Милый друг. Часть 1. Глава 4. Мопассан

4

Жорж Дюруа плохо спал – настолько он был возбуждён желанием увидеть свою статью напечатанной. Едва рассвело, он встал и начал рыскать по улице задолго до того часа, когда газетчики бегают от киоска к киоску.
Тогда он пошёл на вокзал Сэн-Лазар, так как знал, что «Французскую жизнь» приносят туда раньше, чем в его квартал. Так как было ещё слишком рано, он стал бродить по тротуару.
Он увидел, как пришёл продавец и открыл свой стеклянный магазинчик, затем увидел человека, несущего на голове большую связку сложенных бумажных листов. Он поспешил подойти: это были «Фигаро», «Жиль-Бла», «Галл», «Событие» и ещё пара утренних листков, но «Французской жизни» не было.
Его охватил страх: «А что, если «Воспоминания африканского стрелка» отложили на завтра или что-то не понравилось папаше Вальтеру в последний момент?»
Спустившись к киоску, он заметил, что там всё же продавали газету, хотя он и не видел, как её принесли. Бросив 3 су, он её развернул и пробежал глазами заголовки на первой странице. Ничего. Его сердце начало громко стучать. Он открыл разворот и испытал сильнейший прилив радости, увидев внизу колонки своё имя крупными буквами: «ЖОРЖ ДЮРУА». Есть! Какое счастье!
Он пустился шагом, не думая ни о чём, с газетой в руке, со сдвинутой на бок шляпой, и ему хотелось останавливать прохожих и говорить им: «Купите её, купите! В ней – моя статья». Ему хотелось кричать во всю силу своих лёгких, как это делают некоторые люди вечером на бульварах: «Читайте «Французскую жизнь», читайте статью Жоржа Дюруа «Воспоминания африканского стрелка»! И внезапно им овладело желание прочесть эту статью самому, в общественном месте, в каком-нибудь кафе, на виду у всех. Он начал искать заведение, где уже сидела бы публика. Ему пришлось идти долго. Наконец, он сел в каком-то кафе, где подавали вина и где уже сидело несколько любителей, и потребовал рому таким голосом, как будто заказал абсент, не думая о раннем часе. Затем он окликнул: «Официант, принесите мне «Французскую жизнь».
Подбежал официант в белом фартуке:
- У нас её нет, мсье. Мы получаем только «Сигнал», «Век», «Фонарь» и «Маленький парижанин».
Дюруа громко возмутился:
- Ну и дыра! Тогда пусть мне её купят!
Официант побежал в киоск и купил газету. Дюруа начал читать свою статью и несколько раз громко сказал «Прекрасно! Прекрасно!», чтобы привлечь внимание соседей и внушить им желание узнать, что же такое было написано в этом листке. Затем он оставил газету на столе и вышел. Хозяин заметил это и крикнул:
- Сударь, сударь, вы забыли свою газету!
Дюруа ответил:
- Я вам её оставляю, я её прочёл. Впрочем, там сегодня есть кое-что интересное, что стоит почитать.
Он ничего не обозначил явными словами, но увидел, уходя, что один из его соседей по столику взял газету.
Он подумал: «Что мне теперь делать?» И он решил пойти в своё управление, чтобы получить жалование за месяц и уволиться. Он заранее дрожал от удовольствия при мысли о том, какие будут лица у его шефа и коллег. Его особенно вдохновляла мысль о том, как будет поражён начальник.
Он шёл медленно, чтобы прийти не раньше половины десятого, потому что касса открывалась в десять.
Его офис был большой тёмной комнатой, в которой зимой весь день горело газовое освещение. Она выходила на узкий двор напротив других офисов. В ней было 8 служащих и заместитель начальника в углу, за ширмой.
Сначала Дюруа сходил и получил свои 118 франков 25 сантимов в жёлтом конверте, которые ему выдал кассир, а затем с победным видом вошёл в просторный кабинет, где провёл столько долгих дней.
Едва он вошёл, заместитель начальника, мсье Потель, окликнул его:
- А, это вы, мсье Дюруа? Шеф уже несколько раз спрашивал о вас. Вы же знаете, у нас не позволено болеть дольше двух дней, если нет справки от врача.
Дюруа, стоящий в центре комнаты и готовящийся всех поразить, ответил громким голосом:
- А мне вообще-то плевать!
Среди служащих пробежал шёпот изумления, и над ширмой, закрывавшей угол заместителя начальника, показалась испуганная голова мсье Потеля.
Он обычно баррикадировался там, так как опасался сквозняков из-за своего ревматизма. Он лишь проделал три дырки в ширме, чтобы наблюдать за персоналом.
Было слышно, как летают мухи. Наконец, заместитель начальника прервал тишину неуверенным тоном:
- Что вы сказали?
- Я сказал, что мне плевать. Я пришёл сегодня только затем, чтобы уволиться. Теперь я работаю редактором во «Французской жизни» за 500 франков в месяц, не считая построчной оплаты. Я начал сегодня утром.
Хотя он раньше пообещал себе, что растянет удовольствие, сейчас он не удержался от того, чтобы выпалить всё одним духом.
Эффект действительно был полным. Никто не шевелился.
Тогда Дюруа заявил:
- Пойду предупрежу мсье Пертуи, а затем приду попрощаться с вами.
И он вышел, чтобы отправиться к шефу.
Увидев Дюруа, тот воскликнул:
- А, вот и вы! Вы прекрасно знаете, что я не хочу…
Служащий перебил его:
- Не стоит так орать…
Мсье Пертуи, толстяк с красным лицом, как петушиный гребешок, начал задыхаться от изумления. Дюруа продолжил:
- С меня хватит вашей дыры. Этим утром я начал карьеру журналиста на очень выгодных условиях. Честь имею.
И вышел. Он отомстил за себя.
Он действительно вернулся и пожал руки своих бывших сослуживцев, которые почти не осмеливались с ним говорить из опасения скомпрометировать себя, так как все слышали его разговор с директором из-за открытой двери.
Он вышел на улицу с жалованием в кармане. Оплатив сочный обед в хорошем ресторане с умеренными ценами, который был ему знаком, он опять купил и оставил на столике «Французскую жизнь». Затем он начал заходить в магазины и покупать всякие мелочи только затем, чтобы их доставили ему на дом, и называл своё имя. При этом он добавлял: «Я – редактор из «Французской жизни».
Затем он называл улицу и номер дома, предупреждая о том, чтобы покупки оставили у консьержа.
Так как у него ещё было время, он зашёл к литографу, который изготовлял мгновенные визитные карточки под взглядами прохожих. Он немедленно заказал себе сотню, на которых под именем была указана его должность.
Затем он вернулся в газету.
Форестье встретил его свысока, как встречают низшего:
- А, вот и ты, прекрасно. У меня как раз есть для тебя несколько заданий. Подожди меня 10 минут. Сначала я закончу свою работу.
И он продолжил писать прерванное письмо.
На другом конце стола сидел бледный, опухший, очень толстый лысый человек, чей белый череп сиял, и что-то писал, уткнувшись носом в бумагу из-за сильной близорукости.
Форестье спросил его:
- Эй, Сэн-Потэн, когда ты собираешься интервьюировать сегодня?
- В 4 часа.
- Возьмёшь с собой Дюруа и покажешь ему все премудрости ремесла.
- Ладно.
Затем, повернувшись к другу, Форестье добавил:
- Ты принёс продолжение по Алжиру? Первая статья имела большой успех сегодня утром.
Дюруа пролепетал:
- Нет… Я думал, что у меня будет время после обеда… столько надо было дел переделать… я не успел…
Тот недовольно пожал плечами:
- Если ты не будешь более исполнителен, ты испортишь себе будущее. Папаша Вальтер рассчитывал на статью. Я скажу ему, что продолжение будет завтра. Если ты думаешь, что тебе будут платить за воздух, ты ошибаешься.
Затем, после паузы, он добавил:
- Чёрт возьми, надо ковать железо, пока горячо!
Сэн-Потэн встал:
- Я готов.
Тогда Форестье, откинувшись в кресле, принял высокопарную позу, чтобы давать инструкции, и повернулся к Дюруа:
- Дело вот в чём. В Париже уже 2 дня находится китайский генерал Ли-Тень-Фао, который живёт в «Континентале», и раджа Тапосахиб Рамадерао Пали, остановившийся в «Бристоле». Вы пойдёте к ним брать интервью.
Затем он повернулся к Сэн-Потэну:
- Не забудь главные пункты, которые я указал. Спроси у генерала и у раджи, что они думают о происках англичан на Дальнем Востоке, об их взглядах на колониальную систему, о надеждах на вмешательство Европы и особенно Франции в их дела.
Он замолчал, затем выпалил скороговоркой:
- Читателям будет интересно узнать, что думают в Китае и в Индии об этих вопросах, которые так сильно занимают внимание публики сейчас.
Он добавил, обратившись к Дюруа:
- Наблюдай за тем, как Сэн-Потэн за это возьмётся. Он – превосходный репортёр. Постарайся запомнить ниточки, за которые надо дёргать, чтобы выудить у человека всю информацию за 5 минут.
Затем он продолжил писать с важностью, давая понять, что устанавливает дистанцию, чтобы поставить на место старого товарища и нового коллегу.
Едва они вышли за дверь, Сэн-Потэн рассмеялся и сказал Дюруа:
- Ну и деляга! Он как будто принимает нас за своих читателей.
Затем они спустились на бульвар, и репортёр спросил:
- Не выпить ли нам чего-нибудь?
- Охотно. Сегодня очень жарко.
Они вошли в кафе и заказали прохладительного. Сэн-Потэн начал рассказывать. Он говорил о каждом служащем газеты, добавляя множество поразительных подробностей.
- Патрон? Истинный еврей! А еврея, как известно, не изменишь. Ну и раса!
Он перечислил примеры жадности, особенной жадности сынов Израиля, примеры экономии 10-ти сантимов, примеры торга с кухарками, примеры запрошенных и полученных скидок – всё говорило о манере ростовщика, заимодавца.
- И при всём этом, он – славный малый, который ни во что не верит и крутит всеми. Его газета - его католическая, либеральная, республиканская, орлеанистская газета, этот тортик с кремом – основана лишь для того, чтобы прикрывать махинации на бирже и его многочисленные предприятия. В этом он силён, он зарабатывает миллионы посредством обществ, у которых нет и 4 су в уставном капитале…
Он продолжал, постоянно называя Дюруа «дружище».
- Этот скряга говорит, как Бальзак. Представьте себе, однажды я сижу в его кабинете с этим старым дураком Норбером и этим Дон-Кихотом Ривалем, когда входит Монтлэн, наш администратор, со своим сафьяновым портфелем, который знаком всему Парижу. Вальтер поднимает нос и спрашивает: «Что новенького?»
Монтлэн наивно отвечает: «Я пришёл получить 16000 франков, которые мы задолжали поставщику бумаги».
Патрон подскакивает от удивления: «Что вы сказали?»
«Я пришёл за деньгами для мсье Прива».
«Но вы сошли с ума!»
«Почему?»
«Почему… почему… почему…»
Снял очки, протёр их, улыбнулся своей улыбочкой, которая бежит вокруг его жирных щёк каждый раз, когда он собирается сказать гадость, и уверенно произнёс: «Почему? Потому что мы могли бы получить скидку от 4000 до 5000 франков».
Удивлённый Монтлэн продолжает: «Но, господин директор, все счета были выверены мной и проверены вами…»
Тогда патрон становится серьёзным и заявляет: «Я не так наивен, как вы. Знайте, мсье Монтлэн, что нужно всегда накапливать долги, чтобы затем идти на уступки».
И Сэн-Потэн потряс головой с видом знатока:
- Каково? Совсем как Бальзак, не правда ли?
Дюруа не читал Бальзака, но убеждённо ответил:
- Чёрт возьми, да.
Затем репортёр начал говорить о мадам Вальтер – важной индюшке, о Норбере де Варенне – старом неудачнике, о дуэлянте Ривале. Затем перешёл к Форестье:
- Что касается этого, то ему всего лишь посчастливилось жениться на своей жене, вот и всё о нём.
Дюруа спросил:
- А что она из себя представляет на самом деле, его жена?
Сэн-Потэн потёр руки:
- О, тёртый калач, стреляный воробей. Любовница одного старого жуира по фамилии Водрек – граф де Водрек, который дал ей приданое и выдал замуж…
Дюруа почувствовал внезапный холод, какой-то нервный спазм, желание оскорбить этого болтуна, дать ему оплеуху. Но он просто перебил его вопросом:
- А Сэн-Потэн* – это ваше настоящее имя?
Тот ответил, не смущаясь:
- Нет, меня зовут Томас. Просто в газете меня прозвали Сэн-Потэном.
Дюруа, оплачивая заказ, сказал:
- Мне кажется, что уже поздно, а нас ждут два важных господина.
Сэн-Потэн рассмеялся:
- Как же вы ещё наивны! Значит, вы действительно верите в то, что я пойду спрашивать у этого китайца и индийца, что они думают об Англии? Как будто я не знаю лучше их, что им надо думать такого, чтобы это понравилось читателям «Французской жизни». Я уже брал интервью у пятисот этих китайцев, персов, индийцев, чилийцев, японцев и прочих. Они отвечают всегда одно и то же, повторяя то, что я им говорю. Мне просто нужно взять статью с последним интервью и переписать её слово в слово. Меняется только имя, возраст, свита. Здесь я не могу ошибиться, иначе это сразу заметят в «Фигаро» и в «Галле», и тогда меня отчитают. Но привратники в «Бристоле»  и в «Континентале» за 5 минут снабдят меня нужной информацией. Мы пойдём туда пешком и выкурим по сигаре. Итого: потребовать в газете 100 су – стоимость экипажа. Вот как надо поворачиваться, дружище, если есть опыт.
Дюруа сказал:
- Наверное, профессия репортёра приносит неплохой доход при таких условиях.
Журналист загадочно ответил:
- Да, но ничто не приносит такого дохода, как отзывы - из-за скрытой рекламы.
Они встали и пошли по направлению к Мадлен. Внезапно Сэн-Потэн сказал своему спутнику:
- Вы знаете, если у вас есть дела, я могу без вас обойтись.
Дюруа пожал ему руку и удалился.
Его мучила мысль о том, что вечером придётся писать статью, и он начал обдумывать её. Он собирал идеи, суждения, замечания, анекдоты и, таким образом, дошёл до конца авеню Елисейских полей, где виднелись лишь редкие прохожие, так как в дни этой жары Париж опустел.
Он поужинал у виноторговца рядом с Триумфальной аркой у площади Звезды и медленным шагом вернулся к себе. Он сел за стол и собрался работать.
Но едва у него перед глазами оказался большой лист белой бумаги, все собранные материалы улетучились из его памяти, словно его мозг испарился. Он попытался схватить обрывки воспоминаний и зафиксировать их, но они постоянно ускользали от него или сбивались в какую-то кашу, и он не знал, как их облечь в читабельную форму и с чего начать.
После часа потуг, испортив 5 листов бумаги фразами без продолжения, он сказал себе: «Я ещё не поднаторел в этом ремесле. Нужно взять новый урок». И перспектива ещё одного рабочего утра с мадам Форестье, надежда на длительное свидание наедине, такое сердечное и нежное, заставила его задрожать от желания.
Он побыстрее лёг спать, испытывая теперь чуть ли не страх вновь взяться за работу и случайно преуспеть.
На следующее утро он встал немного поздно, заранее смакуя удовольствие от предстоящего визита.
Когда он позвонил в дверь своего друга, пробило 10 часов.
Слуга ответил:
- Господин работает.
Дюруа как-то не подумал о том, что муж может оказаться дома. Однако он продолжал настаивать:
- Доложите обо мне и скажите, что я пришёл по срочному делу.
После пятиминутного ожидания его проводили в кабинет, где он давеча провёл такое чудесное утро.
На том месте, где он тогда сидел, теперь располагался Форестье и что-то писал, одетый в халат, обутый в домашние тапочки, в маленьком английском токе на голове, а его жена, закутанная в тот же белый пеньюар, опиралась локтем на камин, курила и диктовала.
Дюруа, остановившись на пороге, пробормотал:
- Прошу прощения. Я вас побеспокоил?
Его друг, повернув к нему голову с рассерженным выражением лица, пробурчал:
- Чего тебе ещё нужно? И говори поскорее, мы спешим.
Другой замялся, пролепетал:
- Да нет, ничего, прости.
Форестье совсем рассердился:
- Чёрт возьми! Не теряй времени! Ты же заявился сюда не для того, чтобы пожелать нам доброго утра.
Тогда растерявшийся Дюруа решился:
- Нет… дело в том… у меня никак не выходит статья… а ты был… вы были… так любезны в прошлый раз… и я надеялся… что я смею прийти…
Форестье перебил его на полуслове:
- А ты не стесняешься! То есть, ты думаешь, что я буду делать за тебя работу, а ты будешь просто приходить в кассу в конце месяца? Нет уж, не выйдет!
Молодая женщина продолжала курить, не говоря ни слова, и с её губ не сходила едва заметная улыбка, похожая на маску, скрывавшую иронию её мыслей.
Дюруа покраснел и начал заикаться:
- Простите меня… я думал… я подумал…
Затем он справился с волнением и отчётливо произнёс:
- Приношу вам тысячу извинений, мадам, а также сердечно благодарю вас за прекрасную статью, которую вы составили для меня вчера.
Затем он сказал Шарлю:
- В 3 часа я буду в газете, - попрощался и вышел.
Он вернулся к себе большими шагами, бурча: «Ну ладно же, я сам её напишу, и они увидят…»
Едва войдя в комнату, он начал писать, подстёгиваемый гневом.
Он продолжил приключение, начатое мадам Форестье, насыщая его подробностями из бульварных романов, захватывающими перипетиями и витиеватыми описаниями, с неловкостью стиля, похожего на стиль школьника, и с речевыми оборотами унтер-офицера. За час он закончил хронику, которая напоминала безумный хаос, и с уверенностью понёс её в газету.
Первым человеком, которого он встретил, был Сэн-Потэн, который энергично пожал ему руку, как сообщник, и сказал:
- Читали моё интервью с китайцем и индусом? Забавно? Весь Париж хохотал. А я их и в глаза не видел.
Дюруа, ничего ни прочитавший, сразу же взял газету и пробежал взглядом длинную статью под названием «Индия и Китай», а репортёр выделял и подчёркивал для него наиболее интересные места.
Вошёл запыхавшийся Форестье:
- А, вы здесь? Хорошо, вы оба мне нужны.
И он обозначил им сведения, которые нужно было получить к вечеру.
Дюруа протянул ему статью:
- Вот продолжение по Алжиру.
- Хорошо, давай. Я передам её патрону.
И всё.
Сэн-Потэн увёл своего нового коллегу в коридор и спросил:
- Заходили в кассу?
- Нет. А зачем?
- Зачем? Чтобы вам заплатили! Видите ли, всегда нужно брать аванс. Никогда не знаешь, что может случиться до конца месяца.
- Но… меня всё устраивает.
- Я представлю вас кассиру. Трудностей не будет. Здесь хорошо платят.
Дюруа сходил и получил свои 200 франков, затем – ещё 28 франков за статью об Алжире, и это, будучи суммированным с жалованием, оставшимся с прошлого места работы, составило 340 франков, которые теперь звенели у него в кармане.
У него никогда раньше не было подобной суммы, и он почувствовал себя богачом на веки вечные.
Затем Сэн-Потэн повел его поболтать в редакции 4-5 газет-конкурентов, в надежде на то, что материалы, которые ему поручили собрать, были уже собраны другими, и он сможет легко их подслушать благодаря обширности своих связей.
Когда наступил вечер, Дюруа,  которому больше нечего было делать, подумал о том, чтобы вновь пойти в Фоли-Бержер и, набравшись храбрости, появился у стойки регистрации:
- Меня зовут Жорж Дюруа, редактор из «Французской жизни». Я недавно приходил с господином Форестье, который пообещал мне, что меня будут пропускать. Я не знаю, позаботился ли он об этом.
Служащий проконсультировался с журналом. Имя Дюруа там не значилось. Однако контролёр любезно  сказал:
- Входите, сударь, и обратитесь к господину директору, который решит ваш вопрос.
Он вошёл и почти сразу же наткнулся на Рашель – девушку, с которой ушёл в первый вечер. Она подошла к нему:
- Здравствуй, котик. Как дела?
- Прекрасно, а у тебя?
- И у меня неплохо. Кстати, ты мне недавно приснился 2 раза.
Польщённый Дюруа улыбнулся:
- Надо же! И что это значит?
- Это значит, что ты мне понравился, дурачок, и что мы могли бы встретиться вновь.
- Сегодня, если хочешь.
- Хочу.
- Хорошо, но послушай…
Он колебался, смущённый тем, что собирался сказать:
- В этот раз у меня нет ни су. Я полностью проигрался.
Она посмотрела ему прямо в глаза, инстинктивно угадывая ложь со своей смёткой женщины, привыкшей к хитростям и торгу с мужчинами:
- Враль! Ты знаешь, с дамами так не обращаются.
Он смущённо улыбнулся:
- Если тебя устроят 10 франков… У меня больше не осталось.
Она равнодушно пробормотала, как куртизанка, которая потакает своему капризу:
- Как угодно, дорогой. Я хочу только тебя.
И, подняв масляные глаза к усам молодого человека, она взяла его под руку и влюблённо оперлась на неё:
- Вначале выпьем гранатовый сироп. Затем прогуляемся. Мне хочется в Оперу, чтобы все на тебя посмотрели. И вернёмся совсем поздно, идёт?
…
Он долго пробыл у неё. Когда он вышел от неё, был уже день, и ему пришла в голову мысль купить «Французскую жизнь». Он открыл газету дрожащей рукой: его статьи не было. Он остался стоять на тротуаре, обеспокоенно пробегая глазами напечатанные колонки в надежде найти, наконец, свою хронику.
Ему что-то тяжело сдавило сердце, так как после утомительной ночи любви это противоречие имело для него значение катастрофы.
Он вернулся к себе и заснул, не раздеваясь.
Через несколько часов он вошёл в редакцию и направился к мсье Вальтеру:
- Я был очень удивлён этим утром, сударь, когда не увидел своей второй статьи об Алжире.
Директор поднял голову и сухо сказал:
- Я отдал её вашему другу Форестье, попросив прочесть. Он нашёл её неудовлетворительной. Придётся переделать.
Рассерженный Дюруа вышел, не отвечая, и направился в кабинет своего товарища:
- Почему ты не отдал в печать мою статью?
Журналист курил сигарету, откинувшись в кресле и положив ноги на стол, пачкая каблуками начатую статью. Он произнёс тоном человека, которому всё наскучило, спокойно и отчётливо выговаривая слова, словно говорил из какой-то ямы:
- Патрону она показалась плохой, и он поручил мне отдать её тебе на переделку. Вот она.
И он показал пальцем на листы, сложенные под пресс-папье.
Растерянный Дюруа не нашёлся, что ответить. Когда он клал свою писанину в карман, Форестье продолжил:
- Сегодня ты сначала отправишься в префектуру…
И он обозначил материалы и новости, которые нужно было получить. Дюруа вышел, тщетно подыскивая колкий ответ.
На следующий день он принёс переделанную статью. Её снова ему вернули. Переделав её в третий раз и вновь получив назад, он решил, что взялся за дело слишком прытко и что только рука Форестье сможет ему помочь на этом поприще.
Он больше не говорил о «Воспоминаниях африканского стрелка», пообещав себе быть более гибким и хитрым, как это и требовалось для его новой профессии.
Он узнал кулисы театра и политических залов, коридоры и вестибюли государственных деятелей и Палаты депутатов, лица важных атташе и нахмуренные физиономии спящих привратников.
У него появились продолжительные связи с министрами, консьержами, генералами, агентами полиции, принцами, сутенёрами, куртизанками, послами, епископами, сводниками, авантюристами, светскими людьми, греками, извозчиками, официантами и многими другими, и он стал другом всех этих людей, оценивая их, видясь с ними каждый день и разговаривая обо всём, чего требовала профессия. Он сам сравнивал себя с человеком, который по глотку пробует все вина и вскоре перестаёт отличать «Шато-Марго» от «Аржантея».
Вскоре он стал заметным репортёром, уверенным в получаемой информации, хитрым, быстрым – настоящей ценностью для газеты, как и предрекал мсье Вальтер, который разбирался в редакторах.
Однако так как он получал только 10 сантимов за строчку и 200 франков оклада, а жизнь на бульварах, в кафе и ресторанах стоила дорого, он постоянно был без гроша.
«В этом есть какой-то фокус, которому я должен научиться», - думал он, видя, как некоторые коллеги идут с карманами, полными золота, но не мог понять, какими тайными средствами они пользовались, чтобы этого достичь. И он подозревал какие-то неизвестные махинации, оказанные услуги, какую-то контрабанду. Он должен был проникнуть в эту тайну, войти в это закрытое общество, навязать себя товарищам, которые что-то скрывали от него.
И по вечерам он часто мечтал о том, как этого добиться, глядя в окно на проходящие поезда.

(13.10.2015)

*Saint-Potin (фр.) – «святой галдёж».