Женские мечты о дальних странах. Глава VIII

1996 май, июнь

Гуся нашли только к вечеру, во Владимире, - забрали из павильона «Звезды Лас-Вегаса». Этот павильон освещал своей разноцветной ламповой мишурой загаженную троллейбусную остановку в тупиковом городском квартале и еще недавно был магазином «Овощи-фрукты». Здесь Щегол и осознал, насколько ничтожным персонажем сделался его лучший боец. А ведь думал приблизить его, назначить на место Грузила, которого, в свою очередь, предстояло задвинуть, поскольку слишком очевидной стала в нем тяга к самостоятельности. Если в бандитском бизнесе кто-то рядом с тобой явно томится ролью второго плана, то лучше сработать на опережение. За порогом павильона Гусь сощурился — его воспаленные глаза не могли вынести даже сумерек на открытом пространстве. Он озирался, не понимая, что происходит, и, как всякий слизняк, при намеке на опасность стремился назад в ракушку. Поэтому проверку перенесли на завтра.

Утро было раннее, еще не все петухи накричались вдоволь. Грузило рулил, Круглый сидел рядом, Щегол и Гусь — сзади. Приехали. Щегол кивком отправил испуганного Гуся к дому Барановых. Эту ночь Гусь провел в гараже у Грузила. Ему невыносимо хотелось пива и звона жетонов. Он вылез из машины, неуверенно прошел во двор. Остальные внимательно следили за ним из-за темных стекол джипа. После стука в окно, на крыльцо вышли жена Вениаминовича и младшая дочь. Воровато озираясь по сторонам, Гусь старался быть вежливым, но, конечно, не испытывал никаких моральных мук по поводу того, что сломал этим людям жизнь.
— Здравствуйте. А можно Кристину?
Мать пристальнее взглянула на незваного гостя, то ли почувствовала, то ли узнала в нем соблазнителя старшей дочери, с трудом сдержала эмоции — и ненависть, и боязнь одновременно. Она обернулась к младшей, прикрыла ее, пытаясь защитить.
— Иди в дом!
Прежде чем скрыться за дверью, сестра Кристины успела бросить на Гуся гневный взгляд.
Щегол внимательно наблюдал за сценой во дворе. Баранова что-то сухо отвечала Гусю на вопрос о местонахождении Кристины и поглядывала на цепного пса — а не спустить ли его. Щегол зло усмехнулся:
— Да, они видели кассету. Без базара. Смотрит на него, как партизанка на карателя. А ведь Гусь говорил, что не знаком с ее родителями. Что скажешь, Круглый?
Тот испуганно взглянул на бригадира, изобразил размышления:
— Гусь как-то просил кассету - посмотреть, что получилось после окончательного монтажа...
Щегол сощурился.
— Переписывал?
Круглый запаниковал, голос его утончился, завибрировал.
— Не знаю. Кассету взял вечером, на следующий день вернул.

Гусь между тем простился с матерью любовницы, вернулся к джипу, сел. Щегол посмотрел на него.
— Ну?
Тот пытался бодриться:
— Все нормально, с Витамином - на море. Отдыхают.
Щегол изобразил умиление:
— На море?
Гусь повелся на это умиление, немного расслабился.
— Да.
— На море — хорошо. Я бы тоже не против. А чего же Крыса тебя не предупредила?
Гусь пожал плечами.
— Наверное, не успела. Витамину приспичило отдохнуть на море, может, горящая путевка.
— Горящая?
Гусь потух, почувствовал, что никто не верит в его версию.
— Может быть...

Поехали. Бригадир замолчал, отвернулся. Гусь искоса посматривал на братков. Они выехали из поселка на трассу, разогнались, впереди показался поворот на грунтовку — в лес. Щегол глянул на Грузило.
— Сверни, подышим воздухом, подумаем, что это может означать.
Грузило выполнил указание, Гусю стало совсем невмоготу — побледнел, подкатила тошнота. Открылась небольшая полянка — вид на речушку, угли потухшего костра, место для пикников.
— Здесь.
Остановились. Грузило заглушил двигатель. Щегол вылез из машины, потянулся. Вслед за ним вылезли остальные. Пели птички, у берега журчала вода. Солнце едва поднялось над лесом, но уже припекало. По кивку Щегла Грузило распахнул дверцу багажника, из глубины вытянул упаковку с пивом. Щегол взял банку, открыл, сделал глоток, огляделся с таким видом, будто наслаждается природой. Все последовали его примеру. Но когда Гусь запрокинул голову и жадно задергал кадыком, Щегол резко ударил его в грудь — в разные стороны разлетелись брызги, банка, сам Гусь. Он не успел подняться с земли, как Щегол несколько раз пнул его — куда попало. Потом уступил место Круглому, и тот сначала несильно, но, опасаясь бригадирского гнева, все более изощренно принялся избивать приятеля. А может, мстил за свои неудачи и зависть, которую всегда испытывал к красавчику Гусю. В это время Щегол достал из машины саперную лопатку, а Грузило вынул помповое ружье. Гусь катался по земле, стонал, харкал кровью. Щегол скомандовал Круглому:
— Хорош!
Но Круглый разошелся и не мог затормозить, пока сам не получил от Грузила по голове прикладом ружья.
— Тебе сказали, хорош!

Щегол схватил Гуся за загривок и потащил подальше в лес, Круглый и Грузило последовали за ними. Выбрав укромное местечко, бригадир бросил Гусю лопатку.
— Копай могилу! Здесь ты, падла, и ляжешь.
Герой-любовник плакал, ползал у ног, но, получив еще один удар, начал лихорадочно рыть землю. Грузило тихо спросил:
— Для кого кассету переписывал?
Гусь замер, посмотрел преданным взглядом на бригадира, на братву, размазал по лицу слезы и кровавые сопли, икнул. Щегол как будто успокоился.
— Расскажешь все, я еще посмотрю: подыхать тебе или жить.
Гусь снова икнул и заговорил:
— В карты проиграл... бабки... во Владимире... с мужиками познакомился в ресторане. По пьяни рассказал им про дела... Они согласились взять вместо бабок кассету, если будет интересно...
— Кто такие?
— Я не хотел платить. Они вроде не бандиты, чо я, буду лохам платить... у пацанов спросил... говорят, плати... эти своего не упустят... бывшие военные.
— Военные?
— Ну... эти... после горячих точек. У них там свой тренажерный зал. А больше я не знаю...
Щегол пошел к джипу. Гусь испугался, что его прямо сейчас и застрелят, но Грузило только пнул его.
— В машину!

*

Чебаков и Маклаков встретились в сквере. Лешка еще издали стал улыбаться — не виделись два месяца.
— Здорово, Вадик! Сразу новости?
— Если можно.
— Навестил я твоих деда и бабушку. Передал деньги, предупредил, чтобы никому ни слова. Кажется, прониклись...
С этой просьбой Чебаков по телефону обратился к другу два дня назад — после того, как приснились старики, такие несчастные и потерянные, что сердце защемило невыносимо. Была у них одна дочь — погибла, оставила им единственного внука — он пропал. Так ему во сне и сказали: «Вадик, зачем же мы жили-то? Приходит время помирать, а понять не можем, сидим целый день то возле подъезда, то в окно глядим. Ничего нам не хочется — ни телевизор смотреть, ни есть, ни спать — повидаться бы с тобой».
— Как они?
— Болеют. Но если мы в их возрасте будем не хуже... если вообще доживем... лично я сочту большой удачей. Пришлось им рассказать про тебя всякое, что смог придумать. Мол, работа секретная. Успокоились.
— Спасибо, Леха.
— Не за что. Прокатиться по весеннему Подмосковью... почувствовать себя шпионом — одно удовольствие. Скучают, конечно, очень. Может, пора выходить из подполья?
— Меня по-прежнему ищут.
— У тебя в этом «Ампире» свой информатор, да? Какая-нибудь девушка? Впрочем, лишнего знать не хочу. Посидим в кафе?
— Завтра. Приглашаю тебя на обед.
— Ночуешь в Москве?
— Да.
— Завел женщину?
— Снял квартиру.
— Когда уже это закончится и мы сможем нормально общаться?
— До завтра, Леха. Передавай привет жене и сыну, только не говори, от кого привет.
— Ты уже так шутил.

*

Запарковав джип на стоянке перед спортивным комплексом, Щегол, Грузило и побитый Гусь поднялись в тренажерный зал. Круглого с собой не взяли — за то, что выдал кассету, он получил в качестве наказания несколько ударов и отпросился к стоматологу, поскольку два передних зуба сломались и потребовали срочного врачебного вмешательства. Осмотрелись среди станков, снарядов и посетителей. Гусь показал бригадиру на одного из инструкторов. Тот заметил гостей, подошел, с насмешкой глянул на неудачливого картежника. Щегол прищурился, в глазах сверкнул металл, он не торопился заговаривать, смотрел в упор — обыкновенно такого кинжального взгляда хватало, чтобы лишить самообладания челнока или распотрошить держателя палатки, но на ветерана ВДВ, воевавшего в Афганистане и Карабахе, этот прием не произвел желаемого впечатления. Капитан запаса знал слишком хорошо, что не все то сталь, что блестит, и не всякая сталь — оружие, особенно в эпоху хрупких китайских подделок. Однако лучше не расслабляться. В общем, он нисколько не смутился, спросил холодно и уверенно:
— Вопросы?
— Пообщаемся?
— Если есть о чем.
Жестом предложил пройти в служебное помещение.

Расселись в креслах вокруг низкого столика, среди цветов в больших горшках. Только Гусь остался на ногах. В комнату вошли еще двое крепких молодых мужчин. Щегол потускнел — если что начнется, перевес явно на стороне противника. Впрочем, дело не только в этом — что-то дрогнуло в душе Алексея Николаевича, что-то вспомнилось, очень близкое, даже родное — запах пота в спортивном зале, лязгают блины на штанге, звуки гулко отдаются под высоким потолком. Вот оно что — да просто мир опрокинулся: вчерашние военные учат людей физкультуре — вдох-выдох, а он, дипломированный тренер, не расстается с оружием. Пришлось тряхнуть головой, чтобы избавиться от лирики.
— Такое дело. Вот этот говнюк отдал вам то, что принадлежит мне. Я бы хотел вернуть.
Инструктор улыбнулся:
— Две зеленых штуки. Привози деньги, получишь кассету.
Щегол задумался - почему все так просто, понял:
— Да, глупо — две зеленых штуки за копию кассеты... Тем более что вы... уже показали ее всем, кому интересно.
Ветераны только пожали плечами — мол, это же ты предложил. Щегол озлился на самого себя — реально, зачем приехал? Как стыдно! На что рассчитывал?
— Нехорошо.
Капитан запаса кивнул на Гуся:
— Твой говнюк — твоя проблема.
Второй инструктор добавил:
— За нами косяка нет. Любой авторитетный человек скажет. Да ты и сам знаешь. Денег у него не было, мы нашли, как их получить. Чистый бизнес.
— Базара нет, карточный долг — святое.
— Ладно. Приходите, записывайтесь! У нас лучший зал в городе.

Щегол усмехнулся, глянул примирительно — мол, все правильно, развел руками, хлопнул по коленям, поднялся. Вслед за ним — Грузило. Направились к двери. Но, видимо, капитану показалось, что он недостаточно унизил гостей, решил добить и на прощание дал совет:
— А в другой раз вы пишите на кассете... как в Голливуде: «только для домашнего просмотра, тиражировать и все такое запрещено». Мы хотя бы будем знать.

Ехали по Владимиру. Гусь напряженно смотрел то на Щегла, то на Грузило, пытался собраться с духом — задать вопрос, что-то сказать. Но все молчали. Остановились на светофоре. Мгновенно созрело решение — Гусь схватился за ручку дверцы, успел ее приоткрыть, хотел выпрыгнуть на улицу, но бригадир резким рывком вернул его в салон, сначала бил руками, потом бросил его на пол и начал топтать. Загорелся зеленый, набрали скорость. Гусь затих, Щегол долго не мог отдышаться. Грузило заговорил спокойным голосом:
— Ну что — в лес?
Щегол думал. Забитый, затравленный Гусь смотрел на него снизу вверх, все ждали решения.
— Только один способ остаться живым, — Щегол глянул на Гуся. — Завод должен сгореть, понял?
Гусь кивнул. Щегол продолжил:
— Найдешь в поселке алкашей, которых за это дело уволили, дашь им денег, пусть подожгут. Сам не лезь. Никто не должен подумать, что это имеет к нам отношение.
Грузило присоединился к разговору:
— И салон помоешь. Чтобы ни крови, ни говна твоего тут не было.

*

Однокомнатная квартира, в которой останавливался Чебаков, приезжая в Москву, находилась в девятиэтажном панельном доме на Измайловском шоссе. Платил он за нее двести долларов в месяц, ночевал крайне редко. Но если ночевал, то не один, а с Надей. Для того, собственно, и обзавелся жилплощадью. С хозяевами общалась Надя. Она же и нашла этот вариант, но без Вадима здесь почти не появлялась. Домашний телефон они просто выдернули из розетки и убрали в шкаф, чтобы по оплошности никуда не позвонить, не засветиться на чьем-нибудь определителе номера, чтобы никто их не мог выследить или вычислить. По той же причине она всегда называла его Леонидом, чтобы нигде ни в каком разговоре не произнести случайно запретное имя. Не скоро, но привыкла. Эти меры предосторожности завел Чебаков, а Надя их свято выполняла. Иногда он ясно понимал, что дует на воду, обжегшись на молоке, и самого себя подозревал в паранойе. Но ставки были слишком высоки — если судьба рухнет еще раз, из-под обломков ему будет не выбраться.

Этим вечером проблема бдительности заметно обострилась - по настоянию Вадима они засобирались в театр. Ему вдруг стало невмоготу - любимый город накануне лета цветет и благоухает, новая яркая жизнь кругом, а он все прячется по норам. То кирпичи, то поселковые алкоголики, то черепица, то Витамин Баранов и его шаловливая дочь, то братки из Березняков... Словом, заныло, потянуло к прежним радостям, и вот - два часа назад он купил себе на Тверской отличный серый костюм, туфли и рубашку. По дороге на Измайловское шоссе завернул в парикмахерскую. Молодая женщина, мастер, хорошо его постригла, обмолвилась - «вам бы еще и побриться». В ту минуту он не был готов к таким кардинальным переменам, но на съемной квартире принял душ и надолго замер перед зеркалом — борода лопатой при новом костюме и в театральном партере из средства маскировки превращалась в надежный способ привлечь всеобщее внимание. «Надо собраться с духом и поправить ее». Спустился в магазин на углу дома, купил ножницы и бритвенные принадлежности. Снова замер в ванной перед зеркалом. Это ведь была не просто борода. Это был символ пережитой катастрофы, верная спутница. Никто и не знал Василия Гаврилова с гладким подбородком. В последний раз Чебаков тщательно выбривал лицо перед поездкой в Сочи. Наконец взялся за ножницы — «оставлю эспаньолку». Услышал, как в квартиру кто-то зашел.
— Милый, ты уже здесь?
Надя заглянула в ванную. Увидев, чем занят ее Леонид, улыбнулась:
— Неужели? Хорошо, что застала тебя в процессе. Иначе могла не узнать. — Она приникла к нему, поцеловала. — Может, никуда не пойдем?
— Я уже и бороду сбрил.
Она исчезла, чтобы тут же вернуться, — проскользнула мимо него под душ, отразилась в зеркале голой спиной, пустила воду.
— Разве могла я подумать полтора года назад, что вот так запросто буду обходиться со своим начальником?..
— А я как подумаю: сколько упущенных возможностей... я ведь мог злоупотреблять своим положением — в обеденные перерывы, в утренние часы до прихода большого босса, в вечерние часы после его ухода... а мой огромный письменный стол?
— А кушетка в комнате отдыха?
— А кресла?
— А широкие подоконники?
— Еще немного таких картинок, и мы точно никуда не пойдем.
Чебаков смыл пену, потер бледные щеки, резко контрастирующие с загорелыми скулами — опять демаскирующие факторы. Надя выглянула из-за занавески.
— Замолкаю. — И тут же заговорила о другом: — Я сегодня обедала с Викой из отдела безопасности. Она, между прочим, рассказала, что этот охранник Прохоров регулярно пасется в Березняках. Они там до сих пор тебя ждут.
Чебаков невольно замер. Надя выключила душ.
— Надеюсь, тебя там нет?
— Меня там нет.
Обмотавшись полотенцем, она вылезла из ванны, встала перед зеркалом рядом с Чебаковым.
— Леня, а почему ты не дашь им наводку, где искать Галю? У тебя ведь есть на этот счет свои мысли?
Конечно, Чебаков понял, что для Нади это не случайный вопрос, но отвечать не спешил, размазывал по лицу крем. В ее глазах появилась ревность.
— Неужели до сих пор ее любишь?
— Возможно, именно так я и сделаю... только позже.
Он поцеловал подругу и вышел. Она с грустью посмотрела в зеркало на свое отражение, сняла полотенце, повернулась боком - «как мой животик, плоский или уже»? Они собирались в театр.

*

Сеньор Атаназио Риччурелло, богатый вдовец из Неаполя, еще вполне крепкий, несмотря на свои шестьдесят четыре, игрок в гольф и бридж, любитель быстрых машин и ценитель женских прелестей, получил удар в висок, улетел к журнальному стеклянному столику, снес его напрочь и, захлебнувшись возмущением, окончательно затих на полу. Вдребезги - бокалы, бутылки, вазы, в ошметки - фрукты и ягоды. Из многочисленных порезов на его руках и лице в густой ворс дорогого турецкого ковра резво побежала кровь. Теперь Кирилл Шульга бился один на один с телохранителем сеньора. Джанлука был не просто здоровый парень - пять лет назад он доблестно отслужил в элитном подразделении морских диверсантов и с тех пор постоянно поддерживал форму. К тому же вооружился ножом. В общем, это была схватка почти равных бойцов; в какой-то момент Джанлука даже начал побеждать, ему удалось ранить Кирилла, но скоро он лишился всех преимуществ и попал в жесткий захват. Кирилл душил его, не обращая внимания на удары кулаками, которые пропускал сам. Телохранитель бил все слабее и наконец обмяк - без шансов снова взбодриться.
Во времена СССР, холодной войны и локальных конфликтов по всей планете, когда коммунизм тягался с империализмом за умы и души народов третьего мира, Кирилл и Джанлука, коллеги спецназовцы из противоборствующих лагерей, могли бы запросто сойтись в рукопашной у пирсов какой-нибудь Анголы. Однако ироничная судьба свела их на Лазурном берегу Франции, где ни один из агрессивных блоков давно не планировал никаких сражений. Номер люкс в отеле пять звезд превратился в помойку.

Кирилл чуть ли не с разбегу прыгнул за руль. Юлю била мелкая дрожь, с которой она никак не могла справиться. Резко с места помчались прочь от гостиницы, глядя в зеркала заднего вида, боясь погони. За окнами мелькали вечерние средиземноморские ландшафты. Наконец Юля решилась взглянуть на сообщника и задать страшный вопрос:
— Ты их убил?
— Почему ты так решила?
— Но как ты ушел?
Кирилл только усмехнулся. Юля проговорила потерянно:
— Ты их убил.
— Успокойся. Только вырубил. Старика запросто, со вторым пришлось повозиться.
Некоторое время ехали молча. Кирилл посмотрел на подругу с упреком.
— Похоже, о них ты беспокоишься больше, чем обо мне. А? Что скажешь?
Она отвернулась к окну. Он продолжил:
— Может, жалеешь, что не осталась там?
— Мне было с ним спокойно.
— Спокойно?! Давно ты мечтаешь о покое? А может, ты терлась не только с миллионером, но и с охранником? Может, они тебя на пару?
— Заткнись! Или останови, я выйду! Ненавижу, когда ты так... Ненавижу! Ненавижу!
Кирилл замолк, через несколько секунд заговорил спокойным тоном:
— Я просто ревную.
Юля усмехнулась:
— Очень смешно. Ты используешь меня как шлюху!
— Шлюхи отдаются по дешевке. Мы с тобой берем хорошие бабки.
— Да меня уже тошнит от хороших бабок. Ты обещал, что мы поженимся и заведем ребенка...
— Обязательно.
— Я уже не верю.
Кирилл сделал паузу.
— Хорошо. Это было в последний раз.
Юля посмотрела на него пристально. Он выдержал этот взгляд.
— Ты не можешь сесть за руль? Я боюсь, что потеряю сознание.
Он откинул полу куртки и показал кровавую рану в боку. Она испугалась.
— Это?!
— Удар ножом.
Он остановился, открыл дверцу, пересел на заднее сиденье. Мелкая Юлина дрожь тут же превратилась в истерику:
— Все кончилось! Тебе нужно в больницу!
Кирилл лег, тихо проговорил:
— Очень смешно. Поехали.
— Я боюсь, ты умрешь!
— Только не теперь, когда мы наконец набрали нужную сумму. Поехали!

Юля тронулась, рулила, скулила, утирала слезы. Кирилл дотянулся до нее пальцами.
— Ты слышала? Я сказал: «наконец нужную сумму».
— Я не понимаю!
— Открой бардачок. Там снизу - журнал.
Не отрываясь от вождения, она достала толстое обозрение - «Мир недвижимости» на французском языке.
— Что это?
— Открой на странице сорок шесть. Пятое объявление сверху.
Руки тряслись, она долго трепала листы, прежде чем нашла то, что нужно. Кирилл оставался спокойным, улыбался. Утирая слезы, Юля прочитала, переводя текст на русский язык:
— Суринам... Сто двадцать три километра от Парамарибо... на берегу моря...
На странице был снимок двухэтажного, сказочно красивого особняка. Кирилл подхватил:
— Площадь участка - полтора квадратных километра. Площадь дома - девятьсот двадцать квадратных метров. Два бассейна, пляж... — Закончил, превозмогая боль: — И все остальное. Тебе нравится, зайка?
Юля удивилась:
— Кирилл... ты... ты хочешь сказать...
— Теперь мы можем себе это позволить. Надо только выбраться отсюда. Дай карту!
Она передала ему карту автомобильных дорог, воодушевленная, как ребенок, стала быстро успокаиваться. Он изучил маршрут.
— Через двадцать километров наш поворот. Еще через сотню километров мотель... вот здесь. Запомни на тот случай, если я потеряю сознание. — Он показал ей на карте нужное направление. — Место глухое. Русских там наверняка нет. А все остальные глянут в документы и легко поверят, что мы с тобой словаки.
Она посмотрела на карту. Кирилл продолжил:
— Будем проезжать через этот городок, купи в аптеке все необходимое. Рана не очень глубокая, мне надо будет отлежаться неделю. Потом уедем в Лиссабон, возьмем билеты в Каракас или в Джорджтаун, или в Кайенну... а уже потом в Суринам. Зайка, ты не будешь против, если я посплю... мне немного холодно.
— Я все сделаю... ты только, пожалуйста, держись.

*

Над пивнарем в Комсомольском распахнулось ночное звездное небо. Казалось, подними кверху глаза и ужаснись тому, как мелко и паскудно живешь. Но посетители заведения смотрели под ноги, падали в пыль и ползали на карачках. В двух десятках метров от крыльца остановились бандитские конспиративные «Жигули» с темными стеклами. Иномарку, на которой Гусь ездил до того, у него отнял Щегол. Бывшая надежда местного самбо, еще недавно лихой браток и плейбой, сидел за рулем в совершенно прокисшем состоянии. Он томился ожиданием, разделял свое внимание между дверями забегаловки и собственным лицом в зеркальце заднего вида. Двери выглядели значительно лучше, хотя пинали их гораздо чаще. Наконец из мутного света на свежий воздух неуверенно выплыл Валентин Анатольевич Волгин, уволенный с завода за систематическую пьянку. Пошатываясь, он двинулся мимо «Жигулей». Гусь открыл дверцу, вылез, подхватил бедолагу под руки и помог ему залезть в автомобиль. Волгин промычал:
— Кто такой?
— Садись, мужик, садись! Я твой спонсор.
Волгин упал на заднее сиденье. Гусь занял свое место за рулем и поехал. Преодолевая тягостное опьянение, Валентин пытался прийти в себя, озирался, но с трудом удерживал голову.
— Э! Парень... ты это... куда это? Слышь... тормозни, я выйду!
— Не ссы, мужик!

В двух километрах за поселком Гусь остановился, вылез сам, выволок пассажира на обочину. В десятке метров от дороги в заросшем пруду в свете луны блестела черным вода. Спотыкаясь о высокие кочки, Гусь потащил к ней Валентина Анатольевича, тот начал упираться.
— Э! Э! Парень, ты чего?! Ты чего, парень?!
Гусь затолкнул Волгина в пруд и несколько раз окунул. Когда тот захрипел, наглотавшись мутной жижи, Гусь вытянул его на бережок, заглянул в лицо.
— Ну что, протрезвел малёха?
Валентина Анатольевича вырвало, он страшно кашлял — еле отдышался, смотрел испуганным взглядом в заплывшие из-за гематом глаза Гуся.
— Парень, это чо, я тебя так отмудохал? Брат, ты извини, ничего не помню, выпивши был. Не хотел я, брат!
— Значит, не протрезвел еще...
Он снова окунул алкаша в пруд.
— Хорош! Хорош! Трезвый, трезвый!
Гусь оттащил Валентина Анатольевича на дорогу.
— А вот теперь слушай: заработать хочешь?
— Кто не хочет...
— Какая у тебя на заводе зарплата была... три зарплаты получишь за одну ночь. Хочешь отомстить за то, что тебя уволили?
Волгин пробормотал недоверчиво:
— А чо делать-то?
— Как ночью незаметно пробраться на завод, знаешь?
— А как? Прямо на завод? Внутрь? Или куда?
— А так, чтобы поджечь... чтобы корпус сгорел со всей херней, которая там есть.

Валентин заглянул Гусю в глазные щели - соображал лихорадочно, боялся, что снова кинут в воду.
— Это... можно... в стеклянное окно... это... кинуть чего-нибудь... Сначала на забор, потом на крышу, потом с крыши в окно пару бутылок с бензином... Там, под окном, в цеху, доски... хорошо полыхнет.
— Завтра ночью... приеду за тобой в час. Будешь ждать меня возле автостанции. В час ночи. Бутылки с бензином привезу. На крышу полезем вместе. Только не болтай никому... иначе утоплю, понял?
— Понял.
Гусь вынул из кармана деньги, сунул их Валентину.
— Вот тебе аванс. Скажешь дома, что спьяну упал в лужу, понял?
— Понял.
— Не обижайся, мужик. Мне сказали, что трезвым ты не бываешь... Завтра станешь богатым, сможешь пить два месяца и еще жене конфет купишь. До завтра. А если не придешь, утоплю.

*

В квартиру они вернулись веселыми и счастливыми. В руках шуршали пакеты с продуктами. Отнесли их на кухню.
— Милый, спасибо за вечер. Мы в первый раз вышли из подполья... ну, почти вышли.
Чебаков поймал ее, обнял.
— Выглянули.
— Я в театре даже не смотрела на сцену, только на тебя... исподтишка... ты стал такой мачо. Надеюсь, это не разрушит твою конспирацию.
— Через пару недель снова буду выглядеть как чабан.
— Мой бедный чабан.
Поцеловались. Чебаков прошептал ей на ухо:
— Иди в душ, я приготовлю фруктовый салат... когда-то у меня это неплохо получалось. Встретимся в постели.

Он скинул пиджак, взял дуршлаг, высыпал в него яблоки и поставил в раковину под струю воды. Пока разбирал пакеты, Надя голышом проскользнула из комнаты в ванную и, высунув голову, спросила игривым тоном:
— Мужчина, я могу рассчитывать на то, что вы и меня помоете?
— Только после персиков и мандаринов.
И здесь с ней случился приступ тошноты. Она закрылась, быстро пустила душ, чтобы шорох струй о занавеску перекрыл рвотные звуки, склонилась над унитазом. Потом умыла лицо, посмотрела на себя в зеркало, села на край ванны, с грустью подумала: «Почему не замечает, что мои груди становятся больше? Так и не научился смотреть на женщин внимательно? По-прежнему весь в делах? Что же теперь будет? Сказать ему или нет?» Она погладила свой еще совсем плоский живот, тихо произнесла:
— А вдруг мы его подведем?

Через час они лежали на кровати, утомленные, успокоенные. Задумавшись каждый о своем, смотрели в потолок. Надя спросила тихим голосом:
— Милый, ты останешься завтра еще на одну ночь?
Чебаков ответил с сожалением:
— Я должен уехать.
Она помолчала недолго, но снова вернулась к этому разговору:
— А что будет послезавтра?
Чебаков поцеловал ее.
— Я не знаю, как долго это продлится...
— Месяцы или годы...
— Да.
— Даже если ты напишешь им письмо и там будет все, что ты знаешь про Галю?
— Это не решит проблему...
— Да, не решит.
— Я стараюсь... но потерять деньги легче, чем расплатиться по всем долгам...
Он прижал ее к себе.
— Не хочу говорить банальности. И не могу просить, чтобы ты связала свою судьбу с этой неопределенностью.
Надя ответила шепотом, имея в виду свою тайну:
— Я уже ее связала. Навсегда.
Вадим улыбнулся.
— Через две недели снова стану чабаном... а ты встретишь настоящего мачо, который не только по особым случаям мачо, но и в будни тоже...
— Ничего-то ты не понял, — она нежно его поцеловала. — Давай спать.

*

Кирилл поморщился от боли в боку, Юля глянула на него сочувственно. Они поздно встали, долго приводили себя в порядок, делали перевязку и вот теперь сидели за столиком на террасе гостиничного ресторана. Было душно. Официант принес им завтрак. И вдруг у них за спиной зазвучала русская речь. Юля вздрогнула. Девочка говорила с вызовом:
— Я не хочу здесь завтракать. Это не еда, а хавчик.
Ей ответил женский голос:
— Тебя никто не спрашивает, шо ты хочешь. Садись и ешь, останавливаться по дороге я не буду.
Кирилл и Юля осторожно скосились в сторону дочки и матери. Проша и Тома, шумно двигая стульями, усаживались через два столика от них. Проша не сдавалась:
— Очень плохо, что меня никто не спрашивает. Между прочим, мы в демократической стране, а ты ведешь себя как Салтычиха.
Официант подал им меню, деликатно отошел. Тома зашипела:
— Ты где нахваталась этой гадости?
— Какой гадости? Это русская литература. Приобрела по случаю пару книг. Пока ты изучаешь местный мужской контингент, я пытаюсь не забыть родную речь. Тебе стоит прочитать «Муму», там как раз про такую барыню, как ты.
— Заткнись, или я оставлю тебя здесь.
— Очень хорошо, моя милая мама. Надо же, до чего договорились! Может, сразу меня утопишь? — Она крикнула официанту: — Эй ты, Бэримор, у вас тут есть простая овсянка на молоке?
Юля усмехнулась одними глазами, посмотрела на Кирилла, произнесла шепотом:
— А ты говорил, здесь не будет русских.
— Я и представить не мог, что мы так широко расползлись по миру. Забавная девочка. А мама, видимо, богатая вдова.
У Юли тут же похолодел взгляд.
— Подумай лучше о своих ранах... и о нашем домике... неподалеку от Парамарибо.
— К тому же они сейчас уезжают.
— Ты опять меня дразнишь?
— Прости. Скатертью им дорога.

*

А в Березняках в это время уже был обед. Щегол и Грузило договорились встретиться в кафе «Таня», с которого лет пять тому назад начинали свою бандитскую карьеру, отняв заведение у начальницы городского общепита. Таней звали жену Щегла, Грузило тогда только что развелся со своей первой, вторую еще не завел. Обыкновенно они собирались здесь по праздникам, в общем, относились к этому местечку с особым чувством. Но сегодня Щегол глядел на всех злыми глазами. Грузило доложил:
— Короче... эта Женя просто ни при чем. С Васей не видится... ходит в любовницах у хозяина палатки, в которой торгует. Даже если выдернем ей ноги, Вася не заметит. Не факт, но, если выдернем, можем получить проблемы от владимирской братвы, которые крышуют палатку...
Грузило замолчал, посмотрел на бригадира, потом продолжил:
— Ты чо, собрался на большую войну? Мы же хотели легальный бизнес...
— Войны хочу не я. И легальный бизнес у меня только что отняли. Хороший бизнес, чтобы сесть на него и спокойно состариться.
— Отняли? Да мы даже не успели его получить. Мы только сняли одну кассету... Это все наши затраты... И теперь из-за этого мы будем подставляться под пули. Приедут из Владимира, из Москвы... чо будет?! У нас же семьи!
— Грузило, ты чо - обоссался?
Тот тоже перестал себя сдерживать:
— Я обоссался? Если мы кого-то раньше мочили, то я точно знал, какой будет выгода. А теперь? Этого завода нам никто никогда не отдаст! Ты послал меня посмотреть на дочку Паши-майора. Что ты хочешь — украсть ее? А ты забыл, что у тебя у самого две дочери? Или думаешь, что ты бог?!
— Закрой рот!
Помолчали. Первым заговорил Щегол — спокойным голосом:
— Я хочу, чтобы Пашей занялся новый муж его жены. Мы скажем ему: смотри, Боря, твоя Люся снова глядит на Пашу похотливыми глазами... А это так и есть, я сам ездил наблюдать, как Паша берет дочь на прогулку.
Грузило хмыкнул.
— Кранты! Ты что, психоаналитик, да?
— Ты! — Щегол снова озлился. — Я сказал, закрой рот и слушай сюда! Мы скажем ему: мужик, у тебя же есть бабки, закажи Пашу, пока он не стал богаче тебя и не забрал назад Люсю с детками...
Грузило только усмехнулся. Щегол продолжил:
— Он даст бабки. Мы это запишем на диктофон, найдем киллера. Киллера потом завалим... И тогда мы одним выстрелом убьем двух зайцев: Пашу — раз... а два — получим компромат на жирного Борю.
— Голливуд.
— А если сегодня ночью сгорит завод, мы тоже ни при чем. Гусь затащит на крышу алкаша и там его оставит... Так что поджигателя легко найдут... Мужика уволили, он обиделся. … Грузило, я тебя когда-нибудь подставлял?
Тот вздохнул, отрицательно качнул головой.
— И в этот раз будет правильно. Пойми: если сегодня на нас безнаказанно забили одни, завтра забьют другие... через год мы станем просто лохами. Если дать чуть-чуть заднюю — всё!

Первая партия черепицы, подобно тому блину, вышла комом. И теперь Рокотов лично следил за каждым этапом производства, а когда позволяло время, садился за техническое руководство и прочие книги по специальности. Необходимую библиотеку они собрали на пару с Чебаковым. Паша с радостью обнаружил в себе тягу к учению и почти ежедневно убеждался, что знания можно запросто конвертировать в успех и, в том числе, в деньги. В бытовку к нему заглянул один из рабочих, прошептал по секрету:
— Пал Палыч, там Валентин пришел...
Рокотов оторвал глаза от справочника.
— Какой Валентин?
— Анатолич. Волгин. Которого за пьянку... того.
— Ну и чего? Зашился? Закодировался?
— У него разговор.
— Пусть идет сюда.
— Это... говорит, нужно, чтобы никто не слышал.
Паша глянул с досадой.
— Упился до белой горячки? Пусть обращается в наркодиспансер.
Рабочий помялся.
— Говорит: важно это... всего завода касается.
— Где он?
— Там, за периметром, в кустах спрятался.

Паша вышел из цеха. Пересек заставленный штабелями двор, ворота, огляделся. Из кустов чуть приподнялся Волгин и, опасаясь быть замеченным кем-то еще, просигналил Паше рукой — сюда! Рокотов углубился в заросли, такие же пыльные, как и дорога. Валентин Анатольевич заговорил виноватым голосом:
— Ты, Пал Палыч, не думай... я сам никогда... просто спьяну испугался... и рассказал, как чего сделать можно. А сегодня с утра я сказал себе: ты о чем думаешь, Валян! Ты лучше пить бросай и приходи на завод. Паша и Вася — золотые мужики, возьмут обратно.
Он посмотрел на Пашу с надеждой, тот нахмурился.
— Ты о чем?
— Ну, как же — Гусь мне сказал, чтобы пожар сделать. Я его узнал. Сначала думаю, где-то видел... а потом ночью мелькнуло: да это же Гусь... из этих бандитов... Березняков. Если не сделаешь, говорит, утоплю. И так чуть не утопил...
Рокотов заглянул в мутные глаза выпивохи, увидел, что тот не врет и не бредит. Стояли, слушали, как работают в цехе станки. Наконец Паша принял решение:
— Как Гусь тебе сказал, так все и делай! Понял?
Волгин удивился, не поверил своим ушам.
— Так все и делать? На крышу? С бутылками?
— Именно так.
Валентину потребовалось время для раздумий — мыслительные процессы в похмельной голове протекали тяжело.
— А-а... понял.
— Только смотри, не выдай себя. А то и вправду утопит.
— Я - нет. Махну двести для храбрости. Я в таком состоянии хоть под танки. А потом, как добавлю еще двести, тут уже другие дела...
— Знаю, не рассказывай. Если сегодня ночью справишься... если пить бросишь, приходи, поговорим насчет работы.

Когда ближе к вечеру в цехе появился вернувшийся из Москвы Чебаков, Рокотов не спешил с тревожными новостями, сначала поговорили о новом имидже Василия Гаврилова, посмеялись. Только потом Паша рассказал о Валентине Анатольевиче, о Гусе и о решении, которое принял. Вадим поволновался, успокоился… и все же спросил:
— Ты уверен, что я тебе не нужен?
— Да.
— А может, я с вами? Мало ли... могут быть неожиданности.
Майор потянулся в кресле, улыбнулся.
— Вася... ты просто не знаешь... когда-то я командовал батальоном, освобождал от уродов поселки и города.
— Знаю.
— Я любил эту работу.

Ночи с пятницы на субботу были особенно беспокойными. Пьяная молодежь шумела в клубе на дискотеке, их отцы гудели в пивной. И хотя для многих — за отсутствием постоянной работы — выходные мало чем отличались от будней, все же в уик-энд гуляли с особым ожесточением — так повелось. Прислушиваясь к музыке и далеким голосам, озираясь, Гусь и Валентин Анатольевич забрались на забор. Волгину это упражнение далось очень тяжело, молодой сообщник тянул его за шкирку, помогал удержаться. За поясом у Гуся торчали две бутылки с коктейлем Молотова. С забора перебрались на крышу. Гусь поднялся выше... и вдруг вздрогнул от испуга - из-за конька рядом с ним возникла фигура Паши. В следующую секунду бандит получил удар, упал и покатится к краю - одна из бутылок за поясом разбилась, вторая выскользнула, он вскрикнул, подскочил, весь в горючей смеси, из штанин на шифер посыпались осколки стекла. Гусь прыгнул вниз и попал в руки сторожа. Хотел бросить того через бедро, и, наверное, справился бы, но беда, как известно, не ходит одна - подвела резкая боль в голеностопном суставе, результат неудачного приземления. Рокотов проводил Волгина назад к забору.
— Осторожней, когда будешь спускаться.
Под азартный лай собак, озираясь, задыхаясь, Валентин бежал домой - после такого стресса ему было не до пивной.

В ворота цеха сторож закатил тележку, на которой обыкновенно вывозили во двор свежеиспеченные кирпичи. Теперь их место занял связанный по рукам и ногам Гусь. Вокруг тележки бесился, давился злобой здоровый пес. С лязгом закрыли все замки. Тележку запарковали у печи. Перепуганный до смерти бандит лихорадочно вертел головой, пытаясь понять, что же дальше. Не обращая на него внимания, Паша приводил печь в рабочее состояние. Забушевало пламя. Сторож приласкал, успокоил возбужденную собаку. Рокотов наконец взглянул на Гуся.
— Ну что, гаденыш, хотел пожара? Будет тебе пожар. Какое там у тебя погоняло? Гусь?
Паша засмеялся наигранным садистским смехом, в глазах заиграли отсветы огня.
— Зажарим Гуся без всяких яблок. А завтра... отгрузим твой пепел в уборную. Просто там прибавится дерьма... вот и все.
Пленник заверещал:
— Я... нет... нет. Не надо! Пожалуйста. Ну, как... так не может быть!
Рокотов подтолкнул тележку с Гусем ближе к печи, тот почувствовал, как сразу зашевелились, затуманились густыми испарениями его штаны, обильно смоченные бензином и отработанным машинным маслом.
— Нет! Я... все сделаю, что хотите! Только не надо! Не надо!
Паша усмехнулся.
— Проблема в том, что мы от тебя ничего не хотим.
— Я расскажу, кто меня заставил.
— Я знаю, кто. Но Щегол — птица крупная. Летает высоко, нам его не достать. А вот тебя мы зажарим. Тебя никому не жалко. Ты с самого начала был просто мясом.
Гусь завизжал.
— У меня — штаны! Не надо! Я знаю, как его достать, я скажу. Я знаю, как Щегла достать!
Рокотов чуть отодвинул тележку.
— Что ты знаешь?
— Три убийства: алкаша за квартиру во Владимире, двух челноков... за товар... Это я сам был... и еще про четыре знаю...
— Места захоронения?
— Алкаша и челноков точно знаю. И другие трупы где-то там же зарыли... в лесу. Я покажу.
Паша сделал вид, что задумался, потом посмотрел на сторожа.
— А нам это надо?
Сторож подыграл:
— На всякий случай. Да и вообще... обидно, если пацана сожжем в огне, а Щегол сухим из воды...
Паша усмехнулся.
— Просто каламбур: Гуся в огонь, а сухим из воды выйдет Щегол. Откровенно говоря, я бы хотел с этим покончить.
Он снова чуть подтолкнул тележку к печи. Гусь заплакал.
— Не надо! Щегол знает, где живет ваша дочь... я слышал.
Рокотов напрягся, а Гусь заторопился выложить все, что может спасти его от расправы.
— Я слышал... они про это говорили с Грузилом.
— Ну... смотри, Гусеныш... Все расскажешь, а я на видео запишу... Ты ведь привык сниматься, да? — Он кивнул сторожу: — Ваня, в бытовке должна лежать камера... на которую праздник снимали.
Сторож направился в бытовку. Гусь не поверил, что останется жить.
— А вы печь отключите...
— Успею... чем больше расскажешь, тем дороже будет стоить твоя жизнь. Но если соврешь... хоть одно слово...
— А вы потом?
— Что?
— Щегол узнает, что завод не загорелся, будет меня искать...
— Если все про Щегла расскажешь, мы включим тебя в программу защиты свидетелей. Охранять будем. Ты же любитель кино... видел, как в Америке бывает.
Гусь пробормотал пересохшими губами:
— Нет... или видел... не знаю.
— Ну, неважно...
Подошел сторож с видеокамерой. Рокотов поднял Гуся с тележки, освободил от веревок, подвел к стене, посадил на кирпичи.
— Снимать будем крупно. Голова и грудь. Так что жопой можешь не вертеть. У нас тут не порностудия.

*

Майор Устинов лениво слушал доклад двух молодых офицеров.
— Обокрали торговую палатку, утащили все, что горит... Мы их взяли, но они никакие. Полная отключка... непонятно, когда в себя придут...
Двери широко распахнулись, и в кабинет по-хозяйски вошел полковник. И майор, и его подчиненные тут же подскочили в стойку «смирно».
— Здравия желаем, товарищ полковник!
Всех троих, особенно Устинова, откровенно напугал неожиданный визит областного начальства. Властным движением головы полковник Воронцов выслал из кабинета молодых офицеров и положил на стол перед майором большой конверт.
— Что это, товарищ полковник?
— А ты посмотри... почитай, что на конверте!
Тот взял конверт, на нем - крупными буквами - один из адресатов: «Копия в Генеральную прокуратуру РФ». Затаив дыхание, Устинов заглянул внутрь, вынул видеокассету... побледнел, вспомнив о банных скандалах, мелькнула мысль: «вот и попарились»... Опять спросил севшим голосом:
— Что это?
Воронцов зло усмехнулся, правильно оценив состояние майора.
— Здесь, как минимум, десять висяков, которые на твоем отделе... и еще два десятка преступлений, которые ты, по всей видимости, не стал регистрировать... Где тут у тебя?..
Он посмотрел на видеодвойку. Устинов быстро включил аппаратуру, вставил кассету. На экране телевизора появился Гусь. Прерываясь на вздохи и всхлипы, но, в общем, очень старательно, он начал сдавать своих разбойных товарищей:
— Щегол взял саперную лопатку... он ее всегда возит в машине... и так вот... разрубил ему череп. Потом заставил меня сделать то же самое. Там от головы вообще ничего не осталось. Просто каша. Свалили в яму... и мы с Круглым закопали... там еще такая большая сосна с обломанной верхушкой... я покажу.

Воронцов взял пульт, остановил кассету, глянул на майора.
— Узнаешь?
— Так точно!
— Твои?
— Мои. Товарищ полковник... это... он же битый... его заставили сказать... может, на самом деле...
Полковник посмотрел на подчиненного испытующе.
— Позже он расскажет, кто и за что его избил. Какие отношения у тебя со Щеглом?
Майор испугался.
— Никаких, товарищ полковник.
— Через час, максимум через два, Щегол, Грузило, Круглый, Колян, Ноготь, Мазут и Леня Вареный должны сидеть в обезьяннике. Видишь, как серьезно я настроен: запомнил все их поганые клички. Во дворе автобус — привез тебе в помощь мой спецназ.
Устинов вытянулся.
— Разрешите выполнять?
— А потом продолжим. Время пошло.
Майор быстро достал из сейфа пистолет, схватил фуражку и выбежал из кабинета. Воронцов перевел дух, опустился в кресло.

*

Кирилл лежал на кровати, осторожно почесывал живот вокруг раны, смотрел телевизор. В гостиничный номер ворвалась Юля. Размахивая газетой, она начала бить ею сообщника, кричала:
— Ты убил их! Ты убил! Ты их убил!
Кирилл быстро вырвал газету, прижал Юлю к себе, но после того, как она попала ему в больной бок, оттолкнул. Ударившись о шкаф, Юля отползла, забилась в угол и заплакала. Кирилл раскрыл газету. С первой страницы на него глянули сеньор Атаназио Риччурелло и Джанлука, еще живые, улыбчивые, но заголовок статьи не оставлял сомнений — оба мертвы. Кирилл быстро побежал глазами по строчкам.
— А ты бы предпочла, чтобы здесь был мой снимок?
Юля застонала. Он поднялся, выглянул из окна, приоткрыл дверь — никого нет, опустился на пол рядом с подругой.
— Я тебя не обманывал... Я не знал, что они умерли... Меня ударили ножом, я просто пытался вырваться... Мне было не до того, чтобы щупать им пульс или приводить в чувство...
Юля в истерике затрясла головой.
— Врешь, все врешь... не будет у нас никакого дома... Не будет!
Кирилл проговорил спокойным голосом:
— Будет. Совсем скоро.
Она неожиданно затихла.
— Нас посадят в тюрьму.
Он прижал ее к себе, у нее не осталось сил сопротивляться.
— Какая тюрьма? — Кирилл развернул газету. — Ты видишь, что здесь написано? — Перевел с листа: — Подозреваемый... молодой мужчина спортивного телосложения... Вместе с погибшими была девушка... предположительно, она стала заложницей... Нет сомнений, что это разборки между двумя мафиями — итальянской и русской.
Кирилл взял голову Юли в свои ладони, посмотрел в ее глаза.
— Это все, что у них есть. Они сами себя запугали русской мафией и теперь будут бегать по кругу. Прежде чем они чего-то раскопают, мы уже обзаведемся детьми. Мы соберемся прямо сейчас... и завтра приземлимся за океаном.
— Но ты их убил! Ты убил!
— Ах, вот в чем дело!
Он оттолкнул Юлю, поднялся, прошелся по комнате.
— Убил. Надо же... Я их убил. Да я просто подонок! Чудовище! А ты - красавица. Видимо, ты и в самом деле прикипела к этому старику. Неужели он был приятнее Вадика Чебакова... или многих других? А ведь с Вадиком ты прожила намного дольше!
— При чем тут Вадик?
— Но ведь ты убила его... и с тех пор ни разу не пожалела.
Она посмотрела на Кирилла злыми глазами.
— Я его не убивала.
— Правда? Ты просто не видела в газете снимок с его трупом. У этих, по крайней мере, будет могила. А у Вадика ее нет. Закатали где-нибудь в цемент, сожгли в кислоте, скормили свиньям... Что, по-твоему, с ним произошло после того, как мы выгрузили его в Богучаре? Это же ты предложила сделать.
— А ты предлагал оставить в купе. Тогда бы его точно убили. Уже утром.
— Конечно. А ты подарила ему два дня жизни. Очень добрая. Тебе хочется думать, будто ты ни при чем: я всех обокрал, я всех убил. Хорошо, можешь и дальше себя обманывать. — Лёг на кровать. — В Южной Америке заберешь свою долю - половину всех наших денег.
— Почему не здесь?
— Потому что всякий, кто пришел за большими деньгами, привлекает особое внимание. Я не хочу, чтобы тебя взяли... прежде чем я окажусь подальше от этой тесной, вонючей, старой, сраной Европы.
— Ну да... как всегда... все просчитал, все учел...
— Я делал это ради нас двоих. Жаль, что нам не хватило сил добраться до финиша вместе. Ты меня ненавидишь. С этим я ничего не могу поделать... Красавица, я не буду сражаться за твою любовь! Может быть, я тоже хочу отмыться от этой крови, от этой грязи! Может, и мне стоит помечтать о спокойной жизни, о нежной девушке, не тронутой страстями! Пожалуй, такая больше подойдет на роль жены, матери моих детей.
Кирилл замолчал, прикрыл глаза. Юля вытерла слезы, посмотрела на него испуганным взглядом, поднялась с пола, легла рядом.
— Прости. Я просто устала.
— Я тоже устал... но теперь уже совсем немного.
Он обнял ее - помирились.

*

Спецназ резвился, как стая молодых хищников, которым добрые родители принесли с удачной охоты слегка придушенных зайчиков. Прямо на людной улице подрезали джип, вытащили из-за руля Грузило, уронили мордой в асфальт, надели наручники, достали из машины помповое ружье. Со вкусом, с азартом. Майор Устинов руководил захватами, не вылезая из милицейского авто — не хотел светиться. Тем же манером взяли еще двоих ухарей, Коляна и Мазуту. Перепуганного Круглого вытащили из уборной на заднем дворе его дома. В кафе повязали Щегла и Леню Вареного. Опрокинули столик, разбили бокалы с пивом, минут двадцать держали задержанных в луже. Когда Щегла волокли в «воронок», он сумел отыскать свирепым взглядом Устинова. И это был единственный акт сопротивления за все время операции: ничего вроде «захвата заложников и самолета в Киншасу», «живым не сдаюсь, отстреливаюсь до последнего патрона», «гранатой подорву себя и врагов»! Ничего такого, и слава Богу!

После обеда, когда все, кому назначено, присели в обезьянниках, к воротам кирпичного цеха подъехало несколько милицейских машин. Из них появились майор Устинов и полковник. Навстречу им вышли Паша и офицер, присланный сюда с парой бойцов до начала облавы - охранять Гуся. Полковник первым протянул Паше руку:
— Начальник областного УВД, Воронцов.
— Директор местного производства, Рокотов.
— Надеюсь по адресу?
— Ну, если насчёт кирпича, то по адресу.
Полковник улыбнулся, обернулся к Устинову:
— А что, майор, поговорил бы с Пал Палычем — крепкий мужик с юмором, нам такие нужны. Может пойдёт в милицию... боевой офицер, на гражданке, поди, скучно.
Устинов заискивающе глянул на одного, на второго:
— Пал Палыч уволился из армии по ранению. Да и денег здесь платят побольше.
Воронцов обнял Рокотова за плечи.
— Понятно. А как насчет Гусей?
— Гуси у нас тоже есть.
— Ну, пойдем - глянем!
Они направились к цеху, у ворот встретили Чебакова. Вадима заранее предупредили, что у высокого милицейского начальства в рамках проводимых мероприятий могут появиться вопросы к руководителю АО «Николаевский кирпич» и надо быть на месте. Никакой возможности уклониться от общения, и теперь Чебаков с тревогой ждал дальнейшего развития событий.
— А это — тот самый Василий Сергеевич? — спросил полковник.
— Гаврилов, - подтвердил Чебаков.
— А что, Василий Сергеевич, у вас действительно такой хороший кирпич, как все говорят?
— В общем, да. Надумаете строить дом, милости просим.
— Да что вы — откуда у простого служаки деньги на стройку? Но если есть возможность — у меня ребята руками кирпичи крошат на показательных выступлениях. Пришлёте пару КамАЗов? Чисто для тренировок.
— Рассмотрим предложение.
Посмеялись шутке. Полковник двинулся дальше. Устинов кивнул Чебакову приветственно, прошёл мимо, и вдруг какое-то сомнение появилось на лице майора. Он обернулся к Вадиму, но только на одну секунду — нужно было догонять начальника. Из бытовки вывели Гуся. Воронцов отдал приказ Устинову:
— Немедленно возьмите оперативно-следственную группу, понятых... и чтобы к вечеру у меня были места как минимум трех захоронений... все снять на камеру.
Майор поспешил исполнять, но, выйдя из цеха, снова задержался возле Чебакова, внимательно посмотрел ему в лицо.
— Спасибо, Василий Сергеевич, за активную гражданскую позицию.
— Пожалуйста, только я здесь ни при чем. Эту работу сделали без меня. Охрана.
— Я рад, что мы с вами наконец-то познакомились. А то все издали да понаслышке. У вас, кажется, раньше была большая борода?

Поздно вечером в кабинете Устинова в присутствии полковника Воронцова просмотрели отснятые материалы. В лесу Гусь показал места захоронения убитых бандой людей. Провели эксгумацию останков. Доказательной базы более чем достаточно. Завтра предстояли новые следственные мероприятия. С чувством исполненного долга Воронцов велел везти его во Владимир - домой, отсыпаться. Оставшись в одиночестве, майор спрятал в сейф документы, тяжело опустился в кресло — день, который начинался обыкновенно, оказался самым трудным в карьере. Долгое время он сидел, словно в ступоре, потом наморщил лоб - силился вспомнить нечто важное... вспомнил. Полез в ящики письменного стола и копался, копался там в бумагах... пока не нашел фотографии Чебакова, полученные некогда от Прохорова. Он долго разглядывал эти снимки, подносил их к глазам, держал на расстоянии... Наконец положил на стол, и лицо его прояснилось: «Так и есть - Витькин бегунок».

*

Этой же ночью рейсом в одну из южноамериканских столиц над Атлантикой летел Аэробус. На его борту в разных рядах, исполняя роли незнакомых людей, дремали Кирилл и Юля. Они ничего не знали о майоре Устинове, о полковнике Воронцове, о Щегле, о Грузиле и Круглом, о Гусе, о Паше Рокотове... Не знали ничего, но тем не менее ко всей этой истории имели самое непосредственное отношение. Попробуй задуматься о таких взаимосвязях - запросто сломаешь себе голову или придешь к нелепому выводу, будто разгром банды в Березняках стал возможен благодаря тому, что полтора года назад в поезде Москва - Сочи у Чебакова украли кейс с деньгами «Нового Ампира».