Киху

       В былые-то времена, людишки, зело как нежить уважали! И от отела коровы, первое молоко, как истомят молозиво, так пока не остылое, первый-то кусочек, завсегда дворовому хозяину несут. Да бегом, чтоб соседи не прикосили. Вот и молочка-то, не перепить было. Детей полны хоромы, а одна коровенка всех прокармливала, сама к весне на ногах ужо и стоять не могла от недоеда, а для человеков, что ни на есть, последнее издыхание, отдать была готова. Все тело свое на молоко, и на творог, и на сметану да на масло за зиму переводила. По весне на выгон идет, шатается, с травкой молодой землю загрызает, но молока человеку без жалости отдает.
 А ежели боровка забьют, или другую скотинешку, то опять же, первую-то чашку, хоть с осердием, хоть со студнем, все хозяину дворовому на пробу, да на смягчение характера несут. И что было-то? Скотина, завсегда у таких людишек, водилась. И приплод бывал, что не по единому, даже и коровки приносили. А поросят  в другу рядь и пересчитать не могли, хоть писаря зови, для пересчету. Так и с птицей, что курочку, что гусей или уток, завсегда первое-то яичко от молодки, для хозяина хлева, бывало. Так, что во всем, от чего жизнь человечья была зависима, все к нежити люди, за подмогой и прибегали. Да и нежить не скупилась, для доброго человека, добром и  оплачивалось.
 Господу Богу молились усердно, конечно, и в церковь справно ходили, посты соблюдали, кто как мог, да попов тоже прикармливали. Но нежить-то,  в отличие от попа, завсегда рядом была. Баба коровенку доит, а хозяин смотрит, как она вымя у коровы обиходила, хорошо ли промыла, да насухо ли вытерла. Ежели, что не по нему, так мигом плюнет в подойник-то. Молоко посля такого благословения ежели не прогоркнет сразу, что и пить нельзя будет, так прокиснет к вечеру, да и брюхо, после этого молока болит, спасу нет. Вот она, где дишчиплина-то зарождалась! А у нерадивых хозяек, все прахом шло не от лени, а от того, как хозяина дворового уважают.
    И на покос, за неделю ходить начинали, добрые-то люди. Придут, чашку молочка поставят, для лугового хозяина. Пару раз косой махнут и домой, чтоб никто не видал. Так с неделю походят, а как увидят, что чашка пуста, да чиста, тут и коси-успевай. Сено будет и сытное, и душистое, здоровое сено. А кто не задобрит, так и накосит себе беды. Сена много будет, скотина жрет, а поправы никакой. Сплошной понос всю зиму и приплод слабый, да и неживучий вовсе. От нежити-то и добро шло, и беда наваливалась. Иные и сейчас, поразводят скота немеряно, горбатятся на него не покладая рук, а толку никакого. Не с поголовья дело-то начинается, а с дворового. Умаслишь его, да к себе своим уважением повернешь, так и горб не надо до кровавого пота ломить, все по-хорошему будет плодиться и вестись. Отошли сейчас люди, от своего начала, все свободы, да независимости хотят, а где они ее видели свободу-то? Это ж все условности, только в другом свете, да в другое время. Стал человек, все больше умом, да хитростью зарабатывать, друг дружку обдуривать. Да и пусть, кто как может, но про нежить-то зря забыл. Заработать-то заработает, а попользоваться добром ему уже не дадут, только слезами умоется, да жалостью к самому себе охолонется. Так и по домам-то сейчас идет, и по работам всяким,  да по бизнесам. Денег сорвут, незнамо откуда, что и не пересчитать у скольких детей, изо рта кусок хлеба вынули, да скорее по курортам, да по заграницам кидаются. Ну и что от этого получается? Кому эти дикие деньжищи, счастье приносили? Потом, по времени-то, раками эти богачи, заедаться начали. Пока человек беден, да честен, и живет себе, никакие раки, его и трогать не хотят. Нежить-то, вокруг него обсиживает, да беду отмахивает. А как нежить от себя отворотят, вот она, несыть, тута и приспособится! По началу-то, че нибудь маленько зацепит, для острастки, а коли видит, что человече не хочет разуметь ее предупреждение, ну и получай тогда по полной норме. Защищать, никто не берется, а на врачей надежды мало. Те тоже, все по карманам бумажками зелененькими шелестеть привадились. Подумать бы сейчас, да и повернуть вспять беду-то, пока еще не поздно пришло.

                2
   Киху, в те времена, когда нежить уважали, у бабки одной жил. Она, дюже крепко, всякую болячку сводить могла. И его благодарить не забывала, и он, Киху-то, ей завсегда помощником был. Приведут,  бывало, девку, уж и заневестится скоро должна, а мочу в себе держать не может. Как тебе дите малое. Это, от того бывает, что мать ее, когда на сносях была, кто-то матерным словом, в сердцах обозвал. Вот, теперь дитятко и мается. Посадит бабка девчушку у огня, да и ноги на расшиперку ей поставит. А сама, сразу в свои тайные закрома идет, да камушек мандячий берет, да над свечкой его подержит и читает в голос на огонь,  да на камень.
     -«Камнь-Камень!  Пошли с себя пламень на поссыкуху, гнилуху, да на женскую поруху. Снеси гнилье, снеси ссанье, да ночное забытье, на свою криницу в чистую водицу. Тфу, тфу –забытье! Тфу, тфу – капатье! Тфу, тфу- поссыкухи, гнилухи, женские порухи! - И быстро камень от свечи, да к причинному месту девчушки прижмет. Та, только взвизгнет! А бабка ужо и мазью ей все намажет, ежели чуток прижглось камнем-то. Вот все и лекарство. Что камень-то, только найти надо, чтоб точно женскую штуку, видом своим имел. А уж слова-то, ежели бабка призабудет, так Киху тут сразу ей в ушко и подскажет. Камешек-то такой, от бабок  внучкам передают, да чужим рукам его брать не велено. Вся и премудрость тут!
     А уж от девок, да баб, и вовсе отбоя не было. Припрется, бывало, уж по темну, чтобы никто не увидал, что к бабке-то ходила. И сметаны кринку принесет, и яичек с дюжину, и сала шматок, да и плачет, бабку уговаривает, чтобы милого дружка к ней приворотила, или мужа к детям от соперницы-полюбовницы вернула. Но бабка, сперва разберется, что там к чему. И карты разложит, и вопросы расспросит, и думать станет долго, угольки в печи переберет. Ну, а потом, или ухватом погонит из дому, если кто на чужого мужа пришел мороку навести. Или, ужо помочь согласится, коли для блага семейного, для детей, отца чтобы вернуть. Ну, и если от любви,  девка сгореть может, любит так, что терпежу никакого нет. Тогда уж и печь снова затапливает, да осиновые полешки подкладывает и начинает просьбу свою, на огонь выговаривать. Лопату поддоную, к спине приставит и читает. А Киху, тут как тут, вьется-крутится. Если девка или баба, ему не по нраву придется, или сала мало принесла, что было у нее, да пожадничала на благое дело.  Он, уж обязательно все дело испортит. И слова из заговора закусит, чтоб бабка забыла, или огонь размечет по печи. Одно слово – пакость! Бабка читает, а он, через плечо ей нашептывает, с тяму сбивает. А то и вовсе, слово заглотит.
    - Вставала девица красная, да после заката солнышка, брела по полю темному, да по долу скорбному, доходила до белых березонек, до осиновой рощицы, да до дуба столетника. Несла, красна девица в белых рученьках, печаль свою неуемную, по молодцу доброму Свет-Анрюшеньке. На дубу печаль свою саживала, да птице-сычу прилаживала.- Понеси ты, сыч, птица скорбная, печаль мою к добру молодцу. Нашепчи ему в сонные уши, да своим поганым языком. Чтоб не знал он покоя и роздыха, чтоб по мне, рабе, скорбел да печалился. Не болел, чтоб и не поправился. Сох, да не высыхал, дох, да не умирал. Пока не придет, не поклонится, к ножкам белым моим не притронется. Ключом слова запираю, в океан-море бросаю, возьми кит-рыба. Аминь.
     Киху, шипко баловитый в те времена был.  Ну, молодой, неразумный. То, бабке  подол в дверях прищемит, а у нее полны руки поленьев для печи. То, в печи огонь зассыт вечером, что бабка до утра в тулупе сидит, да разжечь дрова не может. То, в питьевую воду воробьят накидает, а того хуже,  мышат, бабка воду допивать, а там - подарочек! Уж она его и потчевала всем, чем только могла и уговаривала, и ругала, и стыдила. А ему, хоть бы что! Задумает пакость какую, обязательно сотворит. Веселья ему хотелось, вот и тешился над старухой, как только надумает. Не раз и вовсе, до слез доводил. Она-то плачет от досады, что ничего с ним, окаянным, поделать не может, а ему весело!  Заехал  как-то сродственник бабки, попроведовать ее, да привет с гостинцами передать от сестры. Она и пожалилась на свое, такое вот обидное житье. Склали они, бабкины манатки в телегу, да и увез ее сродственник, на дальний край деревни, к ее младшей сестре. Ну, бабка-то от обиды, Киху с собой и не позвала. В избушке одного оставила.
     С перву-то, Киху, рад радешенек был. Что сам хозяин в доме, он теперь остался, а потом и прискучило, сидеть-то одному. Мимо бабкиной избушки дорога была, люди по воду на реку ходили. Кто на лошади, на дровенках да с кадкой. Кто с ведрами на коромысле, а кто просто с санками, да с лоханью. Вот Киху и пристроился, над людями - то изголяться. То, лошаденке подкову на ходу сорвет, она спотыкнется и завалится, а вода из кадки на нее, да на возницу, а ведь зима, не лето. То, молодухе в ведра голышей лошадиных  закинет, она пока углядит, а уж больше чем полдороги прошла. Надо воду выливать, да назад к прорубе идти. А он и вдругорядь, то же мастрычит. Ну, до весны-то и поняли, чьих тут рук дело. Все беды-то, прямо напротив заброшенной бабкиной избушки происходили. Запалили избушку, да и дело с концом. Вот тут  Киху и закручинился. Как нежити без дому, да без угла? Невмоготу ему это. Но ничего, много лет еще, на том месте, так и мытарился. Все подвывал на пепелище-то, да если кто припозднится, попугивал. Пару мужиков, по пьяному делу приморозил. Но потом перемены пошли великие. Стройки агромадные. Деревушка-то уже с городом срастаться начала. Построили на том месте, где бабкина изба сгоретая была, дом в пять этажей. Вот для Киху, радости-то было! А чему радовался и сам не знал. В хозяева-то, его позвать должны были. Да не звал никто. Что постарше люди, своих домовых попривозили. А те, домовые-то,  близко к квартире не подпускали Киху. Не домовитый он совсем, вот и не принимали за своего. А кто из людей, молодежь заселилась, так им домовые как-то ни к чему были. Вот и крутился Киху по всем пяти этажам, как неприкаянный, но место, все-таки, себе сам выбрал.

                3
      А вы, никогда, не видели, у себя в квартире или в доме, лицо на обоях? А на помятой занавеске? Может быть, на обивке дивана, или в солнечных бликах на полировке шкафа? Если видели, то  не сомневайтесь, с вами живет Киху! Он, может, веками не проявлять себя, действиями, не участвовать в вашей жизни. Но, только, если он оживает, то в вашей жизни, возможно, могут  произойти, самые невероятные события. Он изменит, вашу серую жизнь, на яркую, с головокружительными взлетами и падениями, по своему желанию и усмотрению. Не спросит, вашего на то, согласия. А может, вполне довольных своей жизнью и положением в обществе людей, опустить в самую, что ни на есть помойную яму. Значит, так он посчитал, нужным. Того, в его понимании, стоят эти люди. Многие знаменитые и богатые до умопомрачения люди, заканчивают свою жизнь в нищете и лишениях, в полном забвении, своей былой славы. Великие своим умом и познаниями в различных сферах науки, оказываются в психиатричках, и хоронят их, в безымянных могилах. Это Киху, расставляет все точки над - И. Его не надо бояться, его просто надо воспринимать так, как он есть. Чем больше его уважаешь, тем больше от него доброй помощи.
     Но мы люди, мы привыкли уважать за что-то, а не просто, за здорово живешь. Киху, этого не понять. Он, это он. Все должно крутиться вокруг него, а никак не он, вокруг кого-то. Если Киху закрутился вокруг кого-то - жди беды. Киху, с хорошим делом не крутится.


                4
      Первое, чем он, обнаружил сам себя, было окно. Оно было слева и свет, падающий от него, освещал все, что находилось вокруг. Окно, на две створки. Одна, вверху которой находилась форточка, была зафиксирована гвоздем и поэтому не открывалась. Вторая створка, была открыта и с улицы доносились детские голоса и далекий шум машин. Сдвинутая на одну сторону, тюлевая занавеска была желтовато-серого цвета. Напротив, ближе к окну, стоял сервант, на его застекленных полках, пара статуэток. Орел, держащий в лапах змею, который по ночам, мерцал зеленоватым фосфорным светом, и балерина, застывшая на одной ноге. Два десятка книг, в запыленных переплетах. Наверху серванта, пустая ваза фиолетового цвета. Рядом с сервантом,  стул, на котором лежали какие-то тряпки, и уже совсем у двери, тумбочка. Стена от двери была пуста, и в углу стоял холодильник, потом  табуретка, рядом стол одновременно и кухонный, и обеденный, за ним,  газовая плита,  и еще две табуретки. Стены были оклеены обоями, синие васильки перемежались с зелеными листьями. Это была кухня и, видимо не очень богатых и судя по запаху, людей пьющих. Киху, образовался из стены, между столом и холодильником, и в первую очередь попытался открыть холодильник. Надо было проверить, нельзя ли там обосноваться окончательно. Холодильник был почти пуст, но, неуютен. Даже и тряпку помягче туда не постелешь, и свет там загорался сам по себе. Не дело. Так и решил пока пожить в пятне на стене, а там видно будет.
 Пока Киху определялся, вошел мужчина и сев на табурет напротив, достал из холодильника тарелку с какой-то едой.  Открыл бутылку, принесенную с собой, и налил в стопку,  какую-то жидкость. Выпил, не закусывая, налил еще. Потом, стал внимательно вглядываться в стену. Может быть, его  заинтересовал рисунок на обоях, или он вдруг, открыл для себя что-то новое в этом рисунке? Подняв стопку, он протянул руку и чокнулся стопкой со стеной, вернее сказать, прямо со лбом Киху. Капли жидкости выплеснулись на обои и начали растекаться вниз, у Киху защипало глаза. Мужчина встал, пошатываясь, и пока дотянулся до нужного ему места, обои слегка уже пропитались жидкостью, протер рукавом облитое место. На стене, еще ярче проявилось чье-то лицо. Было неясно, женское это лицо или мужское, но доброта, сквозившая от него, притягивала взгляд. Мужчина потрогал лицо рукой, лицо слегка отодвинулось и показало мужику язык.
   -Крандец! - Сказал мужик, тоже высунул язык и показал лицу.
   - Допился до белки! Как хреново! Надо бы скорую вызвать, что ли? – Спросил мужик у лица. Лицо скорчило рожу и пропало между жирных пятен на обоях.  Стукнула входная дверь и на кухню забежал малыш. Он быстро забрался на табурет, и, посмотрев на стену, ткнул пальцем в проявившееся лицо, сказал:
    - Киху!
 Потом, маленькими ладошками, прикрыл щеки лица на стене и поцеловал его сначала в лоб, потом в нос. Мужик, с завистью посмотрел на стену. Малыш спрыгнул с табурета и пробежал мимо мужчины, как мимо пустого места, в другую комнату. Будто бы забыв о том, что мужчина, сидящий за столом, его отец. Будто бы Киху, его старый друг и он просто  поприветствовал его.
     - Я - Киху!- Подумало лицо.
    - У меня, теперь, есть сын! Он, меня поцеловал, значит, мой сын меня любит!-
   Лицо, вновь почувствовало, что у него есть руки и ноги, и туловище. Киху, осторожно сполз со стены и сел на табурет, на котором только что  сидел малыш. Лицо осталось на стене и он начал изучать его. Ничего оно ему не напомнило. Мужчина, допивший свою бутылку, встал и направился из кухни. Киху, быстро облил сзади штаны мужчины, от опушки до самых носков, и, злорадствуя, отправился следом. Он, был невидим для взрослого человека. Большой серый кот, вошедший на кухню между ног, выходящего из кухни хозяина, сощурил круглые глаза, посмотрел на Киху, но враждебности не проявил. Ему не впервой такие встречи, поэтому он относился к ним спокойно, без паники, в отличие от молодых котят. Потом, нагло запрыгнул на табурет, на котором  до этого, сидел мужчина, и выпустив когти, громко замурлыкал. Тем временем, мужчина прошел в комнату и прямо мокрым задом, уселся на постель. Молодая женщина, переодевала малыша, и вдруг почувствовала резкий неприятный запах. Она повернулась к мужчине и вопросительно на него посмотрела, потом на лужу, растекавшуюся от постели. Киху, быстро ускользнул обратно на кухню. Через некоторое время, из-за двери,  раздались женские крики и плачь ребенка. Мальчик забежал в кухню и плотно прикрыл дверь. Размазывая по щекам слезы, он глубоко вздохнул и подошел к окну. Окно было высоковато, он заглядывал в него, наступая на батарею отопления, было неудобно, и малыш пододвинул табурет. Кот, тоже перепрыгнул на подоконник, пройдя прямо по столу. Сел и призывно мурлыча, стал умывать мордочку лапкой, как бы зовя малыша  своими жестами. Забравшись на табурет, с помощью все той же батареи, малыш встал на подоконник, кот спрыгнул на пол, потому, что места для двоих на подоконнике было мало. Малыш,  придерживаясь рукой за ручку рамы, посмотрел вниз из окна, потом посмотрел на пол кухни. Заметив в углу небольшой мячик, он быстро спустился с подоконника, и, взяв в руки мячик, снова направился к окну. Он не мог, удержать мячик одной рукой, и, положив его на подоконник, залез сам. Взял мяч и начал пытаться, бросить его вниз. Киху, мигом очутился на подоконнике и толкнул малыша в грудь, так, чтобы мальчик упал с подоконника на табурет, а потом, вместе с перевернутым  табуретом на пол. Больно ударившись головой об пол, несколько секунд малыш молчал, потом заплакал громко и жалобно. На шум и крик, вбежала молодая женщина. Успокаивая, подняла малыша с пола.  Она даже не подумала, что мальчик, мог выпасть из окна. Она думала, что он упал с табурета. Мальчик подбежал к столу, и, показывая на лицо на стене, говорил:
    - Киху, меня а, а!- и показывал себе на грудь. Очевидно, пытаясь пожаловаться, что его толкнули и обидели.
    - Ну, ты и жук! Мало того, что свалился, так еще и обвинить кого-то хочешь! Пойдем, сейчас умоемся и ляжем в кроватку.
Мать увела мальчика из кухни.
Киху, был доволен. Даже сам не зная, почему. Все его действия, не были осознанными, все спонтанно получилось. И его, переполняло чувство удовлетворенности, самим собой. Это ему нравилось. Кот, напыжился, и преисполненный ненависти, смотрел на Киху, прищуренными глазами с высоты серванта. Ночью, Киху наблюдал, как тараканиха,  спланировала из щели вытяжки на пол кухни, и, по-видимому нечаянно, выронила свой контейнер с потомством. Бегала вокруг яйца и заламывала свои тоненькие тараканьи лапки. Потом, побежала вдоль плинтуса, обнаружив там подходящую щель, прибежала довольная, и потащила свое «богатство», к щели. Запихнула его туда,  аккуратно уложив, прикрыла каким-то мусором. Поев на столе крошек, поползла наверх в вытяжку. Киху, было все интересно!  Он, тут же законопатил щель так, чтобы потомство тараканихи, осталось там навсегда. Потом поднялся к вытяжке и прошептал бабкин заговор от тараканов:
   - Эй, еси! Тараньего царя, зову на битву кровавую, мечом сечь буду, огнем палить буду, водой топить буду! Птица Гагана с острова Буяна на пир прилетит, тараканьего царя, когтями железными рвать станет! Иди сюда, царь тараканий, или уйди отсюда, вместе со своим народом. Эй, еси!
Опять Киху, остался доволен собой. Для чего в доме, тараканы? Какая от них, польза?
 Со временем, он узнал, что малыша зовут Николка, и что ему уже третий год. Но, говорит он, почему-то, плоховато, для своего возраста. Это сказала баба Вера, которая является иногда и всему учит, и всех ругает. Маму Николки, зовут Тамара. Она актриса в кукольном театре и может рассказывать сказки, для малыша, на разные голоса. Слушать их приятно и интересно. Можно каждый персонаж представлять себе, судя по голосу. Мужчина, который и разбудил, можно сказать, Киху, облив его какой-то животворящей жидкостью, был мужем Тамары. Они вскоре расстались. Причиной, было его беспросветное пьянство и тунеядство. Так решила баба Вера. С бабой Верой спорить ни кто не отважится. Так оно, значит, и есть. Ни кто не догадался, что выжил мужа Тамары из дома – Киху. Он, начал потихоньку доводить мужика до полного сумасшествия, даже тогда, когда он был совершенно трезв. То, что мужчина оставлял по утрам в унитазе, невероятным образом оказывалось у него в штанах. Тамара визжала и считала, что он издевается над ней, что он провонял весь дом, не только спиртным, но и своими испражнениями. И, что делает он, это нарочно, чтобы она сошла с ума. Когда мужчина выходил на улицу, то придя домой, он всегда обнаруживал у себя на брюках репей и всякий другой липучий мусор, но уже тогда, когда сидел на кровати и вся эта гадость плотно прилипала к покрывалу. Наконец, Тамара не выдержала и указала мужу на дверь.

                5
    Киху торжествовал! Победа! Теперь, когда  дома был один Николка, они собирали пирамиды и строили железную дорогу, из пустых спичечных коробков, и еще, Киху, научил мальчика говорить. Правда, за эти слова, Тамару ругали в детском саду, и другие родители запретили своим детям играть с Николкой. Но, за то, говорил Николка чисто, не картавил, подумаешь, слова им не нравятся! С котом, которого звали Персик, Киху, так и не подружился.
    Тамара становилась все грустней и раздражительней. Она, уже не рассказывала перед сном, сыну сказок и все чаще шлепала его. Потом, когда Николка засыпал, потихоньку плакала в подушку. Тамара была красивой, так, по крайней мере, казалось Киху. У нее были вьющиеся от природы волосы и стройная мальчишеская фигура. Когда Тамара плакала, Киху ложился рядом с ней и старался успокоить ее своим присутствием, которое она, вообще не замечала. Но, после его прихода в постель, успокаивалась быстро и крепко засыпала.
      Однажды, Тамара пришла домой пораньше, положила кошелек на тумбочку у кровати, и завертелась перед зеркалом. Достав белье, ушла в ванную. Киху проверил кошелек, в нем были какие-то бумажки, ему вспомнилось, что это деньги. И он положил все на место. Когда Тамара, выйдя из ванной, уже принарядилась и подкрасилась, раздался звонок.  Она открыла, не спрашивая, кто пришел, видимо ждала гостя и он не опоздал. У двери, мялся мужчина с тоненькими усиками, высокий и хорошо одетый. Как-то несмело, предложил Томе цветы и все никак не мог определиться, где ему снять верхнюю одежду, в прихожей, или пройти в комнату. Тамара, как-то неестественно смеялась и говорила громче, чем обычно. Было видно, что мужчина ей или сильно нравится, или почти незнаком, и она хочет произвести на него хорошее впечатление. Наконец, гость разделся в прихожей и они прошли в комнату. Киху последовал за ними и уселся в уголке, наблюдать. Тамара выпорхнула на кухню, предварительно пододвинув к креслу, журнальный столик. Гость расположился с видом хозяина и начал внимательно изучать обстановку комнаты. Вдруг, в поле его зрения, попал кошелек. Он быстро встал, покосился на дверь, и, прикрывая туловищем обзор, если вдруг войдет Тамара, быстро проверил содержимое кошелька. Взять ничего не успел, потому что Тамара, напевая на ходу: - Капитан, капитан, улыбнитесь!- Вошла в комнату с подносом в руках. На подносе, стояла десертная тарелочка, с тонко нарезанным лимоном, маленькие коньячные рюмочки и бутылочка пятизвездочного армянского коньяка. Мужчина, неловко развел руками и бросился на помощь даме. Кошелек, он положил точно на то место, где взял. Киху почему-то разволновался. Слишком профессионально двигался этот усатик. Коньяк, лимон, поднос, все это ерунда. Киху понял, что гостя, теперь больше всего волнует кошелек, так маняще расположенный на тумбочке. А Тамара, будто здесь приложение к этому кошельку и все. Гость сел так, чтобы видеть краем глаза, этот кошелек. А Тамара заливалась соловьем, о работе, о гастролях и ничего не видела вокруг, кроме этого человека. Включила магнитофон и предложила гостю потанцевать. Они, прижались друг к  другу, в медленном танце. Киху понял, надо действовать! Он подошел к тумбочке, и, дождавшись, когда пара отвернется в танце, вынул деньги из кошелька, вышел на кухню и положил их на полочку серванта. Свернул листочки от отрывного календаря, и, вернувшись в комнату, положил их в кошелек. Сам, присев в уголок, начал наблюдать за развитием событий. Вскоре, пара  постепенно начала перебираться поближе к постели. Киху видел, как мужчина, не включая света, переложил содержимое кошелька, в  карман своего пиджака, который висел на стуле у кровати. Потом, повернулся к спящей Тамаре и поцеловал ее в щеку. Встал, тихо оделся, и за ним тихонько щелкнул замок  входной  двери. Киху вернул деньги в кошелек, и начал представлять, как мужчина, вместо денежных купюр, будет пересчитывать листочки календаря. Киху стало весело! Это было приятное и настолько новое, или совсем забытое чувство, что он вылил воду из вазы с цветами, на пол кухни,  и затих в своем углу, дожидаясь утра.
      Тамара, встала под трель будильника и сонная, прошла на кухню, чтобы поставить чайник на плиту. Но, босой ногой, наступила в лужу, которую налил Киху. Она, отступила назад и стала внимательно разглядывать пол. Вроде, было неоткуда взяться воде, посередине кухни.
     - Может, Виталий Сергеевич, что-нибудь пролил?- Вдруг вспомнила она о госте. Вернулась в комнату, все было как вчера. Даже неубранная посуда на журнальном столике, оставалась на месте. Кто ж ее уберет, кроме самой Тамары? Она тяжело вздохнула, вспоминая вчерашний вечер. Все было плохо. Болела голова. Не было удовлетворения, ни от общения, ни от выпивки, а до секса и дело не дошло. Виталий Сергеевич уснул, раньше, чем прикоснулся к подушке. Чувство стыда и вины, вдруг захлестнуло Тамару, и она, сев прямо на пол, горько заплакала. Просидев так, минут десять и устав себя жалеть, направилась на кухню, чтобы подтереть пол и поставить  чайник на газ. Достала хлебницу и в ожидании, когда закипит вода в  чайнике, посмотрела на стену. Там, красовались какие-то жирные пятна и разводы, на обоях.
  - Ну, паразит! И здесь все загадил!
Это относилось, к ее бывшему мужу. Намочив тряпку, Тамара слегка ее намылила, и решила аккуратненько, попробовать, почистить обои. Присмотревшись к пятнам, она увидела очертание, похожее на чье-то лицо. Будучи человеком творческим, она отошла подальше, и, наклоняя голову, то на один бок, то на другой,  всматривалась в это странное лицо.
   - А если подрисовать, кой, какие черточки, то выйдет, совсем не дурной портрет.
 Подумала Тамара.
   - Ну и зачем мне, неизвестный портрет, тут вот, над кухонным столом?
Тамара взяла тряпку и провела ей, по лицу на стене. Лицо проявилось ярче. Проступили выразительные глаза, которые смотрели, с легким с укором и в то же время, вопросительно. Рука у Томы, задрожала. Она, снова отступила назад и посмотрела на стену.
    - Может, оставить как есть? Кто, ко мне ходит-то? Да и пусть смотрят, если что, не грязь же это, а так, пусть будет абстракция! - Лицо на стене, как показалось Тамаре, стало веселее.
    -Николка у бабы Веры, пока температурит, а мне веселей будет, вроде бы и не одна дома! – Тамара выключила газ, под давно насвистывающим чайником, поставила две чашки на стол, заварила растворимый кофе.
   -Как же я, тебя назову? А! Вспомнила, Николка сказал - Кику, или Киху? Ладно, придет домой, спрошу.
 Пока остывал напиток, Тому, начали мучить сомнения.
  - А вдруг, это у меня заскоки? Как может нормальный человек, разговаривать с пятнами на стене и наливать две чашки кофе, если я, одна дома? Ну и что? Я же одна, могу и десять чашек заварить, для себя! Было б только кофе. – Она попила кофе с бутербродом и снова легла в постель. Стала вспоминать о Виталии Сергеевиче. Но вдруг поняла, что вспоминать нечего, она не знает, где он живет и кем работает. И ничегошеньки о нем, не знает вообще. Он встретил ее у театра. Была получка  и все выходили по двое, трое, а она шла одна. Он спросил ее:
  - Вы работаете в этом театре? – На ее утвердительный ответ, он сказал, что устраивается или хотел бы устроиться, в ваш коллектив. Тамара, по простоте душевной или от одиночества, поддержала разговор и в конечном итоге, они договорились встретиться у нее дома и все обсудить. Он сказал, что одинокий, и недавно переехал в этот город из Севастополя. Дома, разговоры были ни о чем, никакой дополнительной информации о себе, он ей не добавил. Только сказал, что рано утром уедет за вещами и будет не раньше, чем через неделю. Обещал зайти на работу или домой, как получится.
     - Да и хрен с ним! Слизняк какой-то!

                6
    Ей хотелось встретить настоящего мужчину. Чтобы и сила была, и вид. Чтобы уж обнял так, чтоб сердце обмирало. Она стала представлять себе такого мужчину и себя, в его объятиях. Отдалась мечтам вся, без остатка, и когда закрывала глаза, то чувствовала нежные прикосновения, было томно и сладко, но перед глазами не возникало лица колоритного красавца, а возникало лицо со стены кухни. Она слышала нежный шепот, ее руки обнимали неосязаемое, но желанное тело, она погружалась все глубже и глубже в мир сладострастия и восторга.
Проснулась Тамара к вечеру, звонили в дверь. Голос бабы Веры, кого-то отчитывал в подъезде. Тамара, соскочила с кровати, даже не успев удивиться, почему она совершенно голая и легкая истома, проходит приятной волной по ее телу. Накинув халатик, Тамара открыла дверь. Баба Вера, окинула ее подозрительным взглядом.
   - Все вытягиваешься? Не выспалась, сердешная! Кайло бы тебе в руки, да на сорокоградусный мороз! Тогда бы ты поняла, что такое усталость! А то, морду напомадит, в куколки часа полтора поиграет, и притомилась, вся! Тьфу!
   -Вас послушать, так кроме кайла, да лопаты и инструментов для работы, не бывает! Что Вы, баба Вера, на самом деле, все зло на ком-то сорвать хотите? Ну, посмотрите на меня, что полезного я, смогу сделать с кайлом, да еще в мороз? А так, я детям радость приношу и себе на жизнь зарабатываю!
    - А ты не серчай, это я так, для порядка, по привычке. Зарплату-то получила?
Баба Вера сменила гнев на милость. И голос, у нее сразу стал теплым, а тон, заискивающим.
    - Да. Сейчас принесу. Тома пошла в комнату за кошельком.
   - Ты, пятнадцать, за долг неси и еще десять, на Николку надо.
   - Хорошо, я знаю! – Тамара вынесла кошелек и отсчитала деньги. Тома, часто занимала денег, у бабы Веры. Надо было покупать вещи, для себя и Николки, потому, не всегда хватало на питание.
   - Что это ты, светишься вся изнутри? А! Ухажера нового нашла? Ну, напои чайком хоть, что ли, да и расскажешь, что за счастье тебе привалило.
Тамара отпираться не стала, заварила чай покрепче, рассказала о встрече с Виталием Сергеевичем и что он, приедет через неделю, и еще всякой ерунды наплела, чтобы баба Вера осталась довольной и не приставала больше с расспросами. Но, баба Вера все время косилась, на  обои над столом. Потом поднялась и послюнявив палец, потерла переносицу на лице на стене. Потом покачала головой, и сказала:
     - Как была ты неряхой, так ей и осталась! Тебе что, лень убрать вот эту гадость, над столом? Заляпал все твой ирод, а ты как будто и не замечаешь!
 Баба Вера поднялась и широкими военными шагами, направилась к выходу. Тамара промолчала, с виноватым видом, проводила ее до двери.
   - Как там Николка-то? Домой не просится?
   - Нет. Только все Киху какого-то, зовет. А тебя и не вспоминает даже.
 У Тамары защемило сердце от обиды и жалости к сыну.
   - Я забегу вечерком, соскучилась по нему.
   -И не вздумай даже, потом плакать начнет, к тебе проситься. Сиди уж!
Баба вера ушла, как всегда, громко хлопнув дверью. По лестнице раздавались ее жесткие шаги, пока не хлопнула дверь подъезда.
   -Чтоб я, без нее, делала? Добрая она душа, не бескорыстная конечно, но все равно счастье, что я ее встретила на жизненном пути. – Подумала Тамара.
Через неделю, она уже забыла о существовании Виталия Сергеевича. Скорей спешила домой, после представления или репетиции, кое-как перекусив, бросалась в постель и отдавалась своим грезам. Она расцвела на глазах. Взгляд у нее стал томным и настолько пронизывающим внутренним своим светом, что все мужчины оборачивались ей вслед. Она же, не видела никого, она жила внутри себя,  то, что творилось снаружи, ее вообще не интересовало. Николка почти все время, находился в детском саду или у бабы Веры. Киху решил, что так продолжатся не должно. Что Тамара достойна счастья и любви, что Никитка должен жить в семье. И взял, устройство этого дела, в свои руки.

                7
    Тамара  жила на третьем этаже, а Киху заприметил и проверил, что на пятом этаже поселился мужчина, примерно такого же возраста, как Тамара. Что он одинок, Киху, не раз бывал у него дома и наблюдал, за его образом жизни. По понятиям Киху, все должно было получиться. Только, надо выждать момент, чтобы их познакомить. Для Киху, это вообще не проблема. Однажды мужчина с пятого этажа, отправился погулять вечером и заодно, купить себе батон и сигареты. Киху, вынул у него из кармана ключи от квартиры и когда он возвращался  домой, воткнул его ключи, в замочную скважину Тамариной двери. Мужчина поднимался по лестнице и вдруг, видит, что в двери торчат ключи. Сначала он прошел мимо, но потом заколебался.
  -Время уже позднее, ключи в дверях, вдруг кто-нибудь ночью их заберет, или зайдет в чужую квартиру. – Так, развивая мысль, мужчина вернулся и позвонил в звонок Тамариной двери. Тома вышла, вся еще при макияже, но уже в легком домашнем халатике. Мужчина, сразу оценил ее прелести.
  - У Вас ключи, в двери торчат. Вы извините, что побеспокоил, но мало ли что, всякие случаи бывают.- 
   Тамара расплылась в любезностях и благодарностях. Посетовала, что забывает, иногда, самые примитивные вещи. Еще раз поблагодарила мужчину и взяв ключи, захлопнула дверь. Мужчина поднялся к себе на пятый этаж, но своих ключей, у себя в кармане не обнаружил. Он проверил все карманы, пакет и портмоне. Постоял, подумал, как быть? Даже попытался плечом надавить на двери, в надежде открыть, но все было тщетно. Киху, держал дверь с другой стороны. Поэтому, даже если бы мужчина очень хотел сломать дверь, то вряд ли,  смог бы это сделать. Он решил, идти по своим следам, может быть найдется пропажа. Но спустившись на третий этаж, вдруг позвонил в уже знакомую дверь. Тамара открыла сразу, будто бы стояла за дверью и ждала этого звонка.
  - Представляете, какой случай, я потерял свои ключи от квартиры! Не знаю, что и делать, дверь ломать жалко. Может быть, вы мне одолжите на несколько минут, хотя бы отвертку?
  - Не знаю, как это вышло, но вы мне дали, не мои ключи. Мои ключи, оказались на месте. – Сказала Тамара, немного растерянно. Она не знала, что думать, как расценить ситуацию.
   - Может быть, Вы дали мне свои ключи?- Тамара подала ему ключи, и они, уже вместе поднялись на пятый этаж. Каждый из них, держал в руках свои ключи. Дверь была благополучно открыта, и мужчина пригласил Тамару на чашечку чаю. Вот и завязалось знакомство, потом дружба, которая постепенно, переросла в любовь.  Так повернуло жизнь Тамары в другое русло. Квартиру, в которой жила Тамара, заняла баба Вера, продав свою коммуналку, отдала деньги Тамаре. Тамара с сыном, перебрались на пятый этаж, в трехкомнатную квартиру мужа. Все обошлось хорошо. Николка, тоже привык к новому папе, и они много времени проводили на прогулках в парке.

                8
    Через пару месяцев после переезда, Баба Вера стала тихой и вполне сносной по характеру. Не стала топать, как солдат на плацу, и перестала хлопать дверями. Тоненько выщипала брови и расцвела своей зрелой красотой. Потом, года через два, постепенно, стала гаснуть, во взгляде чувствовалась глубокая усталость. Чаще, стала сидеть на лавочке, старалась, как можно меньше, находиться дома. Даже ночевать, напрашивалась, к подругам по лавочке. Но истинной причины, перемены в характере, внешнем виде, и причины своих поступков, никому не говорила. Приехал с севера сын, погостил у нее месяца три, хотела она, чтобы он забрал ее к себе, но сноха, отказала сразу, безо всяких оговорок.  Сын, за время отпуска, все-таки сумел поменять, бабе Вере квартиру, на другой район города. В квартиру, где жила Тамара, а потом, баба Вера, въехали новые хозяева, и сделали капитальный ремонт. Перед тем, как въехать, новые жильцы, позвали попа и освятили квартиру.
    Падал редкий, легкий снег. По улице шел большой, пушистый, серый кот. Он, шел неторопливо, со всем достоинством, неся свою усатую личность, по знакомой с детства улице. Если присмотреться, то в ночных сумерках, рядом с котом, можно разглядеть, еле заметную, припорошенную снегом чью-то фигуру. Но, это, если хорошо присмотреться. Кто приютит, этого бездомного кота, у него, и поселится Киху. Кот, своими лапами, обязательно нарисует лицо, на обоях кухни. Может быть, сначала, это, и не будет похожим на лицо, но потом, появятся новые штрихи и Киху, снова обретет себя. Так вот, благополучно, закончилась эта история. Но есть и другие, менее удачные развязки, такого сожительства с нежитью. Киху, простой обыватель. Но, есть, ярко выраженные личности, где они прибывают, кровь льется рекой, и всегда находятся этому, вполне объяснимые, житейские причины. Человеческий фактор. Причина же, истинная, никогда и никому, не приходит в голову.