Обыкновенная жизнь молодого повесы

В холодном поту, оттенявшем высокий, выпяченный лоб, он сидел у своего ноутбука в теплой комнате с изорванными обоями и с разорванной в мельчайшие клочья душой, представляющей по уверению самого хозяина «какой-то жалкий заплесневелый кусок суши в величественной водной стихии, которой свойственно топить в океане своих нужд, стихий и пороках жалкий, чистый, богом забытый клочок девственной и благородной земли», он писал какой-то никому не нужный набор слов, а в голове неизменно крутилось только один фрагмент его жизни. Тот фрагмент, который он не мог отдалить от себя и забыть, тот самый, за который он посмеялся над собой ещё год назад. Как и во всех маленьких рассказах, внимательный читатель мог уже давно убедиться в этом множество раз, всё дело сводится к женщине.

Господи, возможно ли представить созданий более прекрасных и более роковых, чем женщины? Молодой повеса, которого пронзила стрела Амура, мог забросить всё, сделаться другим человеком, быть рабом любимой девушки, стать, невозможно себе представить, разумным и послушным гражданином общества, как бы не банально это прозвучало. И на сей раз мы не отойдем от канонов жанра, особенно если это имело место быть. Право, мы принимаем всё за чистую монету, выслушиваем душеспасительную историю какого-нибудь легкомысленного персонажа, принимаем всё и восхищаемся бесконечностью человеческой души. Как мы любим слушать, разговаривать ни о чем, как мы любим поучать и разглагольствовать, как мы любим критиковать то, что мы сами не сделали. Ведь, о право, могли сделать то же самое, так зачем же собственно что-то делать? Ведь мы можем не хуже. Обо всём этом думал молодой человек и, как вы, возможно, уже догадались, спутанность рассказа сопоставима со спутанностью мыслей героя. Фрагмент терялся среди мыслей, он был источником всего, и мысли неслись вокруг этого как цыплята вокруг наседки. Его осенило:

«Вот то самое, о чем я думал, - сказал молодой повеса,- порок. Мы рождаемся в первородном грехе, мы порочны, мы живем и умираем, унося с собой разочарование и слезы матерей, жен и сестер, мы хотим больше и больше, нас тошнит, но мы хотим ещё. Больше секса, больше еды, больше денег, больше всего, чтобы нас выворачивало от чувства собственничества, мы хотим обладать женщинами, деньгами, властью. Эх, мы порочны. Но это всё термины, но само понятие собственничества не до конца ясно, так что же это такое? Я живу в стране, которая отрицало собственность, я живу в мире предрассудков, страха и фальши, что я такое?», - всё это крутилось и откликалось в голове нашего героя пустым молчанием.
Однако нежность первоисточника всех его мыслей заставило забыть обо всем, и воспоминания победили, сентиментальность и меланхолия одержали вверх над холодным разумом. Она, всегда она. О, я помню, как встретил её около метро в первый раз, когда ждал её на леденящем морозе, когда моё такое хрупкое и изнеженное тело мёрзло на стуже нежной и пробудившийся петербургской весны, я вспомнил её волосы, улыбку, то, как она пахнет самым нежным и притягательным ароматом, который только возможен, её очарование, её грацию и восхитительное, даже можно сказать судорожное волнение, которое он всегда испытывает рядом с ней.

Да простит меня читатель основной грех каждого писателя- его всезнайство, ведь каждый писатель велит себя повелителем душ и судеб, который может управлять и понимать даже самое кроткое и милое создание на планете. Но для повесы, как он и сам неосознанно понимал, фрагмент отошёл на второй план, перед его глазами была лишь она, и он с ухмылкой вспомнил свою робость, то, как он в первый раз в жизни почувствовал нечто такое, что заставило его сердце биться настолько сильно. Он был юнцом, глупым, полных надежд, его сердце бушевало и радовалось чему-то новому, он подсознательно хотел пережить то пленительное чувство, о котором читал в отрочестве.

«Сантименты! - подумал он, отбросив сигару, которую никогда не курил и держал лишь для того, чтобы чувствовать себя солиднее и увереннее, и ухмыльнулся, - любви нет и никогда не существовало, проклятые газетчики и шарлатаны-писатели придумали всё это. Чёрт бы вас всех побрал. А если она и существует, то умерла под натиском веков и современного общества, ведь вместе с свободой мы потеряли нечто сравнительно важное с этой свободой, принципы, устои, человечность и моральные ценности», - так рассуждал наш совсем юный писатель.

При мысли о том, что он может принадлежать кому-то противела ему, какому-то призраку прошлого, человеку, воспоминанию или стереотипу, и он подумал, что не смог бы сделать всё то же самое уже для другой, ибо по своей сути наш герой отличался крайней ленивостью как в своих суждениях, так и в своих поступках.
И вдруг смертный страх отчаяния сковал его, всё его нутро и сущность.

«Не могу, не хочу, “бренность” молодого парня слишком тяжела для меня. Пойду прогуляюсь, - сказал наш философ, - может забуду её, её лицо, те смешанные чувства... Хотя нет, не могу. Да за что мне это?!» - негодовал наш друг. Взяв старомодную шляпу, он выбежал на улицу и побежал по Петроградской стороне, минуя расстояния и поглощая мысли, в то время как город поглощал его под какофонию гудков, криков, и где-то вдалеке игрой уличных музыкантов, играющих старомодный джаз, подходящим, как это часто бывает в такие минуты, под старомодные, консервативные взгляды нашего повесы. Он бежал от себя, радостно отдаваясь чувству, что свободен от этих ужасных оков, он чувствовал себя как раб, неожиданно получивший свободу, но не готовый её принять.

«Так значит это всё, - сказал наш герой и тихо ухмыльнулся, - ну наконец-то. Надо зайти куда-нибудь», - довершил он свою фразу, поняв, что холод не греет душу, застужая тело, так что необходимо согреться.

Он сел за столик какого-то дешевого кафе и заказал то, что, по его мнению, может согреть. Конечно, это был дешевый односолодовый виски местного разлива, который вызывает отвращение у каждого, кто более или менее счастлив и живет своей жизнью, ведь терпкий запах чистого спирта не может сообщать ничего, кроме безрассудного желания забыть что-либо, ну и, возможно, да простит читатель мне мой снобизм, отсутствие хоть малейшего вкуса.

«Наверное это в моем характере. Быть или не быть… Нет, не то. Я хочу заполучить прекрасное, хочу быть счастливым, хочу быть с ней. Но нет. Нельзя, надо отбросить всё это, это притворства, любви нет, да и зачем она мне была нужна? Вот посмотрите, - он оглядел тусклый бар и грязные столы с грязными стенами, - здесь тоже есть девушки. Даже красивее, веселее и намного более соблазнительные. А я её придумал, нарисовал недостающие части и влюбился в портрет, в ту, которой она никогда не была, в ту, которую создал я. Что же здесь кто-то должен мне сказать, что я перечитал Лакана»,- ехидно сказал юноша, осознав, что хочет не быть рядом с ней, а лишь мечтать быть рядом, как это не прискорбно.

Он ещё раз оглядел жалкую хибару, пытался увидеть прелестное личико, хотел быть в нежных объятиях женщины, хотел уйти от всего.

«Может снять какую-то девушку, - мелькнуло у него в голове, - зачем мне всё это? Ведь это животный инстинкт, соответственно мне просто надо от него избавиться».
Вдруг он заметил похоть в глазах одной из дам, что стояли у барной стойки и ждали типичного семьянина, убежавшего от проблем.

Но он понимал, что это не то. Она, та самая, что занимала его мысли, она другая. Она светится изнутри, она…Слова смешались, он понял, что не сможет избавиться от этой напасти.

«Официант, ещё виски», - сказал наш горе-любовник.

Заметив его взгляд и услышав его заказ, к нему подошла та самая дама, дородная, цветущая каким-то своеобразным здоровьем, какой-то распущенностью и таким падением, которое было так очевидно, что вызвал смещенные эмоции у нашего героя, который смутно помнил вкус любви и тянулся к нему.

«Угостите даму выпивкой, любезнейший?», - спросила падшая женщина елейным голосом, и он только сейчас понял, что его тошнит от неё.
 
«Вульгарность, Боже мой, какая вульгарность. Фраза из бульварного романа, приправленная типажом, дешевыми сигаретами и коньяком», - подумал наш герой, но в ответ лишь улыбнулся новой знакомой и сказал: «Конечно».

Заказав ещё одну порцию виски, молодой человек не слушал новую знакомую.

Казалось, он обратил свой взгляд куда-то в другую сторону, но его новая пассия не замечала этого. Она болтала о каком-то собрании для алкоголиков, болтала всякий вздор. Он не мог слушать эту речь, она казалась ему грязной и мелочной. До него долетели отрывки фраз:

«Он должен был… (всхлипывает, запивает виски и продолжает) … он не должен был так поступать со мной, бросать меня одну…» - продолжала жаловаться она.

Что ж, обычная история, решил он. Какой-то пройдоха совратил дитя в своё время и толкнул ее на путь, который известен еще со времен классиков.

Его мысли улетели в ином направлении. Да, школьная пора. Хорошие воспоминания. Первая любовь, первые клятвы в дружбе, первое предательство.

«Куда делось это время?» - этот вопрос наш товарищ часто задавал своему приятелю, не получая на него вразумительного ответа.

Неожиданно он проснулся от своих мыслей. Надо двигаться дальше и, пожалуй, избавиться от этой великосветской дамы, решил наш повеса.

«Извините, - перебил наше герой, - мне надо идти».

И подумав о том, что было бы лучше просто выбежать, оставив девушку одну в недоумение, но вместо этого он оплатил счёт на последние гроши, оставшиеся от былого богатства, до того, как он начал щедро бросать деньги на оперы и балеты лишь бы быть с ней, надел своё облезлое пальто и вышел на студёную улицу.

Быстро, неуклюже он бежал от самого себя и своей судьбы, он решил быть властителем своего пути и своей жизни.

«Да, только я даже не знаю куда иду» - саркастически заметил наш герой.
Он смутно понимал, что идёт к мосту, но он не хотел иметь конечную и определенную цель, ибо его слова никогда не совпадали с желаниями.

Не замечая ничего вокруг, он шёл вперед, в то время как туман и холод подступали с той стороны реки, он думал обо всем на свете, о том моменте, как гулял с ней, как слышал её голос, и он не мог терпеть это. Слишком сильные эмоции. Он заметил, что уже дошёл до моста.

«Что же, как странно, всё как в тумане, и я испит,- подумал наш сноб,- пожалуй, да».

Это последнее, что было сказано смятенной душой, прежде чем пучина поглотила его на той стороне реки, но душа при этом была спокойна как гарант твердости и столб мудрости, ибо он знал, что таким образом вернется к той, которую он потерял, к которой стремился и которой обещал всегда быть рядом, исполнив свою клятву и притворив в свою жизнь все свои принципы, он потерян и забыт, но душа его, потеряв тело и таким образом лишь внешнюю оболочку, поднялась ввысь настолько, насколько это только возможно смертной душе.

Мост приобрел для него значение символа, перехода в новую жизнь, и он ступил на ту сторону уже совсем другим человеком.