю, зажав в руке гарпун, бежал Уркварт. Он с ходу запрыгнул на кита и ухватился свободной рукой за шерсть.

Кит снова поднялся на дыбы, но сбросить гарпунщика не смог. Уркварт начал неумолимо карабкаться вверх по его спине. Кит, инстинктивно осознавая, что погибнет, если только перевернется и выставит свое брюхо, метался и взбрыкивал, но так и не смог избавиться от маленького создания, взобравшегося на его спину и направляющегося к его голове на руках и коленях.

Вновь увидев Арфлейна, кит зафыркал.

Забыв о своем седоке, он осторожно оттолкнулся вперед плавниками. Арфлейн остолбенел, очарованный зрелищем того, как Уркварт медленно поднялся в полный рост, прочно поставив ноги на спине кита, и поднял свой гарпун обеими руками.

Как бы чувствуя приближение смерти, кит задрожал. Со всей силой Уркварт вогнал мощный гарпун глубоко в позвоночник зверя, вытащил его и вонзил снова.

Из спины кита плеснул большой фонтан крови, скрыв Уркварта и забрызгав Арфлейна. Ульрика Ульсенн зашевелилась, застонала, и Арфлейн повернулся к ней.

Горячая черная кровь обдала и ее тоже. Они оба промокли насквозь.

Потрясенная, она поднялась и вытянула руки к Арфлейну. Ее золотые глаза смотрели прямо в его.

Он шагнул вперед и обнял ее, крепко прижав к себе, скользкому от крови. В это время за его спиной раздался крик монстра, он задрожал и умер. Еще несколько мгновений его едкая, соленая кровь била мощными струями, заливая их с ног до головы, но они едва осознавали это.

Арфлейн прижимал ее к себе. Ее руки обхватили его плечи, она дрожала и всхлипывала. Затем расплакалась.

С крепко закрытыми глазами, он простоял так, по крайней мере, несколько минут, прежде чем понял, что они не одни.

Он открыл глаза и оглянулся.

Поблизости, ничего не делая и расслабившись, стоял Уркварт. Его лицо как всегда было строго, а глаза прищурены. Манфред Рорсефн был рядом с ним. Левая рука юноши безвольно висела вдоль тела, его лицо побелело от боли, но он обратился к ним с обычной для него беззаботностью и веселостью в голосе:

— Прошу прощения, капитан, что вмешиваюсь, но думаю, что нам пора встретиться с благородным лордом Янеком.

Арфлейн неохотно отпустил Ульрику.

Вытерев кровь с лица, она рассеянно огляделась. Несколько секунд она держала руку Конрада, затем отпустила, когда узнала кузена.

Арфлейн повернулся и увидел всего в нескольких футах от себя возвышающуюся огромную тушу мертвого чудовища. Огибая ее, с помощью двух моряков, к ним ковылял Янек Ульсенн, сломавший одну, а возможно и обе ноги.

— Хебер мертв, — произнес Манфред. — И еще половина команды.

— Мы все заслуживаем смерти, — проворчал Арфлейн. — Я знал, что яхта слишком хрупкая — вы оказались глупцом, использовав гарпунную пушку. Вероятно, кит не тронул бы нас, если бы вы не взбесили его.

— Но тогда бы мы не получили такого развлечения, — воскликнул Манфред. — Не будьте неблагодарным, капитан.

Посмотрев на жену и увидев что-то в выражении ее лица, Янек Ульсенн нахмурился. Он вопросительно глянул на Арфлейна. В этот момент Манфред Рорсефн шагнул вперед и картинно отсалютовал ему.

— Твоя жена цела, Янек, если тебя это интересует. Несомненно, тебе любопытно узнать, что случилось с ней после того, как ты оставил ее на мостике.

Арфлейн взглянул на Рорсефна:

— Как вы узнали об этом?

Манфред улыбнулся.

— Капитан, я вскарабкался по снастям. У меня был великолепный обзор. Я видел все. А меня никто не видел, — он снова обратил свое внимание на Янека Ульсенна. — Сначала жизнь Ульрики спас капитан Арфлейн, затем, убив кита, кузен Уркварт. Не желали бы поблагодарить их, милорд?

Янек Ульсенн ответил:

— Я сломал обе ноги.

Ульрика Ульсенн заговорила первый раз за все время. Ее голос как всегда дрожал, хотя звучал слегка отстраненно, словно она еще не совсем оправилась от шока.

— Благодарю вас, капитан Арфлейн. Я весьма признательна. Кажется, вы считаете своей обязанностью спасать Рорсефнов, — она слабо улыбнулась и обернулась к Уркварту. — Благодарю тебя, Длинное Копье. Ты храбрый мужчина. Вы оба — храбрые.

Она повернулась к мужу, в ее взгляде было чистейшее презрение. Выражение его лица, уже искаженного болью двух сломанных ног, стало еще напряженнее. Он резко произнес:

— Вон корабль, который отвезет нас назад, — и мотнул головой. — Здесь все кончено. Идем к нему, Ульрика.

Когда Ульрика покорно последовала за уходящим мужем, которому помогали моряки, Арфлейн шагнул было вперед, но Манфред Рорсефн схватился рукой за его плечо.

— Она его жена, — мягко и совершенно серьезно произнес Манфред.

Арфлейн попытался стряхнуть руку молодого человека. Более веселым тоном тот добавил:

— Несомненно, что среди людей вы, капитан Арфлейн, больше всех уважаете наши старые законы и традиции?!

Арфлейн сплюнул на лед.

Глава 7 ПОХОРОНЫ НА ЛЬДУ

Лорд Петр Рорсефн умер в их отсутствие, его похороны состоялись двумя днями позже.

В тот же день хоронили Бренна, хозяина «Нежной девы», и Хебера, первого офицера ледовой яхты. Три отдельные похоронные процессии двигались за городом, но только похороны Рорсефна были пышными.

Глядя вдоль белого льда, на чьей поверхности порывы холодного ветра вихрями закручивали снег, Арфлейн наблюдал все три похоронные группы. Он думал, что его старого друга Бренна, а также Хебера, сгубили Рорсефны. Их увеселительная прогулка в охотничьи угодья привела к обеим смертям. Но он не чувствовал особой горечи.

В удалении слева и справа черные сани везли простые гробы Бренна и Хебера, а впереди него двигалась похоронная процессия Петра Рорсефна, участником которой был и он, следуя за родственниками, но впереди слуг и остальных участников. Его лицо было торжественно, Арфлейн едва испытывал какие-либо эмоции, хотя изначально был шокирован известием о смерти Рорсефна.

Одетый в траурный плащ из черной тюленьей кожи с пришитой к нему красной эмблемой клана Рорсефнов Арфлейн, самостоятельно управляя вожжами, ехал в санях, запряженных волками с крашенным черным мехом. Впереди на других санях, запряженных черными волками, сидели вместе Манфред Рорсефн и дочь умершего — Ульрика Ульсенн, также одетые в тяжелые черные плащи. За ними располагались остальные члены семей Рорсефнов и Ульсеннов. Состояние Янека Ульсенна не позволило ему принять участие в похоронах. Во главе процессии медленно двигались черные похоронные сани с высокими передом и задом. Они везли разукрашенный костяной гроб с телом лорда Рорсефна.

Мрачная процессия нудно двигалась по льду. Над ней клубились тяжелые белые облака, закрывая собой солнце. Шел легкий снег.

Наконец показалась и сама могила. Она была высечена во льду. С одной стороны от нее сверкали сложенные друг на друга ледяные блоки. Рядом с ними стоял большой подъемный ворот, использовавшийся для извлечения этих блоков на поверхность. На фоне холодного неба он со своими распорками и болтающейся талью напоминал виселицу.

Было очень тихо, если не считать неспешного поскрипывания полозьев и легкого постанывания ветра.

Рядом со сложенными блоками стояла неподвижная фигура. Это был Уркварт, как всегда с застывшим лицом и длинным гарпуном в руках, пришедший на похороны своего отца. Его замысловатую прическу и плечи уже покрыл снег, увеличивая его сходство с представителем пантеона Ледовой Матери.

Когда они приблизились, Арфлейн различил скрип ворота, поворачивающегося на ветру. Более того он увидел, что лицо Уркварта все же не было каменным. На нем было выражение своеобразного огорчения и одновременно злости.

Процессия постепенно остановилась перед черной дырой во льду. Снег постукивал по гробу, ветер развевал плащи и даже сорвал капюшон с головы Ульрики. Прежде чем она вернула капюшон на место, Арфлейн мельком увидел ее лицо с ручейками слез. Манфред, чья сломанная рука висела на перевязи под плащом, повернулся и кивнул Арфлейну. Они спустились с саней и с четырьмя родственниками-мужчинами подошли к гробу.

Манфред с помощью мальчишки лет пятнадцати отвязал черных волков и передал их упряжь стоящей наготове паре слуг. Затем, взявшись по трое с каждой стороны, они толкнули тяжелые сани к могиле.

Словно не желая, сани на мгновение закачались на краю ямы, потом, соскользнув, рухнули в темноту. Послышался удар о дно. Мужчины пошли к куче ледяных блоков, чтобы закидать ими могилу. Но Уркварт опередил их. Он уже держал в обеих руках блок, оставив в этот раз свой гарпун на льду. Высоко подняв глыбу, Уркварт с силой кинул ее вниз. В его глазах горел огонь, а губы разошлись, приоткрыв зубы. Он замер, глядя в яму, затем вытер руки о свой засаленный плащ и, подняв гарпун, пошел прочь. Арфлейн и остальные начали подталкивать блоки к краю могилы.

Потребовался почти час, чтобы засыпать яму и водрузить над могилой флаг Рорсефнов, который затрепетал на ветру. Собравшиеся вокруг склонили головы, когда Манфред Рорсефн, помогая себе здоровой рукой, неуклюже взобрался на вершину наваленной горки и начал траурную речь.

— Сын Ледовой Матери возвращается в ее холодное лоно, — начал он традиционными словами. — Она дала ему жизнь, она же и забрала ее. Но он будет жить вечно в ледовых залах, где Мать устраивает прием. Бессмертная, она правит миром. Бессмертны те, кто присоединился к ней. Бессмертная, она сделает мир совершенным, цельным и тихим, где не будет ни времени, ни движения, ни желаний, ни разочарований, ни гнева, ни радости. Да присоединимся мы к ней!

Он сказал все ясно и правильно, с некоторым волнением.

Склонившись на одно колено, Арфлейн повторил за ним последнюю фразу:

— Да присоединимся мы к ней.

Его примеру, но с меньшей страстью в голосе, последовали и остальные, бормоча те слова, что он произнес твердо.

Глава 8 ЗАВЕЩАНИЕ РОРСЕФНА

Арфлейн, пожалуй, лучше кого-либо другого ощущал то чувство вины, которое почувствовала Ульрика Ульсенн после смерти отца. Пусть сейчас ее лицо выглядело скорее не виноватым, а скорбным, но поведение в это же время было напряженным и отчужденным. Именно благодаря ее с Манфредом провокации катастрофическая экспедиция состоялась в тот же самый день, когда умер ее отец.

Арфлейн понимал, что она не виновата в том, что уверилась в почти полном выздоровлении отца. Действительно, не существовало никакого логического объяснения, почему он сдал так быстро. Похоже, что сердце, которое он всегда считал здоровым, отказало вскоре после того, как он продиктовал свое завещание. Его должны были огласить позже этим днем в присутствии Арфлейна и близких родственников покойного. Петр Рорсефн умер примерно в то же время, когда кит напал на их яхту и разрушил ее, спустя несколько часов после разговора с Арфлейном о Нью-Йорке.

Ульрика Ульсенн ждала в приемной, примыкающей к кабинету отца, сидя в кресле строго прямо со сцепленными на коленях руками. Здесь же находились Арфлейн, Манфред Рорсефн и ее муж, лежащий на носилках. Стены маленькой комнаты покрывали охотничьи трофеи времен юности Петра Рорсефна. Затхлый запах, исходящий от голов животных, был неприятен Арфлейну.

Дверь в кабинет открылась, и Стром, сморщенный старичок, главный слуга Петра Рорсефна, молча поманил их в комнату.

Наклонившись, Арфлейн и Манфред Рорсефн подняли носилки с Ульсенном и последовали за Ульрикой Ульсенн в кабинет.

Кабинет напоминал каюту корабля, хотя свет исходил от тусклых длинных ламп на потолке, а не проникал через иллюминаторы. Стены от пола до потолка были уставлены шкафами с запирающимися ящиками. В центре стоял крупный стол желтой кости, с большим развернутым листом тонкого пластика на нем. Лист был покрыт коричневыми, словно нанесенными кровью, надписями. Концы его загибались, свидетельствуя, что его развернули совсем недавно.

Старик подвел Манфреда Рорсефна к столу и усадил перед свитком, затем покинул комнату.

Вздохнув, Манфред принялся читать завещание, постукивая пальцами по столу. Оглашением должен был заняться Янек Ульсенн, но лихорадка, последовавшая за несчастным случаем, ослабила его. Только сейчас он смог сесть на носилках, чтобы видеть кузена жены за столом и наблюдать за ним взглядом, исполненным злобы и беспокойства.

— Что там? — тихо, но нетерпеливо спросил он.

— Немного не то, что мы ожидали, — не отрываясь от чтения, ответил Манфред. На его губах играла легкая улыбка.

— Почему этот человек находится здесь? — указав на Арфлейна, спросил Янек.

— О нем упомянуто в завещании, кузен.

Арфлейн бросил поверх головы Ульсенна взгляд на Ульрику, но она не пожелала глянуть на него.

— Оглашай завещание, — откинувшись на одну руку, произнес Ульсенн. — Оглашай, Манфред.

Манфред пожал плечами и начал читать.

— Завещание Петра Рорсефна, Главного корабельного лорда Фризгольта. Рорсефн мертв. Ульсенны правят, — Рорсефн бросил ехидный взгляд на полулежащую фигуру Янека. — Храните мое богатство, владения и корабли, которые настоящим завещаю разделить поровну между моей дочерью и моим племянником. Сим я дарую командование шхуной «Ледовый дух» капитану Арфлейну из Брершилла, дабы он мог повести ее к Нью-Йорку курсом, обозначенным на картах, которые я тоже оставляю ему. В случае если капитан Арфлейн найдет город Нью-Йорк и живым возвратится во Фризгольт, он станет полновластным обладателем «Ледового духа» и всего груза, возможно, привезенного на нем. Чтобы получить завещанное, моя дочь Ульрика и мой племянник Манфред должны сопровождать капитана Арфлейна в его путешествии. Капитан Арфлейн будет иметь полную власть над каждым, кто пойдет с ним. Петр Рорсефн из Фризгольта.

Вновь приподнявшись и сев, Ульсенн сердито посмотрел на Арфлейна.

— Старика скрутила лихорадка. Он был безумен. Забудьте об этом условии. Не учитывайте капитана Арфлейна — разделите собственность как того требует завещание. Неужели вы предпримете еще один безумный поход сразу же после предыдущего? Будьте осторожны, если отправитесь в него — первый вояж предупреждает о возможных последствиях второго.

— Клянусь Ледовой Матерью, ты стал таким суеверным, кузен! — пробормотал Манфред Рорсефн. — Ты прекрасно знаешь, что из-за одного проигнорированного пункта завещания остальные становятся недействительными. Подумай, как тебе выгодна наша гибель. Моя доля плюс доля твоей жены сделают тебя самым влиятельным правителем Восьми Городов.

— Я пекусь не о своем состоянии. Я достаточно богат. Я хочу сохранить жизнь своей жене!

Вспомнив, как Ульсенн бросил свою жену во время охоты, Манфред вновь ехидно улыбнулся. Нахмурившись в ответ, Ульсенн, тяжело дыша, откинулся на подушки.

С каменным лицом Ульрика встала и произнесла:

— Лучше отнести его в постель.

Подняв носилки, Арфлейн и Манфред пошли за Ульрикой по темным коридорам к спальне Ульсенна, где того приняли слуги и уложили на большую кровать. С побелевшим от боли лицом, почти теряя сознание, он продолжал бормотать о безумном завещании старика.

— Интересно, решится ли он сопровождать нас в походе? — произнес Манфред, выйдя из комнаты, и иронично улыбнулся. — Вероятнее всего, скажет, что здоровье и новые обязанности лорда вынуждают его остаться в расселине.

Втроем они вернулись в одну из главных жилых комнат. Стены ее были украшены яркими разрисованными гобеленами, кругом стояли кресла и кушетки, представляющие собой деревянные и фибергласовые рамы, набитые и обтянутые шкурами животных. Арфлейн плюхнулся на одну из кушеток, напротив него села Ульрика, опустив глаза вниз. Только ее длинные пальцы рук слегка шевелились на коленях.

Манфред остался стоять.

— Я должен идти, чтобы объявить завещание дяди, по крайней мере, большую его часть, — сказал он.

Для этого ему пришлось подняться на самый верх города-расселины и прокричать слова завещания в мегафон для всех горожан. Фризгольт почтил смерть Петра Рорсефна как полагалось: все работы были прекращены, а жители на три дня траура отправились в свои жилища-пещеры.

Арфлейн не ожидал, что после ухода Манфреда Ульрика не станет искать отговорок, чтобы пойти вслед за кузеном. Напротив, она приказала слугам принести горячий хесс.

— Выпьете немного, капитан? — тихо спросила она.

Кивнув, Арфлейн с любопытством посмотрел на нее. Она поднялась и пошла по комнате, притворившись, что изучает картины на гобеленах, должно быть, более чем знакомые ей.

Наконец Арфлейн не выдержал.

— Не следует думать, что вы поступили плохо, леди Ульсенн.

Повернувшись, она изумленно подняла брови.

— Что вы имеете в виду?

— Вы не бросили своего отца. Мы все думали, что он уже полностью поправился. Он сам говорил нам об этом. Вы не виноваты.

— Благодарю, — с легкой иронией в голосе произнесла она, склонив голову. — Не уверена, что чувствую себя виноватой.

— Прощу прощения, что подумал так, — ответил он.

Она посмотрела на него снова, в этот раз более откровенно изучая его лицо. Но постепенно отчаяние и скрытая боль наполнили ее взгляд.

Неловко поднявшись, он шагнул ей навстречу и крепко взял ее за руки.

— Вы сильный человек, капитан Арфлейн, — прошептала она. — Я слабая.

— Вовсе нет, — с трудом произнес он. — Вовсе нет, госпожа.

Мягко высвободив руки, она пошла и села на кушетку. Вернулся слуга, поставил кувшин с хессом на небольшой, находящийся рядом столик и удалился. Вытянув руку, она налила напиток в бокал и протянула его Арфлейну, стоящему со слегка разведенными ногами и возвышающемуся над ней. Он взял бокал и посмотрел на нее с сочувствием во взгляде.

— Я думаю, что у вас много общего с отцом, — произнес он. — Сила, например.

— Вы совсем не знали моего отца, — напомнила она тихо.

— Думаю, вполне достаточно. Вы забыли, что я видел его, когда он решил, что умрет в одиночестве. Именно силу, такую же силу, какую вижу в вас, я заметил в нем. Иначе я просто не стал бы его спасать.

Она тяжело вздохнула. Ее золотые глаза заблестели от слез.

— Возможно, вы ошибаетесь, — сказала она.

Сев рядом с ней на кушетку, он покачал головой.

— Вся сила вашей семьи в этом поколении досталась вам. Вероятно, и ее слабость.

— Какая слабость?

— Богатое воображение. Оно направило его в Нью-Йорк, по крайней мере, так он сказал, а вас — на китовую охоту.

Ульрика благодарно улыбнулась. Когда она посмотрело прямо на него, лицо ее разгладилось.

— Если пытаетесь успокоить меня, капитан, то думаю, что у вас получается.

— Я успокоил бы вас еще больше, если бы…

Он не намеревался говорить дальше, не собирался снова брать ее руки в свои, но все-таки сделал и то, и другое. Однако она не сопротивлялась, и хотя лицо ее оставалось задумчивым и серьезным, она не казалась оскорбленной.

У Арфлейна участилось дыхание, когда он вспомнил, как обнимал ее на льду. Она вспыхнула, но по-прежнему позволяла держать себя за руки.

— Я люблю тебя, — почти несчастно произнес Арфлейн.

Разразившись слезами, она развела руки и бросилась к нему. Пока она плакала, он крепко обнимал ее, перебирая ее прекрасные длинные волосы, целуя лоб, гладя плечи. Он почувствовал слезы и в своих глазах, когда проникся ее горем. Смутно сознавая, что делает, Арфлейн поднял ее на руки и понес из комнаты. Он никого не встретил в коридорах, пока нес Ульрику в ее спальню, где, как предполагал, положит ее в постель и оставит спать. Он открыл дверь пинком — она была напротив ульсенновской — а войдя, также пинком захлопнул за собой.

В комнате стояли кресла, шкафчики, туалетный столик из нежно окрашенной кости. Широкую кровать покрывали белые меха, такие же меха драпировали стены.

Он остановился и положил ее на кровать, но не распрямился.

В тот же миг Арфлейн осознал, что, несмотря на испытываемую им чудовищную вину, уже не может контролировать себя. Он поцеловал ее в губы. В ответ она руками обвила его шею, и он навалился на нее тяжестью всего своего массивного тела. Арфлейн ощущал тепло и контуры ее тела через ткань платья, чувствовал, как она, словно испуганная птица, дергается и дрожит под ним. Одной рукой он стал поднимать подол ее платья. Схватившись за руку, она попыталась остановить его. Но он грубо продрался сквозь складки одежды, пока не добрался до ее тела.

Вздрогнув от его прикосновения, она сказала ему, что она девственница, что никогда не позволяла Янеку вступать в интимные отношения. Арфлейн овладел ею, окрасив белый мех кровью. Затем они лежали бок о бок, тяжело дыша, отдыхая, чтобы затем вновь раствориться друг в друге.

Глава 9 СОВЕСТЬ УЛЬРИКИ УЛЬСЕНН

Рано утром, глядя на едва видимое в мехах лицо и разметавшиеся по подушке черные волосы спящей Ульрики, Арфлейн почувствовал раскаяние. Он знал, что теперь никакие угрызения совести не смогут разлучить их, но он нарушил закон, который уважал, закон, который рассматривал, как справедливый и крайне необходимый для существования общества. Этим утром Арфлейн понял, что он лицемер, обманщик и вор. И хотя он смирился с этим, факт того, что он допустил такое, ввел его в уныние. В еще большее уныние ввергло его понимание того, что он воспользовался ранимостью женщины в тот момент, когда ее душевные силы были ослаблены чувством вины и скорбью.

Но Арфлейн не сожалел о содеянном. Он считал раскаяние бесполезным занятием. Что сделано, то сделано, теперь нужно решить, что делать дальше.

Он оделся и вздохнул, не желая оставлять ее, но осознавая, что сделает с ней закон, если ее уличат в супружеской неверности. В худшем случае ее выпроводят из города и оставят умирать на льду. В лучшем случае, их обоих подвергнут гонениям во всех Восьми Городах, что само по себе является мучительной смертью.

Открыв глаза, она ласково улыбнулась ему. Внезапно улыбка померкла.

— Я ухожу, — прошептал он. — Поговорим позже.

Она села на кровати, меха соскользнули с нее, обнажив грудь. Наклонившись, он поцеловал ее и нежно убрал ее руки со своей шеи, когда она попыталась обнять его.

— Что ты собираешься сделать? — спросила она.

— Не знаю, я подумывал сбежать с тобой. В Брершилл.

— Янек сравняет твой город с землей, чтобы отыскать нас. Многие погибнут.

— Я знаю. Даст ли он тебе развод?

— Он владеет мной, поскольку я наиболее знатная женщина Фризгольта, поскольку я красива, хорошо воспитана и богата, — она поежилась. — Он не особенно заинтересован в требовании своих прав. Скорее он даст мне развод, если я откажусь принять его гостей, чем, если откажусь лечь с ним в постель.

— Что же нам делать? Я смогу обманывать его, только пока буду защищать тебя. Но в любом случае сомневаюсь, что выдержу это долго.

Она кивнула.

— Я тоже сомневаюсь, — вновь улыбнулась Ульрика. — Но если ты заберешь меня, куда мы отправимся?

— Не знаю. Может быть, в Нью-Йорк. Ты помнишь завещание?

— Да. Нью-Йорк.

— Мы поговорим позже, при первом же удобном случае, — произнес он. — Я должен идти, пока не пришли слуги.

Ни одному из них не пришло в голову вспомнить тот факт, что она была собственностью Янека Ульсенна, пусть даже он ее не заслужил. Когда он собрался идти, Ульрика схватила его руку и пылко произнесла:

— Я твоя по праву, несмотря на брачные обязательства. Помни об этом.

Что-то пробормотав и пройдя к двери, он осторожно открыл ее и выскользнул в коридор.

Проходя мимо комнаты Ульсенна, он услышал стон. Это новый лорд Фризгольта повернулся в своей постели и перекрутил свои недвижимые ноги.

За завтраком Арфлейн и Ульрика стеснялись, как и раньше, смотреть друг на друга. Они расположились на противоположных концах стола, усадив между собой Манфреда Рорсефна. Его рука с наложенной шиной все еще висела на перевязи, но он, казалось, был как обычно в веселом настроении.

— Полагаю, мой дядя уже говорил вам, что хочет, чтобы вы командовали «Ледовым духом» и отправились на нем к Нью-Йорку? — спросил он Арфлейна.

Арфлейн кивнул.

— И вы согласились? — продолжил Манфред.

— Почти, — ответил Арфлейн и притворился, что занят едой. Он был недоволен присутствием Манфреда.

— А что же вы скажете теперь?

— Я поведу корабль, — сказал Арфлейн. — Необходимо время, набрать команду и запастись продовольствием. Возможно, потребуется ремонт. Также я хотел бы изучить его карты.

— Я принесу их, — пообещал Манфред, косясь на Ульрику. — Как вы относитесь к предстоящему путешествию, кузина?

Она покраснела.

— Это желание моего отца, — категорично ответила она.

— Отлично, — Манфред откинулся в кресле, явно не спеша уходить. Арфлейн подавил в себе желание насупиться.

Он попробовал растянуть трапезу, в надежде, что Манфред потеряет терпение и оставит их одних, но, в конечном счете, был вынужден позволить слуге унести его тарелку. Все это время Манфред поддерживал легкий разговор, казалось, не замечая нежелания Арфлейна беседовать. Кончилось тем, что Ульрика, явно не в силах больше терпеть, поднялась из-за стола и вышла из комнаты. Арфлейн преодолел желание тут же последовать за ней.

Почти сразу после ее ухода Манфред отодвинул кресло и поднялся.

— Подождите здесь, капитан, я принесу карты.

Интересно, подумал Арфлейн, догадался ли Манфред о том, что произошло сегодня ночью. Он был почти уверен, что даже если юноша и догадался, он ничего не расскажет Янеку, которого просто презирал. Но все же, тремя днями раньше, на льду, Манфред удержал его, когда он шагнул за Ульрикой, и, как показалось, решил добиться того, чтобы Арфлейн не вмешивался в отношения Янека с Ульрикой. Манфред был загадкой для Арфлейна. Казалось, иногда он насмехался и пренебрегал традициями, а иногда старался твердо блюсти их.

Зажав карты под подмышкой здоровой руки, в комнату вошел Рорсефн. Арфлейн взял их и разложил на столе, уже прибранном после еды.

Наибольшая карта, вычерченная в мельчайшем масштабе, показывала район в несколько тысяч миль. На ней были нарисованы очертания того, что Арфлейн узнал как закованные в лед континенты Северной и Южной Америки. Должно быть, старый Рорсефн немало потрудился, работая над ней. Тут же было четко указано обитаемое плато, когда-то бывшее землей Матто Гроссо, а теперь занятое Восемью Городами. В верхней трети карты на восточном побережье северного континента был четко обозначен Нью-Йорк. От Матто Гроссо к Нью-Йорку вела линия. Над нею рукой Рорсефна было написано: «Прямой курс (невозможно)». Пунктирной линией был обозначен другой маршрут, грубо соответствующий древним континентам, начинающийся примерно с направления на северо-северо-запад и постепенно разворачивающийся на северо-восток. Он был помечен как «Вероятный курс». Местами он был исправлен чернилами разных цветов. Очевидно, эти изменения вносились уже во время путешествия. Но лишь несколько плохо разборчивых обозначений указывали на препятствия, которые избежал корабль. Упоминая ледяные трещины, огненные горы и города варваров, Рорсефн не давал, однако, их точного положения.

— Эти карты правились по памяти, — сказал Манфред. — Подлинные карты и корабельный журнал были утеряны во время крушения.

— Можно ли отыскать место крушения? — спросил Арфлейн.

— Вероятно, но игра не стоит свеч. Корабль разбит, журнал и карты безвозвратно утеряны при крушении.

Арфлейн развернул другие карты. От них было мало пользы, они только представляли район, расположенный в нескольких сотнях миль от плато.

— Единственное, что мы знаем, — слегка раздраженно произнес Арфлейн, — это куда смотреть, когда доберемся. И еще мы знаем, что добраться туда невозможно. Мы можем следовать лишь этим курсом и надеяться на лучшее, но я ожидал более точной информации. Сомневаюсь, что старик действительно нашел Нью-Йорк.

— Немного удачи, и мы узнаем об этом через несколько месяцев, — улыбнулся Манфред.

— И все же я недоволен картами, — сворачивая большую карту, произнес Арфлейн.

— У нас будет лучший корабль, лучший экипаж и лучший капитан, найденный моим дядей, — убеждал его Манфред.

Арфлейн убрал остальные карты.

— Я сам подберу каждого члена команды, проверю каждый дюйм снастей, каждую унцию продовольствия, которую мы возьмем на борт. На все приготовления уйдет, по крайней мере, две недели.

Манфред собрался что-то сказать, но в этот момент открылась дверь. Четверо слуг внесли в комнату носилки с Янеком Ульсенном. Состояние нового правителя Фризгольта, похоже, улучшилось со вчерашнего вечера. Сев на носилках, он произнес:

— Вот ты где, Манфред. Видел ли ты Строма сегодня утром?

Стром был старшим слугой Петра Рорсефна. Манфред покачал головой.

— Нет, я был в комнатах дяди.

Ульсенн внезапно подал знак, и слуги осторожно опустили носилки на пол.

— Зачем ты ходил туда? Ведь ты знаешь, теперь они принадлежат мне, — повысил свой надменный голос Ульсенн.

Манфред показал на свернутые карты, лежащие на столе.

— Мне пришлось сходить за картами, чтобы показать их капитану Арфлейну. Они необходимы, чтобы спланировать поход «Ледового духа».

— Значит, ты собираешься выполнить этот пункт завещания? — едко произнес Янек. — Я по-прежнему возражаю против этой авантюры. Петр Рорсефн был безумен, когда писал его. Он сделал простолюдина-иноземца одним из своих наследников! Лучше бы он оставил наследство Уркварту, как-никак, он все-таки родня. Я мог бы объявить завещание недействительным…

Сжав губы, Манфред медленно покачал головой.

— Не смог бы, кузен. Все, что угодно, только не завещание старого лорда. Я уже огласил его публично. Все узнают, что ты отказываешься следовать его воле.

Внезапно Арфлейна осенило:

— Вы рассказали всему городу о Нью-Йорке? Старик не хотел предавать это огласке.

— Я упомянул Нью-Йорк не по названию, а как "далекий город, лежащий вне плато", — успокоил его Манфред.

Ульсенн улыбнулся:

— Вот ты и попался. Просто ты упомянул об одном из отдаленных городов Восьмерки…

Манфред слегка рассмеялся:

— Лежащем вне плато? Кроме того, если бы в завещании был назван один из Восьми Городов, это было бы равносильно объявлению войны. Боль затуманила твой разум, кузен.

Закашлявшись, Ульсенн кинул взгляд на Манфреда.

— Ты дерзок, Манфред. Я теперь лорд. Я могу приказать убить вас обоих…

— Без суда? Это пустые угрозы, кузен. Поймут ли тебя люди?

Несмотря на большой авторитет Главного корабельного лорда, власть фактически оставалась в руках большинства горожан, которые уже не раз в прошлом свергали нежеланного или деспотичного обладателя титула. Ульсенн никогда бы не решился на крутые меры по отношению к членам такой уважаемой семьи, как Рорсефны. И без того его собственное положение в городе было довольно непрочным. Он стал обладателем титула благодаря женитьбе, а не по крови или благодаря завоеванию этого титула каким-либо другим образом. Посади он в тюрьму Манфреда или кого-то другого, находящегося под покровительством Манфреда, быть гражданской войне. Результат этой войны предсказать было легко.

Поэтому Ульсенн промолчал.

— Таково завещание Петра Рорсефна, кузен, — решительно напомнил ему Манфред. — Что бы ты не чувствовал по поводу этого, но капитан Арфлейн примет командование «Ледовым духом». Не беспокойся, представлять нашу семью будем мы с Ульрикой.

Ульсенн метнул острый, таинственный взгляд на Арфлейна. Дав слугам знак поднять носилки, он произнес:

— Если идет Ульрика, пойду и я!

Слуги вынесли его из комнаты.

Арфлейн заметил, что Манфред Рорсефн с большим интересом смотрит на его лицо. Должно быть, юноша увидел на нем какое-то выражение. Арфлейн не был готов к такому заявлению Ульсенна. Он был уверен, что Янек будет слишком занят своими новыми обязанностями, окажется слишком больным и трусливым, чтобы присоединиться к экспедиции. Конрад слишком понадеялся, предвкушая в предстоящем путешествии компанию Ульрики. Теперь ему нечего было предвкушать.

Манфред рассмеялся:

— Выше голову, капитан. Янек не побеспокоит нас в вояже. Он бухгалтер, домашний торговец, ничего не знающий о хождении под парусами. Он не сможет помешать нам, даже если захочет. Он не поможет нам найти логово Ледовой Матери, но и помехой не будет.

И хотя уверенность Манфреда выглядела искренней, Арфлейн по-прежнему не был уверен, что юноша в самом деле не догадывается об истинной причине его досады. Интересно, подумал он, а догадался ли Янек Ульсенн о том, что произошло сегодня ночью в спальне его жены. Взгляд, которым он посмотрел на Арфлейна, казалось, указывал на то, что Ульсенн подозревает что-то, хотя было невероятным, чтобы он знал, что в действительности произошло.

Поворот событий обеспокоил Арфлейна. Ему хотелось тотчас же повидаться с Ульрикой и переговорить с нею о происшедшем. Внезапно он почувствовал сильное опасение.

— Когда вы начнете осматривать корабль и подбирать команду, капитан? — спросил Манфред.

— Завтра, — нелюбезно ответил Арфлейн. — Еще увидимся, прежде чем я отправлюсь на шхуну.

Грубо махнув на прощание рукой, он вышел из комнаты и отправился по низким коридорам в поисках Ульрики.

Арфлейн нашел ее в главном зале жилой части дома, там, где сегодня ночью первый раз проявил к ней нежность. При его появлении она торопливо поднялась и приняла жесткую позу, крепко сцепив руки на груди. Ее волосы были зачесаны и перевязаны сзади, открывая бледное лицо. Как и вчера, в день похорон, на ней было черное платье, сшитое из лучшей тюленьей шкуры. Арфлейн закрыл дверь, но она попыталась пройти мимо него. Загородив одной рукой проход, Арфлейн взглянул ей в глаза, но она отвернулась.

— В чем дело, Ульрика? — в нем усилилось чувство беспокойства. — Ты узнала, что твой муж собирается пойти с нами в экспедицию? Поэтому ты...?

Она холодно посмотрела на Арфлейна, и он отдернул руку от двери.

— Извините, капитан Арфлейн, — официально сказала она. — Но будет лучше, если вы забудете о том, что произошло между нами. Мы оба были не в себе. Теперь я понимаю, что мой долг — оставаться верной моему…

Она держалась неестественно вежливо.

— Ульрика! — Он крепко сжал ее плечи. — Это он приказал тебе сказать это? Он угрожал тебе?

Она покачала головой:

— Разрешите пройти, капитан.

— Ульрика… — его голос дрогнул. Опустив руки с ее плеч, он тихо произнес: — Почему?

— Помнится мне, вы с пылом защищали старые традиции, — ответила она. — Не единожды я слышала, как вы доказывали, что, изменяя нашему кодексу, мы погибнем. Вы упоминали, что восхищались силой духа моего отца и увидели эту силу во мне. Возможно, это так, капитан. Впредь я буду верной моему супругу.

— Ты говоришь не то, о чем думаешь. Зато я могу сказать это. Ты любишь меня. Все теперь представляется слишком сложным, и твое мрачное настроение — просто реакция. Ты говорила, что моя по праву. Именно так ты думала этим утром, — ему был неприятен тон отчаяния в своем голосе, но он не контролировал его.

— Я думаю то, что говорю, капитан, и если вы уважаете старые традиции, вы будете уважать мою просьбу видеться со мной с этого момента как можно реже.

— Нет! — яростно прорычал он, подавшись к Ульрике. Она отшатнулась от него с ледяным выражением на лице. Арфлейн потянулся, чтобы дотронуться до нее, но затем медленно отвел руки назад и сделал шаг в сторону, пропуская ее.

Она открыла дверь. В этот миг он понял: такую перемену в ней вызвало не внешнее событие. Причиной была ее совесть. Оспорить ее решение он не смог бы, морально оно было верным. Он ничего не мог поделать. Надежды на лучшее растаяли, как дым. Он смотрел, как она медленно вышла и пошла по коридору. С мучительной безнадежностью в лице он хлопнул дверью. Раздался треск, и дверь раскрылась снова. Он сломал замок, и тот больше не хотел закрываться.

Поспешно вернувшись в свою комнату, Арфлейн принялся собирать вещи. Он непременно намеревался выполнить ее просьбу. Он не желал видеть ее снова, по крайней мере, до тех пор, пока корабль не будет готов к выходу. Он собрался отправиться на "Ледовый дух" прямо сейчас и начать работу.

Закинув за плечи мешок, Арфлейн быстрым шагом направился по извилистым коридорам к выходу из дома, надеясь, что свежий воздух выветрит из его головы кровожадные мысли.

В прихожей он встретил удивленного Рорсефна. Юноша выглядел изумленным.

— Куда вы спешите, капитан?

Арфлейн пристально посмотрел на него, желая подавить надменное выражение на лице Рорсефна.

— Я смотрю, вы уходите, капитан. Спешите скорее на корабль? Я думал, что вы собираетесь отправиться туда завтра…

— Сегодня, — прорычал Арфлейн, постепенно обретая утерянное самообладание. — И прямо сейчас. До выхода на лед я буду спать на борту. Так будет лучше.

— Возможно, — согласился Рорсефн, обращаясь больше к себе, чем к Арфлейну — большому, рыжебородому моряку, быстро зашагавшему прочь из дома.

Глава 10 НАСТРОЕНИЕ КОНРАДА АРФЛЕЙНА

Из недавно открытых проявлений своего характера, мучающих Конрада Арфлейна, самым пугающим и неожиданным оказалось то, что он способен отречься от всех своих принципов ради обладания чужой женой. Также он счел трудным соотнести представление о самом себе с осознанием того, что, будучи разлученным с женщиной, он не смирился с этим и, более того, не испытал благодарности от такого поворота событий.

Он был далек от обоих вариантов. Скверно спал. Постоянно возвращался в мыслях к Ульрике Ульсенн. Ждал без всякой надежды, что она вернется к нему, когда же этого не произошло, Арфлейн рассердился. Он ходил по большому кораблю, придирался к людям и бранил их, рассчитывал матросов, нанятых им днем раньше, оскорбительно ворчал на офицеров в присутствии экипажа, при этом требуя, чтобы ему докладывали обо всех трудностях на борту, однако, яростно ругаясь, когда его беспокоили по пустякам.

Прежде об Арфлейне сложилась репутация особенно хорошего шкипера, сурового и отчужденного, но порядочного. Матросы-китобои, из которых он предпочитал набирать команду, с огромным желанием нанялись на «Ледовый дух», несмотря на таинственную цель предстоящего путешествия. Теперь многие сожалели об этом.

Арфлейн утвердил на должность трех офицеров, вернее, оставил на борту двух уже утвержденных, а в качестве третьего принял Уркварта Длинное Копье. Казалось, что Уркварт не замечает странного состояния Арфлейна, но Печнёфф и старый Кристоф Хинсен были озадачены и расстроены переменой в шкипере. Уркварт часто отсутствовал, и они, пользуясь случаем, обсуждали эту проблему. Арфлейн понравился им с самой первой встречи: Печнёфф высоко ценил в нем порядочность и силу духа, Хинсен ощущал с ним более тесную связь, основанную на воспоминаниях о днях соперничества. Ни тот, ни другой не смогли отыскать причины возникшей в Арфлейне перемены, и все же, веря своему первоначальному впечатлению, были готовы некоторое время потерпеть его причуды в надежде, что в походе он станет таким, каким был при первой встрече. Однако день ото дня терпение Печнёффа таяло, и он начал подумывать об уходе в отставку, но Хинсен убеждал его повременить.

Огромное судно оснащалось совершенно новыми парусами и снастями. Арфлейн лично осмотрел каждый нагель, каждый узел и каждый линь. Он излазил корабль дюйм за дюймом, проверяя прилегание крышек люков, натяжение снастей, расположение рей, состояние переборок, пока не удовлетворился. Время от времени он испытывал рулевое колесо, поворачивая полозья корабля из стороны в сторону, чтобы выяснить их точную реакцию. В нормальном состоянии рулевые лезвия и их поворотная платформа были наглухо скреплены друг с другом, тем не менее, на баке прямо над большим сальником рулевой оси был размещен аварийный штифт, а рядом с ним крепилась тяжелая кувалда. Выбивание штифта освобождало полозья, давая им возможность повернуться друг к другу и, в результате, стать огромным лемехом, который, зарываясь со скрежетом в лед, приводил к остановке судна, часто разрушительной. Арфлейн часами испытывал этот механизм. К тому же, раз или два он сбрасывал тяжелые якоря, расположенные по обоим бортам под днищем. Они представляли из себя два больших лезвия. От них сквозь направляющие, вмонтированные в корпус, к верхней палубе тянулись стержни. Штифты, проходящие через эти стержни, удерживали их от падения на лед. Рядом с торчащими стержнями хранились кувалды для выбивания штифтов в случае опасности аварии. Тяжелые якоря использовались редко, и никогда — умелыми шкиперами: контакт с бегущим льдом быстро истирал их, а замены им в нынешнее время почти не осталось.

Сначала, встречаясь с Арфлейном, матросы и офицеры радостно приветствовали его, но вскоре стали избегать, а суеверные китобои начали поговаривать о проклятьях и обреченности экспедиции. Однако очень немногие покинули судно по собственному желанию.

Бывало, Арфлейн угрюмо наблюдал с мостика, как поднимались на борт тюк за тюком, бочка за бочкой, и каждый дюйм доступного пространства заполнялся провиантом. Поместив в трюм очередную тонну груза, он заново проверял реакцию "Ледового духа" на работу штурвала и тяжелых якорей.

Однажды, заметив на палубе Печнёффа, инспектирующего одного из тех матросов, занимавшихся выбленками грот-мачты, Арфлейн, широко шагая, подошел к ним и потянул за лини, оценивая узлы. Один из них оказался завязан не так крепко, как следовало бы.

— Называете это узлом, мистер Печнёфф? — оскорбительным тоном произнес он. — Я думал, что вы обязаны проверять качество работ.

— Так точно, сэр.

— Мне бы хотелось доверять своим офицерам, — усмехнулся Арфлейн. — Попытайтесь учесть это на будущее.

Он с важным видом пошел по палубе. Печнёфф швырнул кофель-нагель, который держал в руках, чуть не попав в удивившегося матроса.

Вечером он уже сложил половину своих вещей, прежде чем Хинсен сумел убедить его остаться на судне.

Шли недели. Были назначены четыре порки за незначительные проступки. Казалось, что Арфлейн умышленно провоцирует экипаж убраться с корабля еще до выхода на лед. Но многие матросы восхищались им, и факт того, что Уркварт связал свою судьбу с Арфлейном, должно быть, каким-то образом удерживал китобоев на судне.

Изредка на борт поднимался Манфред Рорсефн, чтобы посовещаться с Арфлейном. Изначально Конрад заявил, что подготовка корабля займет две недели, но каждый раз под тем или иным предлогом все дальше переносил дату, напоминая Манфреду, что в таком путешествии корабль должен быть максимально идеален, и говорил, что по-прежнему недоволен, так как сделано не все возможное.

— Все верно, но с такими темпами мы упустим лето, — мягко напомнил ему в ответ Рорсефн.

Нахмурившись, Арфлейн ответил, что сможет вести корабль в любую погоду. Его осторожность, с одной стороны, и явная беспечность, с другой, мало убедили Рорсефна, но он промолчал.

Наконец ледовая шхуна была полностью готова. У нее был великолепный внешний вид. Отполированная кость сияла, палубы были отмыты и покрыты свежими костяными пластинами. На всех четырех мачтах сияли белым убранные паруса, такелаж не провисал, будучи туго натянутым. Шлюпки, покачиваясь на шлюпбалках из китовых челюстей, висели правильно и надежно. Каждый кофель-нагель был на своем месте, все составляющие оснастки располагались там, где им следовало быть. Ужасающие китовые черепа на носу шхуны, ухмыляясь, смотрели на север, словно бросая вызов поджидающим их опасностям. «Ледовый дух» был готов к выходу.

Все еще не желая посылать за пассажирами, Арфлейн молча стоял на мостике, схватившись за поручень одетыми в перчатки руками, и оглядывал корабль. На мгновение он подумал, что можно было отправиться на нем прямо сейчас, не взяв Ульсеннов и Манфреда Рорсефна. Лед впереди закрыли поднятые ветром и проносящиеся над носом судна клубы снега. Небо было серым и тяжелым. Арфлейн знал, что выйти на открытый лед в такую погоду не составит труда.

Вздохнув, он повернулся к стоящему рядом Кристофу Хинсену.

— Пошлите человека в жилище Рорсефнов, мистер Хинсен. Передайте им, что, если ветер не стихнет, мы отправимся завтрашним утром.

— Да, сэр, — Хинсен на миг умолк. Его обветренное лицо выразило сомнение. — Завтрашним утром, сэр?

Арфлейн перевел задумчивый взгляд на него.

— Я сказал — завтрашним. Именно так, мистер Хинсен.

— Есть, сэр! — Хинсен торопливо покинул мостик.

Арфлейн понимал, почему офицер подверг сомнению его приказ. Погода была не очень и явно портилась. К утру, вероятно, разразится сильная снежная буря, видимость станет плохой, людям будет тяжело поставить паруса. Но уже решив для себя, Арфлейн повернулся обратно к носу.

Спустя два часа он заметил крытые сани, едущие из города. Скользя лапами по льду, их тащили бурые волки.

Внезапно с запада на борт корабля налетел сильный порыв ветра, такой, что судно, пусть и удерживаемое швартовами, слегка двинулось вправо. Арфлейну не понадобилось отдавать команду проверить канаты. Мгновенно несколько человек бросились осмотреть их. Экипаж «Ледового духа» был численно больше тех, которыми он обычно предпочитал управлять, но даже в минуты дурного настроения, ему приходилось признавать, что выучка команды весьма хороша.

Сани, запряженные волками, против порядка остановились рядом с бортом корабля. Выругавшись, Арфлейн быстро спустился с мостика, подбежал к ограждению борта и перегнулся через него. Возница поставил сани слишком близко, подвергнув себя и пассажиров опасности.

— Назад! — прокричал Арфлейн. — За швартовочные колья. Не придумали ничего лучше при сильном ветре, как подойти столь близко к огромному кораблю? Достаточно соскользнуть хоть одному канату, и вас раздавит!

Из окна экипажа высунулась закутанная голова:

— Мы здесь, капитан Арфлейн. Манфред Рорсефн и Ульсенны.

— Прикажите вознице отъехать. Он должен…

Новый порыв ветра обрушился на борт корабля и, пока висящие швартовы не натянулись, протащил его на несколько футов ближе к саням. Испуганный возница хлестнул волков плетью, чтобы сделать крутой разворот. Звери рванули упряжь и побежали вприпрыжку по льду, потянув за собой повозку.

Арфлейн противно улыбнулся. При таком непредсказуемом ветре немногие капитаны рискнули бы сняться с якоря, однако он намеревался отправиться несмотря ни на что. Может быть, это опасно, но тем будет хуже для Ульсенна и его родственников.

Манфред Рорсефн и Ульсенны вышли из саней и неуверенно стали на лед, глядя на корабль в поисках Арфлейна. Отвернувшись, Арфлейн направился к мостику.

Когда Конрад начал подниматься по трапу, Файдур, корабельный боцман, отдал ему честь и спросил:

— Послать кого-нибудь за пассажирами, сэр?

Арфлейн помотал головой и ответил боцману:

— Пусть добираются сами. Можешь опустить сходни, если хочешь.

Чуть позже он наблюдал, как с помощью матросов поднялся по трапу и пошел по палубе Янек Ульсенн. Рядом с мужем, закутанная в меха с ног до головы, шла Ульрика. Один раз она посмотрела вверх на мостик, и он мельком увидел ее глаза — единственную часть лица, не скрытую капюшоном. Манфред, неторопливо следуя за ними, приветственно помахал рукой Арфлейну, но тотчас был вынужден ухватиться за линь, когда корабль снова двинулся в пределах провисших швартовочных канатов.

Через четверть часа юноша присоединился на мостике к Арфлейну.

— Я проводил кузину и ее мужа в отведенные для них каюты, капитан, — сказал он, — и устроился сам. Наконец мы готовы, да?

Арфлейн заворчал и двинулся вниз к ограждению правого борта, явно избегая юношу. Казалось, не замечая этого, Манфред последовал за ним, хлопая в ладоши руками, одетыми в перчатки, и осматриваясь.

— Бесспорно, вы знаете свое дело, капитан. Уверен, что во время путешествия мы не будем испытывать больших трудностей.

Арфлейн посмотрел мимо Рорсефна.

— Их вообще не будет, — сурово ответил Арфлейн. — Надеюсь, вы напомните своим родственникам, что с момента выхода на лед командую кораблем единолично я. В моей власти принимать любые меры, которые я сочту подходящими, дабы гарантировать спокойное продвижение к цели.

— В этом нет никакой нужды, капитан, — улыбнулся Рорсефн. — Безусловно, мы признаем это. Это закон льдов. Не нужно деталей. Вы — капитан, мы делаем то, что вы говорите.

Арфлейн проворчал:

— Вы уверены, что Янек Ульсенн понимает это?

— Уверен. Он не сделает ничего, что оскорбило бы вас. Возможно немного похмурится на вас. Кроме того, ноги все еще беспокоят его. Он не полностью оправился. Сомневаюсь, что он поднимется на палубу в ближайшее время, — Манфред замолчал и шагнул к Арфлейну. — Капитан, с тех пор как вы приняли командование, вы не похожи на себя. Что-нибудь случилось? Вас тревожит цель предстоящего путешествия? Мне подумалось, что вы, возможно, усмотрели в этом, хм, святотатство.

Покачав головой, Арфлейн посмотрел Рорсефну в лицо.

— Вы знаете, что я так не думаю.

Показалось, что на мгновение юноша смутился. Он поджал губы и сказал:

— Я не хотел бы вмешиваться в ваши личные дела…

— Благодарю вас.

— Мне кажется, что безопасность корабля почти полностью зависит от вас. Если вы в дурном настроении, капитан, может, лучше отложить поход?

В вершинах мачт завыл ветер и Арфлейн автоматически поглядел туда, чтобы убедиться, что реи закреплены надежно.

— У меня все нормально с настроением! — отстраненно ответил Арфлейн.

— Я думал, что мог бы помочь…

Поднеся мегафон ко рту, Арфлейн проорал Хинсену, идущему по юту:

— Мистер Хинсен, отправьте несколько человек на крюйс-брамсель-реи и закрепите хлопающий парус!

Не сказав больше ни слова, Манфред Рорсефн покинул мостик.

Арфлейн сложил руки на груди и нахмурился.

Глава 11 ПОД ПАРУСАМИ

На заре город и стоянку кораблей широкой белой пеленой накрыл буран, завалив снегом палубы "Ледового духа" так, что натянулись его якорные канаты. Небо и земля стали неотличимы, и только изредка темными силуэтами на фоне стены несущегося снега проглядывали мачты других кораблей. Температура упала ниже нуля. На снастях и в складках парусов образовался лед. В воздухе подобно пулям пролетали гонимые ветром ледяные частички. Было почти невозможно двигаться против напора ревущей бури. Ненатянутые полотнища хлопали как сломанные тюленьи плавники. Ветер выл и стонал между высоких мачт. Раскачиваясь на шлюпбалках, скрипели шлюпки.

Когда укутавшийся звонарь пробил две склянки на утреннюю вахту, Конрад Арфлейн, одев на глаза маску от снега и повязав лицо, вышел из своей каюты под мостиком. Пройдя сквозь несущуюся снежную пелену на нос корабля, он вгляделся вдаль, но что-либо увидеть за белой завесой кружащегося снега было невозможно. Он вернулся в свою каюту, молча пройдя мимо стоящего на вахте Печнёффа.

Первый офицер корабля проводил его до двери чужим, обиженным взглядом.

К половине седьмого утра, когда стукнуло пять склянок, метель ослабла, и сквозь тучи пробился слабый солнечный свет. На мостике, рядом с Арфлейном, с мегафоном в руке стоял Хинсен. По выбленкам вант медленно карабкались одетые в теплую одежду матросы. На палубе рядом с грот-мачтой стоял Уркварт, укрывший голову высоким капюшоном, и присматривал за матросами на реях. Готовые к отплытию якорщики расположились у швартовочных линей, наблюдая за мостиком. Арфлейн бросил взгляд на Хинсена.

— Все готово, мистер Хинсен?

Хинсен кивнул.

Понимая, что Рорсефн и Ульсенны еще спят, Конрад скомандовал:

— Отдать швартовы!

— Отдать швартовы! — прогремел по кораблю голос Хинсена, и матросы бросились высвобождать швартовочные канаты. Натянутые лини рванулись прочь, и шхуна качнулась вперед.

— Верхний и нижний фор-брамсели ставь!

Команда была продублирована и выполнена.

— Стаксели ставь!

Стаксели поднялись.

— Верхний и нижний грот-брамсели, верхний грот-марсель ставь!

Паруса заволновались и, поймав ветер, надулись, изогнувшись словно крылья гигантской птицы. Корабль плавно потянуло вперед. Шхуна начала выход из порта, проходя мимо заякоренных кораблей. Из-под полозьев, разрезающих поверхность, взвивался снег. Ее бушприт поднимался и опускался при движении по легким покатостям льда. Клекоча, коршуны стали бросаться вниз и возбужденно кружить вокруг вершин мачт, где растянутый бризом взвился величественный штандарт Рорсефнов. В пушистом снеге за судном оставался глубокий двойной след.

Ранним утром огромное, но изящное творение человека, используя только часть парусов, величаво вышло из порта. Таящий на снастях лед проливался бриллиантовым дождем. "Ледовый дух" покинул Фризгольт и под низкими небесами двинулся на север.

— Все паруса ставь, мистер Хинсен.

Одно за другим, полотнища были расправлены, и судно побежало по льду на полных парусах. Хинсен вопросительно взглянул на Арфлейна: не было принято покидать порт, подняв все паруса. Но затем он заметил, как по мере увеличения скорости судна меняется выражение лица Арфлейна. Оно смягчалось, на губах, казалось, заиграла улыбка, заблестели глаза. Капитан заметно расслабился.

Арфлейн глубоко вздохнул, сдвинул с глаз маску и наслаждался ощущением ветра на лице и качанием палубы под ногами. Впервые с тех пор, как Ульрика Ульсенн отвергла его, он почувствовал, что тяжесть, придавившая его, ослабла. Улыбнувшись Хинсену, он сказал:

— Это настоящий корабль, мистер Хинсен!

Старый Кристоф, донельзя обрадованный переменой, произошедшей с командиром, широко улыбнулся, но скорее от облегчения, чем от согласия с ним:

— Да, сэр. Он умеет ходить.

Корабль помчался вперед по казавшемуся бесконечным ледяному плато, разрезая тонкое покрывало снега, и Арфлейн позволил себе потянуться. Под ним, на палубах, и наверху, на снастях, в дрейфующей снежной белизне двигались похожие на темных призраков матросы, работающие под невозмутимым, твердым взглядом Длинного Копья, расхаживавшего вперед-назад по палубе. Его гарпун как обычно покоился на изгибе руки. Иногда Уркварт запрыгивал на нижние выбленки вант, чтобы помочь матросу, испытывающему затруднения с бегучим такелажем. Холод и снег, в сочетании с необходимостью надевать особенно плотные рукавицы, затрудняли работу даже китобоев, хотя такие условия им были привычнее, чем матросам торговых кораблей.

С тех пор, как Уркварт поднялся на борт, чтобы наняться матросом, Арфлейн почти не общался с ним. Он был рад заполучить гарпунщика, предложив ему место третьего офицера. Тогда у Арфлейна мелькнула мысль поинтересоваться, почему Уркварт захотел плыть с ним, поскольку высокий гарпунщик вряд ли имел представление, куда направится корабль. Но из-за собственной одержимости вопрос вылетел из его головы. Теперь же, расслабившись, он с любопытством поглядывал на Уркварта, который, обучая моряка, повернулся, перехватил взгляд Арфлейна и с серьезным лицом кивнул в ответ.

Арфлейн интуитивно понадеялся на способности Уркварта командовать экипажем, зная о его высоком авторитете среди китобоев. Он не сомневался в правильности своего решения, но сейчас ему вновь стало интересно, почему Уркварт нанялся на корабль. Когда-то Длинное Копье, неприглашенный, пришел на китовую охоту. Этот случай можно было понять. Но не существовало никакого разумного объяснения, почему профессиональный гарпунщик пожелал отправиться в таинственную исследовательскую экспедицию. Возможно, Уркварт, почувствовав себя ответственным за дочь и племянника покойного отца, решил поплыть с ними, чтобы быть уверенным в их безопасности во время похода — но внезапно перед глазами Арфлейна возник образ Уркварта у могилы старого Рорсефна. Быть может, тогда — из-за чувства дружбы гарпунщика именно к нему — Арфлейну. В конце концов, только Уркварт, казалось инстинктивно, отнесся с уважением и пониманием к тревожному состоянию Конрада и необходимости уединения в эти прошедшие недели. Из всего личного состава команды, чувство товарищества у Арфлейна возникло лишь к Уркварту, а ведь он его до сих пор толком не знал. К Хинсену, который ему нравился и которым он восхищался, Конрад не сумел почувствовать точно такого же расположения, хотя мог бы, и все из-за первого разногласия на борту "Ледового духа" пару месяцев назад.

Опершись на поручни, Арфлейн наблюдал за работой команды. Пока корабль не спустился с плато, ему ничего реально не грозило, а до края плато он на полной скорости доберется только через несколько дней. Конрад позволил себе забыть обо всем, кроме движения корабля, вида снега, вылетающего из-под полозьев, длинных полос облаков, разошедшихся и начавших пропускать ранний утренний свет, и мелькания отражающихся во льду бледно-красных и желтых небес.

Среди моряков бытовала присказка, что корабль под мужчиной все равно что женщина, и Арфлейн почувствовал, что соглашается с ней — едва только шхуна вышла на курс, как его настроение улучшилось. Ульрика все еще волновала его, но он не чувствовал того же отчаяния, той же ненависти ко всему человечеству, которые владели им во время подготовки корабля к походу. Он почувствовал вину, вспомнив, каким был грубым с офицерами и каким неразумным в отношении команды. Когда Манфред Рорсефн переживал, что дурное настроение Конрада не изменится, Арфлейн отвергал саму мысль, что с ним что-то не так, но теперь он понял правоту высказывания Рорсефна прошлой ночью. Он был бы не в состоянии командовать кораблем, если бы не восстановил свое самообладание. Его озадачило то, что простое физическое ощущение движения корабля по льду может всего за час настолько изменить внутреннее состояние человека. Конечно, он и раньше всегда был неспокойным и раздражительным, находясь не на корабле, но никогда не заходил так далеко, чтобы вести себя несправедливо по отношению к подчиненным. Он гордился своим самообладанием. Он потерял его, но теперь восстановил снова.

Возможно, в этот момент он еще не понял, что стоит Ульрике Ульсенн раз или два попасться ему на глаза, как он снова потеряет его. Но сейчас, когда он оглянулся и увидел поднимающегося на мостик Янека, которому помогал Печнёфф, его настроение не омрачилось. Саркастически улыбнувшись Ульсенну, он произнес:

— Итак, мы идем полным ходом, лорд Ульсенн. Надеюсь, не разбудили вас?

Печнёфф выглядел изумленным. Он уже настолько привык к неприветливым манерам капитана, что любое проявление веселости Арфлейна казалось ему чем-то из ряда вон выходящим.

— Вы разбудили нас, — начал было Ульсенн, но Арфлейн перебил его, обратившись к первому офицеру:

— Полагаю, что вы отстояли всю ночную и половину утренней вахты, мистер Печнёфф?

Печнёфф кивнула:

— Да, сэр.

— Думаю, что вам сейчас подобало бы быть на койке, — Арфлейн вложил в голос всю вежливость, на которую был способен. Он не хотел, чтобы офицер был полусонным, когда снова придет время его вахты.

Печнёфф пожал плечами:

— Сэр, я планировал немного отдохнуть после того, как поел, но встретил лорда Ульсенна, выходящего из своей каюты…

Арфлейн махнул рукой.

— Вижу. Будет лучше, если вы отправитесь к себе, мистер Печнёфф.

— Слушаюсь, сэр.

Оставив Ульсенна одного, первый офицер спустился по трапу и удалился. Арфлейн умышленно проигнорировал Ульсенна, и тот понял это. Он злобно посмотрел на Арфлейна.

— Пусть вы и единолично командуете кораблем, капитан, но мне кажется, вы могли бы быть вежливым и с офицерами, и с пассажирами. Печнёфф рассказал мне, что вы тут вытворяли, приняв командование. Ваша невоспитанность на устах всего Фризгольта. Вам было поручено ответственное дело, которое возвышает вас над вашими товарищами, но это не оправдывает того, что вы, ухватившись за эту возможность…

Арфлейн вздохнул.

— Я убедился, что корабль приведен в идеальное состояние, если Печнёфф имел это в виду, — здраво объяснил он. Его удивила неверность Печнёффа. В конце концов, вероятно, первый офицер был более близок к правящими кругами Фризгольта, нежели к иноземному капитану. Его неприветливость в последние недели, должно быть, так или иначе способствовала тому, что Печнёфф настроился против него. Арфлейн пожал плечами. Даже если первый офицер чувствовал себя обиженным, пусть занимает свою должность, пока выполняет обязанности эффективно.

Заметив жест Арфлейна, Ульсенн неверно истолковал его.

— Вам известно, как отзываются о вас ваши люди, капитан?

Небрежно прислонившись спиной к ограждению, Арфлейн сделал вид, что его интересует лед, проносящийся мимо по правому борту.

— Команда всегда ворчит на капитана. Как сильно они ворчат и насколько это влияет на их работу — вот те вещи, о которых стоит беспокоиться. Лорд Ульсенн, на это путешествие я нанял китобоев — необузданных людей. Я ожидал, что они будут недовольны.

— Они говорят, что вы несете на себе проклятье, — пробормотал Ульсенн, хитро поглядывая на Арфлейна.

Арфлейн расхохотался:

— Они слишком суеверны. Они получают удовольствие, веря в проклятия. Они не последуют за капитаном, пока не свяжут с его образом нечто подобное. Это потворствует их жажде авантюры. Успокойтесь, лорд Ульсенн, — сказал Арфлейн. — Возвращайтесь в каюту и дайте отдых своим ногам.

Гнев перекосил тощее лицо Ульсенна.

— Вы наглый грубиян, капитан.

— К тому же, я непреклонен, лорд Ульсенн. Командование экспедицией полностью в моих руках, любая попытка сменить меня на должности капитана будет расценена мной должным образом, — Арфлейн насладился возможностью припугнуть Ульсенна. — Будьте добры, покиньте мостик!

— Что, если команда и офицеры недовольны вашим командованием? Что, если они чувствуют вашу некомпетентность? — голос Ульсенна, подавшегося вперед, перешел в визг.

Лишь недавно обретя утраченное самообладание, Арфлейн испытал в некоторой степени низменное удовольствие, видя, как выходит из себя Ульсенн. Он снова улыбнулся.

— Успокойтесь, милорд. Существует принятая процедура, к которой они смогут прибегнуть, если будут недовольны моим командованием. Можно поднять мятеж, что было бы неразумно, а можно выбрать голосованием временного капитана и призвать меня отказаться от должности. В любом случае они будут должны прервать экспедицию, немедленно вернуться в дружественный нам город и составить официальный рапорт, — Арфлейн сделал нетерпеливый жест. — Сэр, вам следует раз и навсегда смириться с моим командованием. Наше путешествие будет долгим, лучше избегать подобных конфликтов.

— Вы сами пошли на этот конфликт, капитан.

Презрительно пожав плечами, Арфлейн не удостоил его ответом.

— Я оставляю за собой право отменять ваши приказы, если почувствую, что они не отвечают интересам экспедиции, — продолжил Ульсенн.

— А я оставляю за собой право, сэр, вздернуть вас, если вы попытаетесь это сделать. Мне придется предупредить членов экипажа, что они должны слушаться только моих приказов. Думаю, это создаст вам трудности.

Ульсенн фыркнул.

— Вне всякого сомнения, вам известно, что большая часть вашей команды, включая офицеров, фризгольтийцы?! Я — тот человек, которого они послушаются прежде, чем выполнять такие приказы, отданные чужеземцем…

— Возможно, — спокойно ответил Арфлейн. — В любом случае, права капитана этого судна уполномочивают меня карать — словом или делом — за любую попытку их узурпировать.

— Вы знаете свои права, капитан, — с неудавшимся сарказмом в голосе сделал встречный выпад Ульсенн, — но они искусственны. Мои права — права крови — командовать жителями Фризгольта.

Стоящий рядом с Арфлейном Хинсен хихикнул. Звук вышел совершенно неожиданным, и оба мужчины повернулись в изумлении. Хинсен отвел взгляд в сторону, абсолютно показушно прикрыв рот одетой в перчатку рукой.

Вмешательство, тем не менее, произвело эффект. Кичливость Ульсенна сдуло напрочь. Подойдя и взяв его под руку, Арфлейн проводил лорда до трапа.

— Вероятно, все наши права искусственны, лорд Ульсенн, но мои права призваны поддерживать на корабле дисциплину и обеспечивать благополучие, насколько это возможно.

Ульсенн начал, ковыляя, спускаться по трапу. Арфлейн жестом указал Хинсену помочь Янеку, но когда пожилой мужчина попытался взять Ульсенна под руку, тот отмахнулся от него и, заковыляв по палубе без посторонней помощи, изобразил нечто вроде того, что справляется со своей болью.

Хинсен ухмыльнулся Арфлейну, но капитан неодобрительно поджал губы. На небе исчезли последние облака, и оно посветлело, изменив свой цвет на нежно-голубой, отражающийся от плоского льда с обоих бортов.

Ровно идущий корабль четко вырисовывался на фоне амальгамы неба и отражающего его льда. Глянув вперед, Арфлейн увидел, как на палубе собираются мелкими группами освободившиеся члены команды. Расталкивая их плечами, к мостику решительно шел Уркварт.

Глава 12 ЗА КРАЙ

Слегка удивленный, Арфлейн наблюдал за поднимающимся на полуют гарпунщиком. Возможно, Уркварт почувствовал, что настроение капитана изменилось к лучшему, и он готов увидеться с ним. Отрывисто кивнув Хинсену, гарпунщик встал перед Арфлейном, со стуком опустив обратный конец гарпуна на палубу и задумчиво опершись о него. Откинув капюшон плаща, он открыл гриву сплетенных черных волос. Его чистые голубые глаза спокойно и внимательно разглядывали Арфлейна, тогда как худое красное лицо оставалось, как всегда, неподвижным. От него исходил слабый запах китовой крови и ворвани.

— Итак, сэр, — произнес он грубым, но тихим голосом, — мы идем полным ходом.

В его тоне послышалась нотка ожидания.

— Вы хотите знать, куда мы направляемся, мистер Уркварт? — внезапно спросил Арфлейн. — Мы направляемся в Нью-Йорк.

У стоящего за Урквартом Хинсена от удивления поднялись брови.

— Нью-Йорк!

— Но это строго между нами, — предупредил Арфлейн. — Я не намерен заявлять это людям прямо сейчас. Пока только офицерам.

На угрюмом лице Уркварта медленно появилась улыбка. Затем он повернул гарпун и воткнул его в палубу. Это, казалось, было жестом одобрения. Улыбка быстро исчезла с его лица, но голубые глаза гарпунщика теперь светились сильнее.

— Значит, мы идем к Ледовой Матери, капитан!

Он не ставил под сомнение существование мифического города. Вполне отчетливо было видно, что он твердо уверен в его реальности. Однако старое морщинистое лицо Хинсена несло на себе печать глубокого скепсиса.

— Для чего мы идем в Нью-Йорк, сэр? Может, цель нашего путешествия — подтвердить сам факт его существования?

Арфлейн, поглощенный изучением реакции Уркварта, неопределенно ответил:

— Лорд Петр Рорсефн обнаружил город, но был вынужден вернуться, так и не исследовав его. У нас есть карты. Думаю, что город существует.

— И Ледовая Мать в своем дворце? — Хинсен не сумел избежать намека на иронию в своем вопросе.

Арфлейн на мгновение переключился на второго офицера:

— Узнаем, когда доберемся туда, мистер Хинсен.

— Она будет там, — убежденно произнес Уркварт.

Конрад с любопытством поглядел на высокого гарпунщика, затем обратился к Кристофу Хинсену снова:

— Помните, мистер Хинсен, то, что я сказал — строго секретно!

— Так точно, сэр.

Помолчав, Хинсен тактично добавил:

— Если мистер Уркварт хочет поговорить с вами, я проведу обход корабля, сэр. Лучше, чтобы кто-то наблюдал за командой.

— Совершенно верно, мистер Хинсен. Благодарю вас.

После того как Хинсен покинул мостик, мужчины некоторое время постояли молча, не чувствуя необходимости развивать тему разговора. Вырвав из палубы гарпун, Уркварт подошел к ограждению. Арфлейн присоединился к нему.

— Довольны, что пошли в экспедицию, мистер Уркварт? — наконец спросил он.

— Да, сэр.

— Вы действительно думаете, что мы найдем Ледовую Мать?

— А вы нет, капитан?

Арфлейн изобразил жест сомнения.

— Три месяца назад, мистер Уркварт, я бы сказал — да. Свидетельство о реальности Нью-Йорка поддержало бы мою веру. Теперь же… Ученые опровергают догматы. Ледовая Мать умирает.

Уркварт переступил с ноги на ногу.

— В таком случае ей понадобится наша помощь, сэр. Может быть, поэтому мы и отправились в путь. Может быть, это судьба, и Ледовая Мать призывает нас.

— Может быть, — в голосе Арфлейна прозвучало сомнение.

— Думаю, что так, капитан. Смотрите, Петр Рорсефн был ее посланником. Он был послан вам — поэтому вы и нашли его на льду. Передав нам свое сообщение, он умер. Неужели вы не понимаете, сэр?

— Может, так и есть, — согласился Арфлейн.

Мистицизм Уркварта смущал даже Арфлейна. Взглянув гарпунщику в лицо, он увидел там фанатизм и абсолютную уверенность в глазах. Не так давно подобная убежденность была и у него. Он печально покачал головой.

— Я уже не тот, что был раньше, мистер Уркварт.

— Да, сэр, — казалось, Уркварт разделяет его печаль. — Но вы найдете себя в этом путешествии и восстановите свою веру, сэр.

Арфлейн отшатнулся, в этот раз рассердившись на слишком личную ремарку Уркварта.

— Возможно, эта вера не нужна мне больше, мистер Уркварт.

— Возможно, сейчас она нужна вам больше, чем кому-либо из нас, капитан.

Гнев Арфлейна прошел, и он задумчиво произнес:

— Я удивляюсь тому, что произошло со мной. Три месяца назад…

— Три месяца назад вы не были знакомы с семьей Рорсефнов, капитан, — в суровом голосе Уркварта явно прозвучало сочувствие. — Они заразили вас своей слабостью.

— Я понял, что вы чувствуете некоторую преданность... некоторую ответственность защищать эту семью, — удивленно произнес Арфлейн. Он осознал, что это суждение было всего лишь предположением с его стороны, но был убежден, что прав.

— Я хочу сохранить им жизнь, если вы имеете в виду именно это, — уклончиво ответил Уркварт.

— Не уверен, что понимаю вас… — начал Арфлейн и прервался, так как Уркварт отвернулся от него, устремив взгляд к горизонту.

Молчание затянулось, и Арфлейн почувствовал тревогу в связи с тем, что Уркварт прервал доверительный разговор. Полудикий гарпунщик не объяснил свою последнюю ремарку, но в итоге повернулся и взглянул на Арфлейна, черты его лица смягчились.

— Это воля Ледовой Матери, — сказал он. — Вам потребовалось связаться с этой семьей, чтобы заполучить корабль. Теперь же всеми силами избегайте всех наших пассажиров, капитан. Они слабы. Даже старик был слишком снисходителен, а он был лучше любого из оставшихся в живых…

— Говорите, что это дело рук Ледовой Матери, — хмуро произнес Арфлейн. — Думаю, сила другого рода, но такая же таинственная, связала меня с этой семьей…

— Думайте, что вам угодно, — нетерпеливо ответил Уркварт. — Но я знаю истину. Я знаю ваше предназначение. Избегайте семьи Рорсефнов.

— А как быть с лордом Ульсенном?

— Ульсенн — ничто, — усмехнулся Уркварт.

Пораженный предостережением Уркварта, Арфлейн осмотрительно не сказал ничего больше о семействе Рорсефнов. Он уже заметил, как сильно связался с этими тремя людьми. И все же, думал он, в каждом из них есть определенная сила. Они не такие уж нежные, как полагает Уркварт. Даже Ульсенн, хотя и являлся физическим трусом, был по-своему целостен, пусть только основываясь на вере в свое абсолютное право управлять. Это было правдой, что сотрудничество Арфлейна с этой семьей явилось причиной, по которой Конрад отказался от многих из своих прежних убеждений. Хотя, конечно, это была его слабость, а не их, не так ли? Уркварт же безоговорочно винил их влияние. Может, он и прав.

Вздохнув, Арфлейн рукой смахнул с ограждения снег.

— Надеюсь, мы найдем Ледовую Мать, — наконец сказал он. — Я должен вернуть веру, мистер Уркварт.

— Она будет там, капитан. Вскоре вы тоже убедитесь в этом, — протянув руку, Уркварт взял Арфлейна за плечо. Арфлейн испугался, но не стал возмущаться. Гарпунщик рассматривал его лицо. Синие глаза Уркварта светились уверенностью. Он потряс гарпуном.

— Так и есть, — пылко произнес он и указал на лед. — Так и есть, — он опустил руку с плеча Арфлейна. — Соберитесь с силами, капитан. Они вам понадобятся в пути.

Спустившись с мостика, гарпунщик удалился, оставив Арфлейна, который почувствовал себя одновременно встревожено и более оптимистично по сравнению со многими последними месяцами.

С этого времени Уркварт стал часто появляться на мостике. Обычно он был немногословен, просто стоял у ограждения или прислонялся к рулевой рубке, как будто пытался своим присутствием передать Арфлейну свою силу духа. Он был одновременно и молчаливым наставником, и опорой капитана, а их корабль быстро продвигался к краю плато.

Спустя несколько дней Манфред Рорсефн и Арфлейн стояли в каюте капитана и сверялись с разложенными на столе картами.

— Завтра мы подойдем к краю, — Рорсефн указал на карту плато, единственную с пометками из всех имеющихся у них. — Спуск, наверно, будет трудным, да, капитан?

Арфлейн покачал головой.

— Не обязательно. Похоже, в этом месте есть свободный путь, — он ткнул пальцем в карту. — Ваш дядя назвал его Великим Северным Путем.

— На котором он потерпел крушение? — лицо Рорсефна опечалилось.

— На котором он потерпел крушение, — кивнул Арфлейн. — Следуя курсом норд-тень-ост, мы должны подойти к месту, где спуск довольно ровный, плавный и по пути нет холмов. Лед станет ухабистым только внизу, и нам к тому времени нужно как следует притормозить, чтобы суметь пройти его без особенных трудностей. Думаю, что справлюсь со спуском.

Рорсефн улыбнулся:

— Похоже, что вы вновь обрели уверенность, капитан.

Арфлейна возмутила эта фраза.

— Лучше проложим курс, — холодно сказал он.

Когда они выходили из каюты на палубу, то едва не столкнулись с Янеком и Ульрикой Ульсеннами. Она помогала мужу идти к проходу, ведущему к их каютам. Поклонившись, Рорсефн улыбнулся им, а Арфлейн нахмурился. Впервые с начала путешествия он так близко подошел к этой женщине. Пройдя рядом, она пробормотала приветствие, не поглядев на него. Ульсенн, тем не менее, смерил Арфлейна противным взглядом.

Чувствуя приличную слабость в ногах, Арфлейн взобрался по трапу на мостик, где уже стоял Уркварт, обнимающий гарпун и смотрящий за правый борт. Он кивнул Арфлейну, когда оба мужчины прошли в рулевую рубку.

Когда они вошли, рулевой отдал честь Арфлейну. Тяжелый руль слегка двинулся, и моряк поправил его.

Арфлейн подошел к большому грубому компасу. Лежащий рядом с ним хронометр, возраст которого исчислялся веками, ходил неточно, но этого оборудования все же было достаточно, чтобы проложить довольно точный курс. Развернув карту, Арфлейн разложил ее на столе рядом с компасом, произвел некоторые вычисления и, убедившись в своей правоте, удовлетворенно кивнул.

— Следует приставить к штурвалу еще одного человека, — решил он и, высунув голову из двери, обратился к Уркварту. — Мистер Уркварт, в рубку требуется еще один матрос. Направьте кого-нибудь сюда.

Уркварт двинулся к трапу.

— И выставьте еще парочку людей наверху, — крикнул Арфлейн. — Нам нужно много дозорных. Край плато уже близко.

Вернувшись, он забрал штурвал у рулевого. Схватив обеими руками рукояти колеса, он позволил рулю самопроизвольно немного повернуться, когда полозья сильно натянули цепи, идущие к штурвалу. Затем, сверившись с компасом, он повернул «Ледовый дух» на несколько румбов направо.

Удостоверившись, что корабль лег на новый курс, он вернул управление рулевому. Когда в рубку вошел второй матрос, Арфлейн сказал вновь прибывшему:

— Пока твоя задача проста, матрос. Будь готов при необходимости помочь управлять штурвалом.

Арфлейн и следом за ним Рорсефн вновь вышли на мостик. Манфред поглядел на ют и увидел Уркварта, разговаривающего с небольшой группой моряков. Он указал на гарпунщика.

— Похоже, Уркварт тоже примкнул к вам, капитан. Он, должно быть, считает вас членом семьи.

В голосе Рорсефна не было сарказма, но Арфлейн с подозрением посмотрел на него.

— Не уверен в этом.

Юноша рассмеялся:

— Бесспорно, что Янек другого мнения. Вы видели, как он глянул на вас, проходя рядом? Не знаю, почему он вообще отправился в этот поход. Он ненавидит корабли. У него есть обязанности во Фризгольте. Может быть, чтобы защитить Ульрику от внимания оравы волосатых моряков?

Арфлейн снова почувствовал беспокойство, не зная, как расценить слова Рорсефна.

— Она здесь в достаточной безопасности, — проворчал он.

— Уверен, что да, — согласился Манфред. — Но Янек не понимает этого. Он относится к ней ревниво. И ценит ее, возможно, как склад, полный парусов.

Арфлейн пожал плечами.

Откинувшись на перила, Манфред рассеянно посмотрел на ванты, по которым уже карабкался к вороньему гнезду, расположенному на грот-бом-брам-стеньге, один из дозорных, назначенных Урквартом.

— Полагаю, что это будет наш последний день на безопасном льду, — сказал он. — Пока путешествие для меня складывается слишком обыденно. Жду с нетерпением каких-нибудь волнительных событий, когда мы достигнем края плато.

Арфлейн улыбнулся:

— Уверен, что вы не будете разочарованы.

Небо было по-прежнему ясным, голубым и безоблачным. Лед, как зеркало, сверкал на ярком солнце, а белые, натянутые паруса, казалось, мерцали, отражая, в свою очередь, блеск льда. Едва слышно постукивали полозья, подпрыгивая на слегка неровной поверхности, да изредка поскрипывала рея наверху. Дозорный добрался по грот-мачте до своего поста и расположился в вороньем гнезде.

Рорсефн усмехнулся:

— Надеюсь, не буду. Как и вы, полагаю. Думаю, что небольшое приключение вам тоже доставит удовольствие. К тому же, такое, как сейчас, путешествие вряд ли сильно радует вас.

На следующий день появился край плато. Казалось, горизонт приблизился, точнее, резко оборвался, и Арфлейн, однажды бывавший в области края, ощутил дрожь, глядя вперед.

На самом деле спуск был достаточно пологим, но оттуда, где располагался Конрад, представлялось, что земля заканчивается, и шхуна после прыжка разрушится. Выглядело так, будто он подошел к краю мира. В определенном смысле так оно и было: земли за краем были ему абсолютно незнакомы. В то мгновение, когда корабль нырнул носом и начал спуск, он почувствовал особенный страх.

Стоя на мостике, Арфлейн поднес мегафон к губам.

— Бросить несколько линей с крючьями за борт, мистер Печнёфф! — прокричал он первому офицеру, находящемуся на юте. — Действуйте!

Печнёфф поспешил на нижнюю палубу, чтобы собрать команду. Арфлейн наблюдал, как они начали выбрасывать кошки. Заостренные крючья должны были замедлить ход, поскольку все паруса, кроме необходимых, были уже убраны.

Кошки зацепились за лед с неприятным скрежетом, и корабль стал терять скорость. Затем шхуна начала опасно качаться с борта на борт.

— Сэр! — закричал из рубки Хинсен. Арфлейн широкими шагами подошел к ней.

— В чем дело, мистер Хинсен?

Двое потных матросов, уцепившись за штурвал, отчаянно пытались удержать корабль на курсе.

— Полозья поворачиваются, сэр, — с тревогой произнес Хинсен. — Совсем немного: то туда, то сюда, но нам трудно удерживать их. Они попали в каналы во льду, сэр. При такой скорости мы можем перевернуться.

Встав между двумя матросами, Арфлейн ухватился за штурвал. Он тотчас же понял, что имел в виду Хинсен. Полозья скользили по неглубоким, прочным канавкам во льду, образовавшимся в результате медленного, длящегося веками стекания льда. Существовала реальная угроза падения корабля на склон, повернись он бортом вперед.

— Сюда необходимо еще двоих, — сказал Арфлейн. — Найдите двух лучших из имеющихся рулевых, и убедитесь, что они крепкие ребята.

Кристофф Хинсен торопливо покинул рубку, а Арфлейн и матросы повисли на штурвале, управляя им на пределе возможностей. К этому времени корабль начало заметно встряхивать, все его палубы завибрировали.

Вернулся Хинсен с двумя матросами, они тоже взялись за штурвал. Но, несмотря на дополнительную помощь, корабль продолжал трястись и опасно поворачиваться, угрожая полностью выйти из-под контроля. Арфлейн взглянул вперед. Конца склона видно не было. Казалось, спуск будет продолжаться вечно.

— Оставайтесь здесь за главного, мистер Хинсен, — сказал он. — Пойду на нос и посмотрю, если смогу разглядеть, что за лед лежит впереди.

Покинув мостика, Арфлейн по дрожащей палубе добрался до бака. Лед впереди корабля ничем не отличался от того, по которому они шли сейчас. Корабль вздрагивал, поворачивался, а затем вновь возвращался на курс. Крутизна спуска, казалось, возросла, и палуба заметно наклонилась вперед. Возвращаясь назад, Арфлейн заметил Ульрику Ульсенн, стоящую достаточно близко. Неподалеку за ней, вцепившись руками в ограждение левого борта, с тревогой в широко раскрытых глазах стоял Янек.

— Не о чем беспокоиться, мэм, — приблизившись к ней, произнес Арфлейн. — Мы выберемся отсюда.

Подняв взгляд, Янек Ульсенн подозвал жену к себе. Со следами страдания в глазах она повернулась к мужу, подобрала юбки и пошла прочь от Арфлейна по качающейся палубе.

Впервые, с тех пор как они расстались, он увидел на ее лице хоть какую-то эмоцию. Он был достаточно удивлен. Беспокойство за безопасность корабля заставило его забыть о своих чувствах к ней. Он поговорил с ней так, как, скорее всего, поговорил бы с любым другим пассажиром, чтобы успокоить его.

Им овладело желание последовать за Ульрикой, но корабль опять внезапно сбился с курса и как будто опасно заскользил боком.

Припустив бегом, Арфлейн взобрался на мостик и ворвался в рубку. Хинсен и четверо матросов боролись со штурвалом. По их лицам струился пот, мускулы были напряжены до предела. Ухватившись за рукоять колеса, Арфлейн присоединился к ним, пока они пытались помочь вернуть корабль на курс.

— Мы идем чертовски медленно, — проворчал он. — Мы могли бы увеличить скорость, и тогда вполне возможно появился бы шанс перепрыгивать через канавки, или даже скользить поперек них.

Корабль снова качнуло, и они вступили в схватку со штурвалом. Арфлейн заскрежетал зубами, когда они с усилием поворачивали штурвал.

— Выбивайте штифты, сэр! — взмолился Хинсен. — Бросайте тяжелые якоря!

Арфлейн бросил на него хмурый взгляд. Капитаны никогда не бросали тяжелые якоря, пока ситуация не становилась неразрешимой.

— Какой смысл замедлять ход, мистер Хинсен? — едко спросил он. — Нам нужно прибавить скорость, а не сбросить.

— Остановите корабль полностью, сэр, выбейте и аварийный штифт тоже. Это наш единственный шанс. Должно быть, именно это и привело корабль лорда Рорсефна к крушению.

Арфлейн сплюнул на пол.

— Тяжелые якоря, аварийные штифты, мы с одинаковой вероятностью разобьемся, что с ними, что без! Нет, мистер Хинсен, мы пойдем вниз под всеми парусами!

В своем удивлении Хинсен почти забыл о штурвале. Он недоверчиво уставился на капитана.

— Под всеми парусами, сэр?

Штурвал дернулся снова, и полозья противно заскрежетали, а сам корабль начал крениться на бок. Несколько мгновений, пока не вернули корабль на курс, они молча бились с колесом.

— Еще два-три таких случая, и мы потеряем шхуну, — убежденно произнес ближайший к Арфлейну матрос.

— Да, — проворчал Арфлейн, глядя на Хинсена. — Все паруса ставь, мистер Хинсен!

Видя увеличивающееся сомнение помощника, Арфлейн нетерпеливо оставил штурвал, схватил со стены мегафон и вышел на мостик.

На юте он увидел испуганного Печнёффа. На корабле царила атмосфера молчаливой паники.

— Мистер Печнёфф, — проревел в мегафон Арфлейн. — Отправьте людей на реи! Полные паруса!

Шокированные лица команды оглянулись на Конрада. Печнёфф недоверчиво посмотрел на него.

— Что вы сказали, сэр?

— Все паруса ставь, мистер Печнёфф. Нам нужна дополнительная скорость, тогда мы сможем управлять кораблем!

Яростно задрожав, корабль начал поворачиваться снова.

— Все на ванты! — закричал Арфлейн и, бросив мегафон, кинулся обратно в рубку на помощь морякам у штурвала. Хинсен старательно избегал его взгляда, несомненно полагая, что капитан сошел с ума.

Через иллюминатор Арфлейн увидел карабкающихся по вантам матросов. Корабль снова едва удалось вернуть на прежний курс. Поймав ветер, паруса с треском начали раскрываться и раздуваться. Корабль помчался быстрее по становящемуся все круче спуску.

Управлять штурвалом стало легче, и Арфлейн испытал чувство глубокого удовлетворения. Рулевое колесо по-прежнему требовало тщательного контроля, но больших сложностей в удержании курса корабля уже не возникало. Зато появилась опасность, что при появлении на пути препятствия они врежутся в него на полном ходу.

— Отправляйтесь на палубу, мистер Хинсен, — приказал Арфлейн перепуганному второму офицеру. — Передайте мистеру Уркварту, чтобы он с мегафоном забрался наверх и смотрел только вперед!

С увеличением скорости корабля лед по его бортам размазался в одно большое пятно. Арфлейн глянул через иллюминатор и увидел Уркварта, карабкающегося по нижней рее фок-мачты.

Огромный корабль подпрыгнул на льду и тяжело приземлился, скрипнув полозьями. Тем не менее управлять им стало значительно легче, а в пределах видимости неожиданных препятствий не было.

Лицо Уркварта, бросившего взгляд на рубку, оставалось спокойным, но экипаж выглядел все еще испуганным. Арфлейну стало приятно от их волнения. Он широко улыбнулся — к его возбуждению подмешалась немного и их паника, возникшая, когда он направил корабль вниз.

Шхуна продолжала свой стремительный спуск в течение часа. Казалось, она несется по склону, не имеющему ни вершины, ни подножия, поскольку и то, и другое было вне пределов видимости. Корабль управлялся легко, полозья как будто едва касались льда. Арфлейн решил, что может передать штурвал Хинсену. Второй офицер, казалось, был не в восторге от такой ответственности.

Арфлейн вскарабкался по снастям и повис на выбленках рядом с Урквартом.

Гарпунщик слегка улыбнулся.

— Вы в диком настроении, капитан, — одобрительно произнес он.

Арфлейн ухмыльнулся в ответ.

Перед ними лед резко уходил вниз, словно простираясь в бесконечность. Он проносился мимо по обеим сторонам. На палубу из-под полозьев падала ледяная пыль. Один осколок льда, попавший Арфлейну в губу, рассек ее до крови, но тот едва почувствовал это.

Вскоре спуск стал более пологим, а лед — более неровным, но скорость корабля от этого почти не уменьшилась. Напротив, огромное судно запрыгало по льду, взлетая и опускаясь так, словно его несло огромными волнами.

Это ощущение дополнительно приподняло настроение Арфлейна. Он начал расслабляться. Опасность почти миновала. Качаясь на выбленках, он затянул какую-то мелодию, чувствуя, как падает напряжение на корабле.

Спустя некоторое время Уркварт тихо позвал его:

— Капитан.

Бросив взгляд на гарпунщика, Арфлейн увидел, что его глаза широко раскрылись. Уркварт указывал вперед.

Вглядевшись, Арфлейн увидел за низкими грядами льда нечто напоминающее зеленовато-черную полосу, перерезающую их путь вдали. Он не поверил своим глазам, но Уркварт произнес это слово:

— Расселина, капитан, и, похоже, широкая. Нам не пройти ее!

Должно быть, трещина во льду у подножия склона появилась после изготовления карты. Арфлейн выругал себя за то, что не предусмотрел чего-то подобного, поскольку новые трещины были обычным делом, особенно в таких местностях как эта.

— И мы никак не остановимся вовремя при такой скорости, — Арфлейн начал спускаться по вантам на палубу, пытаясь выглядеть спокойным и надеясь, что команда не заметит трещины. — Даже тяжелые якоря не остановят нас, мы просто-напросто перевернемся и свалимся в трещину днищем кверху.

Достигнув палубы, Арфлейн попытался заставить себя принять хоть какие-нибудь меры, несмотря на глубокую апатию, возникшую от осознания того, что таких мер не существует.

К этому времени корабль подошел ближе и команда тоже заметила трещину. Среди людей, осознавших, что возможности остановки нет, поднялись громкие крики ужаса.

Когда Арфлейн добрался до трапа, ведущего на мостик, на палубу выскочили Манфред Рорсефн и Ульсенны. Манфред крикнул Арфлейну, начавшему взбираться по лестнице:

— Что случилось, капитан?

Арфлейн горько усмехнулся:

— Посмотрите вперед!

Пройдя по мостику к рубке, он забрал штурвал у Хинсена, чье лицо приобрело пепельный оттенок.

— Вы можете повернуть корабль, сэр?

Арфлейн покачал головой.

Шхуна уже почти достигла трещины, так что Арфлейн даже не пытался изменить ее курс.

Хинсен чуть не плакал от страха.

— Пожалуйста, сэр, попробуйте повернуть!

Огромная, разверзшаяся пасть пропасти стремительно надвигалась на них, ее темно-зеленые ледяные стены сверкали на солнце.

Арфлейн почувствовал, как свободно подалось колесо в его руках: корабль достиг пропасти, передние полозья оторвались и оказались над ней.

Арфлейн испытал необычное чувство, чуть ли не облегчение, в ожидании падения. Затем он внезапно начал улыбаться. Шхуна мчалась с такой скоростью, что как раз могла достичь противоположного края трещины. К тому же тот край, будучи частью склона, лежал несколько ниже.

Шхуна пролетела над пропастью по воздуху и рухнула на лед. Она закачалась, грозя опрокинуться. Лишенный устойчивости, Арфлейн сумел вцепиться в колесо и с усилием повернуть его. От удара шхуна стала замедляться, постукивая и поскрипывая полозьями.

— Отлично, сэр! — Хинсен широко улыбался. — Вы сумели перебраться, сэр!

— Что-то сумело, мистер Хинсен. А теперь возвращайтесь к штурвалу.

Передав управление, Арфлейн медленно вышел на мостик.

Упавшие матросы поднимались на ноги. Один из них продолжал лежать на палубе. Сойдя с мостика, Арфлейн подошел к распластанному человеку, наклонился к нему и перевернул. Моряк переломал все кости. Из его рта сочилась кровь. Открыв глаза, он слабо улыбнулся Арфлейну.

— Думаю, на сей раз со мной все кончено, сэр, — сказал он. Его глаза закрылись, улыбка исчезла — он умер.

Арфлейн со вздохом поднялся и потер лоб. От борьбы со штурвалом болело все тело. Шаркая ногами, матросы молча подошли к ограждению и посмотрели назад на трещину.

Все еще цепляющийся за фок-мачту Уркварт разразился хохотом. Грубый звук разнесся эхом по кораблю, разорвав тишину. Часть людей начала радоваться и кричать, повернувшись к Арфлейну и махая ему. С каменным лицом под непрекращающиеся радостные крики команды он вернулся на мостик. Затем, подняв оброненный им мегафон, приложил его к губам.

— Все наверх! Убрать паруса! Пошевеливайтесь!

Несмотря на взволнованность, матросы с готовностью и рвением подчинились приказу, и вскоре реи ожили от снующих по ним моряков, подбирающих паруса.

На юте появился Печнёфф. Он посмотрел на Арфлейна странным, тяжелым взглядом. Утерев лоб рукавом, он отправился вниз на нижнюю палубу.

— Лучше затащите абордажные крючья, мистер Печнёфф, — закричал ему Арфлейн. — Теперь мы вне опасности.

Арфлейн поглядел на исчезающую позади трещину, поздравляя себя со счастливой судьбой. Если бы он не решился спускаться на полной скорости, трещина поглотила бы их. Корабль перелетел по воздуху сорок футов.

Он вернулся в рубку к штурвалу, чтобы оценить состояние и работоспособность полозьев. Они, казалось, действовали исправно, поскольку реагировали соответственно, но ему хотелось убедиться, что с ними не случилось никакой поломки.

Пока корабль с убранными парусами, сотрясаясь, медленно останавливался, Арфлейн готовился сойти за борт. Он спустился на лед по веревочной лестнице. Большие полозья местами оцарапались и зазубрились, но в целом оставались неповрежденными. С восхищением взглянув на корабль, он погладил рукой одну из стоек, убежденный, что никакое другое судно не выдержало бы такого приземления после прыжка через пропасть.

Взобравшись на палубу, Арфлейн столкнулся с Янеком Ульсенном. Мрачное лицо Янека потемнело от гнева. Прямо позади него, с пылающим лицом, стояла Ульрика и, как всегда, радостно-беззаботный Манфред Рорсефн.

— Поздравляю, капитан, — произнес юноша. — Великое предвидение!

— Вы беспечный глупец, Арфлейн! — забушевал Ульсенн. — Мы все едва не погибли! Команда может подумать, что вы предвидели трещину, но я знаю, что это не так. Вы растеряли все их доверие!

Заявление было откровенно лживым. Рассмеявшись, Арфлейн оглядел корабль.

— Кажется, команда хорошо ко мне расположена.

— Естественная реакция, когда опасность миновала. Подождите, когда они задумаются над тем, что вы проделали с ними!

— Я склонен думать, кузен, — произнес Манфред, — что это происшествие просто вернет их веру в удачу капитана. Матросы, как известно, придают большое значение удаче шкипера.

Арфлейн глядел на Ульрику. Она попыталась избежать его взгляда, но затем посмотрела на него, и он подумал, что увидел в ее глазах, возможно, некое восхищение. Затем ее взгляд стал холодным. Он вздрогнул.

Взяв Ульрику за руку, Манфред отвел ее в каюту, а Ульсенн продолжил нападать на Арфлейна.

— Вы убьете всех нас, брершиллец! — казалось, он не осознавал, что Арфлейн едва обращает на него внимание. Страх заставил Ульсенна забыть свое унижение несколькими днями ранее. Арфлейн спокойно смотрел на него.

— Я несомненно убью кого-нибудь однажды! — Конрад улыбнулся и широким шагом направился на бак под восхищенные взгляды экипажа и взбешенный взор лорда Янека Ульсенна.

Когда плато осталось позади, лед стал ухабистым, но кораблю, держащему приличную скорость, было легче преодолевать его. Очертания плато за их спинами — огромная стена льда, вздымающаяся к облакам — были видны еще несколько дней. Потеплело, снега стало меньше. Когда температура увеличилась, а воздух задрожал, иногда формируя из ничего видимые фигуры, Арфлейн почувствовал себя не в своей тарелке. Повсюду впереди наблюдались глетчеры. Ощущая все возрастающее тепло, Арфлейн начал опасаться, как бы они не влетели в пролом во льду. Проломы образовывались там, где слой льда над подледной рекой истончался. Корабль, построенный не для плавания по воде, попав в пролом, имел мало шансов выбраться на лед и чаще всего тонул.

Двигаясь по курсу норд-вест-норд, шхуна приближалась к экватору. Экипаж вернулся к своим обычным занятиям. Прошлые причуды Арфлейна были забыты, команда очень уважала его удачу и выказывала ему огромное признание.

Лишь Печнёфф удивлял Арфлейна, отказываясь прощать прошлое отношение к себе. Большую часть свободного времени он проводил с Янеком Ульсенном, обоих мужчин можно было часто видеть гуляющими по палубе вместе. Их дружба немного раздражала Арфлейна. Он понимал, что в известном смысле Печнёфф предает его, но это было не его дело, чью компанию выбрал молодой первый офицер. К тому же он исполнял свои обязанности достаточно хорошо. Арфлейн даже начал испытывать легкое сочувствие к Ульсенну, понимая, что следует позволить этому человеку иметь хоть одного товарища в путешествии.

Уркварт по-прежнему имел обыкновение находиться рядом с капитаном на мостике. Костлявый гарпунщик стал поддержкой для Арфлейна. Они редко разговаривали, но чувство товарищества между ними сильно окрепло.

Арфлейн даже мог видеться с Ульрикой, не пытаясь вызвать у нее ответную реакцию. К тому же он стал более терпимым к сардоническому подшучиванию Манфреда Рорсефна.

Единственное, что его беспокоило, было тепло. Температура воздуха уже поднялась на несколько градусов выше нуля, и экипаж работал раздетым до пояса. Арфлейн, вопреки своей воле, был вынужден скинуть тяжелую меховую куртку. Уркварт, однако, отказался снимать что-нибудь из своей одежды и стойко переносил этот дискомфорт.

Арфлейн постоянно держал на вахте двух дозорных, выискивающих признаки тонкого льда. Ночью он убирал все паруса и, выбросив за борт абордажные крючья, дрейфовал с очень малой скоростью.

Ветер был слабый, и за день они проходили довольно немного. Время от времени наблюдались миражи, обычно в форме перевернутых глетчеров. Арфлейну стоило немалого труда объяснить это явление суеверным матросам, расценивающим миражи как некие знамения, требующие толкования.

Но вот в один из дней ветер стих окончательно и они попали в штиль.

Глава 13 ГАРПУН

Они простояли на жаре неделю. Небо и лед отливали медью под солнцем. Члены экипажа сидели без дела, разбившись на группы, и либо занимались простыми, но не дающими утешения играми, либо разговаривали тихими и несчастными голосами. Скинув большую часть своих одежд, они однако оставили защищающие от снега маски, и издалека походили на стаю неуклюжих птиц, толпящихся на палубе. Офицеры занимали их, как могли, но работы на корабле было совсем мало. Теперь они подчинялись приказам Арфлейна уже не с такой как прежде готовностью. Моральный дух падал.

Арфлейн был разочарован, он снова начал раздражаться. Его жесты стали нервными, а манера разговора — бестактной.

Однажды, когда он шел по палубе, к нему обратился Файдур — корабельный боцман, волосатый индивидуум с нависшими темными и густыми бровями.

— Прошу прощения, сэр, за то, что тревожу вас, но как долго мы…

— Спроси Ледовую Мать, не меня, — Арфлейн отодвинул Файдура. Рассерженный мужчина остался стоять с кислым лицом.

Не было видно ни облачка на небе, ни других признаков изменения погоды. С хмурым лицом Арфлейн вышагивал по кораблю, опять размышляя об Ульрике Ульсенн.

Как-то, стоя на мостике, он глянул вниз и увидел, что Янек Ульсенн и Печнёфф о чем-то оживленно беседуют с Файдуром и группой матросов. По выражению, с которым некоторые из них поглядывали на мостик, он мог представить себе суть разговора. Он вопросительно посмотрел на прислонившегося к рубке Уркварта, гарпунщик пожал плечами.

— Нужно занять их чем-нибудь, — пробурчал Арфлейн. — Либо что-нибудь сказать, чтобы поднять их дух. В этой маленькой группке зарождается дух мятежа, мистер Уркварт.

— Да, сэр, — почти щеголевато ответил Уркварт.

Арфлейн нахмурился, затем принял решение. Он обратился ко второму офицеру, несущему вахту на юте.

— Соберите людей, мистер Хинсен, я хочу поговорить с ними.

— Построиться перед мостиком, — закричал офицер в мегафон. — Капитан будет говорить.

Угрюмые матросы начали собираться у мостика, многие из них открыто бросали сердитые взгляды на Арфлейна. Маленькая группа, сопровождаемая Ульсенном и Печнёффом, отстала и расположилась позади основной толчеи.

— Мистер Печнёфф, поднимитесь сюда! — Арфлейн бросил едкий взгляд на первого офицера. — Вы тоже, мистер Хинсен. Боцман, на свое место!

Печнёфф подчинился приказу неспешно, а Файдур с равным неприличием занял место во главе команды.

Когда все офицеры собрались на мостике за его спиной, Арфлейн откашлялся и, ухватившись за ограждение, наклонился вперед, чтобы оглядеть экипаж.

— Я вижу, что вы в плохом настроении, ребята. Солнце слишком жаркое, ветра нет совсем. Я ни черта не могу сделать, чтобы избавить нас от первого и поймать второе. Мы стоим на месте, и этим все сказано. Я уже выручал вас в паре неприятных ситуаций, так, может быть, вы поможете мне пережить эту. Рано или поздно ветер задует.

— Но когда, сэр? — спросил матрос — один из тех, что беседовал с Ульсенном.

Арфлейн хмуро посмотрел на Файдура. Боцман указал пальцем на говорящего:

— Попридержи язык!

У Арфлейна не было никакого настроения отвечать прямо. Помолчав, он продолжил:

— Возможно, ветер начнет подниматься, когда мы подтянем дисциплину на корабле. Но я не могу предсказать погоду. Если некоторые из вас чертовски рвутся вперед, то я предлагаю им сойти на лед и руками толкать эту лохань к цели!

Еще один матрос пробурчал что-то, но замолчал, остановленный Файдуром.

— В чем дело, боцман? — подался вперед Арфлейн.

— Он только хочет знать цель нашего путешествия, сэр, — сказал Файдур. — Думаю, многие из нас…

— Поэтому я и собрал вас вместе, — продолжил Арфлейн. — Мы направляемся к Нью-Йорку.

Несколько человек засмеялись. Идти в Нью-Йорк было метафорой, означающей умереть — присоединиться к Ледовой Матери.

— Нью-Йорк, — повторил Арфлейн, глядя на них. — У нас есть карты, на которых показано его местоположение. Мы идем к Нью-Йорку. Вопросы?

— Да, сэр. Говорят, что Нью-Йорка вообще не существует, сэр. Говорят, что он на небесах или еще где-то… — сказавший это высокий матрос имел скверное понимание сверхъестественного.

— Нью-Йорк так же реален, как и ты, и расположен на твердом льду, — заверил его Арфлейн. — Лорд Петр Рорсефн видел его. Когда я нашел старика, он шел как раз оттуда. Помните его завещание? Оно было оглашено вскоре после смерти лорда.

Матросы зашептались, согласно кивнув.

— Значит ли это, что мы увидим дворец Ледовой Матери? — спросил другой матрос.

— Возможно, — мрачно ответил Арфлейн.

Возникшее бормотание среди команды становилось все громче. Арфлейн дал им время выговориться. Сначала большинство восприняло новость с сомнением, но затем некоторые из них начали возбужденно улыбаться, увлеченные полетом фантазии.

Выждав, Арфлейн попросил боцмана успокоить команду. Когда гул стих и Арфлейн собрался было заговорить, над головами раздался отчетливый надменный голос Янека Ульсенна. Облокотившись о бизань-мачту, он вертел в руках обрывок веревки.

— Может быть, именно поэтому мы и стоим на месте, капитан?

— Что вы имеете в виду, лорд Ульсенн? — нахмурился Арфлейн.

— Мне пришло в голову, что причина отсутствия ветра в том, что Ледовая Мать не посылает нам ветра. Ей не хочется, чтобы мы посещали Нью-Йорк!

Ульсенн намерено играл на суеверии команды. Новая мысль вновь подняла гул в их рядах.

На этот раз Арфлейн проорал, чтобы они прекратили разговоры. Он сердито посмотрел на Ульсенна, не в силах дать ответ, удовлетворивший бы экипаж.

В этот момент вперед шагнул Уркварт и прислонил гарпун к ограждению мостика. Он по-прежнему был одет во все свои потертые меха. Его голубые глаза были холодны и непреклонны. Он казался каким-то полубогом льда. Люди смолкли.

— От чего мы страдаем, — резко спросил он. — От невыносимого холода? Нет! Мы страдаем от тепла. Разве это оружие Ледовой Матери? Неужели она хочет остановить нас при помощи своего врага? Нет! Вы — болваны, если думаете, что она против нас. Когда Ледовая Мать заявляла, что людям не следует ходить в Нью-Йорк? Никогда! Я знаю ее учение лучше всякого на борту. Я верный слуга Ледовой Матери. Моя вера в нее сильнее любого испытанного вами чувства. Я знаю, чего желает Ледовая Мать — она желает, чтобы мы шли в Нью-Йорк. Она желает, чтобы мы посетили ее дворец, и затем, когда вернемся в наши Восемь Городов, мы сможем заткнуть всех, кто сомневается в ней! Капитан Арфлейн — исполнитель ее воли, именно поэтому я иду с ним. Именно поэтому мы все идем с ним! Это наша судьба!

Резкий, взволнованный голос Уркварта, заставил экипаж смолкнуть, но не произвел никакого видимого впечатления на Ульсенна.

— Вы слушаете сумасшедшего, — закричал он. — А другой сумасшедший командует кораблем. Если мы последуем за этими двумя, единственной нашей судьбой будет смерть на пустынном льду.

Вслед за этим последовало неуловимое движение и глухой удар. Гигантский гарпун Уркварта, перелетев палубу над головами матросов, вонзился в мачту всего в дюйме от головы Ульсенна. Побелев и выпучив глаза, Янек отшатнулся назад. Он начал было что-то бормотать, но Уркварт, прыгнув через ограждение мостика на палубу и растолкав толпу, стал лицом к лицу с аристократом.

— Вы бойко говорите о смерти, лорд Ульсенн, — свирепо произнес Уркварт. — Но лучше бы говорили потише, иначе есть вероятность, что Ледовая Мать может посчитать нужным забрать вас к себе скорее, чем вам хотелось бы, — он начал вытаскивать гарпун из мачты. — Мы идем туда ради вашей же пользы. Лучше, сделайте себе небольшое кровопускание сегодня ночью, мой кроткий милый лорд, и утешьте Ледовую Мать, иначе вся ваша кровь вытечет из вас еще до конца путешествия.

Со слезами гнева на глазах Ульсенн бросился на массивного гарпунщика. Уркварт тихо улыбнулся, поднял его и почти нежно бросил на палубу. Ульсенн упал лицом вниз. Когда он перевернулся, из его носа шла кровь. Он пополз на спине прочь от улыбающегося гиганта. Команда едва ли не с облегчением рассмеялась.

Губы Арфлейна также изогнулись в полуулыбке, но веселое настроение пропало целиком, когда он увидел Ульрику Ульсенн, подбежавшую к травмированному мужу. Опустившись на колени рядом с ним, она вытерла кровь с его лица.

На мостик поднялся Манфред Рорсефн.

— Не следует ли вам чуточку получше руководить своими офицерами, капитан? — спросил он вежливо.

— Уркварт знает, чего я хочу, — повернувшись и встретившись с ним взглядом, ответил Арфлейн.

В этот момент Хинсен показал на юг.

— Капитан, со стороны кормы приближаются большие облака!

Через час паруса наполнились ветром, который также принес холодный дождь со снегом, заставивший путешественников в спешке снова одеться в меховую одежду.

Вскоре, серым утром, корабль продолжил путь.

Команда вновь подчинялась Арфлейну. Ульсенн с женой скрылись внизу, за ними последовал и Манфред Рорсефн. В отношении офицеров Арфлейн настоял, чтобы все они оставались с ним на мостике, пока он отдавал команды на установку всех парусов и выставлял дозорных на реях.

Хинсен и Печнёфф вопросительно ждали, пока Арфлейн не переключил свое внимание на них. Некоторое время он мрачно смотрел на Печнёффа: напряжение между ними усиливалось. Затем Арфлейн пожал плечами и отвернулся:

— Ладно, вы свободны.

Оставшись вдвоем с Урквартом — молчаливым товарищем за его спиной, Арфлейн тихо посмеивался, пока корабль набирал скорость.

Спустя две ночи, Арфлейн лежал на койке не в силах уснуть. Он прислушивался к легким ударам полозьев о неровную поверхность льда, к шуму в такелаже, создаваемому ветром и дождем со снегом, к поскрипыванию рей. Все звуки были обычными, но шестое чувство настаивало: что-то не так. Наконец он соскочил с постели, натянул одежду, прицепил разделочный тесак к поясу и вышел на палубу. С тех пор как он увидел, что Печнёфф, Ульсенн и Файдур нашли общий язык, он был готов к любым неприятностям. Он был уверен, что красноречие Уркварта вряд ли произвело на них большое впечатление. Может быть, Файдур и стал снова лояльным, но Ульсенн наверняка остался при старых убеждениях. В тех немногочисленных случаях, когда Янек показывался на палубах, с ним рядом неизменно был Печнёфф.

Арфлейн посмотрел на небо. Оно было по-прежнему затянуто тучами, через которые проглядывали редкие звезды. Свет шел только от луны да от горящих в рубке тусклых ламп. Конрад едва сумел различить силуэты дозорных на салингах высоко наверху — громоздкие фигуры на фок- и бизань-мачтах. Печнёффу следовало быть на вахте, но Арфлейн не видел на мостике никого, кроме рулевого.

Поднявшись на мостик, он широким шагом прошел в рубку. Рулевой приветствовал его коротким кивком головы.

— Сэр.

— Где вахтенный офицер, рулевой?

— Полагаю, он пошел на нос судна, сэр.

Арфлейн сжал губы. Впереди, кроме дозорного, он не заметил никого. Он лениво прошел к компасу и сверил его с картой.

Они отклонились от курса на целых три градуса. Арфлейн смерил рулевого колким взглядом.

— Три градуса от курса, матрос! Ты спал?

— Никак нет, сэр! — рулевой выглядел обиженным. — Мистер Печнёфф сказал, что мы на верном курсе, сэр.

— Так и сказал? — Лицо Арфлейна потемнело. — Меняйте курс, рулевой. Три градуса право руля!

Оставив мостик, он направился на поиски Печнёффа. Офицера найти не удалось. Арфлейн спустился на нижнюю палубу, где в гамаках спали матросы. Он хлопнул по плечу ближайшего из них. Тот заворчал и выругался.

— В чем дело?

— Это капитан. Отправляйся на палубу к рулевому. Понимаешь что-нибудь в навигации?

— Немного, сэр, — пробормотал матрос, вылезая из гамака, и почесал голову.

— В таком случае ступай на мостик. Рулевой скажет тебе, что делать.

Печатая шаги, Арфлейн пошел назад по темным продольным трапам и добрался до пассажирских кают. Каюта Янека Ульсенна была напротив каюты его жены. Поколебавшись, Арфлейн громко постучал в дверь Ульсенна. Ответа не было. Он повернул ручку. Дверь оказалась открытой. Он вошел.

Каюта была пуста, хотя Арфлейн ожидал найти здесь Печнёффа. Парочка, должно быть, была где-то наверху. В остальных каютах света не было.

Гнев Арфлейна рос с каждым шагом, пока он возвращался на ют, тщательно прислушиваясь к любому шепоту, который подсказал бы ему местонахождение обоих мужчин.

Его окликнули с мостика.

— Что-то случилось, сэр?

Это был Печнёфф.

— Почему вы оставили пост, мистер Печнёфф? — закричал Арфлейн. — Спускайтесь сюда!

Через несколько мгновений офицер был рядом с ним.

— Извините, сэр, я…

— Как давно вы ушли с поста?

— Совсем недавно, сэр. Мне нужно было облегчиться.

— Идемте со мной на мостик, мистер Печнёфф.

Взобравшись по трапу, Арфлейн поспешил в рубку. Когда вошел Печнёфф, Конрад уже стоял у компаса. Оба матроса за штурвалом с любопытством посмотрели на первого офицера.

— Почему вы сказали рулевому, что курс верный, в то время как корабль отклонился от него на три градуса? — обрушился на него Арфлейн.

— Три градуса, сэр? — обиженно спросил Печнёфф. — Мы шли точно по курсу, сэр.

— В самом деле? Не хотите ли свериться с картами?

Подойдя к столу, офицер развернул одну из карт.

— В чем дело, сэр? Мы идем точно по курсу, — победно сказал он.

Нахмурившись, Арфлейн подошел и посмотрел на карту. Присмотревшись к ней поближе, он заметил, что прежняя линия курса была подтерта, а вместо нее нарисована другая. Он взглянул на карту, с которой сверялся ранее. На ней был первоначальный курс. Для чего кому-то понадобилось подделывать карты? И почему такое незначительное отклонение, которое обязательно обнаружится? Возможно, это сделал назло Ульсенн, подумал Арфлейн. Или даже Печнёфф в попытке навлечь проблемы.

— Можете ли вы предположить, как эта карта оказалась исправленной, мистер Печнёфф?

— Нет, сэр. Я не знал этого. Кто бы мог…

— Был здесь кто-нибудь сегодняшней ночью, может быть, пассажир? Или член экипажа, зашедший сюда не по долгу службы?

— Только Манфред Рорсефн, сэр. Больше никого.

— Вы были здесь все время?

— Нет, сэр. Я ходил проверить вахтенных.

Печнёфф легко мог солгать. Ему было легче всего изменить курс. С другой стороны, возможно подкупленный Манфредом Рорсефном рулевой позволил поглядеть тому на карты. Не было никакого способа узнать, кто мог быть виноват.

Арфлейн, не снявший перчаток с рук, постучал пальцами по столу.

— Разберемся с этим утром, мистер Печнёфф.

— Есть, сэр.

Выйдя из рубки, Арфлейн услышал крики дозорного. Голос его был едва слышен за шумом ветра и дождя со снегом. Тем не менее, сообщение было совершенно понятным.

— Ледяная трещина! Ледяная трещина!

Подбежав к ограждению, Арфлейн попытался разглядеть что-нибудь впереди. Встретить трещину во льду ночью было гораздо хуже, чем днем. Корабль шел вперед медленно; возможно, еще было время выбросить за борт крюки.

— Все на палубу! Все на палубу, мистер Печнёфф! — закричал он в направлении мостика.

Голос офицера, усиленный мегафоном, повторил его команду.

В темноте на палубу беспорядочно хлынули люди. Внезапно корабль накренился на борт, и Арфлейна сбило с ног. Заскользив по палубе, он ухватился за ограждение, подтянулся и постарался встать на ноги на наклонившуюся палубу. Вокруг раздавались панические крики.

Поверх шума голосов Арфлейн услышал треск и скрежет льда, проседающего под весом корабля. Судно еще больше накренилось на левый борт.

Крепко ругаясь, Арфлейн доковылял до рубки. Бросать тяжелые якоря было уже поздно, сейчас они могли легко проломить лед под кораблем.

Вокруг него во тьме высоко в воздух подлетали куски льда и громко падали на палубу. Послышалось журчание и бульканье воды, затем снова раздался треск ломающегося льда.

Ворвавшись в рубку, Арфлейн схватил мегафон со стены и выбежал на мостик.

— Все к канатам! Все матросы за правый борт! Ледяная трещина! Ледяная трещина!

Где-то в темноте Печнёфф отдавал приказы матросам, схватившим швартовочные канаты и бегущим с ними к борту. Они знали свое дело. Их задачей было перебраться через борт вместе с канатами и попытаться вручную вытянуть корабль с тонкого льда. Это было единственным шансом на спасение.

Вновь раздался треск ломающегося льда. Взметнулся фонтан воды. Льдины заскрежетали и сдавили борта корабля. На палубу начала затекать вода.

Арфлейн перекинул ногу через ограждение мостика и склонился за борт. Полозья правого борта повисли в воздухе. «Ледовый дух» грозил вот-вот перевернуться.

Рядом с Арфлейном появился наполовину одетый Хинсен.

— Плохо дело, сэр. Судя по всему, мы погрузились слишком глубоко. Если лед под нами не выдержит, у нас нет шансов…

Арфлейн коротко кивнул:

— Прыгайте за борт и помогайте тащить канаты. Кто-нибудь присматривает за пассажирами?

— Думаю, да, сэр.

— Я проверю. Сделайте все возможное, мистер Хинсен.

Скользнув к двери под мостиком, Арфлейн толкнул ее и, спотыкаясь, спустился по трапу к пассажирским каютам.

Он пробежал мимо кают Манфреда Рорсефна и Ульсенна, и остановился у каюты Ульрики Ульсенн. Распахнув дверь пинком, он ворвался в помещение.

В комнате никого не было.

Арфлейн мрачно задумался, не могли ли пассажиры как-нибудь покинуть корабль до подхода к трещине во льду.

Глава 14 ТРЕЩИНА ВО ЛЬДУ

Огромный корабль вновь хорошенько тряхнуло, откинув Арфлейна назад в дверной проем каюты.

Дверь в каюту Рорсефна открылась, за ней стоял Манфред. Юноша был растрепан и тяжело дышал, из раны на голове шла кровь, стекая по лицу. Он попытался улыбнуться Арфлейну, вышел, шатаясь, в коридор и припал к противоположной стене.

— Где остальные? — перекрывая треск ломающегося льда, прокричал Арфлейн. Рорсефн помотал головой.

Проковыляв по коридору, Арфлейн взялся за ручку двери в каюту Янека Ульсенна. Корабль накренился, в этот раз на левый борт. Открыв каюту, он увидел лежащих у дальней переборки Ульсенна и его жену. Ульсенн хныкал, а Ульрика пыталась поднять его на ноги.

— Я не могу заставить его сдвинуться, — сказала она. — Что случилось?

— Трещина во льду, — коротко ответил Арфлейн. — Корабль уже почти в воде. Всем вам нужно немедленно перебраться за борт. Объясните это ему, — нетерпеливо заворчав и схватив Ульсенна за отворот куртки, Арфлейн закинул испуганного мужчину на плечо. Затем указал на коридор. — Не поможете ли вы своему кузену, Ульрика, он ранен.

Кивнув, она поднялась на ноги и пошла вслед за ним из каюты.

При их появлении Манфред сумел улыбнуться, но его лицо было серым, к тому же он едва держался на ногах. Ульрика взяла его за руку.

Когда они с трудом вышли на покачивающуюся палубу, к ним присоединился Уркварт. Закинув гарпун на плечо, он помог Ульрике с Манфредом, который, казалось, вот-вот потеряет сознание.

В темной ночи вокруг них по-прежнему взлетали льдины и с грохотом падали на палубу. Однако корабль больше не соскальзывал в трещину.

Подведя их к ограждению, Арфлейн схватился за свисающий канат, спустился по нему вместе со своей ношей и спрыгнул на твердый лед, когда до поверхности оставалось последние несколько футов. Вокруг кружили неясные фигуры людей, в темноте над его головой бренчали привязанные к ограждению швартовочные канаты. Уркварт с Ульрикой как-то сумели опустить Рорсефна на лед. Арфлейн подождал, пока они все не собрались вместе, затем сдернул с плеча дрожащего Ульсенна и не стал удерживать его от падения на лед.

— Поднимайтесь, — отрывисто сказал он. — Если хотите жить, помогите с канатами команде. Если корабль сдвинется с места, считайте, что мы погибли.

Поднявшись на ноги, Янек бросил на Арфлейна злой взгляд и сердито огляделся, пока не увидел стоящих рядом с Урквартом Ульрику и Манфреда.

— Этот человек, — сказал он, указывая на Арфлейна, — этот человек вновь подверг наши жизни опасности из-за своей глупой…

— Делай, что он говорит, Янек, — нетерпеливо оборвала его Ульрика. — Идем, мы оба поможем держать канаты.

Она шагнула в темноту. Ульсенн снова зло посмотрел на Арфлейна и последовал за ней. Покачнувшись, Манфред произнес слегка извиняющимся тоном:

— Сожалею, капитан, но кажется, что я…

— Отойдите подальше, пока мы не сделаем все, что в наших силах, — указал ему Арфлейн. — Уркварт, пойдемте.

Вместе с гарпунщиком он пробрался сквозь ряды матросов, тянущих канаты, пока не обнаружил Хинсена, забивающего швартовочный костыль глубоко в лед.

— Какие у нас шансы? — спросил он.

— Мы остановили соскальзывание, сэр. Здесь крепкий лед, так что мы загнали в него несколько костылей. Возможно, что и справимся. — Выпрямившись, бородатый второй офицер указал на соседнюю группу матросов, пытающихся удержать канат. — Прошу прощения, сэр, я должен уделить этому внимание.

Широко шагая вдоль корабля, Арфлейн инспектировал бригады матросов, время от времени скользивших по льду, когда их увлекал за собой тяжелый корабль. Однако теперь крен корабля был уже меньше сорока пяти градусов, и Арфлейн понял, что есть приемлемая вероятность спасти «Ледовый дух». Остановившись, Арфлейн ухватился за канат, Уркварт прошел к следующей группе и сделал то же самое.

Корабль медленно занял правильное положение. Раздались радостные крики, но они сразу смолкли, когда «Ледовый дух», вытянутый швартовочными канатами, по инерции продолжил двигаться на них. Корабль начал угрожающе наклоняться.

— Назад! — закричал Арфлейн. — Отходите назад!

Люди в панике бросились бежать, скользя и падая на льду. Арфлейн услышал крик матроса, поскользнувшегося и упавшего под полозья. Прежде чем корабль замедлился и с грохотом остановился, подобным образом погибло еще несколько человек.

Направившись к кораблю, Арфлейн бросил через плечо.

— Мистер Уркварт, позаботьтесь о похоронах этих матросов.

— Слушаюсь, сэр, — откликнулся из темноты Уркварт.

Пройдя вдоль левого борта, Арфлейн осмотрел повреждения. Они оказались не такими уж страшными. Одно из полозьев слегка искривилось, но его можно было выправить с помощью небольшой и обычной ремонтной процедуры. Корабль легко мог продолжать путешествие.

— Хорошо! — закричал он. — Все, кроме похоронной команды, на борт. Одно полозье неисправно, прямо сейчас нужна рабочая бригада. Мистер Хинсен, сделайте все необходимое!

Забравшись по швартовочному канату на борт, он вернулся на палубу полуюта. Взяв мегафон из рубки, он прокричал:

— Мистер Печнёфф, поднимитесь на мостик, пожалуйста!

Через несколько минут офицер был на месте. Он вопросительно глянул на Арфлейна. Обманчиво-глуповатое выражение его лица усилилось, и, глядя на него сквозь темноту, Арфлейн подумал, что у офицера лицо имбецила. Его охватили смутные сомнения, что если в самом деле Печнёфф был психически неустойчив. В таком случае было вполне вероятно, что первый офицер лично исправил курс, но не с какой-то целью, а желая сделать мелкую пакость и доставить неприятности капитану, которого недолюбливал.

— Мистер Печнёфф, проследите, чтобы корабль был надежно пришвартован, пока люди занимаются ремонтом.

— Есть, сэр. — Печнёфф развернулся, готовый исполнять приказ.

— И когда все будет исправлено, мистер Печнёфф, я хочу, чтобы все офицеры и пассажиры собрались в моей каюте.

Печнёфф вновь вопросительно посмотрел на него.

— Позаботьтесь об этом, пожалуйста, — произнес Арфлейн.

— Есть, сэр! — ответил Печнёфф, выходя из рубки.

Перед самым рассветом в каюте Арфлейна собрались три офицера: Печнёфф, Хинсен и Уркварт, а также Ульсенны и Манфред Рорсефн. Все стояли, пока капитан, сидя за столом, изучал принесенные им из рубки карты.

Рана Рорсефна оказалась не такой серьезной, как показалось сначала. Голова была перевязана, но на лице вновь играл румянец. Ульрика Ульсенн находилась в стороне от мужа, прислонившегося к переборке около Печнёффа. Уркварт и Хинсен стояли вместе, скрестив руки на груди, терпеливо ожидая, когда капитан начнет разговор.

Наконец, Арфлейн, умышленно затянувший паузу дольше, чем требовалось, поднял взгляд. Лицо его было мрачно.

— Мистер Печнёфф, вы уже знаете, почему эти карты здесь, — сказал он. — Мы уже обсуждали этот вопрос. Но большинство из вас еще не в курсе, — он сделал глубокий вдох. — Сегодня ночью одна из этих карт была подделана. Введенный в заблуждение рулевой изменил курс корабля на целых три румба. В результате чего мы угодили в разлом и едва не погибли. Не думаю, что кто-нибудь мог знать, что мы идем к трещине, поэтому очевидно, что порыв испортить карту возник из-за безответственного желания досадить и причинить мне неудобство, а может — задержать нас по какой-то причине, о которой я не догадываюсь. В рубке видели Манфреда Рорсефна, и…

— В самом деле, капитан, — перебил его шутливо-обиженным тоном Манфред, — я был в рубке, но вряд ли отличу один румб от другого. Поэтому я не мог быть злоумышленником.

Арфлейн кивнул:

— Я не сказал, что подозреваю вас. Однако не сомневаюсь, что изменение курса произвел кто-то из присутствующих. Никто другой не имел доступа в рубку. Поэтому я собрал всех вас здесь и прошу сделавшего это признаться мне. В этом случае я не применю к нему никаких дисциплинарных мер. Я могу наказать рулевого, если он был подкуплен или запуган, из-за чего позволил исправить карту. В интересах нашей же безопасности я должен найти этого человека.

Воцарилась тишина, затем один из них заговорил.

— Это был я. Я не подкупал рулевого. А карту я изменил еще несколько дней назад, когда она лежала в вашей каюте.

— Это был глупый поступок, — устало произнес Арфлейн. — Хотя я допускал, что это могли быть вы. Вероятно, вы проделали это, когда пытались убедить нас повернуть назад.

— Я и сейчас думаю, что нам следует вернуться, — сказал Ульсенн. — Точно так же, как я изменил карту, я сделаю все, что в моих силах, дабы убедить или вас, или команду в глупости этой авантюры.

Арфлейн вскочил на ноги с кровожадным выражением на лице. Затем, успокоившись, наклонился и оперся о стол ладонями.

— Еще одно такое происшествие, лорд Ульсенн, — холодно произнес он, — и я не буду проводить расследования. Но и не проигнорирую такое. Я даже не буду пытаться быть справедливым — просто закую вас в железо до конца путешествия.

Ульсенн пожал плечами и нарочито поскреб щеку.

— Отлично, — сказал всем Арфлейн. — Можете идти. Я рассчитываю, что офицеры впредь обратят внимание на любые подозрительные действия лорда Янека Ульсенна и будут докладывать мне о них. Также буду признателен содействию других пассажиров. В будущем я буду относиться к Ульсенну как к безответственному глупцу, но он сможет оставаться свободным до тех пор, пока опять не подвергнет нас опасности.

Разъяренный неуважением Ульсенн, печатая шаг, вышел из каюты и хлопнул дверью перед последовавшими за ним Ульрикой и Манфредом Рорсефном.

Покидая каюту, Хинсен улыбался, однако лица Печнёффа и Уркварта были лишены всякого выражения, но без сомнения по разным причинам.

Глава 15 СТРАХ УРКВАРТА

Шхуна шла вперед на всех парусах, команда опять поверила в знаменитую удачу своего капитана. Погода стояла прекрасная, непрерывно дул сильный ветер, корабль развил отличную скорость. Путь был свободен от глетчеров и других преград, поскольку они весьма точно следовали маршрутом старого Рорсефна, таким образом, могли двигаться вперед и днем, и ночью.

Как-то, стоя на мостике, Арфлейн и Уркварт заметили на горизонте какое-то свечение, напоминающее первые проблески рассвета. Арфлейн сверился с большим старинным хронометром в рубке. Было без нескольких минут шесть склянок ночной вахты — около трех часов утра.

Арфлейн вернулся на мостик к Уркварту. Лицо гарпунщика выглядело обеспокоенным. Он нюхал воздух, поворачивая голову туда-сюда, при этом плоские костяные серьги раскачивались из стороны в сторону. Арфлейн пока не ощущал никакого запаха.

— Не знаете, что бы это значило? — спросил он Уркварта.

Тот заворчал и почесал подбородок. Когда корабль приблизился к источнику красноватого сияния, Арфлейн тоже почувствовал легкое изменение в запахе воздуха. Однако определить, что это, он не мог.

Молча спустившись с мостика, Уркварт отправился на нос. Идя туда, он как будто прикидывал вес гарпуна правой рукой. Уркварт выглядел необычайно взволнованным.

Примерно через час сияние на горизонте заполнило половину небосвода, окрасив лед в кроваво-красный цвет. Это был причудливый вид. Запах намного усилился, приобретя резкий несвежий душок, совершенно незнакомый Арфлейну. Теперь и он забеспокоился. Температура воздуха как будто поднялась, палубу заливал странный свет. Перекладины из моржовых бивней, кофели-нагели, крышки люков и китовые черепа на носу — все отражало этот свет. Лицо рулевого в рубке окрасилось красным, как и лица дозорных, вопросительно уставившихся на него. Ночь фактически превратилась в день, хотя небо над головой было черным как смола — чернее, чем обычно, ведь теперь оно контрастировало с огненным свечением впереди.

На палубу вышел Хинсен, поднялся по трапу и встал рядом с Арфлейном.

— Что это, сэр? — он сильно дрожал и кусал губы.

Игнорируя вопрос, Арфлейн вернулся в рубку и сверился с картой Рорсефна. До этого он пользовался не оригиналом, а более разборчивой копией. Теперь же он развернул оригинал и стал разглядывать его при красном мерцающем свете. Из-за его плеча выглядывал присоединившийся Хинсен.

— Проклятье, — пробормотал Арфлейн, — вот оно, и мы проигнорировали это. Почерк едва разборчивый! Не посмотрите, что здесь написано, мистер Хинсен?

Шевеля губами, Хинсен попробовал разобрать мелкую надпись печатными буквами, сделанную Рорсефном слабеющей рукой перед смертью. Покачав головой, он, выражая извинение, улыбнулся.

— Сожалею, сэр.

Арфлейн забарабанил парой пальцев по карте.

— Нам нужен образованный человек, знакомый с лордом Рорсефном.

— Манфред Рорсефн, сэр? Думаю, он некто вроде.

— Пожалуйста, позовите его, мистер Хинсен.

Кивнув, офицер вышел из рубки. Теперь воздух отчетливо чем-то пах. Арфлейн заметил, что из-за пыли, забивающей рот и глотку, стало тяжелее дышать.

Свечение, теперь с примесью желтого, не было стабильным. Лёд и быстро движущаяся шхуна озарялись мерцающим светом. Иногда часть корабля оставалась в тени, иногда он был освещен целиком. Это напомнило Арфлейну нечто, испугавшее его много лет назад. Он начал догадываться о смысле написанного старым лордом задолго до того, как в рубке, ковыряясь пальцем в уголках глаз, появился Манфред Рорсефн.

— Похоже на гигантское пламя, — сказал он и глянул на карту, указанную Арфлейном. Арфлейн показал надпись.

— Можете разобрать? Наверное, вы лучше нас знаете почерк своего дяди?

На мгновение Манфред сосредоточился, затем лицо его прояснилось.

— Огненные горы, — произнес он и с долей беспокойства поглядел на Арфлейна. Его ауру беззаботности сдуло напрочь.

— Огненные… — Арфлейн тоже не пытался скрыть охвативший его ужас. Огонь в мифологии ледовой страны был первейшим врагом Ледовой Матери. Огонь был злом. Огонь разрушал. Огонь плавил лед. Он нагревал то, чему по природе следовало быть холодным.

— Будет лучше, если мы сбросим за борт крючья, — заплетающимся голосом произнес Хинсен.

Однако, сверившись с картой, Арфлейн покачал головой.

— Надеюсь, все будет в порядке, мистер Хинсен. Могу сказать так: этот курс проведет нас через огненные горы. Мы не приблизимся к ним вплотную — расстояние будет достаточным, чтобы при любых раскладах мы не подвергли себя опасности. До сих пор карта Рорсефна была верна. Мы будем придерживаться курса.

Хинсен нервно посмотрел на него, но ничего не сказал.

Первоначальная взволнованность Манфреда, казалось, прошла. Он с явным любопытством смотрел в сторону горизонта.

— Пылающие горы! — воскликнул он. — Что за чудо мы нашли, капитан?

— Я буду счастлив оставить это специфичное чудо позади себя, — попытался шутить Арфлейн. Он дважды прокашлялся, хлопнул ладонью по бедру и начал расхаживать по рубке. Его внимание привлекло лицо рулевого — на нем было подобие страха. От его вида Арфлейн рассмеялся, забыв о своей нервозности. Он хлопнул рулевого по плечу.

— Выше голову, приятель! Если эта карта точна, то мы пройдем ближайшую справа гору на удалении многих миль, — к его смеху присоединился Манфред. Даже Хинсен начал улыбаться.

— Если хотите, я встану к штурвалу, сэр, — предложил второй офицер.

Согласно кивнув, Арфлейн похлопал рулевого по руке.

— Ладно, парень, — сказал ему Арфлейн, после того как Хинсен встал за штурвал. — Отправляйся вниз — ты же не хочешь ослепнуть.

Он вышел на мостик, напряженно вглядываясь в горизонт.

Вскоре в отдалении можно было различить силуэты отдельных гор. Из их кратеров вырывались языки красно-желтого пламени и клубы черного дыма, по их склонам стекала светящаяся темно-красная лава. Жара была страшная, отравленный воздух забивал легкие и вызывал боль при дыхании. Время от времени корабль проходил сквозь облако дыма, создающего на палубе и парусах причудливую игру теней и света. Земля чуть дрожала, надо льдом разносился далекий гул вулканов.

Окружающее было настолько незнакомо путешественникам, что они едва верили в его реальность. Хотя ночь стала почти такой же светлой как день, и видимость была на много миль вокруг, свет был зловещим и постоянно менял интенсивность. В прорехах в дыме совершенно отчетливо виднелись луна и темное небо со звездами.

Арфлейн заметил, что остальные потели так же, как и он. Он поискал глазами Уркварта и увидел силуэт гарпунщика на носу, безошибочно узнаваемому по зазубренному копью, прижатому к телу. Освещаемый фантастическим светом, он спустился с мостика и направился к Уркварту, отбрасывающему на палубу громадную искаженную тень.

Еще не дойдя до гарпунщика, Конрад увидел, как тот рухнул на колени почти на самом носу судна. Гарпун упал перед ним. Поспешив вперед, Арфлейн даже при таком освещении разобрал, что лицо Уркварта стало белым, как лед. Он что-то шептал про себя, его тело терзала неистовая дрожь, глаза были крепко зажмурены. Возможно из-за особенностей света, но стоящий на коленях Уркварт выглядел невероятно маленьким — будто он, словно лед, подтаял от огня. Изумляясь этой перемене в человеке, которого считал символом отваги и самообладания, Арфлейн дотронулся до плеча гарпунщика.

— Уркварт, вам плохо?

Веки раскрылись — глазные яблоки заметно выступали наружу, а зрачки вращались. Дикарские черты лица, посеченные ветром, снегом и морозом, передернулись.

Для Арфлейна этот вид был почти предательским, так как он рассматривал Уркварта, как образец. Вытянув руки и схватив мужчину за широкие плечи, Арфлейн яростно затряс гарпунщика.

— Уркварт! Ну же! Придите в себя!

Глаза гарпунщика сомкнулись и странный шепот продолжился. Арфлейн тыльной стороной ладони звонко хлопнул гарпунщика по лицу.

— Уркварт!

Гарпунщик от удара вздрогнул, но больше никак не отреагировал. Затем резко склонился к самой палубе, широко разведя руки, словно в раболепном поклоне огню. Арфлейн развернулся, удивляясь, почему Уркварт так сильно разволновался. Он быстрым шагом направился назад к мостику, не сказав ничего присоединившемуся к нему по пути Манфреду Рорсефну. На палубу выходили матросы, они выглядели одновременно испуганными и очарованными, распознав источник света и запаха.

Арфлейн поднес мегафон к губам:

— По койкам, ребята. Мы идем на приличном расстоянии от гор и к рассвету оставим их за кормой. Спускайтесь вниз. Я хочу, чтобы утром вы были отдохнувшими перед работой.

Тихо переговариваясь, матросы начали неохотно спускаться под палубу. Когда последняя группка людей разошлась по проходу к своим каютам, из-под мостика выскочил Янек Ульсенн. Он быстро глянул на Арфлейна и затем, пройдя по палубе, остановился у бизань-мачты. Несколькими секундами позже вышел Печнёфф и тоже направился к бизани.

— Вернитесь на койку, мистер Печнёфф! — заорал на него в мегафон Арфлейн. — Сейчас не ваша вахта. Пассажиры могут делать все, что им заблагорассудится, вы же должны помнить про свои обязанности.

Печнёфф остановился, затем вызывающе уставился на Арфлейна.

— Благодарю, нам не нужна ваша помощь! — Арфлейн махнул мегафоном. — Возвращайтесь в каюту!

В ту же секунду Печнёфф повернулся к Ульсенну, как будто ожидая его указаний. Ульсенн сделал знак рукой, и Печнёфф неохотно ушел с палубы. Вскоре за ним отправился и Ульсенн. Арфлейн решил, что они, вероятно, взращивают свои воображаемые обиды вместе, но поскольку других инцидентов, вредящих путешествию, больше не возникало, его не заботило то, о чем переговариваются эти двое.

Чуть позже, проведя смену вахты, Арфлейн приказал новым дозорным смотреть в оба глаза в поисках любых признаков разломов во льду или пара, которые указали бы на одно из тех маленьких озер, питаемых подземными гейзерами, несомненно имеющимися в этом районе. Сделав это, он решил немного поспать. На вахту должен был заступить Хинсен, проснувшийся заранее. Манфред Рорсефн согласился провести утреннюю вахту вместе с ним.

Прежде чем открыть дверь в свою каюту, Арфлейн еще раз осмотрел палубу. Тускло-красный свет словно отплясывал на распластанной фигуре Уркварта танец победителя. Почесав бороду и помедлив, Арфлейн вошел в каюту, крепко закрыв за собой дверь. Сбросив плащ, он положил его на крышку сундука и прошел в угол к бочонку с водой, где, наполнив лохань водой, смыл покрывшие его пот и пыль. Образ Уркварта мучил его: он никак не мог понять, почему огненные горы так подействовали на гарпунщика. Естественно, поскольку огонь был их древним врагом, все они тревожились из-за него, но страх Уркварта был истеричным.

Стянув ботинки и штаны, он вымыл ноги и лег на широкую койку, но сон долго не приходил к нему. В конце концов, он впал в полузабытье. Конрад очнулся, когда в дверь постучал кок, принесший завтрак. Немного перекусив, он вновь умылся, оделся и вышел на палубу, тотчас же отметив отсутствие Уркварта на носу судна.

Утреннее небо было затянуто тучами, огненные горы были едва видны вдали, в свете солнца они уже не казались такими опасными. Арфлейн увидел, что паруса потемнели от копоти, а всю палубу покрывал легкий, липнущий пепел.

Корабль двигался медленно, скольжению полозьев сильно мешал тот же пепел, усыпавший лед на многие мили вокруг, но огненные горы были уже далеко позади. Чувствуя себя усталым и разбитым, Арфлейн дотащился до мостика. Матросы на палубе и реях тоже перемещались вяло. Несомненно, все они подверглись влиянию дыма, которым надышались прошлой ночью.

На мостике его встретил Печнёфф. Первый офицер, заступивший на свою вахту, даже не сделал попытки приветствовать его. Проигнорировав Печнёффа, Арфлейн вошел в рубку и снял со стены мегафон. Вернувшись на мостик, он позвал к себе боцмана, дежурившего на средней палубе.

— Боцман, привести корабль в порядок. Хочу, чтобы эту грязь счистили со всех поверхностей, с каждого дюйма парусов, и как можно быстрее!

Файдур движением руки подтвердил, что принял приказ.

— Слушаюсь, сэр!

— Сбросьте дреки [малые якоря] за борт, — продолжил Арфлейн. — Закрепимся с помощью линей и почистим судно сегодня. Где-нибудь должны быть теплые водоемы. Пошлем отряд на их поиски и за тюленьим мясом.

В предвкушении свежего мяса Файдур буквально расцвел.

— Есть, сэр, — эмоционально ответил он.

С тех пор, как Арфлейн и Уркварт успокоили команду, Файдур, казалось, избегал компании Ульсенна и Печнёффа, так что теперь Конрад был полностью уверен, что боцман больше им не союзник.

По команде Файдура паруса собрали, а дреки, выброшенные за борт, цепляясь за лед своими острыми зазубринами, плавно замедлили и остановили корабль. Тут же группа швартовщиков отправилась вдалбливать колья и закрепила Ледовый Дух на время, пока они не будут готовы двигаться дальше.

Как только моряки занялись чисткой шхуны, а вызвавшиеся добровольцы, сформировали отряд для поисков теплых водоемов и тюленей, которые неизбежно обитали здесь, Арфлейн спустился вниз и постучался в дверь маленькой каюты Уркварта. Ответа не последовало, зато к непрерывному шуму внутри добавился звук тяжелого удара.

— Уркварт, — нерешительно позвал Арфлейн. — Разрешите войти? Это Арфлейн.

Из каюты раздался еще один звук и дверь распахнулась, открыв стоящего, раздетого по пояс, сердитого Уркварта. Его длинные жилистые руки были покрыты крошечными татуировками, мускулистый торс казался скоплением белых шрамов. Но в верхней части руки Арфлейн заметил свежую рану. Нахмурившись, он указал на нее.

— Как это случилось?

Заворчав, Уркварт отступил в тесную каюту, по размерам едва превосходящую чулан. Одну стену каюты занимал сундук с вещами, другую — койка. На койке и на полу валялись разбросанные меха. Гарпун стоял у противоположной переборки, притягивая к себе все внимание в этой крошечной каюте. На крышке сундука, рядом с наполненной кровью лоханью, лежал нож.

Тут Арфлейн все понял: Уркварт пускал себе кровь во имя Ледовой Матери. Этот обычай был почти забыт последними поколениями. Оскорбив святотатством или чем-нибудь иным Ледовую Мать, люди пускали себе кровь и выливали ее на лед, отдавая богине часть своей жизни и тепла. Арфлейну стало интересно, какой собственный поступок Уркварт принял за особое богохульство. Хотя без сомнений это было что-то, связанное с его припадком прошлой ночью.

Арфлейн вопросительно кивнул в сторону лохани. Уркварт пожал плечами. Казалось, хладнокровие вернулось к нему.

— Что случилось сегодня ночью? — опершись о койку, спросил Арфлейн как можно несерьезнее. — Вы оскорбили Мать?

Отвернувшись, Уркварт принялся собирать свалявшиеся меха.

— Я был слаб, — проворчал он. — Я пал ниц, испугавшись врага.

— Это не причинило нам вреда, — ответил Арфлейн.

— Я знаю, какой вред причинила моя слабость, — произнес Уркварт. — Поэтому я сделал то, что, думаю, должен был сделать. Надеюсь, этого достаточно. — Он завязал ремешки своей куртки, подошел к иллюминатору и открыл его. Затем, подняв таз, вылил кровь через отверстие на лед.

Закрыв иллюминатор и швырнув лохань на сундук, он пересек каюту, сграбастал гарпун и замер с жестким как всегда лицом в ожидании, что Арфлейн позволит ему выйти.

Арфлейн остался там, где стоял.

— Я спрашиваю вас только из чувства товарищества, — произнес Арфлейн. — Если бы вы рассказали мне о прошлой ночи…

— Вы сами должны знать, — прорычал Уркварт. — Вы Ее избранник, а не я.

Гарпунщик ссылался на Ледовую Мать, но Арфлейн все равно был сбит с толку. Тем не менее, было очевидно, что Уркварт не намерен говорить ничего больше.

Арфлейн повернулся и вышел в проход. Гарпунщик, слегка пригнувшись, чтобы не стукнуться головой о балку, последовал за ним. Они вышли на палубу. Пройдя широким шагом вперед, Уркварт молча полез по снастям фок-мачты. Арфлейн смотрел, как он добрался до верхних рей, бережно держа свой гарпун в руке, и повиснув на оснастке, стал пристально глядеть на оставшиеся далеко позади огненные горы.

Почувствовав обиду от такой грубости, Арфлейн раздраженно махнул рукой и пошел на мостик.

К вечеру корабль был вычищен от всех следов пепла, но отряд охотников так и не вернулся. Арфлейн пожалел, что не дал им более подробных инструкций и не приказал вернуться до наступления сумерек, ведь он не ожидал трудностей с обнаружением водоема. Они отправились на небольшом боте и могли передвигаться с приличной скоростью. Теперь же «Ледовый дух» вынужден был дожидаться их возвращения. Вряд ли отряд пойдет на боте ночью, а это значит, что завтрашнее утро, без сомнения, будет тоже потеряно. Сегодня ему снова придется нести полуночную вахту. Когда пробило четыре склянки, завершивших первую полувахту [20.00], он решил, что следует поспать и наверстать тот отдых, которого у него не было прошлой ночью.

Прежде чем отправиться в свою каюту, он быстро совершил обход корабля. Вечер был тихим, слышались приглушенные голоса работающих матросов, ведущих слегка подавленные разговоры, но ничего такого, что нарушало бы мирный дух на корабле.

Дойдя до бака, он бросил взгляд наверх. Уркварт по-прежнему был там, вися словно замороженный на вантах. Понять странного гарпунщика оказалось сложнее, чем считал Арфлейн раньше. Но сейчас он слишком устал, чтобы тревожиться об этом. Вернувшись к мостику, он вошел в свою каюту. Вскоре Конрад уже спал.

Глава 16 НАПАДЕНИЕ

Арфлейн проснулся автоматически, когда пробило семь склянок. У него было полчаса времени до начала вахты. Умытый и одетый, он собирался выйти из каюты через наружную дверь, когда раздался стук в дверь, открывающуюся на проход между палубами.

— Войдите, — бросил он.

Дверная ручка повернулась и в следующее мгновение пред ним предстала Ульрика Ульсенн. Ее лицо покрывал легкий румянец, однако она смотрела прямо на него. Улыбаясь, он расставил руки, чтобы обнять ее, но она покачала головой и закрыла за собой дверь.

— Мой муж вместе с Печнёффом собирается убить тебя, Конрад, — она прижала ладонь ко лбу. — Я подслушала их разговор в каюте мужа. Они хотят убить тебя и закопать твое тело во льду сегодня ночью.

Она твердо взглянула на него.

— Я пришла рассказать тебе это, — почти вызывающе добавила она.

Сложив руки на груди, Арфлейн улыбнулся.

— Благодарю. Печнёфф знает, что мне скоро заступать на вахту. Несомненно, они попытаются сделать это, когда я буду совершать обход корабля. Всегда было интересно, нет ли у них чего-нибудь такого на уме. Что ж… — подойдя к сундуку, он достал пояс с висящим на нем тесаком в ножнах и застегнул его. — Может быть, все это завершится наконец.

— Ты убьешь его? — тихо спросила она.

— Их будет двое. Все по-честному.

Арфлейн шагнул к ней. Она отшатнулась. Положив руку ей на шею, он потянул Ульрику к себе. Она неохотно подалась, затем обвила его руками за пояс. В это время он уже гладил ее голову. Арфлейн услышал, как она глубоко и мучительно вздохнула.

— Я на самом деле не ожидал, что он зайдет так далеко, — спустя некоторое время произнес он. — Думал, что у него имеется хоть какое-то чувство чести.

Она подняла на него глаза, полные слез.

— Ты отнял у него все, — ответила Ульрика. — Ты слишком сильно унизил его...

— Не из-за злобы, — ответил Арфлейн. — Самозащита.

— Это с твоей точки зрения, Конрад.

Он пожал плечами.

— Возможно. Но если бы он открыто бросил мне вызов, я бы отказался принять его, ведь я с легкостью убил бы его. Я бы отказался от такой возможности. Но теперь…

Застонав, она бросилась на койку лицом вниз.

— В любом случае это будет убийство, Конрад. Ты довел его до этого!

— Он сам довел себя до этого. Оставайся здесь!

Выйдя из каюты, он беспечно пошел по палубе, поглядывая по сторонам — его поведение было явно легкомысленно. Он повернулся и поднялся по трапу на мостик. Там оказался Манфред Рорсефн, приветливо кивнувший Арфлейну.

— Час назад я отослал Хинсена отдохнуть. Он выглядел уставшим.

— Хорошо, — произнес Арфлейн. — Не знаете, вернулась ли охотничья группа?

— Еще нет.

Что-то рассеянно пробормотав, Арфлейн взглянул вверх на снасти.

— Пожалуй, я тоже отправлюсь к себе, — сказал Рорсефн. — Спокойной ночи, капитан.

— Спокойной ночи. — Арфлейн проводил Рорсефна взглядом, пока тот не сошел на среднюю палубу и не спустился под нее.

Ночь была очень тихой. Едва шелестел слабый ветер. Арфлейн слышал, как притоптывает на полубаке вахтенный матрос, чтобы размять затекшие ноги.

Оставался еще час до второго обхода. Он подумал, что, вероятно, тогда Печнёфф и Ульсенн попытаются напасть. Он вошел в рубку. Поскольку корабль стоял на якоре, дежурного рулевого в ней не было. Несомненно, именно поэтому парочка выбрала эту ночь — ведь свидетелей не будет.

Спустившись на палубу, Арфлейн посмотрел назад на далекое, но еще видимое свечение огненных гор. Оно напомнило ему об Уркварте. Подняв глаза, он увидел гарпунщика, по-прежнему висящего высоко наверху на снастях фок-мачты. Этой ночью помощи от него можно было не ждать.

Вдруг в стороне от корабля раздались крики. Подбежав к ограждению, он всмотрелся в темноту ночи и увидел несколько фигур, отчаянно бегущих к кораблю. Когда они приблизились, в некоторых он узнал матросов из охотничьего отряда. Люди беспорядочно кричали. Он бросился к ближайшему ящику со снастями, взломал его и вытащил из него веревочную лестницу. Метнувшись назад к ограждению, Арфлейн сбросил ее за борт, затем сложил руки рупором и закричал что было силы:

— Поднимайтесь на борт здесь!

Первый из матросов подбежал к лестнице, вцепился в нее и начал карабкаться. Услышав его тяжелое дыхание, Арфлейн протянул ему руку и помог забраться на палубу. Человек был вымотан до предела, меха на нем были разорваны, из глубокого пореза на правой руке текла кровь.

— Что случилось? — тут же спросил Арфлейн.

— Варвары, сэр. Никогда не видел таких. Они совсем не похожи на нормальных людей. Они разбили лагерь рядом с теплыми водоемами. Они заметили нас раньше, чем мы их... Они пользуются... огнем, сэр.

Поджав губы, Арфлейн хлопнул матроса по спине.

— Спускайся вниз и предупреди всю команду.

В это мгновение из ночной тьмы выскочила огненная полоса и поразила в горло вахтенного, стоящего на баке. Арфлейн увидел, что это была горящая стрела. Матрос пронзительно закричал и стал сбивать пламя руками в перчатках, затем опрокинулся на спину и мертвым рухнул на палубу.

Вдруг ночь вспыхнула множеством горящих стрел. Китобои на палубе попадали в полном ужасе, вызванном вековым страхом общества перед огнем. Стрелы, упав на палубу, потухли, не причинив вреда, однако некоторые вонзились в свернутые паруса и местами подожгли их. Моряки, которых поразило стрелами, кричали, их меховая одежда мгновенно вспыхивала. Мимо Арфлейна пробежал, мечась из стороны в сторону, объятый пламенем матрос. По всему кораблю начались небольшие пожары.

Домчавшись до мостика, Арфлейн яростно забил в рынду, выкрикивая в мегафон:

— Все на палубу! Достать оружие! Приготовиться к защите корабля!

С мостика он видел передовой отряд варваров. Фигурой они напоминали людей, но были полностью покрыты серебристой шерстью. Казалось, что они были совсем без одежды. Некоторые несли в руках горящие факелы, у каждого через плечо был перекинут колчан со стрелами, а в руках они держали костяные луки, довольно мощные на вид.

Когда вооруженные луками, гарпунами и тесаками матросы начали выскакивать на палубу, Арфлейн приказал лучникам целиться в варваров с факелами. Дальше по палубе, образовалась руководимая Печнёффом команда, выстроившаяся в цепь и передающая ведра для тушения горящих парусов.

Перегнувшись через ограждение мостика, Арфлейн прокричал пробегающему мимо Файдуру, держащему охапку луков и полдюжины колчанов со стрелами:

— Боцман, один лук сюда!

Боцман приостановился, выбрал лук с колчаном и бросил их наверх Арфлейну. Ловко поймав оружие, Арфлейн перекинул колчан через плечо, положил стрелу на тетиву и выстрелил. Он увидел, как один из людей, держащих факелы, упал на лед с торчащей изо рта стрелой.

Горящая стрела промчалась к нему. Он ощутил легкий толчок, когда она воткнулась в левое плечо, но если боль и была, то он не заметил ее из-за переполоха. Пламя лишило его присутствия духа. Дрожащими руками он вытащил стрелу и отбросил ее от себя, затем, хлопая, затушил загоревшийся было плащ. Почувствовав слабость, Конрад был вынужден ухватиться правой рукой за ограждение и опереться о него.

Мгновение спустя он поднял лук и положил новую стрелу на тетиву. К этому времени на льду осталось всего два-три факелоносца. Казалось, что варвары отступают. Арфлейн прицелился и выстрелил в варвара с факелом в руке, но того поразила стрела, выпущенная кем-то другим. Из темноты к кораблю по-прежнему летели стрелы, но большинство из них были незажженными. Серебристые плащи делали варваров прекрасными мишенями. Они стали падать в огромном числе, сраженные ответными стрелами арфлейновских лучников.

Атака шла по левому борту, однако неясное предчувствие заставило Арфлейна оглянуться на правый борт.

Около дюжины варваров сумели незамеченными вскарабкаться на судно. Рыча и сверкая красными глазами, они ринулись по палубе. Арфлейн застрелил одного, нагнулся и, подобрав мегафон, прокричал предупреждение. Бросив лук, он вытащил тесак и перепрыгнул через ограждение с мостика на палубу.

Один из варваров выстрелил в него, но промахнулся. Арфлейн ударил его рукоятью по лицу и обрушил клинок на другого, ощутив, как острая сталь врезалась тому в шею. Другие матросы, присоединившись к нему, накинулись на варваров, чьи луки в тесноте стали бесполезными. Рядом с собой Арфлейн увидел улыбающегося Манфреда Рорсефна.

— Вот это дело, капитан!

Бросившись к варварам, Арфлейн грубо ткнул одного из них ножом в грудь и свалил его на палубу. Повсюду китобои безжалостно добивали оставшихся варваров, безнадежно превосходя их числом.

Шум схватки утих, все варвары были мертвы. Но справа от Арфлейна кто-то неистово кричал.

Это был Печнёфф. В него попали две огненные стрелы: одна в пах, другая в грудь рядом с сердцем. Его одежда горела в нескольких местах, лицо потемнело от пламени и дыма. Когда Арфлейн добрался до него, Печнёфф был уже мертв.

Арфлейн вернулся на мостик.

— Все паруса ставь! Прочь отсюда!

Моряки резво полезли на мачты распускать неповрежденные паруса. Остальные подняли якоря за канаты, и корабль тронулся с места. Несколько запоздалых стрел попадало со стуком на палубу. По мере того как огромный корабль набирал скорость, мелькающие белые силуэты варваров исчезали позади в ночи.

Арфлейн оглянулся, тяжело дыша и сжимая раненое плечо. Боль по-прежнему едва ощущалась. Тем не менее, было бы неразумно не позаботиться о ране.

— Принимайте командование, мистер Хинсен, — обратился он к проходящему по палубе офицеру. — Я иду вниз.

У двери своей каюты Арфлейн на мгновение задумался и, приняв новое решение, пошел к главной двери, ведущей в проход к каютам пассажиров. Проход соединялся с тем, который вел к его каюте, но он не хотел сейчас видеться с Ульрикой. Пройдя по темному коридору, он остановился у двери Ульсенна.

Конрад дернул ручку, но дверь была заперта. Отклонившись назад, Арфлейн ударил в дверь ногой. От этого в его раненном плече запульсировала боль. Он понял, что рана была серьезнее, чем он думал.

Когда Арфлейн вошел, стоящий и наблюдающий за происходящим через иллюминатор Ульсенн развернулся волчком:

— Что вы делаете…?

— Я арестовываю вас, — произнес Арфлейн, его голос сбился от боли.

— За что? — Ульсенн распрямился. — Я…

— За намерение убить меня.

— Вы лжете!

— Печнёфф все рассказал мне, — не желая выдавать Ульрику, произнес Арфлейн.

— Печнёфф мертв.

— Он сделал это перед смертью.

Ульсенн пожал плечами, но жест выглядел жалко.

— В таком случае он лгал. У вас нет доказательств.

— Они мне не нужны. Я капитан.

Лицо Ульсенна сморщилось, как будто он собирался заплакать. Он выглядел совершенно поверженным. В этот раз он пожал плечами в отчаянии.

— Что вам еще от меня нужно, Арфлейн? — устало произнес он.

На мгновение Арфлейна охватила жалость и чувство вины перед ним. Янек смотрел на него едва не умоляюще.

— Где моя жена? — спросил он.

— Она в безопасности.

— Я хочу увидеться с нею.

— Нет.

Сев на край койки, Ульсенн закрыл лицо руками.

Арфлейн вышел из каюты и закрыл дверь. Он дошел до двери, ведущей на палубу, и позвал двух матросов.

— Каюта лорда Ульсенна — третья справа, он арестован. Заприте дверь с помощью бруса и стойте на страже, пока вас не сменят. Идите за всем необходимым, я подожду вас пока.

Когда работы под руководством Арфлейна закончились, и к его удовлетворению брус был прикреплен цепью к двери, он спустился по проходу в свою каюту.

Там, на его койке, спала Ульрика. Он прошел в ее каюту, сложил вещи в сундук и под любопытными взглядами часовых у двери Ульсенна потащил его вверх по проходу. Внеся его в свою каюту, он швырнул сундук на свободное место рядом со своим, затем разделся и осмотрел плечо. Кровотечение было достаточно сильным, но уже остановилось. К утру все будет в порядке. Он лег рядом с Ульрикой.

Глава 17 БОЛЬ

Утром боль в плече усилилась, он поморщился и открыл глаза.

Ульрика уже встала. Открыв кран в большой бочке с водой, она намочила тряпку. Затем с бледным, каменным лицом подошла к койке и начала обмывать воспаленное плечо. Однако это только усилило боль.

— Лучше найди Хинсена, — сказал ей Арфлейн. — Он знает, как лечить раны.

Она молча кивнула и стала приподниматься. Он схватил ее за плечо правой рукой.

— Ульрика, знаешь ли ты, что произошло сегодня ночью?

— Набег варваров, да? — безжизненно спросила она. — Я видела огонь.

— Я имею в виду твоего мужа. Что я с ним сделал.

— Ты убил его, — вялым голосом продолжила она.

— Нет, он не напал на меня, как планировал. Набег случился раньше. Он в своей каюте, заперт там до конца путешествия.

Она слегка иронично улыбнулась.

— Ты милосерден, — наконец произнесла она, затем повернулась и вышла из каюты.

Чуть позже она вернулась с Хинсеном, и тот сделал все необходимое. Затем Ульрика помогла офицеру перевязать плечо Арфлейна. В ледовой стране инфекции были редкими, но заживление ран занимало некоторое время.

— Сегодня ночью погибло тридцать человек, сэр, — доложил капитану Хинсен, — и еще шестеро раненых. Такой некомплект личного состава осложнит дальнейшее путешествие.

Арфлейн проворчал, соглашаясь.

— Я поговорю с вами позднее, мистер Хинсен. Нам нужен совет Файдура.

— Он тоже погиб, сэр. И мистер Печнёфф.

— Понятно. В таком случае, теперь вы — первый офицер «Ледового духа», а Уркварт — второй. Найдите на место боцмана подходящего человека.

— У меня есть один на примете, сэр, — Рорченоф. Он был боцманом на «Ильдико Ульсенн».

— Прекрасно. Где мистер Уркварт?

— На такелаже фок-мачты, сэр. Он был там во время боя, и сидит там до сих пор. Когда я позвал его, он мне не ответил, сэр. Если бы я не заметил его дыхания, то решил бы, что он замерз.

— Попробуйте заставить его спуститься. Если не получится, я сам займусь им позже.

— Слушаюсь, сэр.

Хинсен вышел.

Ульрика стояла рядом со своим сундуком, задумчиво глядя на него.

— Чем ты так расстроена? — спросил Арфлейн, повернув голову на подушке и посмотрев ей прямо в глаза.

Она пожала плечами, вздохнула и села на сундук, сложив руки на груди.

— Мне интересно, насколько мы сами виноваты в том, что случилось? — ответила она.

— Что ты имеешь в виду?

— Янека. То, как он себя вел. Не может ли быть так, что мы вынудили его сделать то, что он сделал, чтобы ощутить себя поступающими по справедливости? Не может ли быть так, что вся нынешняя ситуация сложилась из-за нас?

— Я с самого начала не хотел брать его. Ты знаешь это.

— Но у него не было выбора. Мы вели себя так, что он вынужден был присоединиться к нам.

— Я не просил его планировать мое убийство.

— Возможно, ты заставил его решиться на это, — она крепко сжала ладони вместе. — Я не знаю.

— Каких действий ты от меня ждешь, Ульрика?

— Больше никаких.

— Мы вместе?

— Да.

— Случилось то, что случилось, — сев на койку, произнес, едва не оправдываясь, Арфлейн. — Теперь ничего не изменишь.

Ветер снаружи выл и бросал в иллюминаторы хлопья снега. Полозья скользили по неровному льду — корабль слегка покачивался, а в плече Арфлейна пульсировала боль. Позже Ульрика пришла и легла рядом, и они вместе слушали, как за стеной все сильнее разыгрывается буря.

Далеко за полдень Арфлейн вышел из каюты и с некоторым трудом поднялся по скользкому трапу на мостик, где уже стоял Рорсефн. Ощутив телом силу метели, Конрад почувствовал себя лучше.

— Как вы, капитан? — спросил Манфред голосом, приятным и сдержанным одновременно.

— Прекрасно. Где офицеры?

— Мистер Хинсен наверху, а Уркварт спустился вниз. Я же слежу за происходящим на мостике. Чувствую себя вполне уверенно.

— Как корабль слушается руля?

— Прилично для таких условий, — Рорсефн указал на такелаж, частично скрытый стеной падающего снега. Темные, закутанные в меха фигуры двигались по реям, подбирая рифы парусов. — Вы собрали хороший экипаж, капитан Арфлейн. Как моя кузина? — вопрос был задан как бы невзначай, но от Арфлейна не ускользнул скрытый подтекст.

Корабль начал останавливаться. Прежде чем ответить, Арфлейн посмотрел на рубку.

— С ней все в порядке. Вы знаете, что произошло?

— Я предчувствовал это, — Рорсефн тихо улыбнулся, поднял голову и посмотрел прямо наверх.

— Вы… — Арфлейн не мог подобрать слова для вопроса. — Как...?

— Это не мое дело, капитан, — перебил его Рорсефн.

— В конце концов, все плывущие на шхуне полностью в вашей власти, — ирония была очевидна. Поклонившись Арфлейну, юноша осторожно спустился по трапу с мостика.

Арфлейн передернул плечами и проводил Рорсефна взглядом, пока тот пробирался по снегу, навалившемуся на среднюю палубу. Погода ухудшалась с каждым часом и улучшения не ожидалось. Они шли к северу навстречу наступающей зиме. Пока они не сумеют набрать максимально возможную скорость на пути в Нью-Йорк, без трети экипажа им придется весьма нелегко. Арфлейн снова дернул плечами, он чувствовал себя измотанным как физически, так и морально. Он был в одном шаге от ощущения легкой тревоги.

Как только погасли последние огни, под мостиком появился Уркварт и поглядел на Конрада снизу-вверх. Похоже, что гарпунщик пришел в себя. Поигрывая гарпуном в изгибе руки, он взлетел по трапу и встал у ограждения рядом с Арфлейном. Казалось, он получал едва не плотское удовольствие от ветра и снега, обжигающих его лицо и тело.

— Теперь вы с этой женщиной, капитан? — глухо спросил он.

— Да.

— Она уничтожит вас, — сплюнув против ветра, Уркварт отвернулся. — Я прослежу, чтобы очистили крышки люков.

Наблюдая, как Уркварт организует работы на палубе, Арфлейну внезапно стало интересно, не были ли предостережения гарпунщика вызваны обыкновенной ревностью к отношениям между Арфлейном и женщиной, которая, в конце концов, приходилась гарпунщику сводной сестрой. К тому же это бы объясняло сильную неприязнь Уркварта к Ульсенну.

Прежде чем, наконец, спуститься вниз, Арфлейн еще час простоял на палубе просто так.

Глава 18 ТУМАН

По мере продвижения корабля к северу осень быстро сменялась зимой. Последующие недели погода только ухудшалась, и переутомленному экипажу ледовой шхуны было все тяжелее справляться с работами на корабле. Только Уркварт, казалось, был решительно настроен обеспечить движение корабля точно по курсу с максимально возможной скоростью. Из-за почти непрекращающихся снежных бурь корабль шел медленно. До Нью-Йорка оставалось еще несколько сотен миль.

Почти все время увидеть что-либо впереди по курсу не представлялось возможным. Если снег прекращался, то корабль окутывал туман, часто такой плотный, что видимость улучшалась совсем немного.

В каюте Арфлейна любовники тесно прижимались друг к другу, объединенные не только страстью, но и страданиями. Манфред Рорсефн оказался единственным, кто удосужился посетить Янека Ульсенна. Он доложил Арфлейну, что узник, кажется, переносит заключение стойко и даже с юмором.

Арфлейн принял известие без комментариев. Его природная молчаливость настолько усилилась, что в отдельные дни он, не произнося ни слова, с утра до ночи лежал без движения на своей койке. Когда у него было такое настроение, он ничего не ел, а Ульрика, положив голову ему на плечо, лежала рядом и прислушивалась к нечастым ударам полозьев о лед, скрипу рей, шуму снега, падающего на палубу над их головами. Когда же эти звуки заглушались туманом, казалось, что каюта движется отдельно от корабля. В такие моменты к Арфлейну и Ульрике возвращалась страсть, и они предавались безудержной любви, будто в последний раз. После этого Конрад выходил на скрытый туманом мостик и узнавал от Хинсена, Уркварта или Манфреда Рорсефна, какое расстояние они преодолели. Для матросов он сделался зловещим призраком, и даже офицеры, за исключением Уркварта, чувствовали себя неловко в его присутствии. Они заметили, как резко состарился Арфлейн: его лицо посекли морщины, плечи поникли. Он редко смотрел прямо в глаза, больше рассеянно уставлялся на падающий снег или туман. Время от времени, явно не осознавая этого, он протяжно вздыхал и производил нервные движения: очищал бороду от инея или стучал пальцами по ограждению. В то время как Хинсен и Рорсефн были удручены состоянием капитана, Уркварт, казалось, выражал презрение и намеренно не замечал его. Со своей стороны, Арфлейна не волновало присутствие ни Хинсена, ни Рорсефна, но Уркварта, где мог, он старательно избегал. Было несколько случаев, когда он, стоя на мостике и завидев приближение Уркварта, торопливо спускался вниз по трапу, прежде чем второй офицер мог бы встретиться с ним. Обычно Уркварт, казалось, не замечал его бегства, но однажды было видно, как он слегка зловеще улыбнулся, когда, поднявшись на мостик, услышал хлопок закрывшейся двери в каюте Арфлейна.

Хинсен и Рорсефн часто беседовали. Юноша был для него единственным человеком на корабле, которому он мог доверить свои опасения. Экипаж охватила апатия, вызванная вынужденным бездельем. Состояние экипажа было не столько напряженное, сколько апатичное из-за спорадического продвижения корабля.

— Мне часто кажется, что когда-нибудь мы остановимся окончательно, — сказал как-то Хинсен, — и проведем остаток жизни среди этой безвременной туманной пелены. Все стало таким неясным...

Рорсефн сочувственно кивнул. Казалось, юношу их судьба скорее не беспокоила, чем вводила в депрессию.

— Выше голову, мистер Хинсен. Все образуется. Послушайте мистера Уркварта. Судьбе угодно, чтобы мы добрались до Нью-Йорка.

— Я хотел бы, чтобы капитан сказал об этом команде, — мрачно ответил Хинсен. — Я хотел бы, чтобы он сказал им хоть что-нибудь…

Рорсефн кивнул, на этот раз с думкой на лице.

Глава 19 СВЕТ

На следующее утро после этого разговора Арфлейна разбудил стук в дверь, выходящей на палубу. Он медленно поднялся, откинув меха на тело спящей Ульрики, натянул штаны и куртку и отпер дверь.

Снаружи, в клубах тумана, потянувшихся внутрь каюты, стоял Манфред. Руки юноши были сложены на груди, голова поднята и надменно наклонена.

— Могу я поговорить с вами, капитан?

— Позже, — проворчал Арфлейн, бросив взгляд на зашевелившуюся в постели Ульрику.

— Это важно, — настаивал Манфред.

Пожав плечами, Арфлейн шагнул назад, пропуская Рорсефна. Ульрика, открыв глаза, увидела обоих и нахмурилась.

— Манфред…

— Доброе утро, кузина, — произнес Рорсефн. В его голосе прозвучали веселые нотки, причины которых ни Арфлейн, ни Ульрика не поняли. Они выжидающе смотрели на молодого человека.

— Сегодня утром я говорил с мистером Хинсеном, — Рорсефн прошел к сундуку Арфлейна, стоящему рядом с ульриковым, и уселся на него. — Он думает, что туман скоро рассеется. Если он прав, мы сможем быстро набрать скорость.

— Почему он так думает? — без особого интереса спросил Арфлейн.

— Туман, кажется, рассеивается. За последние дни выпало мало снега, воздух стал суше. Думаю, что мистер Хинсен достаточно опытен в этом вопросе.

Арфлейн кивнул головой, гадая об истинной причине визита Рорсефна. Ульрика, отвернувшись, уткнулась лицом в меховые подушки и натянула покрывала до головы.

— Как ваше плечо? — как бы между прочим осведомился Манфред.

— Нормально, — проворчал Арфлейн.

— Со стороны вы выглядите нездоровым, капитан.

— Со мной все в порядке, — резко ответил Арфлейн. Он слегка выпрямил ссутулившуюся спину и медленно прошел к лохани, стоящей рядом с бочонком с водой. Повернув кран, налил в таз воды и начал умываться.

— У команды подавленное настроение, — продолжал Рорсефн.

— Так кажется.

— Уркварт старается их не расслаблять, но нужен кто-то с бОльшим опытом, чтобы заставить команду работать лучше, — сказал многозначительно Рорсефн.

— Мне кажется, что Уркварт отлично управляется с ними, — произнес Арфлейн.

— Так-то оно так, но я не о нем.

Удивленный откровенным вмешательством Рорсефна, Арфлейн повернулся к нему, вытирая рукавом лицо.

— Это не ваше дело, — сказал он.

— В самом деле, вы правы. Решать проблемы на корабле — это, конечно, дело капитана. Мой дядя дал вам эту должность, потому что думал, что вы единственный, кто точно сможет привести "Ледовый Дух" в Нью-Йорк.

— Это было давным-давно, — двусмысленно ответил Арфлейн.

— А я освежаю вашу память, капитан.

— Это все, что хотел ваш дядя? Мне кажется, что он прекрасно представлял, что произойдет во время путешествия. Перед смертью он чуть не предложил мне свою дочь, Рорсефн.

При этих словах Ульрика еще глубже зарылась в подушки.

— Я знаю. Тем не менее, не думаю, что он полностью понимал ваш и ее характеры. Он увидел нечто, происходящее естественным образом. Он не думал, что Янек отправится с нами. Сомневаюсь, что дядя познал значение совести в таком конкретном смысле. Он не понимал, что чувство вины может привести к апатии и самоуничижению.

— Сначала мы обсуждали настроение экипажа, теперь добрались и до нас с Ульрикой, — защищаясь, произнес Арфлейн. — Зачем вы пришли сюда?

— Одно связано с другим. Вы прекрасно понимаете это, капитан, — Рорсефн встал. — Вы больны, болезнь подавила ваши эмоции и ум. Матросы все понимают, хотя и слишком молчаливы, чтобы озвучить это. У нас отчаянно не хватает рук. Там, где нужно работать за двоих, матросы едва справляются со своими обычными обязанностями, которые у них были до нападения. Они уважают Уркварта, но очень боятся его. Он чужой им. Они нуждаются в человек, к которому чувствуют некую близость. Этим человеком были вы. Теперь они начинают думать, что вы такой же чужак, как и Уркварт.

Арфлейн потер лоб.

— Какое это имеет значение сейчас? В такую погоду корабль едва движется. Чего вы ждете от меня? Чтобы я вышел к ним и наполнил их сердца уверенностью, и они, дожидаясь рассеивания тумана, сели бы кружком на палубе и пели песни вместо бурчания? Что хорошего будет из этого? Что надо сделать?

— Ничего. Говорю вам, Хинсен чувствует, что погода улучшается, — терпеливо произнес Рорсефн. — Кроме того, вы сами знаете, как важно поведение капитана в любой ситуации. Вам не следовало бы так надолго покидать палубу, капитан.

Арфлейн начал застегивать ремешки на куртке, его пальцы двигались медленно. Он поднял голову и снова вздохнул.

Рорсефн шагнул ему навстречу.

— Обойдите корабль, капитан Арфлейн. Посмотрите, довольны ли вы его состоянием как моряк. Паруса свернуты кое-как, на палубе кучи грязного снега, крышки люков не заперты, снасти плохо связаны. Корабль болен, как и вы. Он вот-вот начнет гнить.

— Оставьте меня, — произнес Арфлейн и повернулся к Рорсефну спиной. — Мне не нужны ваши нравоучения. Если бы вы знали о трудностях…

— Меня не волнует это. Я забочусь о корабле, его обитателях и его задаче. Кузина полюбила вас, потому что вы были лучше Ульсенна. У вас была сила, которой, как она поняла, у него не было. Теперь же вы не лучше него. Вы утратили право на ее любовь. Неужели вы не чувствуете этого?

Подойдя к двери и потянув ее на себя, Рорсефн открыл ее и гордо вышел, громко хлопнув ею за собой.

Сев на койке, Ульрика вопросительно посмотрела на Арфлейна.

— Ты думаешь так же, как и он? — спросил Арфлейн.

— Не знаю. Все гораздо сложнее…

— Это верно, — с горечью пробормотал Арфлейн. Гнев наполнял его. Казалось, он вдохнул новую жизненную силу в движения Конрада, пока тот ходил по каюте и собирал свою верхнюю одежду.

— Он прав, — задумчиво сказала Ульрика, — что напомнил тебе об обязанностях капитана.

— Он пассажир, бесполезная куча груза, он не имеет права что-либо указывать мне.

— Мой кузен — разумный мужчина. К тому же ты нравишься ему, он благожелателен к тебе…

— Этого не видно. Он критикует, не понимая…

— Он делает то, что считает нужным. Все ради твоей же пользы. Он заботится не о себе. И никогда не заботился. Жизнь для него — игра, которую, как он чувствует, он должен доиграть до конца. Надо вытерпеть происходящее в игре, но он не рассчитывает наслаждаться ею.

— Меня не интересует личность твоего кузена. Я хочу, чтобы он оставил меня в покое.

— Он видит, что ты губишь себя... и меня, — с определенной силой произнесла Ульрика. — Он видит больше, чем ты.

Помолчав, Арфлейн в замешательстве сказал:

— Значит, ты думаешь то же самое?

— Да.

Резко опустившись на край койки, он посмотрел на нее — она ответила взглядом. В глазах женщины стояли слезы. Он протянул руку и погладил ее лицо. Взяв его руку обеими ладонями, Ульрика поцеловала ее.

— О, Арфлейн, что произошло?

Он не ответил ничего, зато склонился к ней, поцеловал в губы и прижал к себе.

Спустя час он снова поднялся и встал рядом с койкой, задумчиво глядя в пол.

— Почему твой кузен так заботится обо мне? — спросил он.

— Не знаю. Ты всегда нравился ему, — она улыбнулась. — Кроме того, он, возможно, переживает за собственную безопасность, думая, что ты не управляешь кораблем подобающим образом.

Арфлейн кивнул.

— Твой кузен был прав, придя сюда, — наконец ответил он. — Зря я так рассердился. Я был слаб. Я не знаю, что мне делать, Ульрика. Следовало ли мне соглашаться на эту экспедицию? Следовало ли мне настолько поддаваться своим чувствам к тебе? Следовало ли арестовывать твоего мужа?

— Это личные вопросы, — мягко сказала она, — и это не должно касаться никого, кроме нас.

— Да? — Арфлейн поджал губы. — Похоже, что так и есть, — он расправил плечи. — Но, так или иначе, Манфред был прав. Мне должно быть стыдно…

— Смотри, — сказала Ульрика, указывая на иллюминатор. — Становится светлее. Пойдем на палубу.

К этому времени туман почти рассеялся, сквозь облака начали пробиваться слабые солнечные лучи. Корабль, используя треть парусов, продвигался медленно.

Взявшись за руки, Арфлейн и Ульрика пошли по палубе.

Коричневые и белые краски корабельных мачт и такелажа, желтизна кости ожили под солнечным светом.

Раздавалось редкое постукивание полозьев на ледяных неровностях, откуда-то со снастей пришел приглушенный голос матроса, зовущего товарища, воздух потеплел. Даже неубранная палуба придавала кораблю какой-то помятый, но лихой вид, в связи с чем происходящее задело Арфлейна не настолько, насколько он ожидал. Солнечный свет начал быстро пробиваться сквозь тучи, одновременно разгоняя их, и вскоре горизонт можно было разглядеть даже с палубы. Корабль пересекал ледяной простор, ограниченный вдалеке неразрывными цепями глетчеров. Таких Арфлейн никогда не видел. Высокие, зазубренные и черные. Когда облака разошлись, открылось бледно-голубое небо, а лед во всех направлениях запестрел желтыми пятнами света.

Схватив Арфлейна за руку, Ульрика показала за правый борт. Устремившись вниз, словно ее освободило рассеивание облаков, со стороны проясняющегося неба приближалась стая птиц. Подлетев ближе, их темные силуэты закружились и принялись нырять.

— Посмотри какого они цвета! — удивленно воскликнула она.

Арфлейн увидел игру света на поблескивающем оперении ведущих птиц и тоже удивился. В их раскраске преобладал ярко зеленый цвет. За свою жизнь он не видел ничего подобного; все звери, которых он знал, были бледных цветов, что являлось необходимым для выживания на ледяных просторах. Раскраска птиц встревожила его. Сверкающая стая скоро пролетела рядом и направилась к темным глетчерам на горизонте. Арфлейн смотрел им вслед, задаваясь вопросами: почему они так сильно взволновали его; откуда они прилетели.

За его спиной с мостика раздалась команда:

— Поднять паруса! Все наверх!

Это был Уркварт.

Арфлейн осторожно снял руку Ульрики со своей и проворно прошел по палубе к мостику. Поднявшись по трапу, он взял мегафон из рук удивленного гарпунщика и произнес с некоторым усилием:

— Все в порядке, мистер Уркварт. Принимаю командование на себя.

Заворчав себе под нос, Уркварт поднял гарпун, оставленный им у рубки, и, тяжело ступая, спустился с мостика. Он занял свою позицию на юте, встав спиной к Арфлейну.

— Мистер Хинсен! — обратившись к первому офицеру, стоящему у одного из передних люков, Арфлейн попытался вложить в голос силу и уверенность. — Приведите боцмана.

Подтвердив взмахом руки услышанный приказ, Хинсен позвал криком матроса, находящегося на вантах грот-мачты. Матрос стал спускаться на руках к палубе, затем вместе с Хинсеном направился в сторону мостика. Матрос оказался высоким и крепко сбитым, с аккуратно подстриженной бородой, такой же рыжей, как у Арфлейна.

— Ты Рорченоф, боцман «Ильдико Ульсенна»? — спросил Арфлейн, когда они остановились внизу на юте перед мостиком.

— Так точно, сэр, был им, пока не ушел в китобои, — в голосе Рорченофа чувствовался характер. Говоря это с некоторой гордостью, он едва не бросал вызов.

— Хорошо, значит, когда я говорю «все паруса ставь», ты знаешь, что я имею в виду. У нас появился шанс набрать скорость. Я хочу, чтобы те реи были увешаны любыми кусочками парусов, которые ты сумеешь приладить.

— Да, сэр, — кивнул Рорченоф.

Хинсен хлопнул моряка по плечу, и тот отправился занимать свой пост. После этого первый офицер с сомнением посмотрел на Арфлейна, словно не особенно верил в решимость, посетившую Арфлейна.

— По местам, мистер Хинсен.

Арфлейн наблюдал, как Рорченоф собрал людей и послал их на снасти. Выбленки вскоре заполнились карабкающимися матросами. Увидев, что матросы приготовились, Арфлейн поднес к губам мегафон.

— Все паруса ставь! — закричал он. — Сверху до низу, от края до края.

Вскоре корабль окутало огромное белое облако вздувшихся парусов, и он за считанные минуты удвоил, учетверил свою скорость, заскакав по сверкающему льду.

Тащившийся по палубе Хинсен принялся подтягивать ослабевший трос. Теперь, когда туман рассеялся, было хорошо видно, что многие узлы развязались. До наступления ночи это нужно было исправить.

Чуть позже, когда он приступил ко второму узлу, к нему подошел Уркварт.

— Ну, мистер Уркварт, с капитаном вновь полный порядок? — Хинсен внимательно наблюдал за реакцией Уркварта.

Легкая улыбка тронула худое лицо гарпунщика. Он скользнул взглядом по пурпурно-желтому небу, но огромные паруса мешали его взору. Они растянулись, надулись и были гладкими, как брюхо объевшейся китихи. Корабль несся так быстро, как еще не было со времен спуска с плато. Китовая кость сияла, придавая кораблю металлический блеск, паруса отражали солнечный свет. Но корабль не вызывал чувство гордости, как было тогда, когда он в первый раз расправил паруса. Слишком много было на нем куч грязного снега, крышки люков не были прилажены так плотно как раньше, шлюпки на шлюпбалках висели неровно.

Уркварт, руки которого как всегда были без перчаток, вытянул одну из них и красными костлявыми пальцами погладил зубцы на гарпуне. Таинственная улыбка все еще была на его губах, но он не стал отвечать Хинсену. Гарпунщик просто махнул головой в сторону мостика. Хинсен увидел, что рядом с капитаном на мостике появился Манфред Рорсефн. Было очевидно, что юноша только что взошел туда — они увидели, как он хлопнул Арфлейна по плечу и, небрежно прислонившись к ограждению, поворотом головы осмотрел корабль слева направо.

Хинсен нахмурился, не сумев понять того, что Уркварт пытался ему сообщить.

— Если вы спрашиваете меня, что там делает Рорсефн, я скажу, что мы должны быть благодарны ему за исцеление капитана.

Уркварт плюнул на тающую поблизости кучу снега.

— Теперь они оба управляют кораблем, — произнес он. — Капитан подобен детенышу тюленя, которого сделали игрушкой человеческих детей. Вы продеваете через его щеки струну и, дергая за нее, заставляете существо насупливаться или улыбаться. Каждый из них тянет за свой конец. Один заставляет его улыбаться, другой — хмуриться. Иногда, впрочем, они меняются местами.

— Вы имеете в виду Ульрику Ульсенн и Манфреда Рорсефна?

Уркварт задумчиво провел рукой по тяжелому древку гарпуна.

— С помощью Ледовой Матери он еще избавится от них, — произнес он. — Наш долг сделать все, что в наших силах.

Хинсен почесал голову:

— Что-то я плохо понимаю вас, мистер Уркварт. Вы считаете, что хорошее настроение капитана больше не испортится?

Пожав плечами, Уркварт удалился, как всегда, широкими прыгающими шагами.

Глава 20 ЗЕЛЕНЫЕ ПТИЦЫ

Несмотря на тяжелое настроение на борту, корабль шел с отменной скоростью, все сильнее приближаясь к гряде глетчеров. За грядой лежал Нью-Йорк. Судно сменило курс на восток-тень-север [движение на восток с небольшим отклонением к северу], а это значило, что конец путешествия близок. Погода по-прежнему держалась хорошая, но Арфлейн разумно решил, что вряд ли она будет оставаться такой чудесной всю дорогу до Нью-Йорка.

Огибая на безопасном расстоянии встречающиеся во льду разломы и изредка попадающиеся в поле зрения далекие фигуры варваров, "Ледовый Дух" пересекал голубые ледяные просторы под спокойным, ясным небом. От кочевников с серебристой шерстью угроз не исходило, и корабль быстро их обходил.

Уркварт вновь стал занимать место на мостике возле капитана, хотя отношения двух мужчин были уже не те, что раньше: слишком многое произошло, чтобы у обоих остался прежний дух товарищества.

Оставляя за собой пару темных, глубоких следов в заснеженном льде, под раздувающимися парусами, со вновь отполированным, украшенным костью корпусом, с потертыми, но прибранными и очищенными от снега палубами, ледовая шхуна направлялась к далеким глетчерам.

Первым заметил стадо Уркварт. Оно было видно далеко впереди, справа от них, но ошибиться было невозможно. Уркварт ткнул копьем в направлении китов, и Арфлейн, закрыв глаза рукой от солнечного света, сумел различить на светло-голубом льду темные очертания животных.

— Вижу, что это не детеныши, — сказал Арфлейн, и Уркварт кивнул головой, соглашаясь. Затем капитан добавил. — Мы могли бы поживиться мясом.

— Точно, — проворчал Уркварт, потеребив костяную серьгу. — Приказать рулевому изменить курс, капитан?

Отбросив соображения практичности, Арфлейн решил, что стоит остановиться и развлечь матросов. Он кивнул Уркварту, и тот, широко шагая, вошел в рубку и взял на себя управление большим штурвалом у дежурящего матроса.

На палубу вышла Ульрика и скользнула взглядом по Арфлейну. Он улыбнулся ей и жестом позвал к себе. Чувствуя неприязнь со стороны Уркварта, она редко поднималась на мостик. И в этот раз она пошла слегка неохотно, а увидев гарпунщика в рубке, даже на миг приостановилась. Она бросила взгляд в сторону кормы, затем подошла к Арфлейну.

— Я из-за Янека, Конрад, — сказала она. — Кажется, он заболел. Я разговаривала сегодня со стражниками. Они говорят, что он ничего не ест.

Арфлейн рассмеялся:

— Наверное, голодает от злости, — заметив выражение беспокойства на ее лице, он добавил, — Хорошо. Когда представиться возможность, я увижусь с ним.

Корабль поворачивал, сближаясь со стадом китов. Животные были намного меньше тех, которых Арфлейн видывал до этого, с более короткими по отношению к длине тела головами, желто-коричневого окраса. Многие прыгали по льду, отталкиваясь от него непривычно большими задними плавниками. Тем не менее, они не выглядели опасными. Он понял, что вскоре у них появится свежее мясо.

Вернув штурвал кормчему, Уркварт пошел по палубе на нос. Взяв из рундука со снастями бухту веревки, он привязал один ее конец к кольцу гарпуна, а остальную часть обмотал вокруг пояса. Вокруг него стали собираться матросы. Гарпунщик указал на стадо, и они спустились вниз за оружием.

Уркварт подошел к ограждению, осторожно перелез через него и встал на тоненькой кромке наружной стороны корпуса ниже ограждения. Один раз, когда корабль накренился, его чуть не сбросило оттуда.

Странного вида киты бросились врассыпную при виде украшенного черепом носа огромной шхуны, которая, скрипя полозьями, стала преследовать основную часть стада.

Ухмыляющийся Уркварт повис, обвив одной рукой ограждение, а другой поднял гарпун. Оступись он, или дернись внезапно корабль, гарпунщик легко бы потерял захват и упал под полозья.

Сейчас корабль шел по пятам за большим быком, бешено скачущим впереди. Когда в поле зрения его крошечных глаз попался приближающийся "Ледовый Дух", кит начал делать вираж. Уркварт замахнулся и бросил гарпун под углом, попав животному в основание шеи. Корабль миновал зверя. Линь, связанный с копьем, стал быстро-быстро разматываться. Животное поднялось на дыбы, подпрыгивая на задних плавниках, и завертелось на месте, щелкая пастью. Зубы зверя оказались намного крупнее, чем ожидал Арфлейн.

Пока корабль разворачивался, разматывающаяся быстро веревка грозила сдернуть Уркварта с его ненадежной позиции.

Теперь, когда корабль вновь начал приближаться к стае, другие китобои, вцепившись одной рукой в ограждение, тоже стали замахиваться копьями. Охота проходила в тишине, не считая шума движения корабля и стука плавников о лед.

Именно тогда, когда Арфлейн уже решил, что Уркварт будет сдернут с ограждения за веревку, гарпунщик скинул с себя конец линя и привязал его к ближайшей стойке. Оглянувшись, Арфлейн увидел, как корабль потащил умирающего, но все еще сопротивляющегося кита. Остальные гарпунщики тоже начали бросать свои копья, хотя большинству не хватало сверхъестественной точности Уркварта. Тем не менее вскоре вслед за кораблем по льду тащилось больше дюжины китов. Киты совершали на льду пляску смерти, их тела бились друг о друга и истекали кровью.

Корабль вновь повернул и начал замедляться. Команда вышла на палубу и приготовилась идти к пойманным китам. На лед упали якоря. Шхуна зашаталась, пока не остановилась. Вооруженные тесаками матросы спустились на лед, чтобы разделать добычу.

Позаимствовав тесак у одного из моряков, с ними сошел и Уркварт. Стоя у ограждения, Арфлейн и Ульрика наблюдали за людьми, рубящими трупы животных. Руки матросов поднимались и опускались — они разделывали добычу. Кровь лилась на лед. Люди в свете заходящего солнца, такого же алого как кровь, отбрасывали длинные, скачущие по белоснежному простору тени. Вечерний воздух резко пах кровью, напоминая Арфлейну и Ульрике о том случае, когда они впервые обнялись.

К парочке присоединился Манфред Рорсефн. Глядя на трудящихся, одетых в меха матросов, он улыбался так, как улыбаются играющимся детям. Руки всех как один китобоев были до плеч измазаны густой кровью, многие из них вымокли до нитки и с удовольствием слизывали кровь с губ.

Рорсефн показал на высокую фигуру Уркварта, выдернувшего из своей жертвы гарпун и производящего правой рукой какие-то таинственные пассы в воздухе.

— Похоже, ваш Уркварт в своей стихии, капитан Арфлейн, — сказал он. — Да и остальные в приподнятом настроении, не так ли? Нам повезло, что мы увидели стаю.

Арфлейн кивнул, наблюдая, как Уркварт взялся за разделывание кита. Было что-то такое первобытное, такое необузданное в том, как гарпунщик разрезал мертвое животное, и Арфлейн, как это уже было однажды, подумал, насколько сильно Уркварт походит на полубога льда, стародавнего обитателя пантеона Ледовой Матери.

Рорсефн понаблюдал еще несколько минут, затем, пробормотав извинения, отвернулся. Поглядев на него, Арфлейн догадался, что молодому человеку это зрелище было неприятно.

До наступления сумерек мясо было срезано с костей, а ворвань и жир закачали в бочки, которые свисали вдоль бортов с концов нижних рей. На запятнанном льду от убитых китов остались только скелеты, которые в свете заходящего солнца отбрасывали тени странной формы.

Когда они собрались спуститься, Арфлейн уловил боковым зрением какое-то движение. Он вгляделся в темнеющее пурпурное небо и увидел пару десятков силуэтов, летящих к ним. Они летели быстро — это оказались те самые зеленые птицы, которые экспедиция встретила несколькими днями ранее. Внешне они были похожи на альбатросов: большие, изогнутые клювы и длинные крылья. Птицы закружились над костями китов, рыская глазами-бусинками по кровавому льду, а затем кинулись вниз и стали пожирать потроха, мясные обрезки и ворвань, оставленные моряками.

Ульрика крепко сжала руку Арфлейна, как и он явно встревоженная увиденным. Один из падальщиков с обрывком кишок, свисающих с клюва, повернул голову и, показалось, осознано уставился на них, затем распростер крылья и захлопал ими о лед.

В этот раз птицы прилетели с севера. Когда Арфлейн впервые увидел их, они летели с юга на север. Ему стало интересно, где же они гнездились? Может быть, в протянувшейся перед ними гряде глетчеров, той самой гряде, через которую им придется пройти, чтобы достигнуть Нью-Йорка.

Мысль о горах повергла его в уныние. Нелегко будет пройти по узкому проходу, обозначенному на карте Рорсефна.

Когда солнце зашло, зеленые птицы все еще пировали. Их силуэты вышагивали среди костей китов, походя на воинов победившей армии, осматривающих поверженные трупы.

Глава 21 КРУШЕНИЕ

Авария произошла на рассвете. Конрад Арфлейн выходил из каюты с намерением увидеться с Янеком Ульсенном и убедиться, правда ли он болен, когда весь корабль ужасно тряхнуло. Сбитый с ног капитан упал лицом вперед.

Поднявшись, с разбитым в кровь носом, он поспешил в каюту к Ульрике. Она сидела на кровати, на ее лице была тревога.

— Что это, Конрад?

— Пойду посмотрю.

Он выбежал на палубу, повсюду на ней распластались матросы. Некоторые из них упали со снастей и явно были мертвы, остальных просто оглушило, но они уже поднимались на ноги.

Солнечный свет был еще тусклым. Арфлейн взглянул в сторону носа судна, но не увидел преграды. Он бросился вперед и, перегнувшись через украшенный черепом бушприт, увидел, что передние полозья застряли в неглубокой трещине, которую было невозможно увидеть сверху. Вины дозорных в том, что они не различили препятствие, не было. Трещина была примерно десять футов шириной и ярд или около того глубиной, но она едва не послужила причиной крушения корабля. Спустившись по свисающему канату к краю ямы, Арфлейн осмотрел полозья.

Казалось, что они пострадали не слишком сильно. Край одного раскололся, и от него отвалился небольшой кусок, который был виден на дне трещины. Но годность полозьев мало пострадала от этого.

Арфлейн подметил, что яма заканчивалась всего в нескольких ярдах от правого борта. Им просто не повезло, что они прошли в этом месте. Повернув полозья, шхуну можно было оттащить назад, и она вновь продолжила бы движение, почти не ухудшив своего состояния после аварии.

Из-за ограждения бака выглянул Хинсен.

— Что там, сэр?

— Не о чем беспокоиться, мистер Хинсен. Хотя команде придется потрудиться этим утром. Нам необходимо вытащить корабль. Пошлите боцмана поставить нижние паруса. Если будет достаточно ветра, то это поможет людям.

— Слушаюсь, сэр! — лицо Хинсена исчезло.

Арфлейн вскарабкался по канату наверх. Уркварт, подойдя к ограждению, помог Конраду перебраться через него. Худощавый гарпунщик молча указал на северо-восток. Посмотрев туда, Арфлейн выругался.

В их сторону скакало около пятидесяти варваров. Было видно, что они оседлали животных, весьма похожих на медведей. Варвары сидели на широких спинах животных, вытянув перед собой ноги, и держали в руках поводья, закрепленные на головах зверей. Их оружие составляли костяные дротики и мечи. Они были одеты в меха, но в отличие от встреченных ранее созданий, выглядели как обычные люди.

Взлетев на мостик, Арфлейн проревел в мегафон, чтобы все матросы вооружились и приготовились к атаке на корабль.

Первые варвары почти достигли корабля. Один из них кричал со странным акцентом, повторяя все время одни и те же слова. В конце концов, Арфлейн понял, о чем кричал мужчина:

— Вы убили последних китов! Вы убили последних китов!

Приблизившись к кораблю, всадники разъехались в стороны, явно намереваясь атаковать со всех сторон. Под капюшонами мелькали тонкие, с орлиными чертами, лица. Затем полетели дротики и стали стукаться о палубу.

От первой волны копий не пострадал никто. Арфлейн подобрал обеими руками по одному из искусно вырезанных дротиков и метнул их назад в быстро скачущих варваров. Он тоже ни в кого не попал. Дротики не были пригодны для такого боя, и варвары представляли больше неудобство, чем реальную опасность.

Но вскоре они начали подскакивать ближе, и Арфлейн увидел, как один моряк упал прежде, чем успел выстрелить из лука.

Еще пара матросов были убиты метко брошенными дротиками, но воздаяние из более современного оружия моряков имело серьезные последствия для атакующих. Больше половины варваров выпали из седел, раненые стрелами, оставшиеся отошли, собираясь для новой атаки со стороны левого борта.

Арфлейн уже держал в руках лук. Он, Хинсен и Манфред Рорсефн стояли рядом в ожидании нового нападения. Чуть дальше вдоль ограждения стоял Уркварт. На время отложив свой гарпун, бывший в два раза тяжелее и длиннее оружия варваров, он выстроил перед собой, прислонив к ограждению, полудюжину костяных дротиков.

Мощные лапы медведеподобных животных пришли в быстрое движение, и, неистово крича, варвары бросились к кораблю. Просвистело облако дротиков, в ответ промчалось облако стрел. Меткий Уркварт убил двоих варваров, а еще четверых тяжело ранил. Большинство атакующих попадало, сраженные стрелами. Улыбаясь, Арфлейн повернулся к Хинсену, но тот был мертв: резной костяной дротик пронзил его навылет. Хватка за ограждение, удерживающая первого офицера прямо, постепенно ослабла, и он, с широко открытыми остекленевшими глазами, свалился на палубу.

— Кажется, Уркварт ранен, — прошептал Рорсефн на ухо Арфлейну.

Арфлейн скользнул взглядом по ограждению, ожидая увидеть гарпунщика, лежащего ничком, но вместо этого увидел, как Уркварт вырвал дротик из руки и перепрыгнул через ограждение. За ним последовал отряд кричащих моряков.

Варвары вновь перестраивались, но лишь пятеро из них остались не раненными. Столько же или чуть больше висели в седлах, некоторые с полудюжиной торчащих из них стрел.

Уркварт повел свой отряд по льду, устрашая криком немногих оставшихся в живых врагов. В правой руке он угрожающе держал свой гарпун, в левой зажал пару дротиков. Варвары остановились, один из них вытащил меч. Затем, развернув своих странных животных, они бросились прочь от ликующего Уркварта, кричащего и машущего руками им вслед.

В результате набега не было ранено и десяти матросов. Погибло всего четверо, включая Хинсена. Взглянув на тело старшего товарища, Арфлейн вздохнул. Он не ощущал злости к варварам. Если он правильно расслышал кричавшего мужчину, своей охотой на китов моряки уничтожили их источник пищи.

Увидев проходящего по палубе нового боцмана Рорченофа, Арфлейн дал ему знак подойти. Заметив труп Хинсена, боцман мрачно покачал головой и посмотрел на Арфлейна с легким укором, словно обвиняя капитана за атаку варваров.

— Он был хорошим моряком, сэр.

— Да, боцман. Я хочу, чтобы ты взял людей и похоронил мертвых в расселине под нами. Это сэкономит время. Начинай прямо сейчас, понял?

— Слушаюсь, сэр.

С борта шхуны Арфлейн увидел, как Уркварт и его люди рубили раненых варваров с точно таким же удовольствием, с каким они разделывали туши китов накануне вечером. Пожав плечами, он вернулся в каюту.

Там он застал Ульрику и рассказал ей, что произошло. Успокоившись, она сказала:

— Ты говорил с Янеком? Ты собирался сделать это утром.

— Я поговорю с ним сейчас.

Выйдя из каюты, он прошел по коридору. У двери стоял только один часовой, Арфлейн не чувствовал необходимости выставлять больше стражников. Он дал матросу знак снять замок с цепи, соединяющей брус с дверью. Дверь открылась вовнутрь, и он увидел лежащего Ульсенна. Тот был бледен, но в остальном явно здоров.

— Мне сказали, что вы мало едите, — сказал Арфлейн, обратившись к Ульсенну. Он не стал входить в каюту, а только перегнулся через брус.

— Много еды мне здесь мне не требуется, — холодно ответил Ульсенн. Затем решительно глянул на Арфлейна. — Как моя жена?

— Хорошо, — произнес Арфлейн.

Ульсенн горько улыбнулся. В выражении на его лице больше не было слабости, которую Арфлейн видел прежде. Арест, казалось, положительно повлиял на его характер.

— Хотите чего-нибудь? — спросил Арфлейн.

— Да, капитан, но не думаю, что вы готовы позволить мне это.

Арфлейн понял намек. Коротко кивнув, он закрыл дверь и сам повесил замок.

К тому времени, как ледовая шхуна снова взяла курс, команда совсем выдохлась. На рассвете, когда Арфлейн приказал поднять все паруса, на корабле установилась особенная, сказочная атмосфера.

Шхуна начала приближаться к гряде глетчеров, которую теперь можно было разобрать в деталях.

Изгибы и изломы ледяных гор блестели на солнце, отражая и преобразуя цвета неба, порождая гамму нежных тонов от бледных желтого и голубого до насыщенных мраморно-зеленого, черного и пурпурного. Вскоре показался проход — узкая щель между огромными скалами. Согласно карте Рорсефна, проход через нее должен был занять несколько дней.

После того как Арфлейн внимательно поглядел на небо, на его лице появилось беспокойство. По-видимому, в пути их ждало ухудшение погоды, хотя оно могло и не затронуть их. Он засомневался, стоит ли входить в ущелье или лучше подождать. Затем пожал плечами. Нью-Йорк был почти в пределах видимости, и ему больше не хотелось терять время. Как только они минуют проход, их путешествие будет фактически окончено, ведь город будет меньше чем в сотне миль от гряды глетчеров.

Когда они проходили между низкими холмами, прикрывающими ущелье, Арфлейн приказал убрать большинство парусов и выставить на носу шестерых дозорных, чтобы они сообщали на рубку обо всех видимых препятствиях, и четырех дежурных кормчих.

По мере приближения «Ледового духа» к высоким ледяным утесам впечатление сказочности и нереальности все усиливалось. Крики дозорных эхом разносились по ущелью, и в конце концов, стало казаться, что весь мир наполнился призрачными, насмешливыми голосами.

Крепко ухватившись за ограждение одетыми в перчатки руками и широко расставив ноги, Конрад Арфлейн стоял на мостике. Справа от него, одетая в свои лучшие меха, стояла Ульрика Ульсенн со спокойным и отстраненным выражением на лице. Рядом с ней находился Манфред Рорсефн, казалось, единственный на кого не повлияло произошедшее. Слева от Арфлейна, баюкая гарпун в руке, был Уркварт. Его внимательные глаза жадно изучали горы.

Войдя в широкое ущелье, корабль двигался между возвышающимися скалами, уходящими вверх почти на четверть мили. Лед был ровным, и корабль тут же увеличил скорость. Потревоженные звуками, от скал по левому борту стали отделяться куски льда. Они выскакивали и обваливались вниз, где, достигнув дна, с грохотом разбивались на множество мелких осколков.

Склонившись вперед, Арфлейн обратился к Рорченофу, стоящему на юте и наблюдающему за происходящим с некоторым волнением:

— Боцман, скажи дозорным, чтобы они говорили как можно тише, иначе нас может засыпать, прежде чем мы поймем это.

Рорченоф мрачно кивнул и отправился вперед на нос предупреждать моряков. Он казался взволнованным.

Арфлейн сам был бы рад поскорее достичь другого конца ущелья. В окружении гор он чувствовал себя карликом. Он решил, что проход достаточно широк, и можно без особой опасности увеличить скорость.

— Расправить все паруса, мистер Рорченоф! — внезапно крикнул Арфлейн.

Рорченоф принял приказ с удивлением, но выказывать сомнение не стал.

С установленными парусами «Ледовый дух» запрыгал вперед между стенами-близнецами каньона, в которых ветер вырезал странные ледяные образования. Темных цветов, сверкающие, зловещие они напоминали черное стекло.

Ближе к вечеру корабль сотрясла серия толчков, его движение стало неустойчивым.

— Это полозья, сэр! — крикнул Рорченоф Арфлейну. — Должно быть, они повреждены сильнее, чем мы думали.

— Беспокоиться не о чем, боцман, — глядя вперед, спокойно ответил Арфлейн.

Становилось все холоднее, поднимался ветер. Чем быстрее шхуна пройдет ущелье, тем лучше.

— Нас может легко занести в сторону, и мы врежемся в одну из скал, сэр. И, возможно, обрушим ее всю на себя.

— Я сам буду оценивать опасность, боцман.

Стоящая рядом с ним на мостике троица с удивлением посмотрела на Арфлейна, но не сказала ни слова.

Рорченоф поскреб голову, развел руки и вернулся на свое место на палубе.

С наступлением сумерек корабль начал опасно шататься. Показалось, что высокие скалы придвинулись ближе, но Арфлейн даже не собирался уменьшать скорость судна: оно по-прежнему шло под полными парусами.

Прямо перед наступлением темноты по палубе к мостику прошел Рорченоф и следом за ним еще около двадцати матросов.

— Капитан Арфлейн!

Конрад Арфлейн поглядел вниз едва не безмятежно. Корабль уже постоянно содрогался от коротких, частых ударов. Рулевым было все труднее добиваться достаточно быстрой реакции передних полозьев.

— Что, боцман?

— Разрешите бросить якорь и починить полозья, сэр. На такой скорости мы все разобьемся!

— Нет такой опасности, боцман!

— А мы чувствуем, что есть, сэр! — прозвучал другой голос. Это заговорил один из матросов. Вокруг него раздался хор одобрения.

— Возвращайтесь на свои места, — спокойно произнес Арфлейн. — Вам еще предстоит понять, в чем заключается наше путешествие.

— Зато мы понимаем, сэр, когда нашим жизням грозит опасность, — закричал еще один матрос.

— Вы в безопасности, — заверил его Арфлейн.

Когда на небе появилась луна, ветер завыл громче. Туго натянув паруса, он еще больше разогнал корабль. Шхуна неслась мимо белых, сверкающих скал, чьи вершины терялись из вида в темноте, ее трясло, хотя она двигался по гладкому льду по дну каньона.

Когда внезапно нарисовалось препятствие и корабль вильнул, загремев полозьями, Рорченоф дико огляделся.

— Это безумие! — закричал он. — Дайте нам шлюпки! Можете вести корабль, куда хотите, а мы уходим!

Уркварт замахнулся гарпуном.

— Если вы не вернетесь на свои места, я угощу вас этой штукой. Верьте, Ледовая Мать хранит нас!

— Ледовая Мать! — сплюнул Рорченоф. — Вы четверо — сумасшедшие. Мы хотим вернуться назад!

— Но мы не можем вернуться! — закричал Уркварт и дико засмеялся. — Нам не хватит места для разворота, боцман!

Рыжий боцман потряс кулаком гарпунщику.

— Тогда бросьте тяжелые якоря! Остановите корабль, дайте нам шлюпки, и мы сами отправимся домой. А вы можете продолжить поход.

— Вы нужны нам для управления кораблем, — резонно заметил Арфлейн.

— Вы все просто рехнулись! — с растущим отчаянием закричал Рорченоф. — Что случилось с этим кораблем?

Манфред Рорсефн перегнулся через ограждение.

— У вас не выдержали нервы, боцман, вот и все. Не мы безумцы, просто вы истерите.

— Но полозья… Они требуют обслуживания.

— Говорю тебе — нет! — крикнул Арфлейн и, ухмыльнувшись Уркварту, обнял Ульрику рукой за плечи, придав ей устойчивости, когда корабль снова затрясся.

Ветер уже завывал в каньоне, натягивая паруса настолько, что они, казалось, вот-вот оторвутся от крепящих их линей. Ледовый Дух швыряло из стороны в сторону, он едва не касался гигантских, острых стен скал.

Рорченоф молча развернулся и повел своих сторонников вниз.

Рорсефн нахмурился.

— Это не было их последним словом, капитан Арфлейн.

— Возможно.

В тот же миг Арфлейн ухватился за ограждение — рулевые едва успели отвернуть корабль от скал справа. Конрад глянул на рубку и криком ободрил матросов, бьющихся со штурвалом. Они посмотрели в ответ со страхом.

Спустя несколько минут на палубе вновь появились Рорченоф и компания. Они размахивали тесаками и гарпунами.

— Вы глупцы! — закричал на них Арфлейн. — Сейчас не время для мятежа. Корабль должен двигаться.

— Убирайте паруса, ребята! — крикнул Рорченоф матросам на вантах.

Внезапно он издал вопль и отшатнулся — из его груди торчал массивный гарпун Уркварта. Он упал на палубу и на миг остальные замерли, с ужасом уставившись на своего умирающего вожака.

— Достаточно, — начал Арфлейн. — Возвращайтесь по местам!

Корабль снова рыскнул. Из-под него раздался грохочущий звук, когда рулевые цепи и платформа с полозьями на миг потеряли сцепление друг с другом. Ледяные скалы устремились на них, но рулевые отвели Ледовый Дух от столкновения.

Заревев, матросы бросились к мостику. Схватив Ульрику, Арфлейн втолкнул ее в рубку, закрыл дверь и, оглянувшись, увидел, что Уркварт с Рорсефном, перепрыгнув через ограждение, ретировались с мостика и скрылись под палубой.

Чувствуя, что его предали, Арфлейн приготовился встретить мятежников. Но он был безоружен.

Корабль, казалось, был теперь полностью во власти пронзительно воющего ветра. Снежные струи хлестали такелаж, и шхуну качало на поврежденных полозьях. Арфлейн в полном одиночестве стоял на мостике. Он услышал, как матросы начали осторожно взбираться по трапу. Дождавшись, когда первый почти поднялся на мостик, Арфлейн ударил его в лицо, вырвал из рук тесак и обрушил ручку на череп мятежника.

Волна снега прошла по мостику, ужалив матросов в глаза. Арфлейн, ревя, принялся рубить и колоть их. Когда матросы с окровавленными лицами и искалеченными конечностями отступили, позади них появились Уркварт и Рорсефн.

Уркварт вернул себе свой гарпун, а Рорсефн вооружился луком и тесаком. Он принялся хладнокровно посылать стрелы в спины мятежников. Матросы, сбитые с толку, повернулись.

Корабль качнуло, и Рорсефна отбросило в сторону, а Уркварт едва успел ухватиться за выбленку. Большую часть матросов разбросало в разные стороны. Арфлейн бросил тесак и, схватившись за поручень, скользнул вниз по трапу.

Корабль сотрясла еще одна резкая серия толчков. Конрад с трудом поднялся. Его куртка раскрылась от ветра, борода развевалась. Одной рукой он держался за поручень, другой размахивал, обращаясь к морякам.

— Рорченоф обманул вас! — закричал он. — Теперь вы сами видите, почему мы должны пройти ущелье как можно быстрее, иначе с кораблем будет покончено.

С такими же дикими, как у Арфлейна, глазами один матрос спросил:

— Но почему, капитан?

— Снег! Как только нас накроет настоящая буря, мы ослепнем и станем беспомощными! Свободно лежащий лед упадет со скал и заблокирует путь. Ветер наметет сугробы снега, и продвижение станет невозможным. Даже если мы не разобьемся, то застрянем в снегах!

Над их головами с рым-болтов сорвало парус, и он оглушительно захлопал по мачте. Вой ветра усилился, корабль кинуло на скалу. Показалось, что он слегка задел ее стену, прежде чем выскользнул снова на середину ущелья.

— Но если мы продолжим движение, тогда корабль разобьется о скалу, и мы погибнем! — закричал другой матрос. — Чего мы добиваемся?

Усмехнувшись, Арфлейн развел руками. Его глаза блестели, куртка развевалась за спиной.

— Если нам действительно не повезет, то нас ждет быстрая смерть вместо долгой. Но если удача все еще будет на нашей стороне, а вы знаете, что я — везучий, то на рассвете мы выйдем из ущелья и окажемся всего в нескольких днях пути от Нью-Йорка.

— Вы были везучим, шкипер, — крикнул матрос. — Но говорят, что вы больше не избранник Ледовой Матери, что вы идете поперек ее воли. Эта женщина...

Арфлейн грубо рассмеялся.

— Придется поверить в мою удачу — это все, что вам остается. Сложите оружие, ребята.

— Пусть ветер вынесет нас отсюда, — раздался голос Уркварта. — Это наш единственный шанс.

Моряки начали складывать тесаки, но они продолжали сомневаться.

— Будет больше пользы, если вы заберетесь на ванты и присмотрите за парусами, — перекрывая вой ветра, прокричал Манфред Рорсефн.

— Но полозья! — начал было матрос.

— Мы сами займемся ими, — сказал Арфлейн. — Возвращайтесь за работу, ребята. Обещаю, что, если пройдем ущелье, возмездия не будет. Или мы работаем все вместе, или погибаем все вместе!

Моряки начали расходиться, но на их лицах по-прежнему оставались следы страха и сомнения.

Открыв с трудом дверь рубки, Ульрика, прилагая усилия, прошла по опасно раскачивающейся палубе и схватила Арфлейна за руку. Ветер трепал ее одежду, а снег жалил лицо.

— Ты уверен, что они неправы? — спросила она. — Не будет ли лучше…

Он ухмыльнулся и пожал плечами.

— Не имеет значения, Ульрика. Иди вниз и отдохни, если получится. Я приду к тебе позже.

Корабль снова накренился, и Арфлейн заскользил по палубе, но сумел вернуться и помог ей дойти до мостика.

Оставив ее в безопасности внизу, Конрад отправился на бак шхуны. Он шел, склонившись навстречу ветру, а снег жалил его в лицо и почти ослеплял. Достигнув носа, Арфлейн попытался всмотреться вперед, но увидел лишь проблески скал по обеим сторонам от корабля, качающегося и рыскающего на своих поврежденных полозьях. Арфлейн забрался на бушприт, вытянулся вдоль него и, ухватившись за линь стакселя одной рукой, принялся другой гладить большие китовые черепа, трогая пальцами все изгибы костей, глазницы, ухмыляющиеся челюсти, будто они могли каким-то образом передать ему силу, которой животные некогда обладали.

Пелена снега впереди корабля слегка расступилась, и он увидел перед собой темные контуры ледяных скал. Казалось, что они приближаются, двигаясь на своих основаниях, и окружают корабль, чтобы поймать его. Это, хотя и было обманом зрения, встревожило Арфлейна.

Затем он понял, что же случилось на самом деле. Проход действительно сузился здесь. Возможно, скалы сдвинулись, так как пространство между ними в конце становилось ненамного больше трещины.

У Ледового Духа не было возможности пройти на ту сторону.

Он в отчаянии развернулся на бушприте, не беспокоясь ни о чем, кроме качающегося, мчащегося корабля, и, задыхаясь и пошатываясь, добрался до большого сальника рулевого оси на палубе, где схватил тяжелую кувалду, закрепленную рядом, и принялся бить по аварийному болту. Уркварт метнулся к нему, Арфлейн повернув голову, проорал:

— Бросайте якорь! Черт, ради Ледовой Матери, бросайте якорь!

Уркварт помчался прочь по палубе, хватая людей и приказывая им выбивать из опор штифты, удерживающие тяжелые двулапые якоря от падения на лед.

Арфлейн поднял голову. Сердце его замерло. Они были недалеко от бутылочного горлышка, надежд спасти корабль уже почти не осталось.

Штифт сдвинулся с места. Поднимая и опуская кувалду, Арфлейн снова и снова бил по нему.

Вдруг штифт вылетел. Раздался пронизывающий визг, когда полозья развернулись навстречу друг к другу, образовав плуг; корабль начал неистово качаться и трястись.

Арфлейн кинулся по палубе. Он сделал все, что было в его силах. Теперь его беспокоила только безопасность Ульрики.

Он оказался в каюте в тот момент, когда корабль дернулся, словно испытал некий чудовищный оргазм. Ульрика была внутри, а рядом с ней был ее муж.

— Я освободила его, — сказала она.

— Пошли на палубу, — проворчал Арфлейн. — Шансов остаться в живых у нас немного.

Раздался последний страшный грохот: тяжелые якоря, зацепились за лед, и корабль прекратил свое движение и тряску.

Выбравшись на палубу, Арфлейн с изумлением увидел, что они остановились едва ли в десяти ярдах от того места, где корабль разбился бы о стены скал или его сплющило бы между ними.

Но Ледовый Дух замер не окончательно.

Его левые полозья не выдержали напряжения и, разрушаясь, громко затрещали. Огромная шхуна начала валиться на левый борт. С ужасающим стоном судно рухнуло, скинув членов команды в кучу у левого ограждения палубы, и повернулось, когда паруса поймали ветер.

Схватив Ульрику, Арфлейн обвил вокруг руки болтающийся трос.

Теперь его единственной заботой стало желание покинуть корабль и спасти их обоих. Он спустился по линю и, спрыгнув на лед, понес женщину на себе навстречу ветру и прочь от судна.

Сквозь бурю он различал то ли скалы, то ли корпус шхуны.

Он услышал, как она стукнулась о стену ущелья, а затем разобрал другой звук, пришедший сверху — куски льда, освобожденные сотрясением, начали соскальзывать вниз.

Наконец, он отыскал подходящее укрытие под выступом у противоположной стены прохода. Тяжело дыша, он оглянулся на разбитый корабль. Сказать, сумел ли кто-нибудь еще выпрыгнуть с него, было невозможно. Внезапно, когда пелена снега разошлась на мгновение, а затем снова сплелась, рядом с ограждением борта он увидел фигуру. И один раз даже услышал за шумом ветра чей-то голос. Он был похож на ульсенновский.

— Он хотел этого кораблекрушения! Он хотел этого!

Голос был похож на бессмысленный крик птицы. Затем ветер заревел громче, поглотив звук, и огромная масса льда начала падать на корабль.

Пара, прижавшись друг к другу под выступом, наблюдала, как огромные падающие пласты давили «Ледовый дух». Он забился в конвульсиях словно умирающее существо, его корпус разломался, мачты растрескались и расщепились быстрее, чем Арфлейн мог себе представить. Корабль разрушился и скрылся в облаке ледяных осколков и кружащемся снеге у возвышающихся, зазубренных стен ледяных гор.

Арфлейна смотрел и плакал, словно уничтожение корабля означало конец всем надеждам. Он прижал к себе Ульрику, обвив ее руками, но больше для успокоения себя, чем из-за заботы о ней.

Глава 22 ПЕРЕХОД

Несмотря на то, что снегопад прекратился утром, над темными вершинами глетчеров висело тяжелое серое небо. Буря вообще утихла почти сразу после гибели «Ледового духа», словно разрушение корабля было ее единственной целью.

Арфлейн и Ульрика прошли по беспорядочным кучам снега и льда к месту, где сужалось ущелье и где огромной массой упокоилась главная жертва крушения. Там их встретили Рорсефн и Ульсенн. Ни один из них сильно не пострадал, но меха были истрепаны, а сами они были изнурены. Несколько матросов стояло у кучи разбитого фибергласа и металла, словно надеясь, что корабль сумеет восстановиться магическим образом. Уркварт, как птица-падальщик, бродил по самим обломкам.

День был холодный и мрачный. Они дрожали от холода, в воздухе повисали плотные, молочные облачка их дыхания. Оглядевшись, они увидели повсюду искалеченные тела. Большинство матросов погибло, а те семеро, что остались, угрюмо смотрели на Арфлейна, осуждая его за безрассудство, повлекшее беду.

Отношение Ульсенна к Арфлейну и Ульрике было отстраненным и нейтральным. Когда они подошли вместе к месту крушения, он кивнул им. Рорсефн улыбался и гудел мелодию, как будто радовался собственной шутке.

Повернувшись к нему, Арфлейн показал на узкую брешь между скалами.

— Этого не было на карте, не так ли? — громко произнес он, оправдываясь, скорее, перед прислушивающимися матросами, чем перед кем-то еще.

— Никакого упоминания, — улыбаясь, как довольный ролью актер, согласился Манфред. — Должно быть, произошла сдвижка скал. Я слышал, что такое случается. Что теперь будем делать, капитан? Не осталось ни одной шлюпки. Как мы доберемся домой?

Арфлейн мрачно посмотрел на него.

— Домой?

— То есть, вы хотите идти дальше? — безразличным голосом спросил Ульсенн.

— Это самое разумное, — ответил Арфлейн. — От Нью-Йорка нас отделяет около сотни миль, а от дома — несколько тысяч…

Уркварт поднял несколько длинных обломков бивней, явно бывших когда-то частями крышек люков.

— Лыжи, — произнес он. — Мы могли бы добраться до Нью-Йорка за неделю или даже быстрее.

Рорсефн рассмеялся:

— Неутомимый! Я с вами, капитан!

Остальные не сказали ничего, ведь говорить было нечего.

Спустя два дня отряд преодолел проход и начал движение по широкой ледовой равнине, открывшейся за грядой глетчеров. Погода оставалась плохой, время от времени шел снег, они промерзли до мозга костей. В качестве палок и лыж экспедиция использовала собранные на месте крушения гарпуны и обломки бивней. Провизию везли в мешках на спине.

Люди вымотались до предела, разговаривали редко, даже во время привалов. Они прокладывали путь с помощью маленького компаса, найденного Манфредом Рорсефном среди вещей, вывалившихся из его разломавшегося походного сундука.

Для Арфлейна пространство вокруг стало бесконечной белой плоскостью, а время, казалось, перестало существовать вообще. Его лицо, кисти рук и ступни были обморожены, борода покрылась ледяной коркой, под воспаленными красными глазами появились мешки. Он механически шел вперед, ведя за собой остальных, движущихся, как и он, словно роботы. Мысли крутились вокруг необходимости есть и защищаться от холода насколько было возможно; в случае если кто-нибудь решал остановиться или сменить курс, разговоры сводились к односложному общению.

По привычке Арфлейн и Ульрика держались вместе, но никаких эмоций по отношению друг к другу они уже не испытывали.

В этих обстоятельствах стало весьма вероятным то, что они будут идти, пока не умрут один за другим, так и не найдя Нью-Йорк. Даже смерть казалась уже просто постепенным переходом из одного состояния в другое, так как холод был столь сильным, что они перестали чувствовать боль. К этому времени умерло двое матросов, их оставили там, где они упали. Единственным, на кого, казалось, не повлияло изнеможение, был Уркварт. Когда умерли моряки, он, прежде чем продолжить движение, начертал знак Ледовой Матери.

Никто из них не представлял, что компас неисправен и что они пересекают огромную белую равнину, обходя по широкой дуге предполагаемое местоположение Нью-Йорка.

В общих чертах варвары были похожи на тех, что напали на них после ледовой охоты. Они были одеты в белые меха и ездили на белых, похожих на медведей животных. С мечами и дротиками наизготовку они осадили животных и преградили путь маленькому отряду.

Лишь тогда Арфлейн увидел их. Качаясь из стороны в сторону, он посмотрел воспаленными глазами в ухмыляющиеся орлиные лица наездников. Устало подняв гарпун, Конрад принял защитную позу, но вес оружия был для него едва ли не слишком тяжелым.

Внезапно Уркварт с криками метнул в них один за другим два гарпуна и сдернул с плеча свой собственный. Двое варваров вывалились из седел.

Вождь, что-то прокричав, махнул рукой, и варвары, подняв дротики, помчались к остановившемуся отряду. Защищая Ульрику, Арфлейн тыкал гарпуном, но удар варвара по лицу опрокинул его на снег. Следующий удар пришелся в голову, и он потерял сознание.

Глава 23 ОБРЯД ЛЕДОВОЙ МАТЕРИ

От полученного удара в голове и на лице пульсировала боль. Арфлейн в неудобной позе лежал на льду, его запястья были связаны за спиной. Открыв глаза, он увидел лагерь варваров.

На жесткие костяные каркасы были натянуты шкуры. В загоне, с одной стороны лагеря, находились ездовые медведи, между палатками ходило несколько женщин. Лагерь явно не был постоянным местом проживания. Арфлейн знал, что большинство варваров являлось кочевниками. Мужчины стояли большой группой вокруг своего вожака, которого Арфлейн увидел еще в прошлый раз. Он разговаривал с ними и поглядывал на пленников, связанных вместе за запястья и лежащих распростертыми на льду. Арфлейн повернул голову и, к своему облегчению, увидел, что с Ульрикой все нормально. Она слабо улыбнулась ему. Здесь же располагались Манфред Рорсефн, Янек Ульсенн, глаза которого были плотно закрыты, и три матроса, с несчастными выражениями на лицах уставившиеся на варваров.

Уркварта нигде не было видно. Не убили ли они его, пришла Арфлейну в голову туманная мысль. Спустя несколько мгновений он увидел, как гарпунщик появился из палатки в сопровождении маленького жирного человека и широким шагом направился к сборищу варваров. Было похоже, что Уркварт каким-то образом завоевал их доверие. Арфлейну на душе стало легче: если удача будет на стороне гарпунщика, он найдет способ освободить их.

Вождь, статный темнокожий юноша с крючковатым носом и блестящими надменными глазами, показал на пробравшихся сквозь толпу Уркварта и коротышку. Уркварт заговорил. Арфлейн решил, что гарпунщик просит сохранить жизнь друзьям. Ему стало интересно, каким образом мужчина завоевал расположение кочевников. Несомненно, он был намного выше любого из них, а его грубая внешность произвела на них впечатление, как и на всякого другого, кто хоть раз встречался с Урквартом. К тому же он единственный из всех атаковал варваров. Возможно, их восхитила его храбрость. Какая бы то ни была причина, без сомнения, они внимательно слушали его, в то время как он указывал своим массивным копьем на пленников.

Наконец, трое мужчин: вождь, толстяк и Уркварт, отошли от остальных воинов и приблизились к Арфлейну.

Молодой вождь был с ног до головы одет в прекрасные белые меха, его лицо, обрамленное капюшоном, было гладко выбрито, он шел мягко, держался прямо, положив руку на рукоять костяного меча. Толстяк был закутан в рыжие меха незнакомого Арфлейну зверя. Задумчиво хмурясь, он теребил длинные, засаленные усы. Лицо Уркварта было лишено всякого выражения.

Остановившись перед Арфлейном, вождь положил руки на бедра и заговорил со странным ритмичным акцентом.

— Ха! Как и мы, ты идешь на север? Ты пришел оттуда? — большим пальцем он резко показал на юг.

— Да, — согласился Арфлейн, обнаружив, что говорить распухшими губами трудно. — У нас был корабль. Он разбился, — Конрад с опаской посмотрел на юношу, не зная, что ему рассказал Уркварт.

— Большие сани со шкурами на столбах. Мы видели их много дней назад. Да, — улыбнулся вождь и бросил на Арфлейна быстрый умный взгляд. — Их много на большом холме в нескольких месяцах пути отсюда.

— Ты знаешь плато Восьми Городов? — удивился Арфлейн. Он взглянул на Уркварта, но выражение лица гарпунщика оставалось застывшим. Он стоял, опершись о свой гарпун, и глядел куда-то вдаль.

— Мы шли гораздо дальше с юга, чем ты, мой друг, — ухмыльнулся вождь варваров. — Природа там снова становится слишком нежной. Лед исчезает, а под ним находится что-то мягкое и неестественное. Мы ушли на север, где все как обычно. Я — Донал из Камфора, а это мой народ.

— Арфлейн из Брершилла, — представился Арфлейн, по-прежнему сбитый с толку и заинтересованный тем, что сказал Уркварт сборищу варваров.

— Лед, в самом деле, тает далеко на юге? — впервые вступил в разговор Манфред Рорсефн. — Он совсем исчезает?

— Это так, — кивнул Донал из Камфора. — Никто не может там жить, — он указал рукой. — Живые существа с трудом выбираются из этой мягкой — дрянной — субстанции, — покачав головой, он скривился.

От этих слов Арфлейн почувствовал себя дурно. Засмеявшись, Донал показал на него.

— Ха! Тебе это тоже ужасно не нравится! Куда ты шел?

Арфлейн вновь попытался получить какой-нибудь знак от Уркварта, но гарпунщик избегал даже его взгляда. Не было никакого смысла скрывать цель их путешествия, и, возможно, на варваров это может произвести впечатление.

— Мы шли в Нью-Йорк, — сказал он.

Донал был потрясен.

— Ты ищешь дворец Ледовой Матери? Никому не позволено быть там…

Уркварт жестом указал на Арфлейна.

— Ему одному — можно. Он избранник Матери. Я говорил тебе, что одному из нас предначертано судьбой встретиться с нею и молиться за нас. Она помогает ему добраться до нее. Когда они встретятся, таяние льда прекратится.

Теперь Арфлейн понял, как Уркварт завоевал расположение варваров. Несомненно, они были намного суевернее китобоев из Восьми Городов. Однако Донала не просто было одурачить. Он толкнул локтем толстяка в плечо.

— Чтобы установить истину, сделаем так, как говорит Уркварт, согласен? — произнес он.

Бросив мрачный взгляд на Арфлейна, толстяк пожевал нижнюю губу.

— Я жрец, — пробормотал он Доналу. — Я решаю такие вещи.

Пожав плечами, Донал шагнул назад.

Жрец перевел свое внимание с Арфлейна на Ульрику, а затем на Манфреда Рорсефна. Он коротко взглянул на матросов и Янека Ульсенна и стал дергать себя за усы, затем подошел к Уркварту и притронулся пальцем к его руке.

— Итак, эти двое? — спросил он, указывая на Ульрику и Рорсефна.

Уркварт кивнул.

— Хорошая порода, — произнес жрец. — Ты был прав.

— Представители высшей знати Восьми Городов, — стал объяснять Уркварт едва не с гордостью. — Нет лучшей крови, и они — мои родственники. Это обрадует Ледовую Мать и принесет всем нам удачу. Арфлейн отведет нас в Нью-Йорк, где мы будем желанными гостями.

— О чем вы говорите, Уркварт? — обеспокоено спросил Арфлейн. — Что за сделку, касающуюся нас, заключили вы?

Уркварт заулыбался:

— Ту, которая разрешит все наши проблемы. Моя цель будет достигнута. Ледовая Мать будет задобрена, вы избавитесь от своего бремени, мы обретем помощь и дружбу этого народа. Наконец-то станет возможным то, что я замышлял все эти годы, — его дикарские глаза тревожно вспыхнули. — Я верил в Ледовую Мать, служил ей, молился ей. Она послала вас, и вы помогли мне. Теперь она дает мне мое по праву. А я, в свою очередь, отдаю ей ее.

Арфлейн содрогнулся. Голос гарпунщика был пугающе холоден и мягок.

— Что вы имеете в виду? — спросил он. — Как я помог вам?

— Вы спасли жизнь всем членам клана Рорсефнов — моему отцу, его дочери и племяннику.

— Я думал, вы поэтому испытываете ко мне чувство дружбы…

— Я увидел в этом вашу судьбу. Я понял, что вы слуга Ледовой Матери, хотя вначале вы сами не распознали этого, — Уркварт откинул капюшон, открыв свою причудливую прическу и болтающиеся костяные серьги. — Вы спасли им жизнь, Конрад Арфлейн, чтобы я распорядился ею по собственному усмотрению в удобное мне время. Пришло время отомстить роду моего отца. Единственное, о чем я сожалею, что он не смог оказаться здесь тоже.

Арфлейн вспомнил похороны рядом с Фризгольтом и странное поведение Уркварта, когда тот с яростью бросил ледяную глыбу в могилу старика Петра Рорсефна.

— Почему вы ненавидите их? — спросил он.

— Он пытался убить меня, — отстраненным голосом произнес Уркварт, смотря мимо Арфлейна. — Моя мать была женой хозяина гостиницы и любовницей Рорсефна. Когда она принесла меня к нему и согласно обычаю попросила взять меня под защиту, он велел слугам отнести меня на лед и оставить там. Я услышал эту историю из ее уст много лет спустя. Меня нашел китобойный бриг, и я стал талисманом команды. Об этом рассказывали в тавернах на верхних этажах города, и мать поняла, что произошло. Она искала меня и, наконец, нашла, когда мне было уже шестнадцать лет. С тех пор я планировал отомстить всему роду Рорсефнов. Это было больше двадцати лет тому назад. Я дитя льда, любимец Ледовой Матери. То, что я жив, доказывает это, — глаза Уркварта вспыхнули еще ярче.

— Так вот что заставило этих людей слушать вас! — прошептал Арфлейн. Он попробовал развязать ремни, стягивающие его запястья, но они были завязаны крепко.

Не обращая на Арфлейна внимания, Уркварт двинулся к пленникам. Он достал из чехла длинный нож и, наклонившись, разрезал ремни, связывающие Манфреда и Ульрику с остальными. Лежащая Ульрика побледнела, в ее глазах появился ужас и неверие в происходящее. Даже лицо Манфреда Рорсефна омрачилось. Оба не делали попыток подняться.

Уркварт потянулся и рывком поднял дрожащую женщину на ноги. Затем, спрятав нож в чехол, схватил Манфреда за изодранный плащ. Юноша с некоторым чувством собственного достоинства стал прямо. Что-то зашевелилось за Арфлейном. Повернув голову, он увидел, что руки Ульсенна свободны. Разрезая ремни, Уркварт случайно освободил и его. Донал молча указал на Ульсенна, но Уркварт с отвращением повел плечами.

— Он ничего не сделает.

Арфлейн, все еще не веря, пристально посмотрел на костлявого гарпунщика.

— Уркварт, вы потеряли рассудок. Вы не можете убить их!

— Могу, — тихо произнес Уркварт.

— Он должен, — добавил жирный жрец. — Мы договорились об этом. Нам не везло на охоте. Ледовой Матери нужно жертвоприношение. Жертва должна быть лучших кровей, — он очень-очень злобно улыбнулся и ткнул большим пальцем Донала. — У нас есть этот, но для нас он — все. Если Уркварт совершит этот обряд, оставшиеся из вас могут уйти. Точнее, мы пойдем с вами, так мы решили.

— Он безумен! — Арфлейн отчаянно пытался встать на ноги. — Ненависть затуманила его разум!

— Я не вижу этого, — спокойно произнес жрец. — Даже если это так, какое нам до этого дело? Умрут эти двое, ты — нет. Тебе следует быть благодарным за это.

Приподнявшись наполовину, Арфлейн снова рухнул на лед и беспомощно задергался.

Пожав плечами, Донал развернулся и пошел прочь. За ним, толкая перед собой Ульрику и Манфреда, последовал жрец. Уркварт шел последним. Ульрика, обернувшись, бросила взгляд на Арфлейна, ужас в ее глазах сменился выражением беспомощности и безысходности.

— Ульрика! — закричал Арфлейн.

— Я собираюсь сбросить с вас оковы, — не глядя на Арфлейна, произнес Уркварт. — Я возвращаю вам долг — освобождаю вас.

Арфлейн тупо наблюдал, как варвары, готовясь к обряду, возвели костяные рамы и привязали к ним распростертых пленников так, чтобы ноги оказались прямо надо льдом. Шагнув вперед, Уркварт принялся умело, как он свежевал бы тюленя, срезать с Манфреда одежду, пока юноша не остался совершенно голым. В некотором смысле, это было милосердное действие, поскольку вскоре тело должно было окоченеть от холода. Арфлейн вздрогнул, когда увидел, как Уркварт шагнул к Ульрике и принялся срезать с нее меха, пока она тоже не осталась обнаженной.

Арфлейн изнурился в попытках встать на ноги. Но даже если бы он сумел подняться, он ничего не смог бы сделать, ведь его запястья были связаны ремнями. В качестве меры предосторожности рядом с ним встали два стражника.

Арфлейн с ужасом увидел, как Уркварт поднес нож к гениталиям Манфреда Рорсефна и отрезал их. Рорсефн издал адский крик и забился в своих путах. По его бедрам потекла кровь. Безвольно свесив голову, Рорсефн повис. Помахав в воздухе своим трофеем, Уркварт швырнул его в сторону. Руки гарпунщика обагрились кровью. Арфлейн вспомнил древний дикий обряд своего народа, не совершавшийся уже много столетий.

— Уркварт, нет! — закричал он, когда гарпунщик повернулся к Ульрике. — Нет!

Казалось, что Уркварт не слышит его. Все внимание гарпунщика было приковано к Ульрике, которая с безумным от страха взглядом безуспешно пыталась уклониться от угрожающего ее грудям ножа.

Тут Арфлейн увидел чью-то фигуру, выскочившую из-за его спины. Человек выхватил у одного из стражников дротик и заколол его. Затем, быстро повернувшись, острым краем дротика разрезал путы Арфлейна, пока другой стражник озадаченно поворачивался. Вскочив на ноги, Арфлейн вцепился пальцами в глотку варвара и почти мгновенно с хрустом сломал ее.

Рядом с ним, тяжело дыша и неумело держа в руке окровавленное копье, стоял Ульсенн. Подняв другой дротик, Арфлейн бросился по льду к Уркварту. Никто до сих пор не увидел того, что произошло.

Тут сидящий жрец закричал и показал на Арфлейна. Несколько варваров бросились ему наперерез, но Донал остановил их. Повернувшись, Уркварт слегка удивленно посмотрел на Арфлейна.

Арфлейн бросился на гарпунщика с дротиком, но Уркварт отпрыгнул в сторону, и оружие едва не вонзился в тело Ульрики. Тяжело дыша, Уркварт стоял с поднятым ножом. Затем медленно повернул голову и посмотрел туда, где лежал его гарпун, приготовленный для добивания жертв после обряда.

Арфлейн, метнув копье кое-как, ранил Уркварта в руку. Гарпунщик по-прежнему оставался недвижим, но его губы, казалось, вопросительно изогнулись.

Подбежав к лежащему гарпуну, Арфлейн поднял его.

Уркварт наблюдал за ним, озадаченно покачивая головой.

— Арфлейн?

Зажав копье обеими руками, Арфлейн всадил его в широкую грудь гарпунщика. Ухватившись руками за древко, Уркварт попытался вытащить оружие из своего тела.

— Арфлейн! — выдохнул Уркварт. — Вы глупец! Вы все погубили!

Костлявый китобой отшатнулся, в его затуманенных болью глазах все еще стояло неверие. Арфлейну показалось, что, убив гарпунщика, он убил все, чем дорожил.

Мучимый агонией Уркварт застонал, его крупное тело закачалось, застучали костяные украшения. Затем он упал набок, попытался подняться и рухнул замертво.

Арфлейн повернулся к варварам, но те стояли неподвижно. Жрец двусмысленно хмурился.

Вперед выбежал Ульсенн.

— Двое! — закричал он. — Двое благородных кровей. Уркварт был кузеном мужчины и братом женщины.

Зашептавшись, варвары вопросительно посмотрели на жреца и вождя. Поднявшись на ноги, Донал почесал выбритый подбородок.

— Да, — объявил он. — Двое. Это справедливо. Кроме того, мы получили неплохое развлечение, — он беспечно засмеялся.

— Освободите женщину и займитесь мужчиной, если он еще жив. Завтра мы отправимся во дворец Ледовой Матери!

Ульрика, пока разрезали путы, рыдала, как ребенок. Арфлейн завернул ее в остатки мехов и нежно взял на руки. Следуя за жрецом к палатке, он почувствовал странное облегчение, когда проходил мимо окоченевшего трупа Уркварта. За ними шел Ульсенн, несший бесчувственное тело Манфреда Рорсефна.

Когда Ульрика уснула, а рану Манфреда грубо перевязали, Арфлейн и Янек Ульсенн сели в тесной палатке. Наступила ночь, но ни тот, ни другой даже не пытались уснуть. Оба размышляли о связавших их за последние несколько часов узах, оба понимали в душе, что это ненадолго.

Глава 24 НЬЮ-ЙОРК

Чтобы отыскать Нью-Йорк, у них ушло две недели. В один из дней поисков, нервная система Манфреда Рорсефна не сумела справиться с полученным шоком, и он мирно скончался и был похоронен во льду. Конрада Арфлейна, Ульрику и Янека Ульсеннов, научившихся езде на огромных медведях без особой трудности и скачущих группой, сопровождали Донал и его жирный жрец. Скорость передвижения была невысокой, поскольку женщин и палатки варвары взяли с собой. Погода стояла на удивление прекрасная.

Увидев вдалеке стройные башни Нью-Йорка, все в изумлении остановились. Арфлейн понял, что Петр Рорсефн пожалел красок, описывая город. Башни впечатляли. Башни сияли.

Отряд беспорядочно остановился, медведи стали нервно скрести лед, возможно, почувствовав смешанные чувства наездников, смотрящих на город из металла, стекла и камня, вздымающегося выше облаков. Башни сияли, а мили льда между ними и отрядом отражали их изменчивые цвета. Арфлейн вспомнил историю и изумился: какими же высокими они должно быть были, если простирались под лед настолько же, насколько уходили ввысь? И все же, чутье предупреждало его об опасности, хотя он не понимал почему. В конце концов, он, возможно, не хотел знать правду. Возможно, не хотел встречаться с Ледовой Матерью, поскольку во время путешествия много раз согрешил пред ней.

— Ну, — поспешно произнес Донал. — Продолжим!

Они медленно поскакали к торчащему из ледовой равнины городу с мириадами окон. Подъехав ближе, Арфлейн понял, что так беспокоило его. От города исходило неестественное тепло, тепло, способное растопить лед. Неужели это был город Ледовой Матери? Они все почувствовали это и мрачно переглянулись. Затем снова остановились. Этот город был символом всех их мечтаний и надежд, но внезапно он стал неуловимо опасным.

— Не нравится мне все это, — проворчал Донал. — Это тепло намного хуже того, что было на юге.

Арфлейн кивнул.

— Но почему здесь так жарко? И почему лед не плавится?

— Давайте вернемся, — предложил Ульсенн. — Я знал, что идти сюда было глупо.

Арфлейн инстинктивно согласился с ним, но твердо решил добраться до Нью-Йорка и уже сказал себе, что признает любые знания, какие бы город не предложил. Он должен идти — он погубил людей и разбил корабль, чтобы прийти сюда. Теперь, будучи всего в миле от города, он не мог повернуть. Покачав головой, Конрад пришпорил животное. За ним послышался гул голосов.

Подняв руку, он показал на стройные башни.

— Пойдем поприветствуем Ледовую Мать!

Арфлейн пустился в галоп. Варвары тоже ускорились, и вот они уже все, сломав ряды и рассеявшись, мчались дикой, полуистеричной лавой на огромный город. Их крики, которыми они пытались подбодрить себя, разлетались эхом между башнями. Ветер сорвал с головы вжавшейся в седло Ульрики капюшон и разметал волосы. Арфлейн улыбнулся ей, ветер трепал и его бороду. Лицо Ульсенна стало каменным, он склонился в седле вперед, словно готовясь к смерти.

Башни стояли так близко друг к другу, что между ними едва оставалось достаточное пространство для прохода. Достигнув гигантского леса из металла и стекла, люди поняли, что, кроме исходящего тепла, было кое-что еще более неестественное в этом городе.

Когда лапы животного под ним заскользили по поверхности, Арфлейн в изумлении закричал:

— Это не лед!

Вещество, по которому они ехали, искусно имитировало лед почти до мельчайших деталей. Но теперь, когда они стояли на нем, они могли со всей определенностью сказать, что это был не лед. Можно было глянуть вниз и сквозь его толщу различить неясные очертания башен, уходящих далеко вниз в темноту.

Донал закричал:

— Вы завели нас не туда, Арфлейн!

Это внезапное открытие шокировало Арфлейна не меньше, чем остальных. Онемевший, он покачал головой.

Вперед выехал Ульсенн, потрясая кулаком перед лицом Арфлейна.

— Вы завели нас в ловушку! Вы знали это!

— Я шел курсом Петра Рорсефна, вот и все!

— Это недоброе место, — твердо произнес жрец. — Мы все чувствуем это. Неважно, кто нас обманул — нужно уходить отсюда, пока это возможно.

Арфлейн разделял чувства жреца. Он возненавидел атмосферу города. Он ожидал встретить здесь Ледовую Мать, а вместо этого обнаружил нечто, что, казалось, символизировало то, чему она противостояла.

— Что ж, — сказал он. — Поворачиваем назад.

Едва он произнес эти слова, как понял, что твердь под ними начала опускаться. Вся громадная поверхность медленно погружалась вниз относительно окружающего ее льда. Те, кто был ближе к краю, сумели запрыгнуть на неуклюжих животных на лед и сбежать. Большая часть оставшихся охватила паника, ведь город опускался в, очевидно, огромную шахту, пробуренную во льду. Пока люди метались в страхе по кругу, их накрыла тень от одной из гигантских стен шахты.

Посмотрев на Донала и Ульсенна и увидев, как они на него смотрят, Арфлейн понял — они собираются сделать из него козла отпущения.

— Ульрика! — позвал он и, развернув своего медведя, вместе с женщиной, держащейся чуть позади него, нырнул в скопление башен. Чем дальше они мчались по извилистому лабиринту, тем тусклее становился свет. За собой они слышали крики варваров, ведомых Ульсенном и Доналом. Арфлейн подсознательно понимал, что, будучи в панике, они изрубят в куски его и, возможно, Ульрику тоже. Придется держаться подальше от преследователей. Теперь он столкнулся с двумя опасными проблемами, и обе казались непреодолимыми. Невозможно было надеяться выиграть бой с варварами и остановить опускание города.

В одной из башен был вход, оттуда лучился мягкий свет. В отчаянии он направил свое животное туда, Ульрика последовала за ним.

Они оказались на галерее, от которой к полу, видимому далеко внизу, уходили закрученные наклонные спуски. Там Арфлейн увидел несколько фигур, с головы до ног одетых в облегающие красные одежды. Их лица полностью прятались за масками. Услыхав поступь медвежьих лап на галерее, незнакомцы поглядели вверх, и один из них рассмеялся, указывая на Арфлейна.

Арфлейн с мрачным видом направил животное по ближайшему спуску. Оглянувшись, он увидел, что Ульрика, поколебавшись, последовала за ним. Скорость спуска была опасной — дважды его медведь едва не соскользнул с края пандуса, трижды он сам почти что слетел со спины животного. К тому времени, когда они очутились внизу, люди в масках уже исчезли.

Когда Ульрика, глядя в страхе на странные устройства, покрывающие стены, присоединилась к нему, он понял, что город больше не двигается. Он внимательно оглядел вещи на одной стене. Они были различного рода приборами: некоторые напоминали хронометры и компасы, в то время как остальные были бездвижны, с мигающими буквами, которые совершенно ничего для него не значили. В этот момент главной его задачей было отыскать какую-нибудь дверь, поскольку казалось, что их не было совсем. В конце концов, был ли это дворец Ледовой Матери, а одетые в красное создания — призраками? Снова откуда-то донесся тихий смех, затем наверху раздался крик, разнесшийся эхом. Он увидел Ульсенна, быстро скачущего к ним вниз по пандусу. Он размахивал тесаком, а у Арфлейна был только дротик.

Повернувшись, Арфлейн посмотрел в лицо Ульрики. Она ответила ему взглядом, затем закрыла глаза, вероятно, давая согласие.

Когда Ульсенн кинулся на него, Арфлейн направил медведя навстречу. Он заблокировал копьем его удар, однако лезвие тесака начисто срезало острие дротика, оставив Арфлейна, по сути, беззащитным. Ульсенн неуклюже махнул тесаком, целясь в горло, но промахнулся и потерял равновесие. Арфлейн тут же воткнул зазубренное древко в его горло.

К ним подъехала Ульрика, молча наблюдая, как Ульсенн схватился за рану и затем медленно выпал из седла.

— Теперь все кончено, — сказала она.

— Он спас тебе жизнь, — напомнил Арфлейн.

Кивнув, она заплакала.

— Но теперь, все кончено.

Посмотрев с печалью на нее, Арфлейн задался вопросом, почему он убил Янека сейчас, а не раньше, до того как Ульсенну случилось показать, что он может быть храбрым. Возможно, потому, что Ульсенн стал настоящим мятежником.

— Отличная драка, незнакомец, добро пожаловать в Нью-Йорк.

Они обернулись. Часть стены исчезла, на ее месте стояла фигура худого человека. Его чересчур длинный череп прикрывала красная маска. В прорезях ткани насмешливо блестели глаза. Арфлейн инстинктивно дернул вверх руку с копьем.

— Это не Нью-Йорк, а дьявольское место.

Человек мягко рассмеялся.

— Это действительно Нью-Йорк, хотя и не оригинальный город из ваших легенд. Тот город был разрушен около двух тысяч лет назад. Новый город стоит почти на том же месте. Однако он во многом превосходит своего предшественника, в чем вы смогли убедиться.

Арфлейн почувствовал, что потеет. Он расстегнул ремешки на плаще.

— Кто вы?

— Если вы интересуетесь искренно, я расскажу вам, — ответил человек в маске. — Следуйте за мной.

Глава 25 ПРАВДА

Арфлейн давно хотел знать правду, именно поэтому он изначально согласился с предложением Рорсефна. Однако теперь, держа Ульрику за руку и оглядывая ярко освещенную комнату, он почувствовал, что его разум может оказаться не в состоянии принять правду. Человек в красной маске вышел из комнаты. Стены засветились ослепительно ярко, и в дальнем конце комнаты появился сидящий мужчина. На нем были все те же красные одежды, но он был почти что карликом, одно его плечо было выше другого.

— Я Питер Баллантайн, — приятно сказал он, тщательно произнося слова, как будто говорил на языке, выученном недавно. — Прошу вас, садитесь.

Робко сев на мягкие скамьи, Арфлейн и Ульрика испуганно наблюдали, как кресло с мужчиной мягко скользнуло по полу и остановилось всего в нескольких футах от них.

— Я все объясню вам, — начал он. — Буду краток. Когда я закончу, задавайте вопросы.

Мир пришел в упадок, западная цивилизация недомогала — люди потеряли волю к жизни и, в конечном счете, способности выживания. На полярных базах Южно-Антарктической международной зоны, где проживали русские, американские, британские, скандинавские и другие исследовательские команды, возникло особое сообщество стоиков, как и в Кэмп-Сенчури — городе, основанном американцами под ледовым покровом Гренландии. Природа, выведенная из равновесия чередой войн в Африке и Азии, принялась быстро покрывать разрушенную поверхность исцеляющей ледяной оболочкой. Природу в ледяную эру, в первую очередь, ввергли бомбы. (Баллантайн сказал: "Люди называли ледяную эру ядерной ночью"). Так как радиация была слишком сильной, чтобы идти на риск личного контакта, люди двух полярных лагерей связывались некоторое время друг с другом по радио. По той или иной причине, усиленной различающимися обстоятельствами, группы выживших выбрали разные пути адаптации к изменившемуся мира. Люди в Антарктике учились приспосабливаться ко льду, используя все свои ресурсы для строительства кораблей, ходящих по ледяной поверхности и не требующих топлива, а также жилищ, не нуждающихся в специальных обогревательных установках. Когда планета покрылась льдом, они, выдвинувшись из Антарктиды, направились к экватору, пока, наконец, не достигли плато Матто-Гроссо и не решили, что там будет идеальное место для постоянного лагеря.

Приспосабливаясь к окружающим условиям, они забросили науки, и в последующие несколько столетий учение Ледовой Матери заменило им следствие второго закона термодинамики, в котором логично доказывалось то, во что теперь люди верили чисто интуитивно — будущее принадлежит вечному льду.

Возможно, что адаптация "южан" представляла собой более здоровую реакцию на новые условия, чем у обитателей Арктики. Северяне все глубже и глубже зарывались в свои подледные пещеры, проводили время в научных поисках способов сохранить свою жизнь такой, какой они ее знали.

В последних сообщениях, посланных "северянами" в Антарктику, говорилось, что они достигли такого уровня развития, который позволит им передвинуть свой город дальше на юг, и что они собираются расположиться на месте Нью-Йорка. Они предложили свою помощь "южанам", на что те ответили отказом и разобрали радиоприемники на запчасти. Жизнь, которую южане вели в Антарктике, вполне устраивала их.

А северяне продолжили совершенствовать свои науки и условия жизни, результатом их трудов стал Нью-Йорк. Теперь же быстрый рост льда сменился таким же быстрым его таяньем.

— Пройдет, по крайней мере, еще двести лет, прежде чем ото льда освободится какой-нибудь значительный участок суши, — объяснил Питер Баллантайн. — Несмотря ни на что, жизнь возвращается из восточных и западных районов Земли, которые никогда не были полностью скованы льдом.

Арфлейн и Ульрика слушали его почти без всякого выражения. Арфлейну казалось, что он тонет, его тело и разум оцепенели.

— Мы рады гостям, в особенности из Восьми Городов, — продолжал Баллантайн.

Арфлейн поднял голову:

— Вы лжете. Лед не тает, вы говорите ересь…

— Это проверенные факты. И что в этом плохого?

— Я верю в вечный лед, — медленно произнес Арфлейн. — Верю в то, что все должно замерзнуть, в то, что лишь милосердие Ледовой Матери дарует нам жизнь.

— Но вы сами можете убедиться, что эта доктрина неверна, — мягко возразил Баллантайн. — Ваше общество придумало ее, чтобы оправдать свой образ жизни. Но теперь такая грубая мифология вам больше не нужна.

— Я понимаю, — произнес Арфлейн. Им овладело непреодолимое отчаяние, казалось, что вся его жизнь, с тех пор, как он спас Рорсефна, вела к этому моменту. Постепенно он предал все старые принципы, позволил себе поддаться эмоциям, вступил в греховную связь с Ульрикой, связал свою судьбу с другими. Забыв заветы Ледовой Матери, он как будто сам неким образом создал этот Нью-Йорк. Размышляя логически, он понимал, что мысль эта была абсурдной, но он не мог вытряхнуть ее из головы. Живи он согласно своему внутреннему закону, Ледовая Мать успокоила бы его сейчас. Послушайся он Уркварта, последнего из верных последователей Ледовой Матери, отправься он с ним вместе, они нашли бы тот Нью-Йорк, который ожидали найти. Но, спасая жизнь Ульрики, он убил Уркварта. "Вы все погубили," сказал, умирая, Уркварт. Теперь Арфлейн понял, что тот имел в виду. Уркварт пытался вернуть его на свой путь, но все неизбежно вело к Питеру Баллантайну, его логике и его представлению о мире, в котором Ледовая Мать умирала или уже умерла. Если бы он смог найти ее…

Ульрика Ульсенн тронула его за руку.

— Он прав, — произнесла она, — именно поэтому жители Восьми Городов меняются, они чувствуют, что что-то происходит с миром. Они приспосабливаются к этому, как приспосабливаются животные, хотя большинство животных — наземные киты и им подобные — не приспособятся вовремя.

— Адаптация сухопутных китов была простимулирована искусственно, — с некоторой гордостью сообщил Баллантайн. — Это был эксперимент, по счастливой случайности принесший пользу вашему народу.

Арфлейн вновь вздохнул, ощутив полное уныние. Испытывая крайнее неудобство из-за тепла, он вытер вспотевший лоб и подергал одежду. Затем обернулся к Ульрике, посмотрел на нее и, медленно мотая головой, нежно коснулся ее руки.

— Ты приветствуешь это, — сказал он. — Ты представитель того же, что и они. Ты, также, являешься будущим.

Она нахмурилась.

— Я не понимаю тебя, Конрад. Ты говоришь слишком таинственно.

— Извини, — он отвел взгляд и посмотрел на сидящего в движущемся кресле и терпеливо ожидающего Баллантайна. — Я есть прошлое. Думаю, вы понимаете это.

— Да, — с сожалением произнес Баллантайн. — Я с уважением отношусь к вам, но…

— Но вы должны уничтожить меня.

— Конечно нет.

— Мне видится так. Я простой человек, — вздохнул Арфлейн. — Старомодный.

— Мы найдем для вас двоих жилище, чтобы вы отдохнули, — обратился к нему Баллантайн и прокашлялся. — Ваши друзья-варвары все еще гоняют по поверхности города, словно испуганные вши. Мы должны сделать все возможное, чтобы помочь им. В их случае наши гипно-ковры будут полезнее разговоров.

Глава 26 СЕВЕР

На следующий день Питер Баллантайн прогуливался с Ульрикой Ульсенн по рукотворному городскому парку. Взглянув на парк, Арфлейн отказался сопровождать их. Теперь, сидя в галерее, он рассматривал машины, которые, по словам Баллантайна, были сердцем города, дающим ему жизнь.

— Точно так же, как ваши предки приспособились ко льду, — говорил Баллантайн Ульрике, — вы должны привыкнуть к его исчезновению. Вы интуитивно шли к северу, идентифицируя его как свою прародину. Все это естественно. Но теперь вы должны вновь вернуться на юг, вернуться ради себя и своих детей. Вы должны передать вашему народу знания, полученные от нас, хотя потребуется время, чтобы люди постепенно признали их. Если же ваш народ не переменится, то уничтожит себя, скатываясь назад к дикарству.

Ульрика кивнула. С возрастающим восторгом она смотрела на множество ярких разноцветных цветов вокруг, вдыхая их чудесные ароматы, неведомые ей до этого момента. Она ощутила головокружение. С сияющими глазами Ульрика улыбнулась Баллантайну.

— Я понимаю, что Арфлейн встревожен, — продолжал тот. — Он очень грешен перед своим божеством, но ему не следует винить себя. Смысла во всех запретах больше не существует. Поэтому вы должны идти на юг, чтобы рассказать всем о том, что узнали.

Ульрика распростерла руки и показала на цветы.

— Это то, что заменит лед? — спросила она.

— Это и многое другое. Ваши с Арфлейном дети смогут увидеть это, если пожелают пойти дальше на юг. Они смогут жить на земле, где все это растет само по себе, — он улыбнулся, тронутый тем, как она по-детски наслаждается его садом. — Вы должны убедить его.

— Он поймет, — убежденно произнесла Ульрика. — А что будет с варварами, Доналом и остальными?

— Нам пришлось применить к ним не столь нежные и, возможно, не столь результативные методы. Но и они помогут распространить представления.

— Сожалею, что Арфлейн отказался прийти сюда, — сказала Ульрика. — Я уверена, ему бы понравилось здесь.

— Возможно, — ответил Баллантайн. — Вернемся к нему?

Увидев подходящих Ульрику и Питера, Арфлейн поднялся.

— Когда вы будете готовы, я хотел бы вернуться на поверхность, — отстраненно произнес он.

— У меня нет намерения держать вас здесь против вашей воли, — сказал Баллантайн. — Теперь вы останетесь одни.

Он вышел из галереи. Арфлейн неспешно отправился в отведенные им комнаты. Ульрика шла рядом с ним.

— Когда мы вернемся во Фризгольт, Конрад, мы сможем пожениться, — взяв его за руку, сказала Ульрика. — Это сделает тебя Главным корабельным лордом. Будучи на этой должности, ты сможешь повести наш народ в будущее, как того хочет от нас Баллантайн. Ты станешь героем, Конрад, легендой!

— Я не верю легендам, — нежно сняв ее руку, ответил он.

— Конрад?

Он покачал головой.

— Возвращайся во Фризгольт, — сказал он.

— А что будешь делать ты? Ты должен пойти со мной.

— Нет.

Он подался было поцеловать ее, но сдержался.

— Наша любовь аморальна. Мы расплатились за нее. Все кончено, — он нахмурился, как будто впервые слышал свой голос. Затем продолжил едва ли не весело. — Я отдаю себя во власть Ледовой Матери. Теперь я верен только ей.

Поцеловав его в плечо, Ульрика вернулась в сад.

ЭПИЛОГ

Город медленно поднялся к поверхности льда. Над ледовой равниной занималась буря. Среди высоких башен города завывал ветер. Питер Баллантайн помог Ульрике подняться в кабину вертолета, которому предстояло совершить большую часть пути до Фризгольта.

Среди варваров началась сбивающая с толку суета. Затем оседлав зверей, они развернули их на юг. Махнув рукой, Донал, новый евангелист, повел своих людей прочь по равнине.

Арфлейн проводил их взглядом. На его ногах были лыжи, в защищенных перчатками руках — по копью, за плечами — тяжелый мешок. Маска-визор была поднята над глазами.

Из летающей машины высунулась Ульрика.

— Конрад…

Он улыбнулся.

— До свидания, Ульрика.

— Я все равно не понимаю тебя. Куда ты направляешься?

Арфлейн показал куда-то вдаль.

— На север, искать Ледовую Мать.

Как только двигатели машины заработали, он развернулся и, отталкиваясь копьями, устремился прочь. Набрав скорость, он склонился навстречу ветру. Уже шел снег.

Вертолет, покачиваясь, поднялся в воздух и повернулся на юг. Через стекло иллюминатора Ульрика следила за быстро удаляющимся Арфлейном. Его фигура становилась все меньше и меньше. Метель временами закрывала его. Когда же он снова появлялся, по подниманию и опусканию копий было видно, что он продолжает набирать скорость.

Вскоре он окончательно исчез из вида.