Конфликты на работе

Тема, согласитесь, животрепещущая. За длительную трудовую жизнь, которая может продолжаться иногда до 40-50 лет, любой человек, наверное, попадал на работе в конфликтную ситуацию, более или менее серьёзную. Причинами могут быть, как собственная неуживчивость, так и внешние неблагоприятные обстоятельства.Примером производственного конфликта может служить "Сказка о Царе Салтане", гениально написанная великим  А.С.Пушкиным. Когда Князь Гвидон спросил мать, почему отец так жестоко поступил с ними, мудрая царица ответила просто: "Иль меня оклеветали, иль царя околдовали",и оказалась очень близка к истине. Постоянные производственные конфликты происходят на производствах и в театрах, например,в нашем любимом Большом театре в Москве - с известной балериной, засл.артисткой России Анастасией Волочковой, прекрасным танцором, Народным артистом России Николаем Цискаридзе;последний жестокий конфликт там произошёл совсем недавно, когда худруку балета Сергею Филину плеснули в лицо кислотой.

Попробуем разобраться в этом важном для всех вопросе.Когда мы впервые приходим на новое место работы, мы ничего ещё не знаем о подводных течениях и конфликтах, а порою просто войнах, которые есть практически в каждом трудовом коллективе.Вначале все сотрудники, с которыми мы постепенно знакомимся, кажутся нам милыми и симпатичными людьми, и только постепенно  вживаясь в коллектив, принимая участие в той или иной работе или теме, мы начинаем узнавать изнанку этих благополучных, на первый  взгляд, отношений и застарелых конфликтов. Даже если вы сами абсолютно неконфликтный человек и не хотите принимать участие ни в каких служебных разборках, вас всё равно, даже  против вашей воли,  в них втянут, и вам придётся  всё-таки выбирать – на какую же сторону вам встать.

Хочу продемонстрировать это на примерах из истории собственной трудовой жизни. После окончания медицинского института, я проработала два года в областном  онкодиспансере хирургом, а затем поступила в очную аспирантуру в онкоинститут в г. Алма-Ате.
Я всегда прекрасно училась, сдала на отлично вступительные экзамены и была зачислена в аспирантуру.  Меня очень волновала проблема возникновения и лечения раковых заболеваний, и я мечтала посвятить свою жизнь изучению этой  проблемы. По молодости лет и свойственному юности энтузиазму, я мечтала открыть причины появления опухолей и найти методы их лечения.

В то время, когда я поступила в аспирантуру, была прекрасная осенняя пора, Алма-Ата казалась мне красивейшим городом, и я была счастлива получить возможность  жить и работать в нём. Среди сотрудников онкоинститута преобладали казахи, русских людей было очень немного, но меня это мало смущало, так как все казахи прекрасно говорили на русском языке и вся документация велась на нём же. Я поступала в аспирантуру в хирургическое отделение, которым заведовал профессор-хирург, однако, он вскоре  ушёл из института, так как был в плохих отношениях с руководством, о чём я узнала позже. Для меня это означало, что я осталась без руководителя по моей научной работе, и мне пришлось самой подбирать себе тему для диссертации и как-то с ней справляться. Так впервые я узнала, что на работе могут быть серьёзные конфликты в коллективе.

 Вскоре случился и первый мой собственный трудовой конфликт. Приняли меня, в целом, в институте довольно хорошо, но среди сотрудников отделения, в котором я начала работать, старшим научным сотрудником была одна высокого роста казашка с огромным плоским лицом, которая меня сразу почему-то невзлюбила, хотя я ничего плохого ей не сделала и не сказала. Она постоянно задирала меня, делала разные неприятные замечания, садилась на мой письменный стол, за которым я работала, и дымила сигаретой мне прямо в лицо (а я была некурящей). Я не хотела с ней конфликтовать и скоро поняла, что не смогу работать с ней в одном отделении, что мы с ней несовместимы (очень важно понять это во-время).  Этот мой первый в жизни трудовой конфликт я разрешила довольно умно и просто: я пошла к руководству института и попросила перевести меня в соседнее хирургическое отделение, благо такая возможность была. Руководство, видимо, хорошо знало, что она собой представляет, и  удовлетворило мою просьбу. Прошло полтора года, я усердно и без помех работала над диссертацией, как вдруг мою обидчицу перевели по какой-то причине в наше отделение. Тогда  я попросила перевести меня обратно в то отделение, где работала раньше. Если бы такой возможности избежать с ней конфликтов  не было, наверное, мне пришлось бы совсем уйти из института.Психологи считают, что пребывание в одном коллективе и в одном помещении с человеком, с которым ты абсолютно несовместим психологически, опасно для здоровья и даже жизни, и решать эту проблему надо быстро и кардинально.

Позже, проработав в институте какое-то время, я узнала, что вся морально-психологическая ситуация в нём не очень благополучная из-за того, что коллектив института разбит на два лагеря: один на стороне директора института профессора Нугманова,  другой – на стороне зам. директора по научной работе академика Балмуханова. Следует отметить, что сам онкоинститут был создан относительно недавно благодаря заслугам и усилиям именно этих двух учёных, и они оба были очень нужны институту для его дальнейшего развития и процветания. Разгоревшаяся вражда вредила этому процессу, отвлекала силы сотрудников от научной работы. Усугублялась эта ситуация ещё и тем, что они оба принадлежали к разным жузам (родам) казахского народа, которые издревле враждовали между собой. Меня обе враждующие группировки пытались перетянуть на свою сторону, но их глубинные интересы мне были совершенно чужды, и я не хотела принимать участия в этом конфликте.

Закончилась вся эта история довольно трагично: профессора Нугманова всё-таки сняли с должности директора института  и перевели в другой институт, где он вскоре умер. Я после довольно трудной защиты диссертации переехала из Алма-Аты в Москву. Пока у руководства института был профессор Нугманов, уволиться из института было трудно. Нугманов готовил и собирал у себя молодые научные кадры, так как понимал, что именно они обеспечат будущее института. Он внушал каждому из нас, что мы самые умные, способные и жизненно необходимые  институту люди, и мне кажется, что  для руководителя это была очень правильная политика.

Хотя я старалась, по возможности, не втягиваться в этот затяжной институтский конфликт, совсем абстрагироваться от него было трудно, и у меня развился глубокий невроз, я стала нервной и плохо спала.Когда я уезжала в Москву, обе противоборствующие стороны  конфликта пытались ещё дать мне поручения, чтобы я в Москве продолжала что-то делать для них, но я категорически отказалась, и по прибытию в Москву постаралась обо всё этом забыть, как о страшном сне, тем более, что у меня появилось много новых собственных проблем по трудоустройству и налаживанию своей жизни на новом месте.

В Москве я работала в хирургической проктологической клинике, где психологическая ситуация тоже оказалась непростой. После смерти профессора Рыжиха, создателя проктологической науки и клиники, где были собраны, в основном, врачи-евреи,   о чём, я, как новый человек в московской медицинской среде, естественно, не знала, партийными органами была поставлена задача «разогнать эту еврейскую синагогу», что делалось также через трудовой коллектив. Нашим отделением онкопроктологии руководил замечательный хирург, профессор Файн, гонения на евреев начались именно с него и, в основном, через нас, рядовых исполнителей, что было не очень приятно. Кончилось это тем, что профессор Файн бросил на стол свой партбилет, развёлся с женой и уехал в США, где довольно быстро добился признания и успеха. У нас же  сменилось несколько руководителей клиники, поставленная задача по оздоровлению коллектива была выполнена, но работать там было довольно трудно, и через некоторое время я перешла  в другой институт, оставив насовсем  и хирургическую практику.

В новом институте я занялась изучением общественного здоровья, мы работали в тесном сотрудничестве с Министерством здравоохранения, осваивали вычислительную технику, разрабатывали новые методики и программы. Было довольно интересно, хотя и не совсем легко. Некоторые думали, что оставив хирургию, я значительно облегчила себе жизнь, но это оказалось не совсем так. Как человек инициативный и деятельный, я всегда находила для себя важные и сложные цели и добивалась их выполнения.
Конфликты в новом коллективе тоже, конечно, были, и надо было находить пути выхода из них. Довольно сложным человеком  оказалась заведующая лаборатории, куда я устроилась работать, собственно по её приглашению. Шумная, неорганизованная, курящая, очень общительная и отчаянная спорщица, она, собственно, относилась ко мне весьма неплохо, но любила устраивать полемику на непонятные темы, вынуждая нас соглашаться, не зная с чем. Она могла часами доказывать, что белое – это чёрное, и наоборот. Однажды, после часового такого совещания, когда мы сидели расстроенные его бесполезностью и потерей времени, она вдруг посмотрела на нас и говорит:                «А почему это у вас такие красные лица?» Для неё ведение такой шумной дискуссии было приятным и привычным время препровождением.

Как-то выведенная из себя её манерой общения, я решительно высказала ей в лицо всё, что я о ней думала. После этого я ушла на перерыв, совершенно расстроенная, думая, что мне теперь снова надо искать работу, а я ведь так недавно  сюда устроилась, земля просто «плыла» под ногами. А я, в общем-то, не привыкла скакать с места на место. Когда я вернулась  в лабораторию после перерыва, моя заведующая, как ни в чём ни бывало, спокойным голосом пригласила меня вместе попить чаю. После этого я поняла, что надо уметь защищаться, и дала ей понять, что, если она меня обидит, то я тоже могу сделать ей что-нибудь неприятное, и мы продолжали успешно работать вместе ещё довольно долгое время.

От личности руководителя и стиля его работы многое зависит в жизни любого коллектива. Когда началась перестройка, мне пришлось перейти в другую лабораторию нашего же института, где отношения в коллективе тоже были очень непростыми, но работать всё же можно было, преодолевая порой сопротивление окружающих  для достижения поставленных целей и сохранения своей творческой личности. Там я доработала до пенсионного возраста, подготовила много интересных статей и диссертацию для защиты докторской научной степени, но мне не позволили этого сделать. Против была, собственно, моя руководительница, а больших связей и поддержки у руководства института у меня не было. Я попала опять в сложную психологическую ситуацию, что стало сказываться на моём здоровье – появилось повышенное кровяное давление, головные боли, бессонница. В результате я решила отказаться от защиты докторской диссертации, чтоб сохранить своё здоровье, и когда появилась возможность, я перешла на работу в крупную клиническую больницу по приглашению её руководства на должность заместителя главного врача по оргметодработе.

В этой больнице я проработала около семи лет, выполняла довольно сложную организационную работу, написала и опубликовала много интересных научных статей. Там же я начала писать стихи,  и в больнице была опубликована первая моя книга стихов. Коллектив больницы был большим и тоже довольно сложным, возникали различные трудности, особенно в связи с частыми реорганизациями в сфере здравоохранения, но я, в основном, справлялась с  ними.
Поэтому, то, что со мной случилось в конце моей трудовой деятельности,  оказалось для меня совершенно неожиданным, и перенесла я это довольно тяжело. Моё рабочее место вдруг понадобилось для более молодого специалиста, протеже главного врача,  и в отношении меня применили моббинг – эмоциональное насилие на работе, приём, довольно распространённый в наше время и у нас, и за рубежом.

Моббинг — это коллективный психологический террор, травля в отношении кого-либо из работников со стороны его коллег, подчиненных или начальства, осуществляемые с целью заставить его/её уйти с места работы. Средством достижения цели является распространение слухов, запугивание, социальная изоляция и в особенности унижения. В результате этого непрекращающегося крайне выраженного враждебного отношения психическое и физическое состояние человека, ставшего жертвой такого преследования, может сильно ухудшиться.
Я не сразу распознала цель и последствия это «эмоционального насилия», и поэтому перенесла происходившее довольно тяжело. По возрасту я уже сама собиралась отказаться от работы, мой трудовой стаж составлял 44 года, у меня в это время на руках были престарелые родители в возрасте 90 лет, за которыми нужен был постоянный уход и  наблюдение. Поэтому, если бы руководители  больницы поговорили бы со мной откровенно, я бы ушла сама, и всем нам  не пришлось бы переносить столько неприятных моментов. К сожалению, это не было сделано, и мой довольно успешный и долгий трудовой путь был завершён на такой горькой ноте.

Я написала это рассказ в надежде, что мой опыт работы в разных трудовых коллективах окажется для кого-то полезным и поможет в  разрешении трудных психологических ситуаций, нередко возникающих на рабочем месте.