Арифметика Пахомова. Ч. 1

 Броня третьей роты - новенькие   БТРы-80, в песочном  камуфляже, благоухая соляркой, оружейным маслом и неповторимой свежестью  дерматиновых салонов,  окопались  в степи у арыка под  Шахикотом,  в сорока километрах от Пакистана  по трассе Джелалабад – Пешавар.   
 
  Тринадцать  башен, по  два  спаренных пулемета  приличного калибра на каждой, ощетинились по сторонам,  своим надменно-вороненым видом  делая совершенно неуютным пребывание чужаков в двухкилометровой зоне поражения по периметру стоянки. 
  После засад под утро 130-ый отряд возвращался на броню  как к себе домой. Дневная жизнь напоминала туристическую вылазку с вальяжным сном, горячими обедами, рассказами, приколами и полностью соответствовала емкому солдатскому словечку - "таски".
  Одно на дневке нарушало здоровый сон командира капитана Пахомова: две ночи в семи километрах от полевого лагеря, на тропе из Зарбачи в Батикот, его отряду никак  не удавалось перехватить группу натренированных "студентов" - пуштунского движения - "Талибан", с огнестрельными пособиями, вместо учебников (талиб - "студент", в переводе - ничего более, а "талибан" - "студенчество"). В ночь снова предстояло покидать насиженное место - в поисках адептов просвещения.   

  В конце октября осеннее светило, хоть не тянуло до зенита, но жарило сродни июльскому, по российским меркам. Бойцы после утреннего сна готовились к обеду. Костры слегка потрескивали, ничем иным себя не выдавая. И только запахи от казанов кружились между БТРов, заставляя подсохшие солдатские желудки выть по-рыбьи. 
  Тридцатилетний поджарый капитан, черный от афганского  солнца и  двухдневной  щетины, с улыбкой  хозяина,    обходил владения.   Неуставные  коричневые  ботинки фирмы «Бота» (трофейный шик) эффектно подчеркивали  его боевой костюм,    упрощенный, по случаю пробуждения,   до  голубой тельняшки  под   темно-зеленым  комбинезоном,  с лямками без верхней куртки. А махровое  синее  полотенце на  плече  и   пакетик с мыльными принадлежностями в левой руке    демонстрировали  истинные  намерения командира. 
  Он  только что  со сна  проверил дальние дозоры и, с удовольствием умывшись в арыке,  пребывал в отличном  юмористическо - военном  настроении.
 
- А ну-ка, Загорулько, убавь горелку! Куда  раскочегарил?! Сейчас резину  подпалишь.  Духов что ли зазываешь?!  – бросил  командир замечание  бойцу у костра, разведенного в опасной близости от БТРа.
-  Есть! Товарищ капитан! Никак нет! Товарищ капитан! – рапортовал разведчик, кинувшись  тушить об землю головешки.
 - Ты уж определись: или есть, или не есть. Чего  готовим на обед? – потянул Пахомов носом.
- Змеиный супчик с тушенкой, - отрапортовал боец  с  улыбкой.
- Решил, значит, оксюмороном товарищей  кормить? – подковырнул ротный нарушителя техники безопасности.
- Никак, нет! Суп из пакетов,  тушенка, как положено - из банок.
- Так, понятно.  Доложишь замкомвзводу Сидоренко, чтобы провел с тобою разъяснительную беседу.  Тема:  «Чем отличается  оксюморон от плагиата».  Запиши, а то забудешь.
- Есть доложить и записать, товарищ капитан!  - из положения - по стойке «Смирно», с выражением конфуза на лице ответил  боец.
- Где он, кстати, сам?
-  Вон 312-ый БТР, там - у костра, - указал разведчик  рукой  в сторону  арыка, обрадовавшись, что так легко  отделался от командира.
 
  Заметив  старую   гвардию, капитан  Пахомов скрыл улыбку  в смоляные усы (гордость казака) и с лукавым прищуром   двинулся вперед. 

- Вот ведь,  - думал ротный на ходу,  -  последний выход для бойцов, которые  пришли в Афган   со мной  весной 86-го.  Через неделю  будут дома.   Всякое бывало. Тот же Сидоренко - в казарменной жизни - не подарок, а все тылы на нем -  тяжелое вооружение роты: «Шмели», «Утесы», АГСы (огнеметы,  крупнокалиберные пулеметы,  автоматические гранатометы).   Полтора года   в тыловом охранении скрипит, ворчит и тащит.     312-ый (БТэР) на марше -   вечный  замыкающий в   колонне.  Вот, и «змеиный супчик», которым кличут молодые любое вариво на дневке, тоже пошел  с его легкой руки…

                * * *
 
 Молодой сибиряк сразу проявил себя, - на дневках мастерски  готовил умопомрачительные блюда из любого мяса. Был он  по натуре  приколист  и   объявлял    товарищам названия  добычи, когда от той оставались только кости:

- Надо бы сегодня, братцы,  поблагодарить  Нагайну (старую  кобру),  или отменная была похлебка из бедра  варана.  Сам себя не похвалишь, - весело похлопывал повар по плечу сослуживцев, - никто не поперхнется.

 Живность всех мастей  чуяла  мастера и  бросалась от счастья  под колеса  312-ой замыкающей машины. 

 Большой удачей  был дикобраз.  К  командирскому трехсотому БТэРу  бойцы с гордостью преподносили блюдо с  лучшим куском дымящегося мяса.   Вкус диковинного  зверя настолько напоминало  ягнятину,  что ротный начинал подозревать неладное.   Сосредоточенно  рассматривая  волокна  мясного  деликатеса,   он   крутил  вилку  перед  носом:

- А ну-ка, Сидоренко, принеси мне  иголки этой самой жертвы, - требовал командир с одной лишь целью -  алиби для поваров.
 
  Иголок  на 312-ом  всегда было в достатке, да одна беда: дикобразы не  настолько  любили третью роту, чтобы на каждой дневке лезть в казан.
 Организму в девятнадцать лет, к тому же, с явными задатками сибирского богатыря, требовалось  белка не мало,  и  тут за  Сидором  был нужен глаз да глаз.  А у него  для  отцов-командиров  -  один ответ: « Това-арищ  капитан-лейтенант-прапорщик,  не может сибиряк – охотник смотреть спокойно, как пропадает мясо, - сердце ноет».
 
  Ища успокоения для сердца  в  кулинарных изысканиях, Сидоренко  все пойманные хвосты и лапы во время марша складывал в один якташ – казан на борту БТэРа.  А когда выдавалось время, орудуя любимым обвалочным ножом (гордость охотника), так преображал добычу, что  образ первоисточника уже ничто не напоминало. Было у него два посвященных друга-сподвижника: Леха Ковзон и Вася Каюда.  Колдовство  их  над  казаном было не хитрым:   специи для преображения духана,  картошка  и маркошка,  лучок и чесночок. И получался странный  супчик, но зато - с мясом.  И все бы  ничего, да  нос  у  разведчиков на запахи заточен.  Ветер на  дневках  то с одного костра подует, то с другого, и вскоре стали замечать бойцы: что-то  молодые из четвертой группы слишком тихо мечут  харч, и от костра их тянет, явно, не тушенкой. 
   Шило в казане не утаишь: сначала «дедушки» повадились к столу, а там – и офицеры.
 
  Шеф-повар себе цену знал, но авторское блюдо  с нежнейшими кусочками мяса всегда разливал от души.   А сам,  дай Бог, успевал пошкрябать  ложкой днище, к немалой радости веселых и сытых  товарищей, успевших вовремя на первый черпачок. Как говорили опытные люди: «В большой семье (…) ничем не щелкай!»
 
  За чаем очередной прихлебатель приговаривал:

- Борзый супец!  Из какого мяса?»
- «Змеиный супчик», -  отвечал гранатометчик, вглядываясь в перемену выражения минуту назад наглого лица. Так он отвадил от  своего стола всех,  кому была родней тушенка.

  Доля шутки в  присказках  сибиряка была катастрофически мала.
 
  Много было в  роте хороших и веселых разведчиков, считавшихся непревзойденными кулинарами.
 Через различные деликатесы  и   бульоны прошли желудки командиров и бойцов,
 но те  произведения искусств не стали притчей во языцех. 
   'Вараний суп', к примеру, тоже был, но своим каркающим сочетанием звуков коробил уши армейской элиты - был гушехараст (по-персидски: грубый - для ослиных ушей), к тому же, мог быть неверно истолкован различными контрольными службами, как "бараний" (докажи после особистам или замполитам, что ты не верблюд), а потому - сошел на нет.
  А Володин «Змеиный супчик» прижился.  Так и повелось…

                * * *
 
   Капитан Пахомов вальяжной походкой подошел к 312-ому БТРу, прекрасно сознавая, что красться к опытным разведчикам, даже днем, отнюдь,  не безопасно. 
   За казаном в кружок сидели уважаемые люди: дембеля Ковзон, Сидоренко и Каюда, приспособив под диваны мягкие сидушки из десантного отсека БТРа. Бойцы со скрипом стали подниматься, приветствую командира:
 
  - Здавия желаем, товарищ капитан! Милости просим к нашему столу, - вместо рапорта ответил замком взвода сержант Сидоренко.
  - Сидите, Сидите! Боже упаси, потревожить медитацию последнего боевого супа перед домом, - басовито, с придыханием в губы, подковырнул капитан Пахомов нерасторопность дембелей. - Сразу не пойму, что там у вас кипит? - как бы случайно поинтересовался командир.
  - Вермишелевый супец с тушенкой, - гостеприимно, но чересчур хитро отчитался Володя Сидоренко, по-простому - Сидор.
 
  - Уж, не 'дикая ли курица' опять залетела в ваш десантный отсек? - все еще надеялся Пахомов.
  - Сегодня, к сожалению, нет, - мы бы поделились, товарищ капитан, - шутливо ответил Леха Ковзон, сознавая, что его дерзость ничем особым не рискует, а строгость командира теперь - больше по адресу к молодым и фазанам. Таких бойцов, как они с Сидором и Каюдой, ротный уважал, и в голосе командира ему даже почудилась грустинка, что осенняя дичь опять прошла стороной, а может, то была скрытая печаль, что скоро расставаться.
   - Как молодые готовим ассорти из суповых пакетов, товарищ капитан, - кисло добавил Вася Каюда, обломав высокую юмористическую ноту.
  - Мы же понимаем, товарищ капитан, если с Вами проверяющий Майор из бригады, - за ради роты можем и на мякине посидеть, - с притворной обидой к командирскому недоверию, добавил замкомвзвода.
  - Благодетели! Этих только Родина исправит, - рассмеялся Пахомов, - скажи мне лучше, Сидоренко, как там новые расчеты АГС - много молодых на марше 'сдохло'? Ни ты ли под утро в замыкании отряда тащил в обнимку двух пулеметчиков, как матрос Балтфлота после дружеской попойки? В тельняшке, с пулеметом наперевес, весь в лентах - красавец! Для полноты картины не хватало бескозырки.
  - Смеетесь, товарищ капитан? Один всего боец отстал. Это прошлой осенью, когда в роте было половина гепатитчиков, мы с Васей в тыловом дозоре постоянно ходили по-трое в обнимку. Много людей на себе перетаскали. 'Утесы', АГСы - что б их... ПКМ с десятком лент, считай, самое легкое из того, что было. Идем с ним в тыловом дозоре и смеемся: хорошо бы третьего - в компанию. Сегодня утром километров шесть вдвоем скучали, но все же нас 'догнал' попутчик, но заметьте - не АГэСчик из четвертой группы, а зуевский пулеметчик - из второй. Десять лент - не шутка, вот молодой дыхалочку-то и не рассчитал.
  - Товарищ капитан, - серьезным заговорщицким голосом обратился Ковзон, - мы, ведь, когда идем в головном дозоре или в первой группе, не спеша, Каюда с Сидором в тыловом - бегом бегут, а еще всех 'дохлых' собирают.
  - Ты, Ковзон, так говоришь, будто первый раз слышишь, - потешался Пахомов. Известная арифметика: если я на головном БТэРе еду 50 км в час, ты за мной пыль глотаешь почти с той же скоростью, а вот замыкающий Сидор на 312-ом несется с ветерком под - 80. Тоже было бы и на тропе ночью, - отбрось '0'. Четвертая группа нашей роты намеренно укомплектована тяжелым вооружением. Поэтому, когда ты в головном дозоре идешь со скоростью 5 км в час, Сидоренко в тыловом идет не 8 километров в час, а за счет АГэСа на спине - только 6, что позволяет им с Каюдой, дополнительно, повесить на каждую руку по одному молодому пулеметчику с лентами и идти в обнимку. В спецназе, как видишь, - все предусмотрено.
   - Да, - рассмеялись разведчики.
  - Если бы Вы, товарищ капитан, раньше разъяснили мне эту арифметику, - в шутку посетовал сержант Сидоренко, - чем так маяться всю службу, я бы еще прошлой осенью в след за Ковзоном перешел бы в первую группу к Абрамову.
  - Да, много Леху Ковзона спрашивали по поводу перевода, когда от первой группы осталось трое, - скептически припомнил Вася Каюда.
  - Что-то ты Василий сегодня, явно, встал не с той ноги. Ляг - поспи и все пройдет, - посмеялся ротный над непривычно кислым настроением луганчанина Каюды.
  - А может нам, хотя бы сегодня, остаться на броне? - как бы - в шутку поинтересовался Володя Сидоренко.
  - А кто будет молодых по тропе собирать?! - возмутился с усмешкой Пахомов, - нет уж, ребята, дембельский аккорд, так дембельский аккорд. Ладно. Приятно похлебать! - пожелал ротный, решив закруглить ненужную тему перед засадой, и двинулся дальше.
 
   - У нас еще - отличная колючка! - вырвалось у Ковзона вслед командиру. (Чай, заваренный из верблюжьей колючки, спасал от кишечных инфекций).
   - Молчи! Никто же не поверит, - цыкнул на него Сидор, - что она без браги.
   - Пейте, пейте! Будет, что после вспомнить! Дома вам такого не нальют, - сквозь смех ответил Пахомов на ходу, направляясь к своему БТэРу за номером "300".
 
  Худой коротко стриженный боец корпел над казаном у носа командирского БТРа "300".

   Капитан Пахомов , изображая, что он ворвался в штрафную зону соперника, сделал два широких прыжка и профессиональным баскетбольным финтом, с разворотом против часовой стрелки на 270 градусов, закатил синий мяч-полотенце в кольцо командирского люка (верхнего справа) под аплодисменты и одобрительные возгласы стоявших рядом офицеров и бойцов  роты.  Завершив успешную атаку, нападающий  раскланялся перед болельщиками и довольный стал устраиваться на мягкую сидушку у костра.
 
  - Что, Алабас, наш обед опять задерживается? - шутливо, но с наездом спросил командир своего  молодого водителя, недавно прибывшего из Союза.
  - Никак нет, товарищ капитан, пять минут и будет все чики-чики.
  - Второй раз в жизни варит суп, а борзых слов уже набрался, - со смехом возмутился Пахомов.
 
  Из БТРа в правый боковой люк со скрипом вылез сонный Майор из бригады и, передвигая непослушными ногами, затекшими с непривычки, побрел на арык - привести себя в порядок. Другие офицеры управления роты: зампотех Баранов, заместитель командира Боровцов и переводчик Авдеев, с мисками и ложками топтались у костра, соблюдая субординацию - дожидаясь, когда присядет командир и даст указание разливать "змеиный супчик", - название, запатентованное поварами третьей роты.
 
  - Алабас! Сидор с Ковзоном уже колючку пьют, а дедушка спецназа, старый больной капитан с утра маковой росинки во рту не держал.
  - Еще минуту, товарищ капитан!
   - Рискуешь, Алабас!
 
  Умытый Майор подошел к костру. Пахомов, кивая на молодого повара, шутливо поднял тему:
  - Вчера пытался отравить родного командира роты.
 
  Офицеры и бойцы развеселились, вспомнив вчерашний подгоревший суп, больше напоминавший кашу.
 
  - Ты что, надеялся - тебя сошлют в Сибирь? Нет, брат, отсюда не соскочишь. По законам военного времени, за подрыв боеготовности отряда специального назначения полагается расстрел. Так, что сегодня, если у меня не хватит сил подняться из-за стола и организовать засаду, товарищ Боровцов приведет приговор в исполнение за арыком.
   - Запросто, - не моргнув глазом, подтвердил старший лейтенант, заместитель командира роты
   - Давай сюда мешалку!- снисходительно потребовал Пахомов.
 
   Молодой повар протянул ротному самодельную деревянную ложку с длинной ручкой, доставшуюся ему по наследству от предыдущего водилы.
  Командир, прищурив левый глаз, поднес ко рту похлебку, дунул пару раз и процедил огненное содержимое ложки сквозь зубы внутрь. Все ожидали оценки командира, но тот намеренно тянул, хитро поморщился, давая возможность каждому самостоятельно оценить качество приготовленного супа, и произнес военную команду:
 
  - Разливай!
 
   Алабас тотчас метнулся начислять офицерам и бойцам командирской машины суп с разварки, использую для дела штатный алюминиевый черпак. Дошла очередь до Авдеева, тот глянул вскользь на сотрапезников, счастливо орудовавших ложками с прилежно нацарапанным на донышке девизом: "Ищи мясо", и с нетерпением принялся за блюдо.
   По воцарившемуся молчанию и частому стуку столовых приборов было ясно: приговор за арыком - не состоялся.
 
  - Что, Витя, - начал ротный разговор к обеду, - тянет на наш "змеиный супчик"?
  - Тянет, Николай Васильевич, тянет, - ответил утвердительно Авдеев, пытаясь поддержать молодого бойца, - отменная похлебка, Алабас.
 
  Из-за БТРа показался командир первой группы Сергей Семенов:
 
  - Приятного аппетита, товарищи офицеры, - пожелал молодой лейтенант, спеша к соседнему костру.
  - Присаживайся к нашему столу, - настойчиво пригласил Николай Пахомов.
  - Спасибо, да, у нас тоже все готово, - улыбнулся худой высокий парень.
  - Отказа не приму, - ответил ротный, - взводный должен знать, чем кормят его подчиненные управление роты, да и вообще, кто должен первым снимать пробу? Вечно я - рискую.
  - Спасибо, - Сергей присел напротив командира роты, между Барановым и Авдеевым, лицом к машине.
 
    - "Алабас?!" Кто же все-таки придумал такое прозвище солдату? - поинтересовался проверяющий с бригады, дуя на горячий суп.
   - Бог его знает, - улыбнулся Пахомов, глянув хитро на Майора, - эта кличка к нему так сразу прицепилась, что я, порой, забываю, как настоящая фамилия у моего водителя, но как его увижу - перед глазами хадовский наводчик, и сразу вспоминаю наш налет на Зарбачу в прошлом году. Помнишь, Витя?
   - Как тут забудешь? - усмехнулся Авдеев, - первый налет, как первая любовь.
   - Ну, ты, брат, хватил?! - оторвался от ложки Боровцов.
   - Согласен, - вставил ротный, протягивая Алабасу пустую миску за добавкой, - не надо молодым такого сильного чувства, - достаточно повоевали. К тому же в джунглях нынче перемирие, и налеты на кишлаки давно запрещены (с 15-го января 87-го года).
   - Жаль только рыжие собаки Гульбеддина не чтут законов джунглей, - выдал юридическую справку зампотех.
   - А все же интересно, как сходили на Зарбачу в прошлый раз? - полюбопытствовал замкомроты.
   - Действительно, Николай Василич, как было дело, - загорелся в нетерпении Баранов.
  - Расскажи, Витя, ребятам для аппетита, - попросил Пахомов, отводя от себя стрелки.
 
   Авдеев на минуту задумался:
 
   - Да уж, любил начальник пятого отдела ХАДа Миа Гуль бороться с бандитизмом, подсунув нашей роте на выход Алабаса, - тот еще был наводчик: мрачный, глазки злые, алчные до всякой безделушки. Чалму носил из темно-серой ткани с фиолетовой полоской. Для афганца эта материя на голове - саван на случай гибели в чужом краю. Почему у нее был такой странный цвет,  откуда был сам Алабас, я, к сожалению, выяснить так и не успел.
   Прошлый октябрь  работали с брони: засады, налеты, - искали банду, которая из ПЗРКа сбила две вертушки: восьмерку и двадцатьчетверку, прямо на подлете к джелалабадскому аэродрому.
   В конце сентября вертолетчики десантировали нас на Шахидан у семнадцатого блокпоста. Мы ночью сходу замочили караван. Через два дня возвращаемся на броне, встали перед тоннелем на Дарунту, а нам по радиостанции сообщают, что при заходе на посадку сбиты два наших вертолета. О том, что это Инженер Гаффар получил партию "стингеров", стало известно позже. Сначала хадовцы всех уверяли, что это местная банда - как раз отсюда, из района Шахикота.
   Поздней ночью нашу роту бросили на Зарбачу по наводке Алабаса. Мы должны были взять  главаря, знакомого наводчику по Пакистану, короче, в батальоне он наплел всего не мало, но только мы вошли в кишлак, как Алабас спрыгнул с БТРа в ночь и исчез.
 
   Ну, думаю, - приплыли! Мы с рядовым Азизовым бросились  в один дувал, в другой - нет. Вдруг слышим за стеной кто-то орет "благим матом":
  - Хпеле хыдзе хури! (пушту) - Что-то вроде нашего: "Жуй - своих жен!" - Залетаем. Во дворе картина: наводчик Алабас, в ночи - ну, вылитый шайтан, ломится в дверь на женскую половину. Перед ним дедок - ну, сущий леший - мелкий, седой, спиной в дверь уперся, руки раскинул в стороны - стоит насмерть.
   Меня такая ярость обуяла, - тут ребята каждый миг рискуют жизнью, кто знает, откуда духи ночью начнут палить, а этот прохиндей решает личные вопросы, а за одно решил "нас городских", перед "деревенскими" подставить.
   Кричу наводчику первое, что в голову пришло:
 
  - Что творишь, кот помойный?! (пушту: Алабаса! Дэ джеран пишак! Це шай каве?!)
  - Буру, бача! Буру! (Пошел прочь, парень! перс.) - подстраховал меня Азизов фразой, возымевшей нужный эффект на идиота.
 
  - Этот ловелас, как ни в чем не бывало, отпустил старичка и, скромный такой, бежит в нашу сторону - извините, мол, саиб (господин), неувязочка вышла. Я Назиму говорю: "Держи этого балбеса за шкирку! К ноге его пристегни, а то товарищ Гульбеддин (непримиримый лидер афганской оппозиции) накатает телегу в ООН, что "шурави" по вечерам, вместо налетов на его банд-группы, сводничеством на районе занимаются".
 
  - Седой дедок подбежал - счастливый такой, и давай нас с Азизовым за подбородки хватать - проявлять высшую степень хвалебного восторга. В общем, ели отбились от благодарного афганского крестьянина. Великий Алабас, наводчик Миа Гуля,  там банды, явно, никакой не ожидал.
  Позже командир афганского "Командос", с чьей бригадой летом мы здесь гоняли духов по керизам (система подземных колодцев), рассказал, что район Биркот-Батикот известен как "долина невест". За ними со всех пуштунских районов Пакистана "покупатели" приезжают  с огромными калымами.
   - Алабас, значит под шумок, решил устроить свою личную жизнь на дармовщинку, - ухмыльнулся Боровцов.
   - На русских штыках решил, что въедет в рай, тут вы его и обломали, - развеселился в прениях Семенов, - а седой дедок-то был не промах - отбил-таки  свое фамильное достояние.
   - А можно: вечером - стулья, утром - деньги? - нашел аналогию в мировой литературе зампотех Баранов, - можно! Но деньги - вперЕд!
 
  - Да уж, деньги-стулья, три ржавых бура - весь результат, что мы собрали с кишлака, - иронично уточнил Пахомов, - а банда, видно было , что заранее ушла. И смех, и грех, - такие были времена, - и, повернувшись к водителю, добавил, - так-то, Алабас, а ты змеиный суп варить не хочешь. Мотай на ус: лучше носить на голове панаму или пакуль (пуштунка, нуристанка - шерстяная шапка со скрученными полями), чем чалму, не уставного образца.

Продолжение: http://www.proza.ru/2015/04/08/1843