Поездка в Израиль

          Я давно собирался побывать на Земле Обетованной. Еще много лет назад меня приглашали живущие там друзья и родственники. А я все думал: Израиль – рядом, подумаешь, три часа лету. А вот Америка – это далеко и лететь туда часов тринадцать до Калифорнии. Значит, пока я еще не очень стар и пока позволяет здоровье, надо летать в США, что я и делал.
          Но вот пришло время. Уже долго, хотя и временно, я живу в Германии, наступила осень, пора продлевать теплый сезон. Я позвонил дочке, назначил ей свидание в Бен-Гурионе, она сразу же загорелась, прокачала возможность выезда из Москвы, но… началась израильско-ливанская война, и поездка вновь отложилась на месяц с лишним. В конце октября мы с женой отправились в путешествие вдвоем, так как дочка уже не смогла. В Берлинском аэропорту Шонефельд в отдельном терминале нас ожидала первая встреча с вечным и в то же время молодым государством Израиль.
          У входа в терминал стоял бронетранспортер, рядом автоматчики. Еще на улице, перед входом, нам улыбались две симпатичные девушки-немки и, продолжая улыбаться, проверили наши документы. Мы вошли в терминал и удлинили собой очередь-змейку, продвигающуюся к контролерам. Это уже были проверяющие израильской авиакомпании.
          С нами работал еврей из Болгарии, гражданин Израиля, который прилично говорил по-русски, задавал вопросы. Вопросов было много, самых неожиданных (ходим ли мы в Лейпцигскую синагогу, к кому летим, не оставляли ли чемодан без внимания, не поручали ли кому-нибудь за ним присмотреть и так далее…). Вопросы задавались с проницательным взглядом, и он извинялся за свою дотошность «во имя нашей же безопасности».
          Теперь все люди знают, что такое терроризм. Поэтому мы отвечали на вопросы со всей серьезностью, более того, нам понравилось такое внимательнейшее собеседование, а затем тщательный досмотр всех вещей и в багаже находящихся, и одетых на себя.
          Точно по расписанию мы взлетели, пронзили серую мглу и через несколько минут оказались в ослепительно ярком солнечном пространстве с бескрайней, необъятной синевой. Далеко внизу остались облака, которые воспринимались не иначе как нагромождение снежных глыб с причудливыми фантастическими очертаниями. В воздухе был вкусный обед, три часа сорок минут полетного удовольствия и мягкая посадка в аэропорту Бен-Гурион.
          На уличном перроне нас встретил мой старый приятель¬родственник Юра Бурмас и за сорок минут домчал на своей «Субару» домой в древний Ашкелон, где объятиями и поцелуями мы были встречены его очаровательной женой Светой. Мы – в Израиле!
          В нашем распоряжении было двадцать дней. Первые десять дней решено провести на пляже. Другие десять дней – у моей племянницы Ирины Цвериной в г. Беер-Шеве и посмотреть, что удастся, в стране. Страна маленькая, но история ее такова, что ознакомиться с достопримечательностями, которым более пяти тысяч лет, нашим наскоком просто невозможно.
Интересный пример. В Германии, в Кёльне живут близкие нам люди. Мы их по-дружески называем Яша-Маша. Они одновременно с нами и тоже на двадцать дней прилетели в Израиль. Мы даже договаривались где-нибудь пересечься и выпить вместе винца. Через несколько дней я им позвонил, рассказывая, в каком мы восторге и что, еще не улетев к себе в Германию, уже планируем сюда вернуться. «А ты как?» – спрашиваю я. Он ржёт и говорит: «А я мечтаю скорее отсюда удрать». Дело в том, что их приятельница, ожидая гостей, закупила туристические путевки в разные концы Израиля. Этих путёвок было столько, что они «летали» на автобусах по всей стране беспрерывно.
Однажды Яшу-Машу привезли на Мертвое море, скомандовали окунуться в соленую воду, быстро принять душ и… бегом в автобус, чтобы успеть искупаться в Красном море (а это еще три часа езды). И так все двадцать дней. Конечно же, они в восторге от Израиля, но такие нагрузки для немолодых людей – это и тяжело, и непродуктивно. Но они оба юморные и такой режим знакомства с Израилем восприняли тоже с юмором. 
          Итак, мы в Ашкелоне, первое упоминание о котором датируется 1900 годом до н.э. В те далекие годы Ашкелон был крупнейшим городом Ближнего Востока. В течение столетий он подвергался нападениям ассирийцев, вавилонян, скифов, греков, римлян. В 1270 году его захватили и уничтожили, можно сказать, стерли с лица земли арабы. Остались одни руины, и эти руины сохранились. По ним можно представить себе, какой это был красивый и большой город. Там ведутся раскопки, прогуливаясь по парку можно увидеть величественные колонны бывших дворцов и элементы крепостей, возвышающихся в небо. Ну а сейчас это промышленный и культурный центр, в котором живут и трудятся сто двадцать тысяч человек, треть из них – выходцы из СССР.
Наши друзья, которых я проводил в Израиль в 1990 году и с тех пор их ни разу не видел, встретили нас по-русско-еврейски: хлебом-солью, фруктами, овощами, изумительным вином, всякими другими вкусностями, которые «выколдовывает» сам хо-зяин, как повар-профессионал самого высокого разряда.
Между прочим, в далекие советские времена, лет эдак двадцать тому назад, он уже был одним из лучших кларнетистов страны, в то время, когда еще не начался массовый исход музыкантов из СССР. Уже тогда он был Заслуженным артистом РСФСР (я бы ему еще присвоил звание Заслуженного повара России и Израиля). Каждый год, когда они ехали из Омска в Сочи через Москву, мы очень плотно общались, много говорили, немало выпивали; он образованный и начитанный человек. А еще у него есть «маленькое» хобби: он поет. И не просто поет, а дает сольные концерты в Израиле. Его тенор с необыкновенно красивым тембром завораживает. В свои почти семьдесят лет легко, без напряжения и видимых усилий берет си-бемоль второй октавы. В молодости он должен был стать певцом. Ленинградские специалисты-педагоги предсказывали ему большое певческое будущее. Но… наш извечный российский порок! Он не позволил ему стать певцом. Но Бог дал ему такие голосовые связки, такой голосовой инструмент, что никакие чрезмерные увлечения крепкими напитками не сломали этот инструмент.
Он и сейчас поет, сам наслаждаясь пением, как бы восполняя упущенное время и упущенные возможности, и радуя благодарных слушателей. Он постоянно в движении, целый день занят домашним хозяйством, закупками продуктов в магазинах и на рынке, приготовлением пищи, а ведь еще преподавание в консерватории, хоть и нечастые – сольные концерты и распевание с утра до вечера. Все это обильно пересыпано шутками, хохмами, анекдотами и… анализом израильско-палестинских отношений. Наверное, в детстве его звали егозой и непоседой. Такой он и сейчас.
Света – прямая противоположность. Она живет в обнимку со скрипкой. Солистка Омского симфонического оркестра, приехав в Израиль, по конкурсу получила место в Иерусалимском камерном оркестре и вот уже 16 лет гастролирует с ним по стране и по всему миру. Я вблизи увидел, какой это труд. Репетиционная база находится в городе Реховат. Она едет туда на машине сорок минут. Далее их везут на автобусе в какой¬то город, где состоится концерт. Возвращаются на базу, и она ночью на машине, сама за рулем, возвращается домой. Женщине в 65 лет это тяжело. Сон и снова занятие на скрипке, закрывшись в своей комнате. От домашних дел она полностью отстранена, содержимого холодильника не представляет. Телефонное и, периодически, личное общение с дочкой, внуками, зятем и снова в путь-дорогу, репетиции, концерты, гастроли.
          Тяжело. Но работать просто необходимо: надо окончательно выплатить стоимость хорошей пятикомнатной квартиры. Маленькая, стройная, худенькая и кудрявоголовая говорит очень тихо, кажется, что сил не хватает на громкий голос. Но вот она собирается на работу, преображается, концентрируется и теперь уже все подчинено предстоящему концерту. Маленькие тонкие пальцы крепко держат баранку, машина подчиняется теперь уже волевой хозяйке так, как очень скоро ей будет подчиняться скрипка в гармоничном звучании оркестра.
          Вот эти милые люди устроили нам десятидневный отдых в теплых водах Средиземного моря. Пять минут на машине – и мы на пляже. Народу немного. На улице около тридцати градусов, температура воды 25–26 градусов. У них зима, это им холодновато, а нам – кайф: в меру жарко, из воды не хочется выходить, бархатный сезон.
          Через несколько дней я ощутил на себе влияние десятидневного оздоровления, появились бодрость и желание двинуться далее по дорогам Израиля.
Следующий город, в котором мы побывали, – Ашдод. Город молодой, основанный в 1957 году как место жительства работников главного порта страны. До Иерусалима менее 50 километров. На этом месте еще в библейские времена был населенный пункт с таким же названием. В 50–60-х годах сюда репатриировались евреи из арабских стран, в 70-х годах поехали евреи из Грузии, а в 90-х годах сюда хлынули остальные евреи из СНГ. Сейчас в городе живет около 200 тысяч человек. Город очень красивый, современный, европейский; квартиры необычные своей планировкой, удобствами, центральным кондиционером с разводкой по квартирам. В доме через центральную вертикальную ось вытянут (смонтирован) железобетонный ствол, в котором на каждом этаже – бомбоубежище для семей, проживающих на лестничной площадке. Такое новшество внедряется в домах-новостройках повсюду.
          В Ашдоде живет моя давнишняя знакомая и родственница Ляля Мериминская. Встреча была теплой, душевной и радостной. Примчался после работы сын с женой, повезли к себе домой показать шикарную квартиру, затем по ночному городу разъезжали на машине по набережной Средиземного моря. К нашему общему сожалению, пребывание здесь в гостях пришлось экстренно прервать, так как обнаружилось, что я забыл с собой взять инсулин, без которого мне и сутки нормально не прожить. Мы вынужденно удрали из Ашдода в Ашкелон к спасительному инсулину.
          Далее наш путь пролегал в Беер-Шеву. Комфортабельный немецкий автобус, чистота и прохлада, а за «бортом» плюс 30. Езды по расписанию один час, но мы ехали полтора, так как заезжали в г. Здерот. Ехали к моей племяннице Ире, встречал нас ее старший сын Максим. Произошел короткий разговор: «Почему вы так долго ехали?» – «Заезжали в Здерот». «Очень хорошо, что вы не знали о том, что этот город постоянно бомбят палестинцы».
          Только тогда мы вдруг вспомнили, что находимся в Израиле и здесь бесконечная шестидесятилетняя война. Ничто вокруг не говорило нам о постоянно преследующей жителей этой страны опасности. Конечно, мы сразу же с первого дня были шокированы тем, что в любой магазин, маленький или большой, театр, вокзалы – любые общественные места просто так не войдешь. Вооруженные юноши, да и девушки, у вас проверят сумки, чемоданы, ридикюли и все, что им покажется подозрительным. Поудивлялись и успокоились. А израильтяне всю жизнь так живут, это для них норма.
          Моя племянница приехала с двумя сыновьями и отцом в Израиль семь лет назад. Ее отец, мой троюродный брат и друг, умер в день прилета. Она осталась с детьми в очень сложном, можно сказать, катастрофическом положении. Изучать иврит в школе не смогла, так как надо было кормить детей. Посудомойка, уборщица, повариха, разносчица газет – вот такое начало новой жизни бывшего советского инженера, бывшего главного инженера Криворожского завода торгового оборудования. Старшему сыну было четырнадцать, он сразу же стал помогать матери. Учась с братом в школе, он тоже разносил газеты. Было очень тяжело найти любую работу, но еще тяжелее удержаться на этой работе. Началась борьба за выживание. Эта тяжелейшая борьба закончилась через семь лет, вернее, не закончилась, а уменьшилась.
          В Израиле вся жизнь – борьба. Сын окончил школу, отслужил три года в боевых частях армии, участвовал в израильско¬ливанской войне, получил легкую контузию и вернулся домой. Работает, учится, помогает материально. Младший сын Игорь учится в 12 классе, осенью призывается в Армию. У них замечательная квартира, сама она работает монтажницей электронной техники на заводе. Это позволяет мне сказать, что жизнь налаживается, жизнь, в общем, хорошая, хотя и постоянно напряженная в части сохранения стабильности.
          Прибегал племянник с женой, посидели два часа, покалякали о том, о сем.
          Приятная, но полная неожиданность – это знакомство с другим племянником Игорем и его русской женой Ирой. Я их не знал, видел его ребенком. В Кривом Роге он работал главным энергетиком на горно-обогатительной фабрике. В Беер-Шеве работает в той же должности на крупном химическом комбинате, производящем удобрения для сельского хозяйства. Причем он уже в элите заводской, а это значит, что с работы его не уволят ни при каких обстоятельствах, а при гипотетическом крахе завода он получит уже пожизненную пенсию. Квартиру родителей они приобрели путем выплаты остатка ее стоимости. Дочка собирается ехать в США поступать в университет. Игорь большой, красивый, успешный и очень-очень родственный, теплый, заботливый. Вместе с Ириной они погрузили меня с женой в атмосферу родства и гостеприимства. Мы хорошо и немало общались. А 10 ноября он отвез нас в аэропорт Бен-Гурион.
          Максим мне подарил Тору на русском языке, которую я сразу же принялся читать. Так как я проштудировал православную Библию, потихоньку осиливаю Коран, то поэтому Тора читается легко.
          Общеизвестно, что и Библия, и Коран вышли из Торы, а Ветхий Завет – просто часть Торы. Все три Вечные книги очень близки, но первоисточник, конечно же, Тора.
          Целые фрагменты – это полное совпадение (неудобно как-¬то говорить: «списывание», хотя это так и есть). Удивительная вещь г. Беер-Шева (семь колодцев). Это упоминаемое в Торе местечко, куда отправилась египтянка Агарь со своим сыном Исмаилом, родившимся от Авраама. То есть это, можно сказать, арабское место, если смотреть на Тору как на исторический документ. А находится Беер-Шева в Израиле. Город Хеврон, где похоронены Авраам и Сара, прародители евреев, находится в Палестине. У арабов это тоже святыня, потому что Авраам (Ибрагим) – их прародитель.
          И таким вот образом раздроблены, разделены и Израиль, и Палестина. Границ там не было, так как жили вместе, вперемешку и, конечно же, эту границу мирно, добровольно никогда не прочертить, не узаконить. Я уж не говорю об Иерусалиме. Если на месте уничтоженного Храма Соломона стоят две древнейшие мечети, то как же арабы могут их отдать? Так же, как и евреи никогда не отдадут Стену плача – остаток того самого Храма. Так и будет, наверно, длиться это противостояние, эта бесконечная война. Я видел, как евреи отчаянно ведут борьбу за свое спасение. У них другого выхода нет: или они не сдадутся, или их уничтожат.
          Во мне нет никакого зова предков, на меня вряд ли влияет генетический код. Удивительное дело: половина моей крови по отцу-еврею – еврейская. Наверно, побольше половины, если учесть то, что моя прабабушка по маме – еврейка и дочь раввина. Другая часть крови – украинская. Среда воспитания – русская, родной язык – русский, культура – русская. Понятно, что я есть русский (как русский Левитан с еврейской кровью, как русский Мечников с еврейской кровью и так далее). И в то же время я, несомненно, еврей, а также украинец. И я не чувствую никакого внутреннего «раздрая», не разрываюсь на три части. В меня не должен бросить камень ни еврей, ни украинец, ни русский. Более того, я ощущаю триединство и чувствую себя вполне комфортно во всех трех ипостасях. В разных ситуациях я ощущаю физическую и духовную сопричастность ко всем трем нациям.

       Европейцы глубоко внутри наверняка не испытывают, очень мягко говоря, к евреям симпатий. Внешне все благопристойно. Но многовековая ненависть, преследования, погромы – это не вычеркнешь из естества европейца. Другое дело, что антисемитизм в государственном масштабе, скорее всего, теперь невозможен. Политика, проводимая в Европе в отношении евреев, дает мне возможность предположить, что и далее будет так же все правильно. Известный лозунг «Бей жидов – спасай Россию» возможен сейчас только в России. В Германии с детства рассказывают о расизме, нацизме и Холокосте. Но француз отдаст предпочтение арабу, а не еврею, немец – турку.
          Ближневосточные арабы, как и все арабы, евреев ненавидят и, конечно же, пользуются взаимностью: евреи их ненавидят не меньше, потому что организаторами всех бед являются арабы. С первого дня существования государства Израиль арабы нападают на евреев: они игнорируют решение ООН о создании государства иудеев и постоянно провоцируют войну, причем всегда получают по зубам, им неймется, так как главная их цель – уничтожение Израиля. Мировое сообщество, жалея мирное население палестинцев, трубит о неадекватности израильской реакции, Россия долдонит о превышении самообороны, ООН давит. Мне все время кажется, что ООН сожалеет о том, что позволила в 1948 году евреям собраться воедино, создать свое государство и убедить соплеменников всей планеты вернуться на историческую родину, доведя численность населения с 400 тысяч до 5 миллионов.
          Но евреям отступать некуда – позади море. И они не отступят. Ребенок с 1-го по 12-й класс изучает Тору. И это хорошо. Я был бы не против, если бы и в России изучали Тору. Но и православную Библию тоже. И Коран тоже. Эти первоисточники читать и знать полезно всем. Вера в вознесение на небо или в слияние в Троицу – это уже дело каждого в отдельности. Хочешь – верь, не хочешь – не верь. А все остальное – это древнейшая часть человеческой истории. Еврейские дети Тору изучают как историю. Конечно, ощущается в какой-то мере их, так сказать, зомбирование: образование, они считают, там самое лучшее в мире, быт – самый лучший, танки – самые лучшие, солдаты – самые лучшие, жизнь – самая лучшая и так далее. (Прямо как в СССР: самое счастливое детство, самый лучший балет, жизнь и пр.) Стрелять по арабу в Израиле учат с детства. То есть в этом плане евреи ничуть не лучше арабов. Но! Арабские дети и старики – это безвинные люди, их надо хотя бы жалеть. Войн не бывает без ошибок и без промахов, и бомбы иногда попадают в мирное население, что само по себе ужасно. Но ведь о сострадании там и речи нет. А это уже совсем плохо для еврейского детского сознания, которое к юношескому возрасту формируется, превращаясь в ненависть. Точно так же все происходит у арабов, такое же воспитание и такая же ненависть.
          Я уверен, что евреи устоят. Они помнят, что, когда Иерусалим в 73 году н.э. пал, Храм Соломона был уничтожен, около тысячи граждан отступили и укрылись в крепости Маккаби, построенной в горах иудейским царем Иродом Великим (развалины этой крепости и сейчас стоят). Оставшиеся в живых понимали, что укрываться в этой крепости вечно невозможно, римляне все равно ее возьмут. И тогда они пошли на самоуничтожение. Они уничтожили себя, но не сдались. Это событие внедрено каждому израильтянину в сознание, в подсознание, в подкорку. Большинство граждан с этим живут. Поэтому победить иудеев нельзя. Примирить с палестинцами – невозможно. Что делать дальше – непонятно. Разумные жители надеются на международное вмешательство, хотят этого, прикидывают, что будет, если ввести войска ООН или даже НАТО??? Но дальше я не знаю – не политик.
          Нам раздобыли (и это нетрудно) путевку на Мертвое море. Оно расположено ниже уровня океана на 413 метров. От города Арад, стоящего на конце пустынной ровной части, начинается спуск по серпантину длиной 27 километров. Отметка Арада – плюс 620 метров. Таким образом, проехав от Арада до Мертвого моря эти серпантинные 27 километров, мы опускаемся по вертикали на один километр. Разместились в отличном номе¬ре 4-звездочной гостиницы за вполне подъемную цену. А если бы мы сказали о нашем желании отдохнуть на Мертвом море заблаговременно, то стоимость путевки могла быть на 25– 30% дешевле. Жили там 4 дня и 3 ночи. Купались в вонючей, соленой, жирноватой, теплой воде. Ощущения странные. Над огромной водяной чашей сероводородный смог. Человек не тонет. Он как поплавок или как что-то не тонущее в проруби. Недолгое купание, пляжный душ – и бани. Парная, финская, турецкая – это наслаждение. Вечером – то же. Вывод: четыре дня мало, надо четырнадцать. Очень полезно для всех и для меня¬хиляка. Отдых на Мертвом море как способ оздоровления доступен всем, даже небогатым, гражданам Израиля.
          Еще один день мы провели на Красном море, в Элате. Побарахтались в море с этой стороны, а с другой, египетской, мы уже были знакомы ранее.

          Ну и, наконец, Иерусалим! Это – неповторимое место на земле. Я повидал многие города мира. Таких больше нет. Первое упоминание о нем – 2 век до н.э. Про него говорят: «пуп земли». Правильно говорят, это, бесспорно, пуп земли. Дело не только в его оригинальных постройках из белого иерусалимского камня и не в маленьких окнах-бойницах для защиты от проникновения в дом уличной жары – это присуще всему израильскому градостроительству. Дело не в стоящих на крышах домов бочках-бойлерах с водой, подогреваемой солнечными батареями, – это вся страна так греет воду, а отопления в Израиле вообще нет. Дело даже не в том, что этот город есть колыбель иудейской, христианской и мусульманской религий. А дело в том, что человек, попадающий в старый город, как только вступает в него, сразу же перелетает, как в машине времени, назад на несколько тысячелетий. Человек, имеющий воображение, способный чувствовать запах древности, в старом Иерусалиме спокойным быть не может.
          Большое количество улочек шириной в три моих шага тянутся бесчисленными рядами вдоль и поперек. Эти улочки словно ручейки, где по центру плывут люди, а по берегам… а по берегам торговые ряды. Палатки, киоски, а более всего просто разложенные на подстилочках товары. Арабы уже много¬много веков торгуют. Здесь вещи, обувь, ковры, картины, домашняя утварь, антиквариат, изделия из натурального камня, золото, сувениры, поделки ценные и ширпотреб – номенклатура товаров бесконечная. Торгуют бойко, мирно. И ведь не дерутся, не воюют. Правда, здесь арабы – граждане Израиля и шибко не побалуешь. Но их много, около двух миллионов из почти семимиллионного населения государства, и глядят они больше на Палестину, чем на Израиль.
          Мы подошли к Стене плача, святое место для любого еврея. Это сохранившаяся стена – ограда Храма, построенного царем Соломоном и уничтоженного римлянами. Здесь собираются тысячи евреев со всего мира. Верующие молятся, неверующие вспоминают каждый о своем, пережитом, мечтают о чем¬то и свои желания, написав на листочке бумаги, вкладывают в щели между камней. Говорят, желание должно обязательно исполниться. Мы тоже пожелали, ждем, когда сбудется.
На площади перед стеной соблюдается религиозный порядок. От стены к центру площади установлен легкий сплошной забор. Вся огромная масса людей не спеша растекается на два потока: справа за забор-перегородку уходят женщины, слева и прямо идут мужчины – вместе им подходить к Стене плача нельзя. Перед стеной в стеклянной куполообразной емкости горой, навалом лежат кипы. Мужчина должен одну взять и одеть на голову. После «общения» со Стеной, прикосновения к ней обязательно омывают руки в специальных устройствах с проточной водой и небольшими чашками. По цвету кожи и разрезу глаз в этой огромной толпе безошибочно угадываешь многие народы мира. Воистину, Бог един!
          Быть спокойным в этом месте нельзя, невозможно. Конечно, там наверняка много ротозеев, но вся людская масса оставаться равнодушной к первозданной, ветхозаветной и в то же время сиюминутной реальности не может.
          И здесь же рядом, в нескольких сотнях метров есть не менее волнительное место для миллиарда с лишним жителей планеты – Храм Гроба Господня. Проходя через церкви, храмы, соборы, постепенно опускаешься вниз, вглубь земли и попадаешь в Храм, сооруженный над тем местом, где лежал казненный Иисус Христос, и откуда он таинственным образом исчез. Согнувшись, мы через полутораметровый проход проникли в маленький склеп. Здесь лежал после распятия Богочеловек, здесь икона Божией Матери, здесь горит свеча, огонь которой поддерживается священниками более двух тысяч лет.
          Люди выходят из старого Иерусалима с разными чувствами, с разным настроением, с разным ощущением увиденного и с разным состоянием души. Чтобы все в этом городе посмотреть, надо иметь много времени. У нас его не было. Мы покидали Иерусалим с желанием и твердым намерением туда вернуться хотя бы раз.