10 октября

- У нас какой-то столик избранных, - изрек Шуга, задержавшись возле меня после обеда, когда остальные уже вышли из трапезной. – Ты оказалась девочкой, Джей-Хоуп лучшим учеником, Ви сам по себе объект забавный. Я… ну тоже понятно. За столиком избранных случайно не оказываются. По фэн-шую сели, поймали положительные влияния. Вот думаю, от Рэпмона ждать талантов, или он забрел по недоразумению к даровитым?
- Вы все здесь уникальные и даровитые, - обошла я его с последней стопкой посуды и, поставив возле раковины, принялась за мытьё. – Каждый человек, по сути, неповторим.
- То есть, ты хочешь сказать, что мы вчетвером не избранные? – прищурился друг. – Я так не играю.
- Шуга, ты должен избавиться от самомнения. Чем ты на уроках слушаешь? – укорила я его.
- Нормально я слушаю! Все братья равны, мы все не должны друг перед другом выделываться – и я не выделываюсь, заметь, при ком-либо - мы все заботимся об общине, а не о себе. Но ты представь, живём мы тут такие, экологически чистые, невинные, прекрасные, почти ниндзя, всё умеем, всё можем, мудрые, как бабуины. Как можно при этом думать, что мы равны с кем-то там, внизу, не из монастыря? Жалкими греховодниками и блудодеями с подножья Каясан!
- Шуга, - сунула я ему тарелку, чтобы не стоял без дела. – Никакой гордыни тут! Самоотречение – вот что нужно.
- Да шучу я, - засмеялся он, послушно принявшись помогать. – А с этим самоотречением трёхнуться впору. Ну как можно совершенно избавиться от собственных желаний и хотелок? Я пытаюсь, правда. Но нельзя же из мыслей, привыкших формулировать предложения через «хочу», искоренить это слово? Это как разучиться думать совсем, только при этом я всё-таки должен вроде как умнеть, а не тупеть.
- А вот если ты будешь думать отстраненно, а не о себе, то и слова «хочу» не будет, - посоветовала я. Мне кажется, что у Лео именно так и выходит. Уверена, когда он молчит, весь в тишине, то в его голове не плавает таких банальностей, как «что бы покушать?», «чем я займусь вечером?», «ох уж этот новый набор адептов – совсем желторотые придурки!».
- Думать отстраненно? Ну ты загибаешь, - ушел в себя Юнги, видимо, ища нечто подобное. Абстрактное. Но долго не выдержал. – Нет, ну ты представь. Вот смотришь на картину – пейзаж, натюрморт, портрет. Конкретика. Как бы видна идея художника, ясен предмет изображения и адекватно понимаешь, что он хотел изобразить то, что нарисовал, пусть даже не идеально это удалось. А теперь вспомни каляканье этих… которые не академисты. Пикассо, Дали, ну, упоротые дядьки, в общем. Они уж точно думали отвлеченно. Как думали – так и рисовали. Но это ж психоз. Я понимаю, что от гениальности до безумия один шаг, но в этих случаях они эту грань перешагнули семимильным шагом. Я бы не хотел полететь следом, да и коноплю мастер Ли тут не выращивает, чтоб так мозги промыло.
- Да я же не говорю, что нужно думать вообще о чем-то неестественном и несуществующем…
- А как тогда? – заодно уже что-то сунул в рот Шуга с рабочего стола и зажевал.
- Всего лишь не о себе! О других. О братьях и их тревогах. А они будут думать о тебе.
- Ага, дождёшься, - взъерепенено замер Сахарный с раздутыми едой щеками, тыкнув в меня глазами. – Сплю и вижу, как Сандо заботливо поправляет на мне одеялко, когда я его ночью сброшу.
- Сандо с обрыва?
- Одеялко с жопки.
- Что ты сразу в крайности? – вот умеет он привести довод, чтобы спор окончился абсурдом. – И вообще. Возьми и сделай всё, чтобы Сандо научился по-человечески ко всем относиться.
- А чего сразу я?!
- Да не только ты! Мы все постараемся… Ох, Шуга, ну почему мужчины такие непонятливые эгоисты?
- Мы? Да я… - обиделся, похоже, на это он. Но не глубоко, конечно, а как повод повозмущаться и подольше потоптаться на кухне. – Вот ради тебя я хоть что, потому что ты добрая и… И потому что я мальчик, ты девочка, я должен помогать более слабым, а не таким же, как я сам.
- Более слабая тебя вчера на спарринге на лопатки кинула, ничего? – с апломбом припомнила я. Товарищ улыбнулся. Мы за это после ужина и чаю выпили, подогретого сильнее обычного. Шикуем.
- Да мне даже приятно было.
В дверях образовался Хенсок. Разгулялся в последние дни – везде топчется, будто шаманит что-то. Добродушно, с оттенком хитрого умысла, щерясь, он прямо подошел к нам.
- Ну, как дела, ребята? – встряв между нами, любопытно наблюдал за нашей деятельностью Хенсок.
- Всё хорошо, директор, - отчитался Шуга, вызвав на лице того ещё более широкую дугу.
- А где ваш вечный третий? – это он о Ви, разумеется.
- С мастером Ли занимается.
- А-а!.. – протянул старик. Чего ему надо? Как будто бы ничего. Но просто так у него не бывает, я заучила. – А я вот решил в последний раз в году козочек выпасти. Пока ещё кое-какая травка осталась. Хо, надо бы, пока их не будет в хлеву, вычистить его хорошенько.
- Ладно, - приняла я к сведению. Вот оно что, пришёл дать очередное задание. Я не против, занимая руки, освобождаю голову от ассортимента риторических заморочек.
- Но ты один не справишься, поэтому я пойду ещё Джеро позову, - мы с Шугой переглянулись, без задних мыслей. Просто показался странным выбор, но Хенсок не оттягивая обосновал: - Надменный мальчик, надо как-то сбивать спесь, а что работает лучше, чем подметание какашек, правда? – Юнги прыснул смехом, чуть не подавившись.
- Учитель, а вы коварный, - выдавил он, успокаиваясь.
- Всё для его же блага, - по-стариковски, как болванчик, закачал головой дедушка, хотя я знала, что он куда бодрее и сильнее, чем прикидывается. Опять что-то разыгрывает для профилактики. – Вдвоём справитесь?
- А вы всех надменных принимаете? – обратился к нему Шуга. – Возьмите им в компанию Сандо, а?
- Эй! – возмущенно пихнула я его в бок.
- Сандо? – оценил Хенсок. – В самом деле, ему тоже полезно.
- Ну, спасибо! – сгримасничала я Шуге. Он легкомысленно пожал плечами, делая вид, что не при чем. Ничего веселого. Не ему же теперь идти в подобную компанию, изверг.

Со щеткой, ведром, шваброй и сменными тряпками, я столкнулась с Сандо ещё на пути к сараям. Он тоже нес ведро воды и щетку, и очень нелюбезно на меня взглянул, поняв, что у нас с ним одно направление.
- Куда это ты? – грубо бросил он.
- Туда же, куда и ты – убирать за козами, - не было сил и желания перенимать его манеру и заводить грызню.
- Но Хенсок меня и Джеро снял с занятий для этого… - Сдерживая желание плечом выбить меня с тропинки, уронив на газон и ликвидировав, прозвенел сквозь зубы Сандо.
- Ты думаешь, я сам напросился на эту работу? Что сказал настоятель – то и делаю. Какие претензии?
- Никаких, - поставил обманчивый штамп парень. Так уж и никаких! Он готов придираться ко всему, язвить и злить без повода, лишь бы как-то вытравливать из себя застоявшуюся ярость.
- Врать нехорошо, - спокойно выдохнула я. Он убийственно на меня покосился. – Если есть, что сказать – говори. Выслушаю, как в прошлый раз.
- Ты в исповедники записался? – хмыкнул он.
- Нет, но тебе не помешало бы записаться в исповедуемые, - мы дошли до деревянной изгороди по пояс, отделявшей притвор хозяйственной постройки от двора. Молодой человек ухнул принесенное на землю. Ведро задребезжало.
- Ты мне ещё советы давать будешь? Не много на себя берешь?
- А ты? Взял на себя роль крутого, который может надрать мне задницу? – Что-то я начала разговаривать, как ребята. Ещё немного общажной жизни, и я выйду отсюда, матерясь как сапожник.
- Если бы не Лео, я бы так и сделал. Ты бесишь своей вездесущностью! Да ещё с видом эдакого умника.
- То есть, ты реально не осознаёшь, что выглядишь примерно так же со стороны? – не испугавшись на этот раз и доверяя авторитету Лео, вперила я руки в бока. – Или ты и сам себя бесишь?
- Может, и бешу, - сбился гонор Сандо и он, отведя глаза, присел, чтобы поднять щетку. Уже почти разозлившаяся на него, я опомнилась. Я не могу сердиться на него за то, что жизнь окунула его в трагедию, лишившую всё смысла, сбившую его с ног. Как нельзя было злиться на Ви за то, что он не умел писать до стольких лет, как нельзя злиться на Ходжуна, что он плохо видит. Они такие, они не виноваты в том, что имеют недостатки. Мы все их имеем. Вот у Сандо основной изъян – агрессивность. Я тоже не сахар. Сахар у нас только Сахарный. И тот не без перца с солью.
- Прости, я не хотел хамить, - извинилась я же перед ним, совершенно обезоружив парня. Нет, не совсем. У него в сапоге остался запасной ножичек, и он попытался в последний раз:
- А я хотел. Доволен?
- А я что? Я рад, если ты рад. Я о себе не думаю, - повторила я сентенцию местных старейшин и принялась мочить тряпку, чтобы накрутить её на швабру.
- Тоже мне, апостол, - Сандо притих, поглядывая, как я смиренно занимаюсь своим делом. Его всё ещё распирало, но, чувствуя подсознательно, что я не поддамся на провокации, брюнет прижал себе хвост. – Я, что ли, о себе думаю? Да плевать я на себя хотел…
- Осталось только перестать на других плевать, - мелодично пропела я между тем, взявшись за уборку.
- Опять за своё? – начал наливаться он гневом, но тут, вовремя, до нас добрался Джеро, как всегда освещающий прекрасной улыбкой любой тенистый закоулок. Вальяжной походкой франта, он определенно напрашивался на внедрение себя в навозные кучи, просто чтобы посмотреть, каково ему будет.
- О, отряд колхозников уже в сборе? – поставив ведро, он закатывал рукава, поглядывая на пробивающиеся солнечные лучи. Словно знал, как выигрышно под ними смотрится его сексапильное лицо. – Вот и добрались до нас все нюансы армейской жизни. Хорошо, что не сортиры. Хорошо, что не своими зубными щетками.
- Вряд ли ты в должной мере представляешь, что такое быт в армии, - проворчал Сандо.
- А ты представляешь? – беззаботно полюбопытствовал Джеро. Ему не ответили. Пиратская личность самого жестокосердного нашего брата лишь сильнее заскребла щеткой по плиткам.
- Почему бы не ответить, если тебя спросили? – как можно ласковее постаралась облечь я замечание в форму кратчайшей просьбы. Челом бью, Ваша Светлость. Сандо зыркнул так, что в ушах повторилось «вездесущий!».
- Я же служил, - профырчал он, как застоявшийся конь в стойле.
- А, да-да, точно, - закивал Джеро, опускаясь на колени и присоединяясь к нам. – И как оно? Хуже или лучше, чем тут?
- Одинаково, - ответил молодой человек так, чтобы быстрее отвязаться от нас. Но я твердо решила начать пробивать брешь в этой смуглой крепости. Не верю, что в нем не осталось ничего хорошего. Феникс вообще из пепла возрождается, неужели живого человека к жизни не вернём?
- Ты там начал учиться драться? – Сандо сделал глубокий вдох. Чтобы не послать меня, судя по всему.
- Нет, я с подросткового возраста увлекался.
- А ещё чем-нибудь увлекался?
- Нет.
- Как, а девчонками? – засмеялся Джеро. Сандо остановился. Мне стало страшно. Если зарядят драку – я не помощник в разведении и умиротворении. Я увидела, как сжались на деревянном основании щетки его пальцы, как задергались желваки. Вспомнил ли он о Лео или уговорил себя без внешних причин, но он просто промолчал, развернувшись на корточках от нас в другую сторону. Джеро вопросительно кивнул мне. Я показала тряской руки и корча рожицы, что тема щепетильная, и не надо её касаться… - Ты чего напыжился-то? Нормальный вопрос, а ты надулся, как будто тебя девушка из армии не дождалась, - хохотнул красавец. Я не рискнула вмешиваться. Мы исчерпываем лимит выдержки безумного зверя.
- Не дождалась, - вдруг произнес он откуда-то из недр себя, едва слышимый нами, обращающийся к ветрам и духам, к звездам, невидимым днем, но незримо плывущим по небу, и, возможно, к той самой. К ней, которая предала.
- Извини, - помявшись, произнес Джеро, посерьёзнев. – Я не знал.
Но нам больше ничего не добавили. Кого же тогда убили на его глазах? Я заблудилась в неясных деталях прошлого Сандо, но точно знала, что там ничего приятного не осталось. Он ещё и несчастную любовь пережил! Или это можно назвать изменой? Решено, я никогда не буду на него больше злиться. Сверху донеслось шлепанье чьих-то пяток о подошвы сандалий. Я подняла лицо и увидела спешащего Ви. Чего он забыл в козьих домиках? Тоже послали избавляться от бестолковых для монастыря лишних личностных качеств? Да у Ви не было их, ни гордости, ни спеси, ни амбиций или хотя бы задиристости.
- Хо, Хо! – бежал он, вытянув что-то перед собой. Я разогнулась, понимая, что он торопится ко мне. – Хо!
- Что случилось? – опершись на черенок, я дождалась, когда он подлетит ко мне, растягивающий между прямыми руками какую-то бумажку. Белый ровный листок.
- Я спросил, где ты, и нашел тебя, потому что хотел показать, - он развернул ко мне лист. – Смотри!
На нём, гладко, тонко, изящно, без клякс, не размазано и не криво, каллиграфией были выведены три слога: Ким Тэхён. Я непонимающе воззрилась на него.
- Что это?
- Моё имя! Я сам написал! – Ви затряс передо мной письменным доказательством, игнорируя ещё двух присутствующих. – Красиво, да? Я могу теперь нормально подписываться! Класс! – опять развернув к себе, он залюбовался вычерченными буквами. Согласна, почерк вышел на славу. – Вот как я теперь умею!
- Пфф! – закатил глаза Джеро. Похоже, он не выдерживает долго оставаться без внимания. – Тоже мне, велика заслуга. Это умеют все, поучись чему ещё, - оскорбившись за моего милого друга и заметив налегающую на его лицо тень, я поспешила вставиться, чтобы веселье Ви не улетучилось.
- Ви сам может кое-чему научить многих из нас, - топнув ногой, я прищурилась, как мать-кошка, свысока, угрожающе. – Например, радоваться за других, чего кое-кто не умеет, как я погляжу, - Джеро поджал губы, но взгляда не отвел. Я сама отвела его, переметнув на Сандо, обернувшегося через плечо. – Или просто радоваться. Чему угодно. Мелочам. Дождю. Грозе. Радоваться жизни, вопреки всему. Чего тоже некоторым не хватает. Правда, Ви? – тот прослушал половину сказанного мной, ещё не отлипнув от первого шедевра, но, когда я обратилась к нему, не сомневаясь, закивал. Я положила руку ему на спину, дружелюбно погладив: - Ты молодец!
- Ладно, я тогда побегу обратно… а то занятия. Я на минутку отпросился, до тебя сгонять.
- Беги, - улыбнулась я, смотря вслед уносящемуся мальчишке, моему неповторимому галчонку, за несколько мгновений сумевшему поднять мне настроение под потолок. – После ужина отметим! Я испеку булок с марципаном, хочешь? – вдогонку крикнула я. Ви затормозил и, довольно похлопав в ладоши и подпрыгнув, продолжил путь.
- Он такой непосредственный, - подытожил Джеро.
- Он замечательный, - отрезала я.
- Странный, но позитивный.
- И это несмотря на то, - рассуждала я для ещё одной пары ушей, делающей вид, что все вокруг испарились. – Что судьба его нисколько не легче, чем у других. Ви – настоящее чудо! – я вернулась к мытью настила, вновь начав уходить в свои мысли, когда голос Джеро потревожил покой:
- А… булками с марципаном угощают только делающих успехи в прописях, или другие могут присоединиться? – Не надеясь, что когда-нибудь услышу от этого самодостаточного пижона подобный тон – вежливый, не возвышающийся, тон, говорящего на равных, я некоторое время всматривалась в него, убеждаясь, что не галлюцинации. И не фонограмма, запущенная поверх неродного изображения. Проморгавшись, я улыбнулась.
- Конечно же, присоединиться могут все. Сандо? – Осмелев, опять вспомнила я о нем, предлагая также поучаствовать в намечающемся пиршестве, и заметила, что пока мы терли один угол на двоих, он уже отчистил половину площади. Откликнувшись, он поднялся и резко подошел ко мне. Первым желанием было пуститься наутёк. Оно не исполнилось мной по причине остолбенелости от страха. Сандо выхватил швабру у меня из рук, без предупреждений и такта.
- Идите оба на спарринги. Я закончу, - На наши недоверчивые взгляды, он шваркнул тяжело слова: - С вами только времени больше уйдёт! Болтаете много…
Отступая вместе с Джеро, не споря с самым дерзким на районе, я послала мысленно сообщение Хенсоку: «Ваш рецепт, как и многие другие, начал работать. Козьи какашки – настоящая панацея!»