Адская соль Гл 5

   Нежданный подарок судьбы, репрезентированный героем, брат Буды принял с ожидаемой радостью. Радостью, конечно же, преждевременной, ведь предоставленный сюрприз предстояло еще распаковать. С ленточкой на голове Деймон мог кому-то и показаться ангелочком, но вот без нее он скорее бес.
   К счастью для черных волос брата, Буда, не пожелавший расставаться с социальной ролью наставника и с чашкой кофе, продолжал пестовать из героя удобоваримый элемент общества. Так одной ночью, когда ему особо не сиделось, он отправился подначивать устроившегося у костра Деймона.
   – Слушай, ты не видел мой табурет? – спросил Буда, заводя беседу.
   – Ты же не сведешь со мной табурет за свой табурет? – улыбнувшись ответил герой, кивнув в сторону огня и загадочно добавив: – Можешь его не искать, я сделал с ним ровно то, что собирался сделать и ты.
   – Что ты, паразит, сделал с моим... – заводился Буда вместо беседы.
   – Ну это же элементарно! – не дав закончить предложение цыгану, возгласил начинающий шерлок. – Я сжег его. Слушай, я заметил, что у твоего стула отсутствует спинка, а это могло значить лишь одно из двух: либо ты покачиваясь сломал его, не умея на нем сидеть, либо ты защищался им от когтей тигра, не очень-то стулом дорожив… да и, в любом случае, надо было откуда-то взять древесный уголь.
   – Слушай, да у табурета отродясь спинки не было! И сдался тебе этот уголь?.. На нем же даже не посидишь! – проехался по герою цыган на первой передаче.
   – Сдался, чтобы пираты сдавались. – не сдвигался с места Деймон.
   – Какие еще пираты?! – не снимая ноги с газа, простонал Буда.
   – Которых встретим путешествуя по миру, и без пороху не обойдемся. – лежал, то есть стоял на своем герой.
   – Мы путешествуем по платежеспособному миру. – перешел на вторую цыган. – А море одарит лишь цингой.
   – А как же свобода-дорога, которую ты так воспевал?.. Я хочу в кругосветку! – переходил черту, причем не зебры, Деймон.
   – Слушай, путешественник. –  запыхтел Буда. – Ты можешь хотеть попасть в Индию, а оказаться в Америке, и все равно утонуть в объятиях индианок. Улавливаешь?
   – Угу. – буркнул герой, приподнявшийся и схвативший заранее приготовленную веревку.
   – Что?.. Пошел морские узлы вязать? – сходу метко сострил цыган.
   – Не морские, а мирские. – поправил его Деймон. – К передвижной кузне примотаюсь.
   – Это еще зачем? – взвыл неисправимый Буда.
   – Объект превышает европейские парниковые квоты. – проговорил герой заученную фразу.
   – Слушай, слушайся! – прорычал в ответ цыган.
   И Деймон послушался. А как было не послушать и не отступить, когда на пересекаемой тобой дороге на тебя же на пятой передаче без тормозов несутся? И не кто-нибудь типа мелкой сошки, а самый настоящий черный мерин, помяв бампер которому своей тушкой, еще и в долгу останешься.
   «Обращайся уже ко мне на вы, я тебе не бродяга какой-нибудь и кофе каждый день пью», – говорил Буда, разработавший простейшие нормы семейного этикета для ребенка, которых хорошо бы придерживаться, если герой, конечно, не хотел, чтобы по нему недопитыми чашками впредь кидались или проезжались трехвагонным матом.
   Учение Буды укладывалось в три закона техники детского поведения:
   «1. Ребенок не может причинить вред старшему в семье или своим бездействием допустить, чтобы тому был причинен вред (неуборкой остроконечных игрушек с пола, к примеру); 2. Ребенок должен подчиняться всем приказам, которые отдает старший в семье, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат первому закону (из-за отсутствия сухого закона, к примеру); и 3. Ребенок должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит первому и второму законам (не слушать незнакомого дядю с карамелькой, но слушаться родного дядюшку с ремнем, к примеру)».
   И так как ремень Буду опоясывал жесткий, паясничать Деймон перестал, а его новый отец все продолжал льститься судьбе, обнаруживая за одной блестящей упаковкой другую.
   Вместе с ним герой послушно приспосабливался к быту непокорного народа. Скакал верхом, хоть и держался в седле исключительно головой вниз, но с головокружительным успехом в глазах усыновителя: «Скачет так, что искры летят!» – гордился брат Буды. Песни пел исключительно из репертуара старого знакомого кузнеца или же под фонограмму, восхищая отца нового навыком раскрывания рта, натренированным чавканьем: «А как поет!.. Звездой пролетит над Парижем!». Танцевал… вот танцевал он плохо, ничего не скажешь, что, впрочем, нисколько не огорчало брата Буды, успевшего полюбить нескладного Деймона.
   Да и как можно было бы не полюбить покладистого сына отважного добытчика огня, брошенного ни за что ни про что собственной матерью еще и эксплуатированного злобной теткой-работорговкой, появившейся в поздних версиях истории?
   Начинал притираться к усыновителю и Деймон. Да и как можно было не привыкнуть к щедрой кормежке да крыше над головой?
   «Может это она и есть, моя дорога: жизнь в седле… ну под седлом и стерильный воздух свободы в легких?» – всерьез думал герой год спустя, стоя в чистом поле, когда выгуливал пастушескую овчарку. Думал всерьез, но недолго, пока нагулявшийся пес  за цыганский кафтан его не подергал.
   – Иду-иду! – гавкнул Деймон дважды, на душе которого отчего-то заскребли кошки, и поплелся домой, к брату Буды.
   И раз уж разговор зашел о брате Буды, то именно с его братом, Будой, столкнулся герой, когда доковылял он к кузне. Столкнулся, впрочем, без особых увечий, даже шишка на лбу не вскочила, а вот свалившемуся с ног наставнику точно скрючило живот:
   – Слушай… – закашлял подкосившийся цыган.
   – Слушаю. – отозвался Деймон, облокотившийся на кстати расположенную рогатую наковальню.
   – Ты что… ты что меня не заметил? – приподымался Буда, опершийся на некстати расположенный кузнечный горн.
   – Нет. – не отрицал герой, заткнувший от дядюшкиного ора уши.
   И в кои-то веки Деймон не врал. До недорожно-нетранспортного происшествия всем его вниманием завладели многочисленные обручальные кольца, подковы и элементы брони самых разных неподходящих друг к другу размеров, валявшиеся на земле, из-за которых смотрящий под ноги мальчуган и впечатался в цыгана, чье внимание также усыпилось, но только из-за растворившихся запасов кофе.
   – А где папа? – спросил герой исчерпавшего ругательства и вопросы Буду.
   – Не знаю. Наверное, опять его инструменты куда-то задевались. – ответил оклемавшийся цыган, бросивший затем клеймящий взор на Деймона: – Твоих рук дело?
   – Нет. – отрицал герой как обычно (потому что вообще-то его, но эпизод с разведением им клещей в лесу был полностью вырезан из соображений здравого смысла). – А зачем вы к нему пришли?
   – Семейное дело. – только и сказал Буда.
   – Но мы же семья. – улыбнулся сказанному Деймон.
   – В этом-то и дело. – не улыбался его улыбке цыган.
   – Я думал, вы рады мне, а не моему кофе. – больше не радовался и герой.
   – Слушай, я по-прежнему рад тебе, чего не скажу о закончившемся кофе, но… – начал не палившийся Буда, но второй раз за день был «сбит» Деймоном:
   – Если все из-за табурета, то будет тебе… будет вам злиться! К тому же на углях можно сидеть, я проверил.
   В доказательство чего он продемонстрировал черную попу.
   – Тебе… говори «тебе». Да не в табурете дело. – не злился даже после такого цыган. – Слушай, ты должен быть честным с моим братом. Он воспринимать отцовство слишком уж серьезно начал. Он же всех скакунов по прихоти твоей променял на пони!
   – Да он меня погонит! – закричал герой на пока еще родича.
   – Не погонит. – заверил его Буда. – Этот дурень полюбил своего «сынулю» так же сильно, как возлюбленную свою когда-то, и теперь подарок по ночам тебе готовит.
   «Дурень подарок тебе готовит» – приговором прозвучало в голове героя. Деймон, припомнивший, что последний человек, удостоившийся подобной участи, проснулся с раскаленным металлом на пальце, вдруг взвыл:
   – Так это мне эти раскиданные подковы? Чтоб я ноги не намозолил?!
   – Ты больной?.. Какие еще подковы?! – заржал Буда. – Наплел ему про отца своего, воронами заклеванного, вот и решил брат мой чудной, исполненный чувством родительского долга, изготовить тебе латы, что не пробьются под их налетом... хотя по толщине они как от дракона. Вон валяются.
   Деймон проследил за движением указательного пальца цыгана и увидел обширную коллекцию брони детского, но не его размера. Дрожащая рука героя потянулась к краю рубахи, под которой притаились царапины неизвестного ему происхождения. Словно… словно ночью по телу его скребли кошки. Ну или брат Буды примерял на нем не слишком подходящее железное обмундирование.
   Замандражировавший Деймон, которого хоть и не учили великие физики и химики, но который житейским опытом чувствовал, что живот раскаленный металл не усваивает; так же, как не усваивают правду использованные люди, из совокупности входных данных пришел к единственно возможному выводу: единственно возможный выход при сложившихся обстоятельствах – бежать.
   Деймон в спешке принялся паковать вещи, начав с обручальных колец, не сильно вдаваясь в подробности законодательной базы раздела имущественной собственности. На что Буда поначалу промедлил и лишь потом, не желая спустить дело на тормозах, решил установить намерения героя:
   – Слушай, а чего это ты делаешь?..
   – Сиротею. – последовал ответ от ринувшегося с места Деймона, хлопнувшего воображаемой дверью. И перед установившим намерения героя Будой закрылась всякая возможность их остановить.
   
   Деймон бежал. Бежал не только приличия ради, но и из-за борзой овчарки на хвосте, шкурой отвечавшей за поголовье стада. Впрочем, герой, отягощенный куда меньшим грузом ответственности, вырывался вперед, находя еще время о рытвинах судьбины призадуматься:
   «Родственники, они как утюг, – представлялось ему. – Сначала гладят и греют, но стоит у них задержаться, так пыхтят и жгут». И с этой натужной аналогией, он вдруг оступился, яму ногой нащупав:
   «Не навредил ли я сам отцу?.. Не нарушил ли первого закона? – задавался важным нравственным вопросом Деймон, пока не меньшая его проблема, злая нравом собака, вцеплялась зубами за край цыганского кафтана. – Но отец же не тот, кто приютил, а тот – у кого документ имеется!»
   И с этим законным утверждением особо не поспоришь, но вот с чем следует не согласиться категорически, так это с беспечным отношением героя к нависшей за спиной угрозе в лице пасти овчарки, которая, словно пиранья, откусывая куски кафтана, к голове Деймона опасно приближалась.
   «А мне уже все десять лет, и я сам решу с кем в родстве расписываться!.. – с каждой упущенной секундой подписывал себе смертный приговор герой. – И в выборе судьбы своей я совершенно свободен, потому что всякая бездетная пара, стоит только сказать мне, как погибли мои родители, зазовет меня к столу!»
   И окрыленный этим открытием Деймон, сорвавший с себя цыганский кафтан, словно ангел, вознесся в небесную высь… по крайней мере так гавкала сама собака, уже слишком старая, чтобы угнаться за Деймоном, скинувшего ее вместе с кафтаном, как и искать другую работу, когда вернулась к потрепанному судьбой брату Буды лишь с оттяпанной ленточкой.
   
   Приземлившись у стен градских, Деймон принялся искать стены домашние, применяя привитые Будой примечательные дедуктивные способности. Так ему удалось установить, что стены домашние это те, что вокруг домов.
   Завершив первую часть операции по поиску новой семьи, Деймон приступил ко второй: вычислению бездетной пары. Но зашел в тупик из-за недостающего элемента в уравнении… какого-нибудь объявления «требуются дети» на лужайке что ли. И тогда он прибегнул к обкатанному народному методу.
   «Катись, катись колечко к бездетному крылечку…» – приговаривал Деймон, маршировавший за прокладывавшим маршрут золотым навигатором. И ведь, что самое удивительное, проложившим! Конечно, не без участия спутниковых систем в лице бомжей (проще говоря, лиц без определенного места жительства), ловивших блеск драгметалла и сигналящих в ответ герою, в какую дверь стучать.
   И Деймон стучал. И по нему стучали. Первая пара наотмашь отказалась приютить у себя сына отважного добытчика огня, брошенного ни за что ни про что собственной матерью, принимая во внимание то, что в не каменном веке уже жили.
   Тогда он постучал в другую дверь. И снова получил тумаков. Вторая пара также отказалась приютить у себя ХОРОШЕГО сына отважного добытчика огня, брошенного ни за что ни про что собственной матерью, принимая во внимание то, что капсом говорить нехорошо.
   Стоя на пороге уже третьего дома, получившая встряску голова героя решила вновь обратиться к услугам дедукции, определившей, что перед Деймоном открыли дверь плотник и гончарка. Определившей по следующим признакам: муж держал в руках плот, а жена притащила гончарный круг. И герой сымпровизировал.
   Супружеская пара сразу же пожалела побитого жизнью мальчика, родителей которого плотоядные каннибалы законсервировали в керамических сосудах, оставив на зимовку. Да, строго говоря, ложь Деймона не держалась стройно, а по правде, ее сдул бы и комарик, но, к счастью для героя, его новые родители не оказались кровопийцами, они были скорее донорами, чем и воспользовался обретший постель лежебока.
   Вскоре, однако, поднялся вопрос о целительной пользе труда. Вскочил и Деймон… нет, он не сбежал (вернее, да, сбежал, но вы забегаете вперед), сначала Деймон испытал себя на новом поприще:
   Орудовал стамеской герой так, что только щепки летели. Конечно, в результате от него ждали не горы стружки, а какой никакой стол, «но ведь он еще такой молодой, научился бы!» – улыбались родители.
   С глиной же герой управлялся на «5», то есть ничего кроме змееобразных фигур ему не удавалось. «Зато мышей в доме не будет!» – не нарадовались им новые папа с мамой. А Деймон попискивая измышлял у себя в комнате: «Может это она и есть, моя дорога – жизнь в тяжелой физической работе?..»
    Мозоли героя заныли, дрожь пробежалась по коже, и с криком «ну уж нет», выскочил он из дома со всегда готовыми прошедшими коммунистический отбор вещами.
   Деймон перебрался в другой город, не желая неловких встреч, и устроился уже там в другой семье. Его новых родителей звали… ага, так я вам и сказал, как их звали, но Деймон звал их папой и мамой ровно месяц, а затем нашел себе другую чету, а потом другую другую.
   Всякий раз ему все попадались какие-то неправильные родители, что давали неправильный уход (хотя мед у семьи пасечников был отменным). То они набор юного химика с мензуркой в комплекте поскупятся купить, то братика удумают завести, то еще что родят. Отрицательная энергетика так и витала в их домах, и Деймон, сам не положительный, просто однажды вылетал наружу, прихватывая сувениры, будучи персоной сентиментальной.
   Так и шли годы со скоростью секунды. Короткая память героя стирала непогоду прошлого и наполнялась красками безоблачной жизни. Лишь иногда перед ним кочевали образы почивших папы с мамой, да только он уже столько их «поубивал» за минувшие лета, что точно и не был уверен, какие из них настоящие. Профессиональный сирота – вот кто он, вот его путь.
   
   Деймон стоял на пороге очередного дома очередной семьи.
   Дверь ему открыл мужчина лет тридцати, но в глазах которого читалась мудрость человека трехсотлетнего. Разброс возрастных показателей не вызвал казуса в голове Деймона. В мастеровитости пластических хирургов того времени он не раз убеждался, встречая на улице людей после самых разномастных операций, будь то укорачивание носа или всегда популярное набитие губ. Однако Деймон на таблоиды не подписывался и ничьей хирургической историей не интересовался, он интересовался профессией незнакомца.
   Герой изучил его внешний вид, и тот напомнил ему древнегреческого философа. Напомнил хотя бы тем, что он прежде никогда его не видел.
   «Обладатель подобного облика определенно занимался умственным трудом… ну или любым другим, но с умным видом», – заключил Деймон, кивая сам себе.
   – Да? – заговорил незнакомец.
   «Вот бы он с каким-нибудь телескопом вышел что ли», – не заговорил герой.
   – Чего язык держишь на привязи? – недоумевал мужчина.
    «Балет!.. В таких широких башмаках не потанцуешь балет!» – исключал по одной профессии Деймон, загибая пальцы.
   – Ты глухой как у рубашки ворот что ли? – защелкал рядом с ухом «безработный».
   – Нет-нет. – решил включиться в разговор герой. – То есть, не-е-ет!
   Деймон взял паузу. Не для раздумий, а драматургии ради. Ведь в репертуаре героя имелся номер, способный умилостивить кого угодно, даже последнего меркантилиста. Так что приготовьте носовые платочки.
   Деймон понурил голову. Когда же он ее вновь приподнял, по его лицу уже вовсю сочились слезы:
   – Между семействами моих родителей всегда шла вражда. – начал герой, сердцещипательно трепля в руках специальную трогательную шапочку. – Несмотря на все пропасти, они полюбили друг друга, дав вечную клятву верности. Вот только семейство моей матери уже нашла ей жениха. – шмыгнул носом Деймон. – Но она предпочла бы смерть разлуки с отцом, и, решив обмануть всех и притвориться мертвой, моя мать приняла снотворное. Снотворное. – театрально прокричал герой. – Мой отец, не просвещенный в планы матери, увидев ее бездыханное тело, связанный клятвой, выпивает яд. Яд! – слезы хлынули рекою. – Джульетта, то есть, простите, моя мать, проснувшись рядом с трупом, сама закалывает себя ножом. – Деймон закрутил краны и закатил глаза. – Теперь мне некуда идти, теперь мне нечего есть. И меня отправят в монастырь бриться налысо и пиломатериалы переводить. Вот только если бы вы могли приютить и усыновить меня…
    Деймон закончил распечальный рассказ, всегда срабатывавший и застенчиво не проливавший свет на таинство своего рождения. Прям второе пришествие Христа.
   – Усыновить… тебя?! А тебе сколько лет? – неожиданно для героя спросил мужчина, хлопнув дверью прям пред его носом.
   В отражении витража Деймон вдруг увидел восемнадцатилетнего юношу, но в глазах которого читалась наивность ребенка.
   «Вот и накрылось застолье?.. Вот и окорневел карнавал?.. Вот и ощетинилось детство?..» – не успел подумать герой, как дверь неожиданно отворилась:
   – Будешь мне подмастерьем. – сказал похоже все-таки не безработный. – Мой отец тоже… Давай же, не мнись у входа.
   
   продолжение:    http://www.proza.ru/2015/10/11/881