Свечи

                СТРУКОВ С.В.
               
        С В Е Ч И


   Вечерняя  прохлада широкими потоками вливается  в распахнутое настежь окно. Под окном стоит письменный стол; на столе листы исписанной порывистым почерком бумаги, чернильница, перо и подсвечник с двумя обгоревшими уже, красного цвета, свечами…
   За окном слышатся людские голоса, детский смех; вот, кто-то пробежал и позвал по имени…
   Загородный пейзаж, окружающий дом своим размашистым русским видом, расширяет грудь так, что хочется дышать глубоко и говорить громко…
   В комнате нет никого, только листы исписанной бумаги на столе, и подсвечник, выполненный в форме креста, с горельефом распятого на нем Спасителя и горящими свечами, отбрасывающими  на стремительные строки рукописи тонкий свет дрожащего пламени…
   Временами порывистый ветер врывается в окно и вздыбливает листы и шелестит, и, наигравшись, вновь невесть куда пропадает…



   Сгущающаяся темнота усиливает яркость свечей, так, словно бы подступающий к ним мрак, невидимой, чудесной силой раздувает огненные языки…
   От этой причины пурпурное покрывало огня трепетным шелком расстилается вдоль истерзанных и зовущих строк письма: «…уже в который раз я был обязан твоей любви своим спасением… Одна монахиня, даже и не из  печорских, - помнишь, когда мы вдвоем, в прошлом году, были во Пскове, - сказала мне в соборе, глубоко заглянув в глаза: «Свечи - они, чадо, как люди… Как люди: воск – есть тело, фитиль – душа, а пламя – дух, тот дух, которым люди пламенеют в своей любви к Богу… Свеча, чадо, словно человек…»
   Вот тогда я и понял, что сгорел без остатка и, та любовь, которую мы любили друг друга, без фальши, без обмана, навсегда и до смерти, эта любовь сожгла наши тела и души, сожгла и само пламя-дух, и стала преступлением, умертвившим Бога…
   Ты, конечно же, осудишь меня и не простишь? Не простишь, во-первых моего решения стать монахом и покориться той Любви, которая выше нашего самосознания, выше, вообще, всяческих человеческих сил… Во-вторых, не простишь себе предоставившейся, после этого моего решения, возможности ровным счетом ничего не сделать для спасения  искренних чувств, твоих и моих, так беспощадно расплавивших, сожегших наши судьбы…»



   Закат уже  почти погас и ветер усилился. Потоки холодного воздуха стали врываться в комнату грубыми, неожиданными порывами и задувать,  трепетавшие  испуганным  пламенем, свечи…
   Горельеф распятого Христа резче очерчивался теперь в темноте комнаты и свечи, расплавленным воском своим, стали быстрее заливать руки и, увенчанную терновым венцом, главу Спасителя. Горячий воск стекал, как кровь на мужественное и спокойное лицо Христа, обливая темные, железные плечи, грудь, прободенное ребро, ниспадая на пригвожденные к кресту стопы и безучастно врытый в голгофу череп Адама…
   Плачущий, красный воск остывал и бугрился, наползая густыми, бурыми струями на бедра и голени Христа, на голые, обнаженно и сиротливо лежавшие камни лобной горы…



               
                ( конец )






 
                1995-2010г.г. Сергиев
                Посад – Тверь.


Рецензии