О людях

Монахиня
Свою жизнь она превратила в молитву. Внутреннюю, робкую, смиренную. Почти беззвучную.
Осенний ветер бил по лицу – она молилась.
Тяжёлые тучи давили на плечи – она молилась.
Грустные мысли сковывали разум – она молилась.
И превратила свою жизнь в молитву…
И теперь, спустя годы, от неё остался лишь этот небольшой, усыпанный осенними листьями бугорок земли и… эта немая, безмолвная, но всеми ощущаемая молитва, что утешает скорбящих, исцеляет больных и очищает грешных.


Странник
У него не было пристанища. Он был одинок и дик. Он ни в ком не нуждался, и в нём не нуждался никто. Его друзьями были реки, поля, небеса. Всё вторило голосу его души. И он был счастлив, осознавая себя частью природы, осознавая себя творением Великого Бога.
И каждое утро он умывался чистой водой рек и в слезах славил своего Творца.
И каждый день он бродил по полям и в слезах славил своего Творца.
И каждый вечер он становился на колени и в слезах славил своего Творца.
И каждую ночь он засыпал, готовясь к встрече со своим Творцом…
 
Прохожие
Их было много. Они шли мимо, улыбаясь, разговаривая, споря, крича. И не было покоя в их душах. Тревога, смятение, волнение, минутные эмоции – суета. И они были её рабами.
Но среди них был один – другой. Он смиренно на коленях просил милостыню. Ради Христа. Увечья не мешали ему смотреть на мир с радостью и блаженным покоем. Казалось, в его глазах была благодарность даже тем, кто проходил мимо. А таких было много. Они шли мимо. А он молил Бога, чтоб простил их, что не знают Христа…


Святой
Его жизнь – это борьба с самим собой. Со своими греховными мыслями, со своими греховными делами.
У него много Божьих даров: он предсказывает будущее, он исцеляет больных.
И многие называют его святым.
Но он-то знает, как он грешен. Но он-то знает, что всё, что он делает доброго, не может перекрыть то зло, что есть в каждом из нас.
«Все мы рабы ничего не значащие. Делаем то, что и должны делать", - часто говорит он.
Ведь чем ближе к Святости, тем острее чувствуешь своё несовершенство…
 
Старушка
Никто не слышал от неё повышенный голос или раздражение.
Или просто старушечье ворчание, так характерное для нас, молодых.
Никто не видел её невесёлой, печальной или больной – только улыбка, смех и радость, а в горе – на всё воля Божья!
А видели и слышали её там, где боль и страдание, где требуется самоотдача, любовь и терпение…
А ночью, когда оставалась одна, она тысячу поклонов отдавала Творцу и часами молилась на коленях, благодаря Его за прожитый день.
И все недоумевали: откуда же столько сил и света у этой маленькой, худой, почти безжизненной восьмидесятилетней старушонки?


Даль
Колокольный звон вдали, как щемящая ностальгия по старой Руси. Пронзительно-нежный, зовущий за собой, в далёкую историю, в далёкие жизни, когда люди ещё не были так далеки от Бога…