Алхимия мыслеречия VII - Обитель

Вдоль парка, поздним вечером, по вымощенной булыжником аллее, шел одинокий путник. Стоял густой морок, где-то понизу стелился редкий сизый туман, моросил приятный холодный дождик. Россыпь хрустальных капель била по листве и кавалькада звуков сливалась в дыхание осени. Беззвёздное небо, затянутое пеленой из настроженных облаков - тихо плакало; счастье и радость проливались воплощённым духом природы, точно улавливая её настроение и состояние. Обилие хвойных деревьев,- от высоких и могучих сосен, до низких и разлогих ельников,- обрамляли парковую зону. От источаемых ими ароматов, от моросящего дождика и тумана, от сочетания звуков блуждающего ветра и шепчущей листвы, от воркующих лап елей до барабанной дроби по редким лужам - всё сливалось в одно-единственное варево. Дивный напиток, замешанный на ночное время, под размытым светом одинокого тусклого фонаря, даровал сопричастность к некой колыбельной неспешности. Шаг за шагом, будто качая люльку времени, идущий человек вкушал сплетение состояний и отвлеченно думал о гласе совести, который так редко звучит в наше время. О сказках, мудрость которых становится недостижима нынешним поколениям. О были, которую хранят последние седые вершители предыдущей эры. Казалось,- вот оно, рукой подать- время грандиозных свершений, время триумфов и трагедий, час Священной Войны, первый полёт в космос, торжество братсва и победа справедливости над кривдой. Ешё ярко и ясно виднелись идущие парадом просветленные лица, еще зычно пел хор и высоко играл оркестр. Неслись цветы и с горечью утраты, но счастьем, благодарностью за Победу - ложили их к алтарю гранитых образов Героев, чей подвиг запечетлён в веках. Еще, вот-вот, близко. Туманная рябь мелькающих воспоминаний, обрывки чужих историй, осколки других жизней. Сейчас Родина жила, носила ветхие одежды полувековой давности. Часть её оплёванного лица оскорблённо смотрела немигающим взором в души потомков, а между тем - творились без устали, далёкие от идеалов чести и справедливости дела. Перемолотое и пережеванное сознание масс, равно как и инерция общества вообще - родили множество химер и чудовищ, которые, не ведая былого и не видя грядущего, просто пожирали плоть полуразорванного тела Родины. Опьяненные от крови злобные лица, зыркали хищными полубезумными взглядами и рыскали в поисках падали. На миг путнику стало до невозможности сильно хотеться взглянуть в глаза "лучшим из худших", взглянуть тем своим испепеляющим взором, который, как спящий вулкан, иногда вздымал тысячи тонн раскалённого жара из недр рассудка в дикой психической навале возмездия. Показалось на миг, что вместо капелек влаги, витает чёрная смола, а туман обратился в чёрный едкий дым. Ладонь сжалась в кулак, пальцы впились добела в кожу и непроизвольно он перешел почти на чеканный шаг; будь в руках ружье со штыком, он бы пронзил ту социальную нежить в этот миг. Лёгкое наваждение отступило спустя пару-тройку секунд. В глубине души он не мог смириться, не мог принять эту действительность, отрицая очевидное и содрогаясь, как оголённый нерв от этого злодейства.
 Он почувствовал, как по телу разливается расплавленная сталь, как уста сомкнулись, и как взгляд обратился во взор, как время загустело и со следующим вдохом его веки на долгий миг закрылись, но с прошедшим длинным шагом распахнулись, как Врата. Совершенно новый диапазон: зрение воспринимало мир в иной - кристаллической форме; цвета и краски, тона и звуки, движение масс воздуха, колебания - живой вихрь жизни кружился в извечном танце. Само небо взирало одним, единым, единственным Оком. Тысячеликая вышина в каждом облаке, как самобытный облик монаха-аскета, шедшим по небесной пустыне серых барханов и дюн воздушно-капельной величины, - разливалась плеядой из Пути прошедшего, Пути настоящего и Пути грядущего. Светоч знаний, который те несли, проливал капли воды и этот поток и был породителем сего времени. Лишь отлунье зримого воплощения в реальность, воспринималось как миг погодного явления, сочеталось с гранитной аллеей и своенравным звуком шагов, соприкасалось с листвой и создавало гомон, разбитые мельчайшие частицы этого "небесного света" сливались в туман, как некая мера свечения.
 Выдох и следующий долгий шаг вернули сознанию холодную ясность. Ему тяжело было обьяснить оную форму восприятия, которая в нем пробудилась, равно как и прояснить сущность кристаллической природы виденья. Но за года это малое таинство стало частью ритуала. Жидкая масса мыслей, точно туман, - витала в его сознании; их огромное множество, размноженное еще и на вариации себе подобных, в кругу непрерывной изменчивости, кружилось в безконечном водовороте, засасывая в эту инертную массу новорожденные явления разума. Требовалось уплотнение, изменение качества мышления, качества сознания.
 Отвлеченное чувственное восприятие прошлого и размытые эмоции в сфере этики современности и нравственности, бытующей в толще масс - испарились. Не оставив и следа от этого, разум с каждым шагом увеличивал тактовую частоту работы, разгоняя сознание к большим и большим оборотам оперирования информацией. Сначала обострился слух до критического, паденье капельки дождя отзывалось грохотом и всполохом в зрении. Шаг, казалось, содрогал сами недра. Колебание ветра от движения тела норовили разорвать реальность. Дыша, ему чудилось, что он пьет туман, поглощает свет небес. В какой-то момент, будто преодолевая сопротивление звука, он услышал короткий хлопок. Мир померк, угас, притих. Время окончательно загустело и вязкая жидкость пространства застыла в одно мгновение.
 По телу со страшной скоростью неслась кровь, сердце отбивало какой-то неведомый ритм, в каждом его сокращении проносились какие-то слова души. Еще тише слабого шепота, с каждым разом громче, громче, громче. Дойдя до какого-то Божественно-громогласного раската, он уже произвольно вторил их замерзшими устами. Немигающее око пронзило вселенскую тишину и смотрело на замедляющийся туманный вихрь.
 Краткое время, за которое необходимо претворить образ мыслей в образ жизни. Из неведомых чертогов царственной неспешностью вырисовывался Дворец, Храм, Венец...
 Казалось, в этот миг Он и есть Творец. Туманная субстанция из состояния водоворота, перерождалась в величественное и грандиозное строение: живое, зримое, творимое.
 Храм души или Дворец сознания - ныне,- это был Венец его мыслеречия. Из великого множества разрозненных потоков знаний, как строительного материала, проводя долгие годы во жертвенном служении, он наконец - обрёл кристальной чистоты Обитель Мысли.
 В толще недр этой Обители, он вмиг проник усильем малым воли и узрел человека, смотрящего в зеркало,- на себя. Краткий миг улыбки, разворот и следование вглубь. Неспешная хода его остановилась внезапно, человек с нескрываемым удивлением поднял свой взор и встретился с "творцом", уста его на мгновенье замерли, а затем медленно разлились в улыбке: признательной благодарности и уважения и некой затаённой надежды на большее. Раскинув руки вперед и вверх, человек будто откинул незримую шаль и неспешно вымолвил Слова, по устам его читалось: "Храм'Арх'Эрон", - затем это прозвучало на всю Обитель, высокий глас его пронзил пространство и колебания от изреченного пошли дальше, дальше, дальше, пока наконец, сам "творец" не вторил тихим шепотом в раздумии: "Храм'Арх'Эрон". Чудовищной силы раскат зарниц, как цепью чудных колесниц, промчались по небесной выси и столь же великий раскат грома всколыхнул вялотекущее пространство.
 Он шел быстрой живой ходой,- домой. Шел проливной дождь, как будто с каплями-ордами напал небесный вождь.