Дмитровская суббота

 
  «Он пришёл к тебе – твой Кантик», - мама одними губами, совсем тихо, говорит мне на ухо, низко наклонившись надо мной, спящей в своей кровати, в родительском доме… Я слышу её голос, ощущаю её запах. Мамина тёплая рука касается плеча…  И вдруг я просыпаюсь…
-Какой сегодня день? – спрашиваю у мужа. И вспоминаю, что и мамы давно нет на свете, и родительского дома. Сон унёс меня в нежную юность, домой, в родное село, в  расцвеченную красками осени рощу, где ещё  вальсирует на танцплощадке листопад свой золотой головокружительный танец…

  Мой последний школьный год начал отсчет месяц назад. Мой последний, совершенно беззаботный год уходящей навсегда нежной школьной юности. Но когда это уход юности ощущался, как потеря?  Грустит, скорее, мама – дочка улетает из гнезда…  А вот мне пока ничего не жаль!   А почему должно быть жаль? Ведь вся жизнь впереди! Мне грустно по другой причине - теперь  на танцплощадке не играет оркестр, парень мой скоро уедет на целый год. А как не хочется расставаться! Он ведь такой красивый, добрый, милый, нежный.  Мой Канти! Кантик – так я  ласково его называю. Он немного сердится, считая себя взрослым и мужественным. «Какой Кантик? Ты ещё пупсиком назови!» - дёргает плечом и супит брови.  Ему скоро восемнадцать! Чёрная копна волос, огромные карие глаза. Мне с ним  нравится целоваться на скамейке в нашей роще. Каждый день он встречает меня после школы, и мы идём с ним на пустующую  танцплощадку. Я собираю листья в охапку и сыплю ему на голову, громко смеясь. А он хватает меня за талию, кружит, прижимая к себе - тёплый, пахнущий осенью. Называет меня  малолеткой, а иногда -  редиской. Так и говорит: «Редиска моя! Сколько двоек сегодня нахватала?» А потом мы прячемся с ним  за танцплощадку и долго-долго целуемся. Да так страстно, что даже страшно! До мелких синих точек на  губах. Однажды эти точки заметила  моя мама, как бы я не скрывала их, слегка закусывая свои губки.
«Почему припухли губки? - он спросил. Я сказала, что комарик укусил», – упрекая меня в легкомыслии и вопросительно глядя мне в глаза, произнесла мама скороговоркой  слова знакомой песни.
-Да…  Нечаянно так получилось…
-Целоваться тоже надо с умом!
С каким умом? Милая моя мама! О чём это ты? Обо всём на свете забывается, когда его тёплые губы касаются моих глаз, щёк, а потом уносят в безвоздушное пространство. Наверное, куда-то между созвездиями Лебедя и Близнецов Млечного пути. Не ближе! И до самой россыпи звёзд на октябрьском небе мы с ним сидим на скамейке в нашей роще, болтаем о всякой чепухе, мечтаем о том, что встретимся через год. А ещё через год, когда мне исполнится восемнадцать, он позовёт меня замуж.
  Вечером - за ужином - отец строго и озабоченно смотрит на меня. Никогда раньше он не отслеживал время моего возвращения домой.
-Уроки опять до двенадцати намерена выполнять?
Мне неловко, кусок хлеба в горло не лезет. Как будто совершила какой-то постыдный поступок! Так ведь и на самом деле совершила - так страстно опять целовалась с возлюбленным! И разрешила сегодня дотронуться его тёплой руке до набухшего розового соска.
  На следующий день, как всегда, клюю носом на первых уроках. Даже - на любимой математике.  Её ведёт моя классная руководительница - строгая и требовательная. Она уже знает, что  я собралась на физико-математический.  Потому намеренно занижает  оценки даже за очень хорошие работы, требуя настоящих знаний. И я - в растерянности!  Что выбрать? Зубрить математику или опять до звёзд гулять с любимым? И я снова и снова выбираю второе.

   Совсем незаметно проходит октябрь, и в наступившем предзимье начинаются первые осенние каникулы. Послезавтра - в воскресенье -  он возвращается в родной город. Впереди только один день – суббота. Просыпаюсь рано и лежу, не шевелясь - всем существом вслушиваюсь в утренние звуки родного дома. Мама уже встала. Она в кухне греет воду, гремит подойником, собирается  доить корову. Дожидаюсь, когда она выйдет из дома, и выскакиваю стремглав из-под одеяла! Одеваюсь за одну минуту, сбрызгиваю лицо ледяной водой и лечу на улицу. За углом соседнего дома ждёт Канти. Этот последний день мы проведём вместе - решили первым автобусом поехать в соседний городок, где нас никто не знает. Можно целый день  гулять за руку по улицам, и  маме никто не скажет с упрёком: «Опять твоя…»

День пасмурный, но облака не тяжелые, а светлые с редкой просинью. Во рту и маковой росинки не было со вчерашнего вечера! Но нет ни голода, ни усталости, а  все ощущения приютились в наших тёплых сомкнутых ладонях. И нам совсем не скучно болтать о всяких пустяках, вовсе не замечая бегущего времени.

Но во второй половине дня осень решается показать свой колючий характер, и небо затягивается тяжелыми свинцовыми облаками. На  наши неприкрытые головы начинает накрапывать дождь, становится промозгло и неуютно. И вдруг - какое-то снежное дыхание опускается на улицы. Спрятаться нам негде. Разве только - на вокзале. Или забежать в старинный храм. Но до вокзала - далеко, а до храма - рукой подать. Он на соседней улице. Страшно… Я ведь ещё ни разу не заходила в церковь. О Боге думала лишь тогда, когда мама красила яйца к Пасхе или учила меня простой молитве: «Во имя отца и сына…». В их с отцом спальне висит старинная икона. Мама подводила иногда меня к ней и просила хотя бы просто постоять, если нет сил перекреститься. Безбожное поколение! Что уж  поделаешь? А тут - надо войти в старинный храм! Если бы не дождь! Но полетели ещё и снежинки. Крупные, липкие, ледяные. Ноги сами ведут к дверям храма.
-Иди внутрь и погрейся, - разглядывая мои синие от холода губы, говорит он.
-Одна - не пойду.
-Но я – мусульманин. Мне нельзя в православный храм.
-Никто тебя не знает здесь. Пойдём! – еле шевеля губами, с трудом выговариваю я.
Он - в нерешительности. Идти или не идти?
-Но причем тут люди? Меня всегда видит Аллах.
-Он поймёт!  Пойдём!
Мы входим в таинственный полумрак.  В нос бьёт запах ладана,  потрескивают свечи. Только что прошла служба, люди расходятся. Особенно много свечей у иконы Богородицы. Беру своего любимого за руку и подвожу к иконе. Внимательный взор из глубоких глазниц  - с укором.  Но в то же время - в нём скорбь и огромная теплота!  Я долго всматриваюсь в строгие черты лика, потом закрываю глаза и стою, не шевелясь. И вдруг  чувствую, что в моём сердце рождается необыкновенной силы нежность! Как будто большая птица оживает в моей груди, взмахивает огромными крыльями над водой и взмывает в самое небо! Всё выше и выше! И вот она уже парит над синим морем. Совсем рядом солнце! Оно светит мне в самое сердце! Я чувствую тепло руки моего друга. Она слегка дрожит. И я понимаю, что он  переживает  то же самое, созвучное с моими чувствами…

 Подходит старушка, убирает оплывшие свечи и тихо шепчет:
-Сегодня Дмитровская суббота, деточки. Все поминают усопших. Помяните и вы.
-А как называется эта икона?- спрашиваю старушку в смущении от своих неглубоких познаний.
-Казанская Божья Матерь. Сегодня и её день – пятое ноября.

Согревшись, выходим из храма. Дождь перестал. Но на улице настолько зябко, что гулять расхотелось. Бежим к вокзалу и садимся в первый  автобус, идущий до моего села.
    Уже возле дома он целует меня в щёки, шепчет какие-то глупости. Никак не отпускает от себя. И только грозная фигура отца, неожиданно вышедшего из-за поворота, сокращает время нашего расставания.

  Потом он уезжает. И я долго-долго жду первого его письма.

  Письма были редкими. Одно-два в месяц. Но зато пришли посылки с грецкими орехами и урюком. И маленькая бандероль с пластинками, записанными в местной студии звукозаписи на гибких голубых дисках. Каждая пластинка начиналась с нескольких фраз звукового письма: «Здравствуй, любимая. Извини, что редко пишу…» А дальше - плохо различимые звуки какой-то незнакомой песни на непонятном мне языке. Я совершенно ничего не могла разобрать, сколько не вслушивалась в эти несущиеся  с пластинок звуки.
    Пролетел десятый класс. А потом - выпускные и вступительные экзамены. И вот я  уже студентка. Повзрослевшая, с длинной русой косой, староста группы. Друг ушёл служить в Армию, так и не приехав в моё село. Но письма по-прежнему приходили. Полные нежности и признаний. Я зажигала на танцах в общежитии, гуляла с молоденьким студентом, целовалась с ним в парке у старой липы. Но Канти ничего этого не знал. А я - особо  не терзалась.

  Незаметно наступило время его возвращения. И опять нахлынувшее волнение заполнило всю меня до донышка! До неровного сердцебиения и дрожи в руках. Приехав на выходные в родное село, плотно-плотно закрыла шторами окно, не спала всю ночь, пугаясь любого шороха, доносящегося из форточки. Наверное, если бы он постучал в стекло, пробравшись незаметно в палисадник,  как бывало в ту - яркую и полную нашей любви - осень, то сердце разорвалось бы от этой ожидаемой неожиданности!
  Но летели дни. А он не возвращался. И мои чувства, вспыхнувшие было опять в сердце, как угольки в потухающем костерке, стали  медленно умирать.

 Закончился второй курс. Уже сдана летняя сессия. И наконец-то, встреча произошла. А потом - целых два месяца встреч. С поцелуями, гуляниями под луной, его объяснениями в любви и предложением руки и сердца. Но как-то уж слишком спокойно было в моей душе. И сердце больше не ёкало, не отзывалось волнением на стук в окно, приглашающий на свидание. Теперь мой друг казался мне каким-то слишком простым и необразованным.  Мои брови невольно хмурились, когда рассказывал он о мусульманских традициях, готовя меня к предстоящим переменам.  Раньше, в пору безоблачной юности, я млела от таких разговоров. Мне очень нравились его решительность, желание прожить со мной всю свою жизнь,  его страстная любовь. Сейчас я будто очнулась, понимая и чувствуя настоящую бездну, разделяющую нас.  Река его жизни текла теперь не в моих  берегах. И я уже не пыталась войти в неё, наполненную чужими потоками и страстями.  Как бы ни было тяжело нам обоим, но мы понимали, что  наш разрыв стал неминуем. Тут уж надо выбирать: либо расставаться, либо сделать шаг за грань привычной жизни. И я бы сделала этот шаг, любя его прежней сумасшедшей юношеской любовью. Но на сердце уже была пустота, не заполняемая его миром.
    Он ещё несколько раз заходил в  общежитие - приезжая в мой студенческий город - подолгу стоял в холле в надежде увидеть меня. Но никогда не подходил и не заводил никаких разговоров. А потом куда-то и вовсе пропал. И появился в моём селе через десять лет.

 Уложив после обеда малыша спать, я перемывала посуду на кухне и беззаботно поглядывала в окно. И вдруг увидела его, стоящего напротив нашего дома.  Супермодный пиджак, каких у нас в селе и не видывали, штатовские джинсы, уложенная шевелюра. Похоже, что он готовился к встрече - хотел выглядеть. Как от удара током, вздрогнув, отпрянула  от окна! Хотя он и не смотрел в мою сторону, и стоял, опустив голову.  Ждал.  Но я не вышла даже поговорить. Мимолётная и ничего не значащая с ним встреча была невозможна. Где-где, а  уж в нашем-то селе кто-нибудь обязательно постарался бы донести до мужа такую сногсшибательную новость!  Но старый друг заходил в гости к моей маме - сказать, что по-прежнему одинок, что не смог разлюбить.

   Ещё через год моя семья переехала в далёкий город.  Жизнь закрутилась, как карусель в старом парке. Ежедневно возникали дела, подгоняемые сроками. Зима сменялась весной, лето – осенью. И не было времени, да и желания тоже, присесть на часок, открыть старый альбом с потускневшими снимками и вспомнить того, кто дарил мне в этой жизни тепло и любовь. Вспомнить с благодарностью, с чувством божьей благодати в сердце.
    Так пролетел  ещё один  десяток лет.  И вдруг  этот сон - уже неделю не даёт мне покоя: выпускной  класс, звёздные вечера, проведённые на скамейке в осенней роще, его тёплые руки и полные нежности, огромные тёмные глаза. Защемило  сердце, затерзали муки совести. Почему он  снится? Неужели  думает сейчас обо мне? Неужели до сих пор не забыл? Неужели его чувства сейчас опять меня тревожат и не дают спокойно спать ночами? Решаюсь позвонить маме.
-Целую неделю думаю о Канти…
- Он погиб. Как раз, неделю назад. Помяни его, дочка.
У мамы совсем  тусклый  голос. За долгую жизнь она научилась ценить в людях сердечное.
    Напекла пирогов. Зажгла свечу. Помолилась. Помянула.
***
Столько лет промчалось! Целая жизнь.
Опять осень. Ветер  сегодня гонял всю ночь  свинцовые  тучи по небу, завывал в проводах и рвал в клочья  сон.
-Какой сегодня день? – спрашиваю  мужа, даже не успев открыть  глаза.   В сердце - тревога, смешивающая  лёгкое ощущение  тёплой осени и светлой юношеской любви с чувством  вины и безвозвратности. 
– Что с тобой?
-  Видела родительский дом. Раннее утро. Мама гремит подойником. А потом подходит ко мне, спящей, и тихо - одними губами - говорит: « Он приехал – твой Кантик», -  называет его не по имени, а по прозвищу, которое я когда-то сама  и  придумала для него, а теперь  уже забыла сто лет назад…
- Сегодня  пятое ноября.  Дмитровская суббота.
-Давай сходим в храм…