Женские мечты о дальних странах. Глава VII

1995, октябрь — 1996, май

Чебаков вышел из переговорного пункта и целый час просидел в «Ниве»: первые минуты — в полном ступоре, с шумом в голове, потом — пытаясь осмыслить, что же такое произошло с другом и как это связано с ним самим. «А ведь наверняка связано, — думал Вадим, — Алексей жил очень аккуратно, занимался бизнесом, не упускал выгоду, но умел находить компромиссы. Да и мало это похоже на бандитов — ударить ножом. Если бы стреляли, избили металлическими прутьями... К тому же такие вещи не происходят на ровном месте, а Лешка непременно рассказал бы мне, что наехали и чего-то требуют».

В общем, в этой истории все было неясно, но мало-помалу Чебаков сложил несколько версий, самая жуткая из которых состояла в том, что Маклаков обнаружил горячие следы Гали и Кирилла, по неопытности раскрылся и его заманили в ловушку. Но убивать не стали, оставили в качестве приманки - чтобы вычислить того, кто за ним стоит. А поскольку за ним стоял Чебаков, то именно его теперь ждала в больнице засада.

Мелькнула и другая догадка: а не причастна ли к происшедшему Плужникова? Чтобы проверить ее, Вадим вернулся в переговорный пункт, позвонил Ольге в контору и неловко соврал, что их знакомство произвело на него незабываемое впечатление. Девушка так искренне обрадовалась его звонку, засыпала таким количеством нежных слов и признаний, что при всем желании даже параноик не смог бы заподозрить ее в сговоре со злодеями. Тем более с Юлькой, которую Плужникова считала причиной своих бед, которой завидовала, которую ненавидела. И тогда Вадим сказал ей, что снова едет в Москву, в командировку, и хорошо бы встретиться. Ольга запретила ему и думать о гостинице, уговорила остановиться у нее.

«Отличный вариант», - решил Чебаков. Тревожить Надю ему не хотелось — если одна из жутких версий окажется верной и его поймают, нельзя, чтобы при этом пострадала Надя. А если злодеи придут к Плужниковой, то не смогут ее ни в чем упрекнуть — она никогда не помогала Чебакову, про которого и вовсе не слышала, она помогала следствию — по делу, которое вел Леонид Егоров, владимирский милиционер.
Определившись с тем, как действовать дальше, Вадим встретился с Пашей и отвез его в Комсомольский. Сообщил, что уезжает в Москву - для встречи с партнерами. Потом сделал все необходимые распоряжения — на тот случай, если задержится. И забрал все документы — на тот случай, если снова придется бежать-скрываться. В ночь выехал.

*

И вот уже пятый день он жил у Плужниковой. Из телефонного разговора с Лешиной женой Чебаков знал, в какой больнице находится Маклаков. Теперь он сам звонил в отделение и справлялся о состоянии друга. Отвечали: «Стабильно тяжелое». Никого, кроме самых близких родственников, в палату не пускали. Не зная, как быть и куда себя деть, Чебаков бродил вокруг больницы, глядел на окна, следил за въездами и входами — не мелькнет ли Галя, а может, охранники из «Нового Ампира»… Вечерами он посещал телеграф, чтобы поговорить с Комсомольским. Баранов повторял одно и то же: «все нормально». Никакими цифрами — даже о количестве произведенного кирпича — он не располагал. На подобные вопросы отвечал Рокотов, хотя эти цифры и не входили в круг его служебных обязанностей. От Паши Вадим узнавал и об обстановке в поселке - рассчитывал, что бывший майор заметит и даст знать, если произойдет нечто подозрительное. А что могло произойти? Чебаков старался успокоить себя тем, что на него невозможно выйти через Маклакова, или через Надю, или через Плужникову, или через владимирские номера его «Нивы», которую он оставил на стоянке в соседнем районе… но случился рецидив того страха, который накрыл его в первые дни после Богучара. Этот страх густым черным пятном разрастался в груди, затруднял дыхание, теснил сердце.

Ольга встала по будильнику, вместе с ней открыл глаза и Чебаков. Ночью начался дождь и пока не прекратился, словом, погода была подстать настроению. Сосредоточившись на тяжелых мыслях, Вадим лежал в кровати, смотрел в потолок, ждал, когда наконец любовница отправится на работу. Плужникова сидела на пуфике перед зеркалом, делала макияж. Свой вопрос она задала как бы между прочим, не глядя на Чебакова, но в ее голосе чувствовалось напряжение:
— Ленечка, а ты в этом году свой отпуск отгулял?
Чебаков молчал, пытаясь понять, о чем таком заговорила Ольга с каким-то Ленечкой, потом до него дошло, усмехнулся, подумал: «Если так пойдет и дальше, однажды мне придется откликаться на все мужские имена».
— Да, еще весной.
— С женой и детьми?
— Да.
— Где?
Он опять не спешил с ответом.
— В деревне. Посадили картошку, погуляли по лесу.
Плужникова посмотрела на него, изобразив тоскливую гримасу.
— То есть весело и с пользой провели время.
Вадиму и в самом деле стало тоскливо: «предстоит выслушать очередные мечты о дальних странах». По стёклам били капли дождя, в приоткрытую форточку тянуло сыростью. «Впрочем, южное солнце пришлось бы сейчас кстати. И стакан свежевыжатого апельсинового сока. С лимоном. И пройти босыми ступнями по теплому песку, вдоль кромки океанской воды». Ольга закончила подводить глаза, слегка придержала рукой разлетающиеся полы пеньюара, под которым белело ее голое тело, забралась на кровать, нависла над Чебаковым, поцеловала, заглянула в глаза.
— А если я попрошу тебя взять недельку за свой счет?
Вадим усмехнулся:
— Думаю, начальство с радостью пойдет мне навстречу. Всего два десятка висяков. Пара убийств с отягчающими, разбойные нападения... в общем, пустяки, можно и отдохнуть.
— А если ты принесешь справку, что болен? У меня во Владимире подруга работает врачом, поможет.
— Боюсь, что я ей потом помочь не смогу. От трех до семи. Использование служебного положения, мошенничество. Придется ведь отблагодарить ее коньяком, конфетами или сувениром... суд классифицирует это как взятку.
— Милый, так нельзя. Если выдумывать всякие причины, им конца не будет. А жизнь, между прочим, уходит. Надо однажды сказать себе: «ну, все». Купить билет и не оглядываться. — Она еще раз приласкала Чебакова, в ее голосе зазвучали романтические нотки: — У меня подруга туроператор. Постоянно предлагает горячие путевки. Стоят — просто гроши. Любая Турция, Египет, Эмираты... или Таиланд. Я даже позволю китаянкам сделать тебе эротический массаж.
— Не люблю мелких женщин. Будут ползать по мне, как блохи.
— Ты подумай, котик. Хватит тебе киснуть во владимирской грязи. А я обещаю незабываемый отдых. — Взглянула на часы. — Блин, опять опаздываю. Всякий раз, когда ты приезжаешь...
— Это значит, мне пора искать новую ночлежку?
— Только попробуй!
Она полезла в сумку, выловила из нее связку ключей, потрясла ими, словно колокольчиком.
— Это для тебя! Надеюсь, вечером увидимся.
Она положила ключи на стол, быстро закончила одеваться, послала ему от двери воздушный поцелуй. «Как же так, — с иронией подумал Чебаков, оставшись в одиночестве, — зовет меня в теплые страны, нисколько не смущаясь тем, что я женат, при двух детях. Мне, значит, будут делать массаж нежные китаянки, а семья моя будет киснуть во владимирской грязи? Какое неуважение к институту брака. Понятно, что мужиков на всех не хватает и в этой очереди Оля стоит ближе к концу, но нельзя же так бесцеремонно рушить чужое женское счастье. Что ж, тем хуже для нее. Когда уйду из этой комнаты насовсем, будет чем оправдаться с моральной точки зрения».

Он потянулся, поднялся из кровати, подошел к столу, взял лист бумаги и ручку, написал крупными цифрами домашний телефон Нади и под ним — разъяснение: «Оля, если я пропал, позвони вечером по этому номеру, позови Надежду, назначь ей встречу и передай эту папку. Спасибо». Хотел добавить «твой Леня», но решил, что это будет перебором, — если девушки в самом деле встретятся и сколько-то прояснят ситуацию, «твой Леня» покажется явной издевкой. На втором листе он написал: «Надя, это документы для Шипулина». Раскрыл папку, подарок Маклакова, в которой хранил все материалы по поиску Юли и Кирилла, записку для Нади положил внутрь, застегнул папку, записку для Ольги положил сверху, приклеил скотчем. Он огляделся в комнате и сунул папку под кровать — «будет мыть полы, найдет». Долго смотрел на кусочек мокрой Москвы — вид из окна, потом подошел к зеркалу, встретился глазами со своим бледным отражением и несколько раз глубоко вдохнул, набираясь решимости...

Дождь перешел в морось. Такая погода вполне устраивала Вадима — можно было прятаться под зонтом не только от воды, но и от вражеских взглядов. Он поднялся по крыльцу и зашел в больницу. В руках нес пакет с продуктами. В холле он повёл глазами влево, вправо. Недалеко от дверей стоял милиционер. Рядом — двое мужчин, один из них — высокий и молодой, вполне подходящий под описание Кирилла. На пристальный взгляд Чебакова они ответили тем же. Вадим обратился к дежурной:
— Я бы хотел навестить Маклакова из семьсот одиннадцатой палаты. Это возможно?
Женщина посмотрела в документы на своем столе, внимательно глянула на посетителя. Это внимание показалось ему подозрительным, он напрягся, обернулся к предполагаемому Кириллу. Дежурная спросила бесстрастным тоном:
— Знаете, как пройти?
— Нет. В первый раз.
— Поднимайтесь на седьмой этаж, там спросите.
Чебаков направился к лифту, нажал на кнопку. Рядом с ним возникла еще одна пара в белых халатах. «Видимо, врачи или под них маскируются». И опять один - высокий, крепкий. В общем, градус сумасшествия стремительно возрастал. В лифте Вадим напряженно ждал, что сейчас его повяжут или в этом роде. Но ничего не происходило, и он благополучно покинул кабинку. Дежурная по этажу показала, где палата 711. И снова ничего особенного не произошло. Чебаков нашел нужный номер, огляделся, открыл дверь.

Кроме Маклакова в палате находились еще двое больных. Алексей лежал у окна, увидев друга, улыбнулся. Он заметно исхудал, на лице темнела недельная щетина. Чебаков присел к нему на край кровати, поставил пакет с продуктами на тумбочку. Маклаков приветствовал его слабым голосом:
— Наконец-то, здорово!
— Что значит «наконец-то»? Да меня просто не пускали.
— Со вчерашнего дня можно. А до того я — в реанимации.
Чебаков скосился на других пациентов. Ближний из них, видимо, пребывал без сознания, хрипел. Второй смотрел в потолок широко раскрытыми глазами, изредка моргал, весь сосредоточенный на своих болях. У обоих, так же как у Маклакова, ранения брюшной полости. Алексей заговорил полушепотом:
— Вадик, это совсем не то, что ты подумал. Это не связано с нашими поисками.
Чебаков посмотрел на друга недоуменным взглядом. Маклаков продолжил:
— Я так и знал: ты подумал, что меня порезал Кирилл? Да?
— А на самом деле?
— Не хочу об этом говорить.
Вадим подался ближе к другу.
— Слушай, Леха. Я уже неделю с ума схожу, шарахаюсь от людей, всех подозреваю. Я, когда сегодня шел к тебе, прощальные записки написал. Я думал, против нас мафия, которая будет ловить меня здесь на живца... а ты не хочешь об этом говорить?!
Маклаков помялся какое-то время, собираясь с мыслями.
— Это... это... связано со Светой.
— Я тоже доверил тебе свои тайны.
— Да... мне неловко... понимаешь?
— Пока не понимаю.
— Мы когда в кафе ходили... со Светой... чтобы эту Ольгу найти... знаешь, как бывает... ведь когда-то расстались по глупости... а теперь...
Вадим с облечением почувствовал, как его перегретое сознание начинает стремительно остывать, приходя в норму.
— Что такое, Леша, снова любовь?
— Не смейся. В общем, да. Нас снова потянуло друг к другу. Стихийное бедствие. Короче, я снял квартиру...
— Для свиданий?
— Да. А в тот день Света приехала раньше меня... и, видимо, он ее выследил.
— Муж?
— Да. Я из лифта, а он мне ножик в живот. Араб, одним словом.
— Он в тюрьме?
— Нет.
— Сбежал?
— Нет. Я не сказал в милиции, что это он. Говорю, что меня, наверное, с кем-то перепутали. Они не верят...
— Почему не сказал?
— А ты представь, если все узнают правду? Каково Свете? А моя жена? Ей через месяц рожать, а тут муж изменяет. В общем, я влип, почти как ты. Сказал арабу, что если Свету хоть пальцем тронет, будет сидеть.
Чебаков удивился:
— Они были у тебя?
— Вчера. Знаешь, как он напуган. Говорит, ударил в состоянии аффекта. — Маклаков усмехнулся и продолжил: — Бежать не хочет, здесь у него бизнес, а там - израильская армия. Это все, конечно, до времени. Он ей никогда не простит. Света сказала, что разведется. А теперь о главном. — Алексей протянул руку к тумбочке, взял записную книжку, раскрыл, вырвал листок с телефонным номером, протянул его Чебакову. — Помнишь Родиона Ефремова? Учился на два курса старше нас.
— Да.
— Он сейчас финансовый директор компании, которую обслуживает охранное агентство «Застава». Менеджер по кадрам из этой «Заставы»… по просьбе Родиона покажет личное дело Кирилла Шульги. Это телефон менеджера.
Чебаков помолчал, только и смог, что выразить свою благодарность коротким вздохом.
— Леха.
Маклаков улыбнулся и тут же поморщился от боли.
— А ты думал, я погряз в любовных интригах и больше ничего? Я ведь не плейбой, Кирилла откопал еще до того, как... — он кивнул на свой живот. — Очень похоже, это и есть наш клиент. Имей в виду: я сказал, что мы его ищем, потому что он занял большие деньги и пропал. Никто не удивился. Этот Кирилл Шульга - лихой парень.
— Когда я должен позвонить?
— Хоть сейчас. И поехать в эту «Заставу». Давай! А то я жену жду. Не самое подходящее время для вашего знакомства.
Чебаков пожал другу руку, поднялся, пошел к дверям, но остановился, посмотрел на раненых соседей Маклакова, снова вернулся к его кровати.
— Леха, ты уверен, что меня там не повяжут?
Алексей грустно улыбнулся:
— Просто ты пережил тяжелую неделю.
— Это длится полтора года.
— Когда-нибудь станем хорошими мужьями, отцами. Будем дружить семьями...
Понятно, что все эти дни в больнице Маклаков мучился не только от боли, но еще и оттого, что подвел и Свету, и свою жену, и самого себя, и в том числе араба. Чебаков посмотрел на Лёшку с благодарностью.
— Я бы очень хотел... дружить семьями.
Он кивнул на прощание и вышел из палаты. Страх истончился и позволил вдохнуть полной грудью, сердце билось ровно.

Чебаков позвонил из телефона-автомата и договорился о встрече. Офис ЧОПа «Застава» находился в переулке у Покровского бульвара. Железную дверь открыл парень в черной униформе. Вадим представился:
— Моя фамилия Гаврилов, господин Нефедов меня ждет.
Он подал охраннику паспорт, тот пролистал его, вернул, пропустил внутрь. Менеджер по кадрам Нефедов, невысокий, худощавый, лет пятидесяти, открыл сейф, в стопке личных дел нашел нужное.
— Садитесь.
Вадим занял место у стола, Нефедов быстро просмотрел содержимое папки, вынул два листа, внимательно глянул на Чебакова, словно прикинул — показывать этому типу документы или нет.
— Так это вы учились с Родионом Андреевичем?
— Нет. Вместе с Родионом Андреевичем учился Алексей Маклаков. Но он сейчас приехать не может, поскольку находится в больнице. Поэтому поручил мне ознакомиться с информацией.
— Значит, доверяет?
— Произвожу впечатление человека, которому нельзя доверять?
— Я так не сказал. Пожалуйста. — Он наконец положил папку перед Чебаковым. — Десять минут вам хватит? У меня нет времени.
Вадим оценил количество бумаг.
— Хватит.

Примерно полминуты он рассматривал снимок энтомолога, произнес мысленно: «Так вот ты какой, вот ты какой, вот и встретились». Темные волосы, волевое лицо, насмешливый взгляд, уверенный в себе красивый парень. «Понятно, почему Галя выбрала тебя, понятно, почему дама из криминальной хроники забыла о всякой предосторожности. Показать бы ей этот снимок». Отложил фото, сосредоточился на документах.

Шульга Кирилл Александрович, родился 16 июля 1969 года, Херсонская область, город Голая Пристань... улица Партизанская, дом 34... в 1986 году окончил среднюю школу номер 2... поступил в Киевское военное училище... окончил с отличием в 90-м году... два года службы... морская пехота, разведка, Черноморский флот. При разделе флота уволился в запас... уехал в Москву, женился... жена — Уварова Виктория Леонидовна, адрес: улица Шаумяна, дом 48, квартира 32... Шульга — высококлассный специалист в области безопасности... Мастер спорта по рукопашному бою и стрельбе из пистолета. Владеет двумя иностранными языками. Решительный... Метр девяносто два...

Едва Чебаков оторвался от чтения, Нефедов тут же задал вопрос:
— Значит, занял деньги и не отдал?
— Да.
— Не самая удачная выдумка, согласны?
— Выдумка неудачная, правда — горькая.
— Шульга... не стал бы размениваться по мелочам.
— Мы тоже не стали бы.
— Значит...
— Именно.
Нефедов кивнул на дело Шульги.
— Ну и как, серьезный противник?
— Даже странно, что такого парня вы держали в рядовых охранниках.
— А никто и не сказал, что он был рядовым.
Вадим посмотрел на листы, которые Нефедов от него скрыл.
— Может, назовете дату, когда он уволился?
— Июнь девяносто четвертого.
— Срочным порядком, да?
— Срочным.
Чебаков вернул папку.
— Еще одна просьба - можно ксерокопию фотографии?
Менеджер по кадрам молча вынул снимок Кирилла из личного дела, подошел к ксероксу. Увеличив изображение в несколько раз, сделал копию. Чебаков забрал лист.
— Большое спасибо.
Но Нефедов не спешил прощаться.
— Вы, конечно, поняли, что московская жена - возможность прописаться, и не более. Поматросил тетку, бросил.
— И в Голой Пристани его тоже нет...
— И там - голяк. А где будешь искать?
Чебаков улыбнулся:
— В каком-нибудь Амстердаме.
Нефедов глянул на него одобрительно.
— Верно мыслишь. Он как-то признался одному из моих парней: если бы не рухнул Союз, стал бы разведчиком ГРУ, нелегалом, а теперь и без этого можно жить интересно... Ну, будь здоров.
Вадим вышел, Нефедов снова собрал все документы в папку.
— Хотя... вряд ли ты сохранишь здоровье. Живым бы остался...

На цветочном развале Чебаков купил букет хризантем. Он привез их на квартиру Плужниковой, положил на стол вместе с ключами, которые она вручила ему утром. Достал из-под кровати свою папку, оторвал записку для Ольги, скомкал, потом скомкал записку для Нади, вынул из кармана ксерокопию со снимка Шульги, взял со стола чистый лист и, напрягая память, быстро записал все то, что прочел в кабинете Нефедова.

«Шульга Кирилл Александрович, 16 июля 1969 года, Херсонская область, Голая Пристань... Партизанская, дом 34... Восемьдесят шестой год — школа номер 2... Киевское военное... окончил с отличием в девяностом... два года службы... морская пехота, разведка, Черноморский флот. Уволился в запас... уехал в Москву... жена - Уварова Виктория Леонидовна, адрес - улица Шаумяна, дом 48, квартира 32... рукопашный бой, стрельба, два иностранных языка. Метр девяносто два...»

Он положил рядом ксерокопию со снимка Шульги и фотографию Гали-Юли, произнес с иронией:
— Так вот вы какие... сладкая парочка — гусь да гагарочка.
Собрал все документы в папку, застегнул ее, сунул в карман скомканные листы, посмотрел на ключи от квартиры, задумался, пододвинул их поближе к букету цветов... и ушел. «Как там меня учила Оля? — Ну, все. Купить билет и не оглядываться. Словом, прощай Плужникова!»

*

По склонам еще скользили одиночные фигуры в ярких горнолыжных костюмах, но с каждой минутой их становилось все меньше. Отдыхающие торопились в отели, сосредоточивались в барах и ресторанах — пока солнце не исчезло окончательно за кромкой гор и мороз не сковал все курортное пространство. Кирилл Шульга стоял на террасе, смотрел, как далеко внизу расцвечивается фонарями альпийская деревня. Сзади его обняла Алька, стройная, лет тридцати пяти, все еще красивая, но изрядно потрепанная страстями — уставший рот, в глазах наигранный задор, который тут же испарялся, едва она отворачивалась в сторону и никто не видел ее лица. Она вынырнула у Кирилла из-под мышки, поцеловала его в губы.
— Я не очень долго? Замерз?
— Если это к вопросу о том, не пора ли согреться... всегда пора. Укроемся в моей каморке или лучше в твоих апартаментах?
Он легко поднял ее, она улыбнулась, чувствуя себя желанной.
— Я приду к тебе... как добрая фея к бедному свинопасу. Кажется, у братьев Гримм была такая сказка. Между прочим, они писали где-то в этих местах. Во всяком случае, поблизости.
— Может быть. Я не знаю. У меня было тяжелое детство, сказок мне никто не читал. Отец — неграмотный кузнец, а моей единственной игрушкой была кувалда.
— Болтун. Пошли в ресторан. Там приехала еще одна русская компания. Я с ними уже познакомилась. Они нас ждут.
— А как насчет доброй феи и свинопаса.
— Сразу, как только они нам наскучат. Я тебе подмигну.
— Надеюсь, к тому времени ты не успеешь напиться...
— Успею. И значит, ты снова овладеешь беспомощной женщиной. Разве в этом нет своего шарма?
— При живом участии все же лучше.
От дверей ресторана послышалась русская речь и смех. Алька глянула в ту сторону.
— Это они.
— Нефтяные олигархи и бандиты?
— Кажется, есть один олигарх. Только не из тех, которые на виду. А так - вроде бы приятные люди. Пошли.

Кирилл опустил ее на пол, она повела его за собой, через стеклянные двери к длинному столу, за которым уже расселись шесть человек. Среди них выделялся объемами и роскошным бриллиантовым перстнем на пухлом пальце лысеющий толстячок с хитрыми глазками. Он не выпускал из рук Юлю — теребил за талию, за колени, ласкал спину и бёдра. На появление новых россиян компания отреагировала бурно, подали бокалы с вином. Алька представила Кирилла:
— Это - Егор, мой друг и по совместительству инструктор по горным лыжам.
Кирилл пошел по кругу: Серега — Егор, Лера — Егор, еще один Серега — Егор, Лаура — Егор. Дошла очередь до толстяка-олигарха, но тот не спешил пожимать протянутую Кириллом руку, смотрел с прищуром.
— У вас нет интересов в нефтяном бизнесе?
Кирилл отрицательно покачал головой.
— Тогда просто Аркаша.
— Егор. А если бы?..
— Лучше не надо. У нас и так слишком тесно.
Его незатейливые шутки отзывались в захмелевшей компании смехом. Кирилл представился Юле, попытался поцеловать ее в щеку, как прочих девушек, но Аркаша успел прикрыть подругу своим круглым телом.
— Это - Полина. Я только недавно откопал ее в этих снегах и не хочу, чтобы хищник вроде тебя похитил мою маленькую девочку. — И засюсюкал, поглаживая Юлю: — Не бойся, лапуся, я тебя никому не отдам.
Юля улыбнулась ему в ответ, выпятила губы:
— Милый, даже не пытайся от меня избавиться. Наша любовь будет такой же долгой, как нефтяная труба из Сибири во Францию.
Олигарх затрепетал от нежности.
— Моя маленькая корыстная снегурочка.
Юля посмотрела на Кирилла:
— Аркаша только с виду похож на тефтелю. На самом деле это ядро, которое пробьет любую стену. Так что лучше не вставать у него на пути. Особенно на этих узких горных тропинках.
Шутила на грани фола, реально предупреждая подельщика о том, что грабить толстяка небезопасно. Никто, кроме Кирилла, не услышал намека. Аркаша впился в нее поцелуем. Расселись. По знаку олигарха зазвучал российский шлягер, началось веселье — с большим количеством вина, с жареным поросенком и бессчетными закусками, с танцами. Праздник жизни. Через два часа Сереги, Лера и Лаура зажигали под рок-н-ролл, Алька все больше напивалась, Аркаша начал терять контроль над Полиной, и она смотрела на Кирилла. Когда Алька отправилась в туалет, а толстяк завис у соседнего столика с норвежцами-газовиками, Юля села ближе к своему настоящему любовнику.
— Кирилл, я соскучилась.
Он заговорил вполголоса, не забывая отслеживать ситуацию в ресторане:
— Зайка, еще немного. Знаешь, сколько бабок у этой алкоголички? Наследство после двух погибших мужей... большого бандита и большого банкира.
Юля потускнела.
— У нас ведь у самих много денег.
— Но не столько. Еще чуть-чуть, раздену ее догола, опустошу банковские счета и отвалим. А ты пока занимайся Аркашей. К его счетам мы, конечно, не подберемся, но у него при себе зелени не меньше сотни тысяч.
— Я не хочу заниматься Аркашей, я хочу заниматься тобой. Я хочу на необитаемый остров, который ты обещал. И мне надо съездить в Россию. Я не знаю, жива моя мать или нет.
Кирилл заметил, что их разговор привлек внимание Аркаши.
— Держи себя в руках. Мы еще не настолько богаты, чтобы скрыться от всех на острове. И не думай про Россию. Там нас ждет страшная смерть в одной могиле или долгая жизнь в разных камерах.
Аркаша броском преодолел расстояние между столами, плюхнулся рядом с Юлей, глянул на Кирилла с укоризной:
— Егор, я тебя спрашивал про бизнес?
— Я не занимаюсь нефтью.
— А про мою девочку я тебе говорил?
Появилась пьяная Алька.
— Расслабься, Аркаша. У меня есть своя снегурочка. Видишь, как она, бедняжка, растаяла. Так что, друзья, до завтра. Встретимся на склоне...
Он поднялся навстречу Альке, подхватил ее в свои объятия и понес прочь из ресторана. Аркаша прильнул поцелуем к Юлькиной щеке, а Юлька с тоской посмотрела вслед Кириллу.

*

Поздняя осень, зима и ранняя весна прошли в производственной текучке. В Москву Чебаков почти не ездил, поиски Гали и Кирилла сошли на нет по естественным причинам. Досье, обнаруженное в ЧОПе «Застава», поначалу казалось таким многообещающим следом, но этот след, образно говоря, оборвался у дороги, дорога ушла в неизвестность, в такие густые туманы, что туда ни транспортом, ни пешком. Маклаков поправился. У него родился сын Вадим, растроганный Чебаков купил малышу самую дорогую коляску, какая была в магазине. С Лешкиной женой так и не познакомился, молодого счастливого отца старался не беспокоить, иногда звонил, но почти не виделись. Зато в Комсомольском все кипело — цех работал в две смены с редкими выходными, с соседним районом договорились об эксплуатации глиняного пласта на ближайшие десять лет, все было готово к выпуску черепицы.

Под птичий гомон в буйной молодой зелени угасал солнечный майский день. В Комсомольском у дома Чебакова остановилась старенькая иномарка. Из нее вылез Рокотов, закрыл дверцу машины, прошел во двор. Пес встретил его как доброго приятеля. Постучав в окно, Паша поднялся на крыльцо.

На кухне Вадим накрывал на стол, улыбнулся гостю:
— На двоих не готовил, но легко поделюсь.
Рокотов стрельнул в Чебакова встревоженным взглядом, сел.
— Я не буду.
Вадим посмотрел на него внимательнее.
— Что случилось?
Майор тяжело вздохнул.
— Садись, Вася.
Чебаков попытался пошутить.
— Неужели настолько плохо?
— Это ты сам решишь.
Вадим выключил газ под кастрюлей, опустился на стул. Паша помолчал, собираясь с мыслями.
— Месяц назад гулял с дочкой в парке, во Владимире. Зашел в кафе, купить мороженое. В глубине за стойкой - сладкая парочка. Смеются, целуются. Меня не заметили. Я тут же вышел.
— Кто?
— Кристина и Гусь. Наша Кристина и Гусь из бригады Щегла.
Вадим растерялся.
— Ты не перепутал?
— Через полчаса вышли, сели в машину Гуся, укатили. В тот день она ездила в институт. Вернулась поздно. «Засиделась в библиотеке».
— Что - встречаются, дружат?
— Там у них все дела в полный рост.
Чебаков посмотрел на Пашу пристальнее.
— А почему сразу не рассказал?
— Потому что моя работа - не сплетни разносить, а обеспечивать безопасность производства.
— Согласен. Что произошло с тех пор?
— У меня во Владимире приятели... армейские. Хорошие ребята, стоят крепко. Попросил их собрать информацию. — Паша достал из кармана кассету VHS. — Месяц подбирались к этому кино... Хочешь подробности?
— Коротко.
— Присмотрелись к Гусю, есть у него две явные слабости — игра и женщины. Девок меняет постоянно, так что про любовь к нашей Кристине речи нет. Рулетка, автоматы, карты. Ребята мои пригласили одного фокусника, тот обыграл Гуся на такую сумму, что взять ему неоткуда. Щеглу ни за что не признается, там его сразу в лес отвезут. Ну, он и стал предлагать все, что есть. В общем, сегодня кассету принес.

Прошли из кухни в комнату, Чебаков включил телевизор, вставил кассету в видеомагнитофон. Едва пошло изображение, как начались сладостные стоны и всхлипы. Чебаков выключил, глянул на Пашу. Тот развел руками.
— Оказалось, щеглы так просто не сдаются.
Вадим заговорил поникшим голосом:
— Почему до сих пор не пустили в ход?
— Об этом с Гусем разговоров не вели, но можно сделать предположение...
Чебаков догадался:
— Через неделю, когда запустим производство черепицы?
— Думаю, да. Или чуть позже. Вся тяжелая и сложная работа позади, впереди — получение прибыли.
— Понятно. Допустим, они начнут атаку с Витаминыча, что-нибудь еще?
— Наверняка. У Щегла теплые отношения с местной администрацией: из одного корыта водку хлебают, с одними шалавами в бане парятся.
Вадим напряженно соображал:
— А еще Кристина... у которой при желании был доступ ко всем документам.
Постоял в раздумьях, прошелся по комнате, выглянул в окна.
— Ладно, давай ужинать. Стемнеет, поеду в контору, заберу из сейфа все, что там есть. Тайком. А завтра в семь утра Витамина ко мне привезешь.

Они вернулись на кухню. Чебаков хотел было разобраться с кастрюлей, но выпустил ее из рук, и спагетти разлетелись по полу.
Рокотов посмотрел на него с сочувствием.
— Пошли ко мне. Мать сегодня обещала жаркое. Самовар поставим.
Вадим уставился в пол.
— Пошли, Вася.
— Паша... спасибо.
Чебаков взглянул на Рокотова с благодарностью, но майор не любил сантиментов и поспешил скомкать трогательную сцену:
— Это моя работа. Я получаю за нее хорошие деньги.
— Идем. Я только лапшу уберу и кассету спрячу.

*

Другой майор, начальник Березняковского ОВД Устинов, в это самое время сидел во главе стола на просторной веранде, которую пристроил к своей бане, — решили провести время в сугубо мужской компании. Рядом с ним на скамьях отдувались после жаркой парной Виктор Прохоров и еще пара молодых мужиков, капитаны милиции. Все раскраснелись, захмелели от пива, утирали обильный пот, шелушили, грызли-сосали вяленую плотву. Майор держал речь:
— Рыбку вот эту, Витя, не то чтобы сам ловлю, — просто некогда. Но люди приносят. А берут ее где? Думаешь, в Черном море ловят? Или в Средиземном? А ведь не хуже бычка!
Капитаны подхватывали:
— Не-е! Какое море?! Наша, местная.
Устинов продолжал:
— Правильно. И грибки, которыми закусываем. Я вот тебе дам почитать Солоухина, писатель такой из наших мест... тоже полюбишь эту землю. Ну, вот скажи: сколько раз ты у нас побывал?
Виктор ответил не задумываясь:
— Ну... почти каждый месяц. Шеф приказал.
— А когда уезжаешь отсюда, назад не тянет? Не скучаешь?
— Я же по работе приезжаю... ты мне обещал, если что...
Устинов досадливо глянул на туповатого собутыльника, не способного отвлечься от прямых служебных обязанностей. В бычьем лице тугодума Виктора продолжала светиться одна-единственная мысль: «Я должен выполнять приказ шефа». Майор решил не портить себе настроение и вернулся к прежней мысли:
— Главное: не важно, почему мы здесь оказались. Я тоже не местный.
И снова ему вторили капитаны:
— И мы не местные.
— Главное, Витя... чтобы все красиво. Думай! Пока есть эта земля по соседству со мной, покупай! Вспомни о своих детях: им здесь будет на каникулах хорошо, а тебе на пенсии. Когда-то ведь придут времена. Все концы мы тебе здесь обеспечим. Быстрое оформление. Бригаду рабочих. Стройматериалы. У нас тут, в районе, такой кирпич делают! Федеральные министры только из него дома строят! В очередь стоят.
Прохоров посмотрел на майора, в глазах появился просвет.
— А чего - куплю. Жена давно просит дачу. И дети. И теща. Она и даст деньги. В следующий раз привезу, держи эту землю.

Устинов и два капитана аж растерялись, им-то казалось, что еще не один довод придется привести, есть о чем поговорить, да и тему эту завели от нечего делать, а тут — раз и готово. Майор сощурил один глаз, другой навел на Прохорова, чтобы сфокусировать зрение.
— Это ты сейчас по пьянке сказал?
Виктор дернул плечами.
— Я никогда не пьянею. У меня с собой есть четыреста долларов, оставлю залог за землю. Годится?
Майор ухнул, приподнял зад, протянул руку.
— Ну! Витя! Сосед! Сосед?
Виктор сжал его ладонь.
— Сосед. Только как договорились: бригада, стройматериалы и этот... ваш кирпич.
— Не вопрос. Все тут схвачено, только деньги не задерживай.
Устинов сел, глянул на подчиненных.
— Вот это по-нашему! Вот это Витя! Прекрасный повод выпить! Наливай!

*

Ранним утром Рокотов постучал в окно Барановых. С той стороны появился заспанный, всполошенный хозяин. Паша сдержанно улыбнулся.
— Вениаминыч, выходи!
Через полминуты Баранов появился на крыльце.
— Что случилось?
— На работу пора.
— А чего так?
— У Сергеича — срочные дела. Он объяснит.
За спиной главы семейства возникли домочадцы — жена и дочери. Кристина подала голос:
— Мне тоже собираться?
— Ты в контору, как обычно. Я буду в цехе, отец и Сергеич поедут во Владимир по делам. Справишься с телефоном?
Девушка усмехнулась:
— Ой, да не в первый раз.
— Вот и хорошо. Вениаминыч, жду в машине. Позавтракаешь потом.

Чебаков сидел за столом на кухне, на листе бумаги производил подсчеты, закончил, поставил на плиту чайник, взял из шкафа свежее полотенце, вышел во двор. Не успел умыться, Рокотов привез Баранова. Тот забрюзжал на стариковский манер:
— Вы бы, ребята, аккуратнее с моими годами. Я уже не могу вскакивать по первому зову трубы. Мне расходиться надо, спину разогнуть...
Паша усмехнулся:
— Других в твоем возрасте бессонница мучает, а ты спишь, как невинный младенец.
— Именно, что невинный, — подхватил Вениаминович. — Бессонницей страдают те, у кого совесть нечиста. Здорово, Вася!
— Привет! Я там чай поставил.
Рокотов и Баранов прошли в дом. Вадим открыл «Ниву», достал автомобильную аптечку.

Паша вынул из холодильника масло, сыр, колбасу, сделал бутерброды. Чебаков оделся. Баранов смотрел то на одного, то на другого.
— Зачем во Владимир-то?
Вадим коротко на него взглянул.
— Вениаминыч, секунду, сейчас все объясню.
Расселись вокруг стола, разобрали чашки с чаем, бутерброды. Чебаков отвернулся к окну.
— Перекусим немного, да? Чтобы не вести разговоры на голодный желудок.
Баранов хмыкнул:
— Да лучше бы у меня! Что это? Еда разве?
Наконец, в наступившем молчании, он начал понимать, что произошло нечто необычное. Придавила тишина. Ложечка звякнула о блюдечко. Стали слышны крики соседских петухов. Во дворе собака гоняла вокруг себя вылизанную миску, громыхала цепью. Закончили есть, Чебаков убрал со стола посуду, снова сел.
— Вениаминыч, прежде чем мы начнем этот разговор, я хочу спросить: за то время, что вместе работаем, я тебя хоть раз подвел?
Тот растерялся:
— Нет. А чего ты вдруг?
— Мы попали в очень неприятную ситуацию.
Баранов перевел глаза с Вадима на Пашу и обратно:
— Где вы в нее попали?
Чебакова стала раздражать эта наивность, и он решил, что хватит щадить несчастного отца:
— Вениаминыч, сколько раз ты мне предлагал присмотреться к твоим девочкам?
Тот удивленно вскинул брови.
— Много, да? Жениться надумал?
На его лице появилась глуповатая улыбка, и Вадим пожалел, что начал разговор таким образом — удар будет еще более жестким. Попытался хоть как-то смягчить ситуацию:
— Я думаю, мы все виноваты, все мы, а не только ты. Мы все вместе не смогли защитить твою дочь от того, что с ней произошло.
Теперь на лице Баранова отразилась крайняя степень недоумения.
— Какую дочь?
— Кристину.
— А что с ней произошло? — он глянул на Пашу. — Она же дома, мы ее только что видели...
Рокотов вступил в разговор:
— Ты знаешь Гуся из бригады Щегла?
Баранов ответил не сразу, мучительно пытаясь понять, в чем же дело.
— Знаю. Конечно.
Паша продолжил:
— Гусь сделал твою Кристину своей любовницей.
— Что? Как? Как ты сказал? Да не может быть... я про это ничего, и жена тоже ничего... Откуда вы это взяли?
Вадим посмотрел ему в глаза.
— Проблема в том, что это не просто любовь, дружба или в этом роде. Щегол хочет отнять наш бизнес и решил использовать для этого твою дочь. Он конченый подонок.
У Вениаминовича совсем опал голос:
— Что он сделал?
Чебаков встал, достал из кухонного буфета кассету, положил ее на стол.
— За это Щегол потребует все твои акции. Потом нам предстоит очень серьезная борьба, в которой никто никого не станет жалеть. Если ты веришь нам на слово, не смотри кассету...
Баранов взглянул на Чебакова, на Рокотова, поднялся, взял кассету, прошел с ней в комнату. На кухне было слышно, как долго он возился — не мог попасть кассетой в магнитофон; наконец понеслась романтическая мелодия. Паша и Вадим ждали, когда она прервется, но все оставалось по-прежнему.

Сидя на стуле перед телевизором, Вениаминович смотрел в пол, беззвучно плакал.
— Как же он... у него же у самого две дочери...
Паша выключил аппаратуру.
— Он — подонок.
Вениаминович поднял мокрые глаза.
— Налейте водки.
Чебаков открыл автомобильную аптечку, накапал в стакан корвалол.
— Пей.
— Что это? Налей водки.
— Нельзя.
Баранов какое-то время смотрел на Чебакова и Пашу.
— Вот так вот... растишь дочку, радуешься... а какой-то... раз... и у тебя словно нету дочери. А ведь двадцать лет ты за ней ходил: девочка моя, что там в школе? ты случайно не заболела? а чего грустишь? ... Мечтал о внуках...
— Эти мечты не отменяются.
Вениаминович посмотрел на него с надеждой.
— Как же? Кому она теперь нужна? Такой позор... они ведь покажут всем... Я, конечно, отдам акции... если потребуют взамен... но от этого уже никогда не уйти. Будет висеть над нами...
Чебаков положил ему руку на плечо, перебил:
— От этого можно, например, уехать. И акции не надо отдавать. Я их у тебя куплю. Через два часа подпишем все документы во Владимире у юриста. И тогда кассета теряет всякий смысл. Они не могут отнять то, чего у тебя нет. Они не могут шантажировать того, кого здесь нет. Если, конечно, решитесь уехать...

Баранов слушал внимательно, по-детски доверчиво глядя в глаза Чебакову. Вадим продолжил:
— Конечно, всей суммы я тебе сразу не выплачу, но буду перечислять. А ты завтра утром забирай Кристину и уезжай. Куда-нибудь к родственникам. Скажем, что вы поехали отдыхать на море. Скоро твоя младшая дочь окончит школу, и они с женой к вам присоединятся. Только никому не говорите о новом местожительстве. Даже нам.
Вениаминович вытер слезы.
— Никому.
— Потом поможем тебе продать дом. Денег хватит, чтобы начать новую жизнь. Но все эти решения ты должен принять сам. Единственное, чего я не могу допустить, — чтобы твой пакет акций оказался у Щегла.
— Да... Да... я все так и сделаю.
Он посмотрел на кассету. Чебаков понял его вопрос.
— Ты волен распорядиться ею, как захочешь.
Баранов оживился.
— Это всего лишь копия. Но я возьму. Если дочь... если жена... станут сопротивляться... Это будет нам уроком.
— Ты по-прежнему отец семейства.
Вениаминович взял кассету, сунул в карман пиджака, посмотрел на Вадима.
— Ты отомстишь им?
— Мы будем сопротивляться, но я пока не знаю, что у них против нас.
Баранов заговорил через паузу, тихим голосом:
— Видишь? Все-таки бизнес не для меня... Слишком жестоко.
И, постаревший, согнувшийся, вышел из дома.

Во Владимире он покорно следовал указаниям юриста, аккуратно ставил подписи на документах, лишаясь всех акций и всех планов, связанных с Комсомольским. Подписи, которые ставил Чебаков, делали его единоличным хозяином. В этот день всеми процессами на заводе руководил Паша. Из печного огня появлялись новые партии кирпичей. Шла погрузка на «КамАЗ». Во время обеда, рассевшись в бытовке за общим столом, много шутили. Техничка из конторы Лидия Семеновна, по совместительству кухарка, из больших термосов с первым, вторым, третьим наполняла тарелки и кружки. Никто и не подозревал, что в поселковой жизни происходят тектонические сдвиги — Вениамин Вениаминович Баранов, бывший в последние двадцать лет главным местным рулевым, уходил в историю. Рокотов и Чебаков старались сделать так, чтобы этот уход был максимально тихим, а в краеведческом музее, если таковой здесь однажды появится, не выставляли в качестве экспоната кассету VHS с судьбоносным видео.

А звезда того видео, Кристина, проживала этот день в отцовском кабинете, в директорском кресле, ноги на стол. За счет АО она весело болтала по телефону с владимирскими подружками-однокурсницами, пила сладкий кофе, любовалась собой в зеркало и, конечно, думать не думала, что над ее легкомысленной головкой уже сгустились и скоро разродятся всполохами молний страшные грозовые тучи. Младшая сестра принесла ей обед. Пользуясь отсутствием мужчин, девушки играли в начальника и секретаршу — одна, растопырив ноги, строила суровые гримасы, другая заходила-выходила, круто виляя бедрами, глядела томно, выпячивала губы. Хохотали, бегали вокруг стола, потом ели мамины котлеты.

Чебаков и Баранов обедали в кафе, где Вадим назначил встречу журналисту из местной газеты «Владимирские ведомости». Вениамин Вениаминович впал в прострацию, кусок не лез ему в горло, он извинился и вышел на улицу.
Через два часа они вернулись в Комсомольский. Чебаков подвез Баранова к его дому, заглушил двигатель. Посидели молча.
— Вениаминыч, я тебе благодарен за все, что ты сделал для нашего завода. Без тебя ничего бы не было. Не сомневайся: все свои обязательства я выполню.
— Да.
— Мы целый год жили и работали почти благополучно. Такие периоды не могут тянуться вечно... но и плохие времена тоже когда-то кончаются. Однажды... и это пройдет. Последнее, что я хочу от тебя узнать... Скажи мне завтра утром: они уже шантажировали Кристину или нет? Она что-то делала для них или нет? Может, они заставляли ее показывать документы, докладывать о том, что у нас происходит...
— Да, я понял. Завтра утром, Василий Сергеевич, я тебе все скажу... Надеюсь, что мы... что вы с Пал Палычем не отдадите им наш завод.
Он протянул руку, Чебаков ее пожал, и Баранов вылез из машины.

Вадим поехал к себе, а навстречу ему весело, в соответствии с весенним настроением в природе, шагала Кристина. Завидев «Ниву», улыбнулась, подняла руку, помахала, чтобы Чебаков остановился, заглянула в салон, заговорила бодрым голосом:
— Василий Сергеич, сегодня три факса из Москвы, семь звонков. Я все записала, сложила стопочкой, лежит на папкином столе. Ничего особенного, все как обычно.
— Хорошо, Кристина, спасибо.
— Папка уже дома?
— Дома.
Чебаков кивнул ей на прощание, покатился дальше - куры разбежались из-под колес - посмотрел на девушку в зеркало заднего вида.
— Пока, Кристина. Когда теперь ты будешь такой веселой?

Рокотов загнал во двор свою иномарку, закрыл ворота. На крыльце появилась Екатерина Александровна.
— Накрывать на стол, Паша?
— Через полчаса в саду. Я Сергеича позову, если приехал.
Он прошел в сад, снял по пути рубашку и с ходу начал лупить боксерскую грушу. От гулких ударов посыпался яблоневый цвет.

Веселая Кристина забежала в дом, разулась, прошла в комнаты и, словно ударившись о стену, застыла на месте — взлохмаченный, потерянный отец, заплаканная мать. Младшая сестра смотрит ненавидящим взглядом. Еще секунда, и она бросилась на Кристину с кулаками, схватила ее за волосы, мать поспешила их разнять. Сестра кричала: «Из-за тебя мы должны уехать, шалава!» Мать кричала: «Да я лучше повешусь, чем так жить!» Кристина кричала, что ничего не понимает. Но скоро все женщины бессильно уставились на главу семейства. Баранов посмотрел на старшую дочь долгим, жалостливым взглядом, и она начала плакать. Отец проговорил тихим голосом:
— Я не знаю, будем ли мы когда-нибудь счастливы еще... Наверное, можно жить и без всякого счастья... Попробуем. У нас нет другого выхода.

Чебаков, конечно, принял приглашение на ужин и теперь в саду Рокотовых сидел за столом напротив Паши.
— Пал Палыч, я тебя прошу с завтрашнего дня исполнять обязанности начальника производства. Кроме того, ты должен занять место Вениаминыча в конторе. На мне по-прежнему все финансы. Работы становится все больше, поэтому получишь часть пакета, который я сегодня выкупил, - десять процентов от общего числа акций. Это будет справедливо, учитывая твой вклад в развитие завода... и проблемы, которые нас ждут. Ты же будешь представлять наши интересы в местных органах власти... Возражения есть?
Паша глянул на Вадима испытующе.
— Есть вопрос. Поскольку нам и в самом деле неизвестно что предстоит... буду откровенен. Сдается мне, Вася, что ты не тот, за кого себя выдаешь...
Удивленный Чебаков внимательно посмотрел на Рокотова.
— А подробнее?
Прежде чем ответить, Паша помолчал.
— Вроде стесняться тебе нечего, а ты все как-то подальше от людей, все прячешь лицо под козырьком, постоянно в бороде, хотя парень молодой, надо позаботиться о женитьбе. Тебя приглашают на публику, ты вместо себя Витаминыча... теперь вот я должен это делать. Живешь как в крепости, никого к себе не подпускаешь... И вообще, чуть внимательнее приглядишься — и видно, что сидит в тебе какой-то гвоздь, который не дает ни расслабиться, ни уснуть. На войне и после войны много таких, но ты как будто в армии не служил...
Он взял паузу, потом продолжил, не глядя в глаза Чебакову:
— Это все ощущения. А если по факту, то вот... Почти год мы рядом... приятели, если не друзья… но ты ни слова о своем прошлом. И еще много всего, что со временем замечаешь... невольно.
Вадим улыбнулся, съел ломтик ветчины.
— Точные наблюдения.
Паша проговорил безо всякого пафоса, буднично:
— Не из любопытства. Я чужие секреты уважаю. Но если завтра нам и в самом деле спина к спине среди бешеных собак... Чувствую, что не предашь. Не об этом речь. Но вдруг этот гвоздь, который внутри, заставит тебя повернуться на сто восемьдесят?
Чебаков вздохнул — пахло яблоневым цветом и влажной землей, оглядел огород — в углу торфяная куча, грядки ухожены, тепличка, парники — не сравнить с тем, что на его не пойми чем заросшем участке. По осени, было дело, нанимал зятя хозяйки, чтобы все выкосил и перекопал, даже собирался высадить лук, петрушку — пустое, не до этого, нет привычки к такому труду, нет тяги к этим простым крестьянским радостям.
— Да, Паша, есть такой гвоздь. Но подробностей не жди. Скажу только, что никого не продавал, подлостей никому не делал. А как оно будет завтра... не знаю. Твои сомнения считаю оправданными, захочешь отойти в сторону, приму как данность, осуждать не буду.

Ранним утром у ворот Барановых стояла «Нива» Чебакова. Вадим сидел за рулем. Из дома вышел Вениаминович с дорожными сумками в руках, и следом за ним - Кристина: бейсболка, опущенная голова, точно арестант из криминальной хроники - чтобы не попасть в кадр. «Вот бы ей раньше поберечь таким образом лицо и все остальное». Чебаков вылез, чтобы загрузить вещи в багажник. Расселись в машине. Из окон дома за ними следили заплаканные мать и младшая дочь. Вадим тронулся. Баранов взглянул на него, откашлялся.
— Она не знала про эту кассету. Они ее не шантажировали...
Чебаков кивнул. Баранов продолжил:
— Что касается документов: ничего не выносила, не показывала.
Вадим еще раз кивнул. Вениаминович смутился.
— А про то, что происходит на работе, болтала. Но знала немного.
Кристина проговорила тихим голосом:
— Простите меня.
Чебаков бросил на нее короткий взгляд в зеркало заднего вида.
— Знаешь, Кристина... каждая девушка имеет право на мечты о большой любви, о нежных чувствах, о красивой жизни... Мне жаль, что твои мечты оказались в руках подонков.

*

Развалившись в своем кресле, Юрий Матвеевич просматривал свежий номер «Владимирских ведомостей». Вторая страница была занята большой статьей под рубрикой «Малый бизнес, успешный опыт»: «Николаевский кирпич — ради будущего». Рассмотрев снимок — работники на фоне цеха, глава березняковской администрации побежал глазами по строчкам, и выражение его лица из брезгливого переменилось в злобное:

«Всего за один год... огромные успехи... возродили дореволюционные традиции... известный бренд... значит, можно, несмотря ни на что... не плакали, не клянчили... не покладая рук день и ночь... заняли свою нишу на рынке элитных строительных материалов... в том числе для потребителей Москвы и Московской области... исправно платят налоги... поселок ожил... занятость местного населения... социальные программы... хоть и незначительная, но все же помощь селянам... при благожелательном отношении районной власти...»

На последней фразе брови чиновника подскочили кверху, перечитал: «при благожелательном отношении районной власти». Еще раз перечитал и впал в ступор. В кабинете появилась секретарша.
— Юрий Матвеевич, вам с курьером письмо из «Николаевского кирпича».
Он глянул на нее поверх очков.
— Давай!
Секретарша положила конверт, вышла. Распечатав его, он обнаружил пригласительный билет с текстом:

«Уважаемый Юрий Матвеевич, приглашаем вас на торжественное мероприятие по случаю запуска новой линии по производству черепицы. 27 мая 1996 года. 11.00. Поселок Комсомольский. Площадка перед кирпичным цехом. С благодарностью, от имени руководства АО «Николаевский кирпич» — П. П. Рокотов».

Юрий Матвеевич почесал макушку, пододвинул телефон, набрал номер.
— Здорово, господин Щеглов... это я. Ты случайно не видел свежий номер «Владимирских ведомостей»? ... Ну, купи, почитай, стоит недорого... А в обед давай встретимся... да.
Положил трубку, хмыкнул, снова посмотрел на пригласительный.
— Я не понял: почему Паша подписал? Они меня пугают, что ли?

*

На кирпичные штабели настелили щиты из досок и так соорудили невысокую эстраду. Детский хор исполнил патриотическую песню. Неподалеку были накрыты столы для фуршета. У ворот приткнулся десяток легковых машин. Подъехала черная «Волга», из нее при содействии водителя появился важный Юрий Матвеевич. На его красном лице сквозь дежурную брезгливость проступало любопытство. У соседней потрепанной «шестерки» опустилось заднее очень темное стекло. В глубине салона показалась голова Щегла.
— Здорово, начальник!
Глава районной администрации распрямил затекшую спину.
— А-а... приехал...
— Посмотреть, как расширяется мой заводик.
Юрий Матвеевич хмыкнул:
— А чего-то ты не очень похож на хозяина: сам спрятался, машина у тебя помойная.
— Да и тебя никто не спешит встречать, - обозлился Щегол.
В этот момент дорога зашуршала под колесами нескольких дорогих иномарок, они приблизились и показали свои московские номера. Фиолетово мигал проблесковый маячок. Засуетились оператор, корреспондент с микрофоном в руке, фоторепортер и журналисты с диктофонами.
— Твой заводик, говоришь? Ну-ну...
Юрий Матвеевич завороженно пронаблюдал, как дверцы иномарок распахнулись и выпустили на территорию его района очень респектабельных людей. К ним подошли Чебаков и Рокотов. Поздоровались за руки. Глава администрации глянул на Щегла с иронией:
— Хозяин, ты не против, если я пойду к большим ребятам...

Прибывший в окружении свиты депутат Госдумы знакомился с цехом. Паша выступал экскурсоводом. Артем Петрович, устроивший весь этот цирк, задержался рядом с Чебаковым и проговорил таким тоном, словно оправдывался:
— Конечно, не главные персонажи... но тоже кое-что.
Вадим улыбнулся:
— Вполне, Петрович. Спасибо. Ты ему только скажи, пусть похвалит районное руководство за помощь малому бизнесу.
— Не вопрос. Что у нас по программе?
— После митинга и концерта - фуршет. Ресторан на речке. Желающим - баня.
Петрович кашлянул, спросил, как бы между прочим:
— Девочки?
— Нет, с проститутками не водимся, а своих бережем.
— Ну и правильно. К тому же эти банные скандалы — будешь озираться: где тут видеокамера...

Школьный хор закончил очередную песню, дети сбежали со сцены, молодая учительница музыки подошла к микрофону, заговорила торжественным голосом:
— Дорогие гости, после официальной части мы исполним для вас еще несколько композиций. А сейчас позвольте поблагодарить нашего постоянного спонсора АО «Николаевский кирпич»!
Она захлопала, ее поддержали.
— Передаю слово депутату Государственной Думы Российской Федерации Маслюченкову Валерию Леонидовичу.
Грянули аплодисменты, почти бурные, — на этот раз отличился хор рабочих под управлением Рокотова. Поднимаясь на сцену, депутат увлек за собой и Юрия Матвеевича, отчего с главой администрации случилась эйфория, он пошатнулся и едва не упал. Маслюченков поддержал его, улыбнулся, занял место у микрофона и дождался тишины.
— Вот тут все говорят, в том числе в стенах нашей Думы... что нету больше России. Кончилась. Все развалилось, все рассыпалось, все умерли. Но те из нас, кто бывает в регионах, знают, что это не так.
Рокотов шепотом спросил Чебакова:
— И во сколько он нам обошелся?
— По московским меркам, пустяк. Машина кирпича.
— Пожалуй, отработает. И Матвеич к нему припал, как родной.
Маслюченков продолжал:
— Вот у нас все говорят: чиновники продажные, им бы свой карман набить. А приедешь в глубинку и встретишь прекрасного человека, болеющего всей душой за родной район. Именно таким я увидел вашего Юрия Матвеича. Молодец! Знает, за кем будущее. Поддерживает малый бизнес. А «Николаевский кирпич» исправно платит налоги, помогает повышать качество жизни в поселке. Так держать! Пусть районный бюджет наполняется, как паруса на ветру. Ну, а если начнет штормить, мы из Москвы всегда поможем.
Паша и Вадим не смогли удержаться от улыбок. Народ дружно захлопал. Депутат отступил в сторонку, и к микрофону шагнул Юрий Матвеевич:
— Ведь как верно сказал Валерий Леонидович! Жизнь наша — что море! И если не станем мы с вами одним экипажем, сплоченным, крепким, то и корабль наш пойдет ко дну. А если будут у нас на корабле хорошие матросы, боцманы, рулевые, мотористы... то и девятый вал нам не страшен. И вот я сегодня с радостью готов сказать, что в нашем экипаже появились надежные люди, высокие профессионалы. Они всего лишь за год с нуля построили это предприятие. Работают честно, не ищут кривых путей. Один из них — наш земляк, боевой офицер...
Паша снова подался к Вадиму.
— Ему мы тоже заплатили?
— Нет. Это он от избытка чувств.

Грузило и Щегол слушали выступление Юрия Матвеевича, оставаясь в «Жигулях». Щегол не скрывал своего раздражения:
— Вот ведь сука! А где Витамин и его Крыса?
— Не видно.
— Странно. Должны быть здесь.
Какое-то время они рыскали глазами по толпе.
— А ну-ка, поехали!
Грузило глянул на Щегла непонимающе.
— Куда?
— Найдешь Гуся и притащишь в гаражи. Чувствую, сегодня без крови не обойдется.
Грузило запустил двигатель, резко с места тронулся, и они запылили прочь. Паша успел проследить за их отъездом.