устаканился звон

и чо такоси громко
кричим-с? ваще,
будто рупор
упоротый.

не догонят, не
поймают, ускользну,
в иных подпространствах
заторчу, промолчу, не найдут.

рождались хосударства,
умирали империи, пресыщались
глупцы властью, наслаждались чины
безнаказанностью, цывилизации процветали.

а монстр плескался в
фальшивых улыбках, лживом
веселье, неестественном смехе,
телодвижениях, выставленных напоказ.

экий рыжый режым
кровушки обпившись,
паразитируюсче одрябл
и понежываюсче посапывал.

цыкнул монстр-социум,
притухли, опухли челики,
быстренько соображаясь куды-тось
попрятатьси, шобы на виду не торчать.

ужо отросся пучеглаз
в обширность необъятную,
телесами обтряхивал облезлую
шкуренцию, пугая противоречивостью.

и полезли фаршем
из майбахов, биточками
рубленными порадовали глаз,
шрундели-шашлычки потешились.

"славу седни бум
петь мне",- пробормотал
шеф вышколенным челикам,-"ну, шо
исчо тамо удумали, либерасты профурсеточныя".

шлюшки-журналюшки
обслуживали мероприятие
достойно: много фотографировали,
зло комментировали, и, ваще, пенились и пыжились.

упражднялися оне в починении,
кодысь одному, кодысь системе,
любили оне енто залихватское,
нестяжаюсчее блюдооблизыванье.