Вот и ещё одна осень...

*  *  * 


Б. Чичибабину


То были дни, когда в кафе „Болонья”
входили два ещё живых поэта.
Один из них – давно в нездешнем лоне.
Несут его черниговские кони
вдоль радуги. Вдоль крутояра-лета.

То были дни, когда в шинок, на стыке
Студенческой и Пушки, забредали
на пару мы, книголюбиволики,
тревожнооки, бражники-музЫки,
на ангелов похожие едва ли.

Он все глядит, задумчивая птица,
в предзимье том на огневые ветки.
И он – средь тех, кто мне доныне снится,
среди троих... Строга его зеница,
чиста, как подвиг первой пятилетки.

На сердце смуту и целим, и множим
изломом слова, неизломом духа.
В кургузом рабстве пелось о хорошем.
А что споёшь сегодняшним, небожьим,
добытчикам – с плечами, но без слуха?

То были дни без алчи, дни иные.
Скользят сквозь осень золотые звери.
Он курит у окна, и у стены я
молчу о том, что мытари земные
пришли за нами. И ломают двери...





*  *  *



Бледно-лиловые астры в сумраке стылого сада
светят над чёрной землёю после унылых дождей.
Ярко-оранжевым ядом брызжут календул лампады.
Холодно, пусто. Часами – нет ни собак, ни людей

в этих посадках старинных...
Только корявые лики
разнорабочих деревьев – яблонь, черешен и слив –
не покидают усадьбы. Да рассыпаются крики
соек, снующих повсюду в поиске скудных пожив.

Полупрозрачные астры не по-сентябрьски озябли.
Рано повеяло стужей и соловецким вином.
Хлопнем по шкалику, братец, выпьем ещё по три капли
и угловатые грабли в тёплые лапы возьмем.

Вот и ещё одна осень, палой листвы погребенье.
Листья становятся дымом, запахом и забытьём.
А в глубине, за ветвями, - близко-далёкие тени:
словно вчера ещё,
в детстве по листопаду идём...