Солнечный человек

Он жил по соседству с нами много лет. Человек,  как человек. И вроде ничем не отличался от других: был всегда очень скромно одет, даже можно сказать, что бедно, но аккуратно. На нашей коммунальной кухне его почти не было видно, так мало он готовил. Что и когда он ел трудно сказать. Работал он библиотекарем в нашем Доме пионеров.  Получал, конечно, гроши, что тогда во время войны и после неё могли платить библиотекарю? С войны он вернулся израненный, правая рука и нога плохо работали. Появился он с фронта в 1943 году, очевидно, его по ранению списали. Вот с тех пор Анатолий Кузьмич и стал работать библиотекарем. Работа для фронтовика не трудная, да и то, что работа прямо фактически в том же доме, где он жил, ему нравилось. Когда надо было получать новые книги, он нас, ребятишек со двора,  просил помочь поехать с ним туда, где он получал книги, там же можно было и купить себе любую интересную книгу. Мы читали в основном о войне, это те, кто умел читать, а такие , как я, ещё знавшие только буквы, но ещё не умеющие читать, любили слушать или пересказы этих книг товарищами или самим Анатолием Кузьмичом. Родители наши приходили с работы поздно, мы целый день торчали во дворе или в Доме пионеров. Каждый раз, когда Анатолий Кузьмич отправлялся получать книги для своей библиотеки, он там обязательно покупал, какую-нибудь книгу для себя. Нас удивляло, что фронтовик, а покупает  то Пушкина, то Лермонтова, то Гоголя. Надо сказать, что книги эти изданы были в огромных, неподъемных томах и если бы мы не сопровождали нашего дядю Толю в магазин, ему бы сроду не дотащить самому свои покупки.

  Когда было тепло : весной , летом или в начале осени Анатолий Кузьмич выносил свою библиотеку во двор, мы выставляли несколько столов, на них он раскладывал книги и ставил картотеку, с фамилиями читателей. Так продолжалось много лет и во время войны и  после неё.

Около « уличной библиотеки» сразу ставили много скамеек, чтобы не только читать, но и слушать рассказы дяди Толи. Слово скамейка  - это громко сказано, никаких скамеек во дворе давно не было, их сожгли ещё во время войны, когда не было дров. Приносили, что попало: ящики, какие-то подставки из железа, всякую ломаную рухлядь, на которой можно было пристроиться, чтобы слушать дядю Толю. И вот наш фронтовик придумал каждый день  рассказывать о новом писателе или поэте. Это был и Симонов и Твардовский, это был Пушкин и Толстой, Лермонтов, Горький. Я не могу теперь сказать, от кого я больше набралась любви к русской поэзии и вообще литературе, от своих родителей или от дяди Толи. Моя мама очень любила классическую  литературу, она даже во время войны сберегла и Пушкина, и Тургенева, и Достоевского. Но она постоянно была на работе, а вечером мне уже хотелось спать, поэтому редко я слушала чтение классики в её исполнении. Совсем другое дело Анатолий Кузьмич.

Он читал стихи вдохновенно, попутно рассказывая истории из фронтовой жизни, связанной с этими стихами. Особенно , если это были Симонов или Твардовский. А как он читал Пушкина, Лермонтова. Мы замирали рядом с его столом. А ещё его очень трогало, если кто-то из его ребят-читателей, сами читали наизусть Есенина или стихи Тургенева в прозе или ещё кого-нибудь. Особенно, если читал стихи мальчишка или девчонка с душой, со смыслом. Тогда он срывался с места, исчезал в своей комнате в коммуналке, и выносил какой-нибудь неподъёмный фолиант писателя или поэта, чтобы подарить , понравившемуся ему юному чтецу. При этом  он жал руку маленькому человеку, а на глазах его выступали слёзы умиления.

Однажды, когда мы с подружкой были уже в первом классе, а значит, это было в 1946 году, моя Светка прочитала «Капитанскую дочку», ей , конечно, рановато было читать это произведение, но наше поколение вообще взрослело не так, как последующие. Светлана не просто прочитала, а выучила большой кусок наизусть того места, где описывается дуэль между героями. И вот на нашей «уличной библиотеке», она предложила всем послушать, как здорово описывает чувства противников Пушкин. Мы стали слушать. Читала Светка здорово, вдруг мы услышали всхлипывание. Это плакал наш дядя Толя. Нас это и удивило и смутило. Анатолий Кузьмич ушёл домой и долго не появлялся. Когда он вернулся, то в руке у него была авоська, а в ней несколько огромных книг. Всё это он отдал Светке и сказал, что его сын погиб на фронте. А самым любимым произведением его была «Капитанская дочка». Когда она так замечательно читала Пушкина, он вспомнил сына, вот почему  расплакался.

В 1947 году у Анатолия Кузьмича стали гноиться раны, дело шло об ампутации руки и ноги. Он, естественно не хотел становиться полным инвалидом. В госпитале он пролежал долго, мы несколько раз навещали нашего замечательного библиотекаря. И вот однажды он, поскольку я жила с ним в одной коммуналке, отдал мне ключ от своей комнаты и попросил все, какие там есть книги, раздарить нашим ребятам, его читателям. Я пошла в его комнату не одна, а с ребятами из нашего двора. Когда мы зашли в неё, то увидели, что книги лежат везде : на топчане, на полу, на подоконнике, на тумбочке и столе. Больше в комнате дяди Толи ничего не было. Те, кто пришёл со мной, выбрали себе книги, которые им захотелось, потом мы позвали других ребят, и те  тоже взяли себе что-то. Я взяла огромный том Пушкина, где была «Капитанская дочка», помня, о погибшем сыне дяди Толи. Когда мы разобрали книги, комната просто опустела, превратившись в какой-то неуютный сарай. Я заперла его и пошла к Анатолию Кузьмичу в госпиталь, чтобы отчитаться о выполненной просьбе. Но нас к солдату не пустили,  так как во время операции он умер. Умный, добрый, светлый человек, передавший детям всё, чем владел, сохранивший для них  любовь к книгам и литературе вообще, защитивший для них Родину, не пожалев себя и сына, ради этой любви. А сколько таких Дядей Толей закрыли своей грудью нашу Родину СССР! Вечная ВАМ слава, светлые, СОЛНЕЧНЫЕ люди!