Верёвка

                Струков С.В.
      ВЕРЁВКА               
                (притча) 


    «Дело такое по засухе было, да в стародавние времена. По тем годам еще многие в храм Божий ходили и молиться умели, не то, что ноня.
   Напала засуха окаянная на простой люд крестьянский, истомила землю благородную, испепелила терпение мужицкое.
   Вот раз народ из церкви пошел и на площади остановился, заспорил. Сначала-то начали старики – мужики крепкие, с бородами окладистыми. Мол-де: « Что по нашей волюшке Бог нам не дает, аще просим? Вот и молиться ходим, и все службы выстаиваем по строгости, по правде? Почему же,- мол,- в засухе живем, и урожай гибнет, и почто нам такое наказание? За какие грехи?»               
   Разделились. Одни ладят: « Нам по молитве положено! Пусть, де, справедливости ради Бог дождь пошлет. » Другие противуречат: « Куда там! Всех грехов не перечесть, не исповедать. За грехи, - мол, - засуха; за грехи – скорбь!» Разругались. Дело до драки дошло. Еще бы прямо спичку чиркни – и пожар! Вот только одного дедушку не слушали, который ростом был мал, да все одною рукою за сердце держался, а другою за прясло. Шептал все старый, шептал православным про «волюшку», но никто не слушал.
   Шумели мужики, шумели. Да чтоб, значитца, без драки пошло – порешили собороваться. И мол-де тогда опосля, когда от грехов очистимся, тогда и скорбь отнимется, засуха проклятая перестанет быть.
   На другой неделе – церковь битком. Позади всех дедушка протискивается, да все про волюшку речь заводит. Но не слухают мужики. Кого за рубаху ни



                - 2 -


 потянет – отворачиваются. Стали собороваться – честь по чести батюшка отслужил – помазал спорщиков по
 совести. Кабы то масло все собрать, что на таинство потратили, так одному крестьянину не снести.   
   Помазался и дедушка. Из церкви расходились: те что  « положено за молитву » выжидательно идут, а те что « за грехи – засуха » блаженно, но с опаской.  Позади всех старичок  тащится, ножками шаркает, за сердце держится, про волюшку бормочет.… Разошлись по жаре по домам, и дома словно надулись. Выжидают мужики да блаженствуют впереди дара Божиего.
   Прождали день, промаялись два, посохли и на третий.
   А к концу недели недовольство бабахнуло! Те сельчане, что «за справедливое» стояли, орут: «Забыл про нас Бог!»
А которые в себе грехи видели, пересохшие глотки дерут: « Как же так?! Ведь очистились, а дождя не имем?! »
   Засуха проклятая! Иссушила ты ум людской и не разумеет истины народ  в похотях сердца своего; иссушила ты глаза крестьянские, и не видит ими правды мужик; иссушила ты душу и плоть, и не узрят Бога крещеные.
   Пуще разволновались сельские. Ярость волнами по толпе переливается, бесам того и надо. Начали демоны простачков подзадоривать. Мол: « Идите, церковь разорите, священника побейте». Мужики такие мысли за свои приняли да вперед с колами на храм Господень…
   При таком безумии народном вот уже рассудительно увидеть скорую погибель поселянскую, как вдруг, в тот самый аккурат, когда на церковь с дубьем двинулись, услыхали позади дюже странные слова старичка незаметного: « Эта, чавой-та тама за верёвка у поли болтаеца?..»


                - 3 -


   Осадили. Оглянулись. Носы вытерли. Глаза протерли. Дубины с плеч скинули.
   На самом деле! Не сойти с этого места! Как есть, верёвка с облака свесилась да над пахотой болтается. Бабы « охнули »! Мужики « ухнули »! Потянулся в поле
народ. Сначала пол-шажками, потом шагом, а потом вдарились бежать кто скорише.
   Вдарились к верёвке той в посохше поле.            
   Бегут – земли под босыми ногами не чують. Все молчат, только жар выдыхают да пот с лица рукавом успевать вытирают. Прибежали и встали как вкопанные. Верёвка с облака на морды свисает,… Молчали, молчали.… Смотрели, смотрели.… Вдруг бабы как заголосят! Аж детей испугали. (Те в плач.) Мужики на баб: « Цыц! » Жены языки прикусили, только что попискивают и еще детям рты зажимают, чтоб не плакали, или, того хуже, не смеялись.
   Заходили вокруг верёвки, морды запрокинули. Глазами хитрят:  мол, нас не проведешь…. Подвох ищут. Были и такие, что удивление свое верёвке не выказали, хотя удивление то и сильно было. А спрятали восхищение внутрь старательно, а наружу одну холодность показали, и еще рукой махнули, дескать:
 « Знаем! На войне и не такое бывало ».
   Смотрели, ходили, «ухали», а толку не прибавилось. Что с верёвкой делать? И кто виноват, что она с облаков свесилась?! Что за беспорядок такой и где выход? Думали-думали… Бороды чесали, чесали.… На баб злились-злились,… Пот вытирали-вытирали.…Ругались-ругались.… Нет выхода! К верёвке подойти, дернуть – боятся. И оставлять без решенья – негоже.
   Вот старшина деревенский, который раненья на войнах имел, встал под верёвкой и закомандовал:


                - 4 -


 « Покидать диковину без присмотра, дюжа не можно, потому как какая польза, али какой вред от нея селу собирается, не ведаем. Предлагаю, до поры до времени часового у верёвки поставить, чтоба глядел за порядком и диковинку берег ».
   Мужики спорить не стали. А бабы свое противление по первости никогда не выказывают. Посему запылили все
по хатам, кто как себе знает. Шел и старичок и всё бормотал: « Ах, кабы по волюшке! Ой-да! по волюшке…»
   И вот начали сельчане нести вахту у верёвки. И со временем уж понавыкли так в поле ходить, да столбом подле льняной стоять, что ужо позабывать принялись, на что караулить, а то и в недоум, зачем и какая выгода от караула того преобретается честному народу?
   Был и батюшка. Водосвятный молебен отслужил и окропил святой водой верёвку ту и тех, кто на молитву пришел. И, уходя, сказал о верёвке, что неспроста та жила с неба свесилась, и что как есть всё сие самое правдивое попущение Божие.
   Народ, кто веру твёрдую имел, стоять возле жилы отказался.
   И вот однажды, когда сын старосты села нёс отцовское послушание возле чуда, произошло ещё более удивительное происшествие…
   Ночью задремал сынишка в помыслах горделивых о дожде и, стоя на полынной духоте, вдруг став падать, не думая, схватился за верёвку...  Повис… и, опомнился!
   Взорвалось сердце в груди мальчонки, да так сильно заколотилось, что наверно в селе слышно было, как оно к горлу подпрыгнуло и забилось. В мгновение отрок от сна явился. « Что будет?! Ой, беда! Ведь за верёвку дёрнул! Попадёт от отца! Мужики, бабы, пропадать! » Хотел бежать! Остановился. Назад к верёвке!


                - 5 -


 Остановился. Или в село?! И опять встал. Сердце колотится так бойко, что – вон из груди! Наложил руку, чтоб не выпрыгнуло. Колени, как листочки на ветру, дрожат.
   Да вдруг! « Что это?! Упало сверху что? Да как шмякнуло! Ещё и ещё. Монеты сверху кто кидает? По темноте не видно ». Расплющил ладонь – шмяк! Тронул – вода?! « Неужто? Дождь?! Батюшки родные! Мать Честна! » 
   И верно. Как грянул гром, да ливануло что из ведра впрямь! Словно глазом моргнуть сынишка старосты от маковки до пят – будто из реки вынутый. Побежал счастливый в поселение. А народ от радости уж на улицы высыпал – пляшет посреди ночи, ликует, голосит, ненасытится…. Тут чадце старостино вбегает. Толпа ему: « Годи! Пошто верёвку бросил без глаза? » Он в ноги. Мол, так и так: « Повис! Тут и полило! »
   Земляки быстро связь перекинули между верёвкою и дождём, и на утро приготовились идти гуртом в поле, к Чуду.
   Едва солнышко выглянуло – сельчане при праздничных рубахах, в сапогах с голенищами, салом натёртых, выступают. Звали батюшку, но тот ответил отказом. Не обиделись, а только посмеялись. Гармонь с собой прихватили. Вышли за околицу – песни заорали.
   Идут словно на свадьбу. Подошли. Встали кругом. Старшой и «мужик уважаемый», в белой рубахе с красной рюшкой да кушаком, выступил вперёд, бабам подмигивая. Все зычно ему: «Давай, Фёдор! Тяни! Опрокидывай небо!»
   Взялся мозолистыми ручищами – и раз! Отошел. Ливануло! С полчаса дождь шумел, дюже добро пролил…

                ------------------------------

                - 6 -               

 
 С той поры привыкли сельчане к верёвке. Как дождя
 или снегу просить? Подходи – дёргай! Никому отказа нету. Все на верёвке мозоли натёрли, окромя старичка да батюшки. Полить огород? Приходи к верёвке. Посушить когда? Солнца ясного? На, тронь жилу!
   Всё бы так хорошо, да одна оказия – невпопад. Тут тебе в аккурат влаги, а сосед в поле работать выходит. По дождю неловко трудиться. Вот и обижаться начали сельчане. Одним дождь подавай, другим – солнце. А
мальчонки раз, посреди июля, снегопад сдёрнули – на салазках покататься. Пори их, опосля того, не пори – гектар заморозили…
Вышла, такой стороной, от верёвки распря великая! Каждый от Чуда своего желает. Так и ходят, так и дёргают. С каким помыслом подойдёшь, с того и получи.
   Завраждавались две старухи, зазавидовались. Одна тайком в поле к верёвке граду просить, дабы соседский урожай побить, с помыслом жестоким: «Пущай и мой достаток погибнет, но змеюге той не зарадоваться!» Дорвалась, сердечная! И верно – незарадовалась с соседкою, а вместе с ними и всё село. Град, аж с куриное яйцо, весь урожай побил. Крыши поломал, а где и наскрозь избёнки просёк.
   Почесали затылки мужики. Что тут делать? Всякий сельчанин уже страсть к верёвке возымел. Так и глядит в поле на жилу, так и смотрит, как опередить и для себя воды потребовать. Однако же, тянет один, а мокнут все.
   Про речку и колодцы давно забыли. Уж не то что для скотины или посадкам воды, а и для самовара – и то к верёвке тянутся. И вот тебе разница и раздор на селе: одни чайком затягиваются, а другие в дождливой жиже углебаются.



                - 7 -


   Мыслили пользу великую от верёвки иметь, да поначалу так и было, а вот теперь, когда всякий по похотям дёргает – разор и беда, и разруха, и смятение, и междоусобица неслыханные. 
   Верёвку уж всю измызгали, измозолили, изнурили, а измождение селу не уменьшилось – только прибавилось. Соседние деревни посмеиваются, а может, и завидуют, ведь, поди, хотя и по-худому выходит, а всё-таки  чудеса подобные не при каждом дворе изыскиваются…   
   И вот раз, уже под яблочный Спас, пошел, «мужик уважаемый», Фёдор для скотины воды сдёрнуть…
   Вышел только за калитку, а сосед напротив, что раненый с войны вернулся, тут же намерение его угадал, потому как самому не дождя, а впротиву того – солнца желалось.  Долго не думая, заковылял за Фёдором. Тот шагу прибавит, и раненый такожде. Фёдор припустит – и раненый за ним, только ковыляет скорише.
   Захватила их побег бабка и за родными припустила; ей в снегу для погреба потребность вдруг случилась неслыханная.
  Бабку ту хозяйка, корову доившая, приметила. Она в аккурат детишек из школы поджидала, и сильно ей противуречилось, потому как если за дождём бабка побежала, чтобы ливень сыночков не замочил…
  За хозяйкою тою другая потянулась, а за нею третья.
  Глядь: четверо мужиков возля магазина стояли и, узрев неладное в побеге бабьем, по той же дороге за ними поторопились.
  Через окно староста увидел - и жену, что в доме была, окликнул: «Кабы худа, не вышло, Прасковья!» И уж на ходу, к верёвке, руки в рукава пиджаковы вдевает. Прасковья от печи восклонилась: «Кудай-то мой?»



               
                - 8 -


 И, свекровь, кликнув, за мужем пошла…
  Остальные сельчане из домов высыпали, потому, как за верёвку испугались: «Неужто кто украсть деет? Почто всё село спасать побежало?» И топ–топ в поле…
   Фёдор с раненым уж бегут; бабки ещё поспешают, а последние токмо шагом вознамериваются. Но вот уже как к верёвке близко, так тогда всё село чуть не с криком побегло…
   Фёдор верёвку схватил. Тут и раненый глядь. Оба к себе тянут, орут, друг друга пинают, ругаются. Бабка с бабами подоспела – за верёвку такожде... Вцепились. Визжат, тянут. Моченьки нету! Глядишь, мужики подбежали. По головам идут, свистят, гикают, за жилу хватаются…
   Вот и всё село слетелось: кричат, бьются, друг друга локтями отталкивают, давят, клянут, наваливают, орут – спасу нет!
   Тут тебе и дождь хлынул, и пурга завеяла, и солнце зажгло, как из печки! По правде сказать, вся община на верёвке повисла.… Да вдруг и лопнуло наверху за облаком.… И полетел из тучи конец верёвки на землю, сельчанам на морды.
   Оборвали!...
   Стихли вдруг, и бабы и мужики. Только друг на друга странно озираются да глазами хлопают. Маненько снегом веет на солнцепёке, а так погода тихая сразу установилася. И вот посреди этой тишины недоуменной и посреди их всех, на землю повалившихся, выступает наш старичок, что «по волюшке», и такие речи говорит: «Где бы вам совет Христов не слушати и стариков, убелённых сединами, презирать? Не теперь ли мне,




                - 9 -


 грешному, обременить вас мудрым советом, когда вы
от страстной воли своей свободу возымели?…»
   Оглядел он тут сердешных. Никто не останавливал…
- Всё ропотом горделивым вы Бога прогневляли и засуху терпеть не желали. По своей волюшке от Неба требовали, о смирении позабыв. Что ж пришло, когда Владыко вам угодное сотворил?
   Пошло прахом хозяйство, оттого что воли единой, воли Божией между людьми не было.  Когда бы все едины, исправились – тогда мир и добро, и достаток великий! А когда же каждый за себя – тут разор, и от достатка доброго и от полушки щедрой - избежание.
   Эта верёвка вожжой для сельчан сделалась, и впряглись вы в неё сами по доброй волюшке, и себя сами своею же страстью загнали. Когда бы признали волю Божию с неба – вот тутошнею, сердечною своею волею – больше добра тогда нам было! Вы тогда под единым небом как под Единым Богом ходили бы.… А вот  теперь, знаете, чем для нас эта жила с облака явилася?
   И учителем явилася и врачевателем, потому как верёвка сия страсть и алчность в нас обнаружила, и не то, что мы небо на землю тащили.… Нет, не то. А то, что верёвка мудрая, село наше значитца, на Небо тянула.… И то значитца, что в верёвке той мы, ноня, воспалившись страстью, страсть свою оборвали. А посему врачеванию и учению Божиему, таперича, счастливое завершение обретаетца…»
   Сказав так, старичок перекрестился, воздохнул и пошел прочь. Сельчане же долго сидели и верёвку в руках держали, и на оборванный конец дивились.




                - 10 -



   А пуще же дивились на то, что по сих словах мудреца
простенького в душах их удивительная жила к Богу протянулась, прочнее которой уж никакой силы на Земле не было, и оборваться которой вовек уж никогда не было возможно, подобно чудной сей верёвке или этому… рассказу.  »




               
               

                (конец)
               

               

               




               
               



               

                СЕРГИЕВ ПОСАД-
                ТВЕРЬ.
                2007 г.