Переступить грань

  В этот день не было никаких облаков. Солнце заняло все небо и сожгло голубой свод. Деревья застыли, никакого движения в листьях. Вообще в этот день ничего не происходило. Как люди могли этого не замечать? Что ровным счетом ничего, ничего не происходило?
 
  Он полулежал в садовом кресле, старался не двигаться, потому что иначе пот струился рекой и нечеловечески болело. Жаркий, душный, вязкий день  не собирался заканчиваться, хоть  и начался тысячу лет назад. Он выдержал два таких дня, но положение не менялось, даже ухудшалось. Проще всего было поднять телефон с пола террасы и позвонить кому надо, чтобы привезли какую-нибудь дрянь – только чтобы отпустила боль, больше ничего. Это была почти единственная мысль, вяло прокручивающаяся в голове, так как там уже что-то мешалось, может, плавились мозги… И все-таки он не двигался. Ощущал себя отдельно от этой мысли, почти отдельно от головы, даже вместо тела чувствовал одну постоянную боль. Он забыл, как выполз на террасу и когда это было. А важно ли это? Важно, что выдержал два дня, может, выдержит еще один. Сам, без чьей-либо помощи. Если только это возможно…
 
  День какой-то липкий, обвернулся вокруг и душит. Похоже, таким и является ад. Он выбрал сам. Всегда можно позвонить, телефон лежит под креслом. Можно сейчас наклониться и его поднять. Для этого надо сделать движение, опустить руку… Нет. Нет. Говорили, это пройдет, будет все легче. Он не верит, он превратился в боль, боль ведет к смерти. Он никогда раньше не пробовал прервать, думал, что сможет. Почему солнце нацелилось прямо в голову? Почему люди не реагируют? Является ли он человеком тоже? Или сгнившим мясом без своей дозы? Позвонить? Просить чего угодно – уколоться, покурить, проглотить, понюхать, восстановить свое тело, свою голову, встать, идти за другой дозой, снова потерять тело и голову, только без боли, без этой адской боли… Нет. Он сказал – нет. Это возмездие. Он не будет звонить. Точно не помнит, почему, но не будет. Бесконечный день его докончит, если нет – он еще долго его не забудет, не так, как большинство других дней в виде одинаково бессмысленного тумана.
 
  Люди смотрели прогноз погоды, одинаковый почти для всей планеты. Следующие дни будут такими же жаркими, опасными для детей и пожилых людей. Солнце, казалось, каталось туда-обратно, будто потеряв траекторию. Люди принимали меры: пили много воды, включали кондиционеры, лезли в море. Он очнулся на полу рядом с бутылкой согретой воды, удивился, что обо всем этом думает. Пил жадно, до последней капли. Голова соединилась с телом, он даже чувствовал место соединения. Надо подняться и идти внутрь, там больше воды. Тело не слушает, болит, встать невозможно. Он ползет к двери, недолго фокусирует взгляд на телефоне, но не берет его. Заполз в ванную, пустил воду, пил. Снова отключился, очнулся, потому что  рвало. В ванной прохладнее, намного прохладнее. Надо было сразу идти сюда умирать. Настолько плохо, хоть бы какую самую маленькую таблетку, хоть половину, одну затяжку! Телефона нет, путь до него непреодолим. Вода бежит, хорошо. Надо пить, много. Он пил, лег на заблеванный вонючий пол, вытянулся. Заснул. Все бывшие в доме мухи уселись на него.
 
  День все-таки закончился, и закончился он дождем. Это было невероятно, несмотря на все прогнозы погоды. Телефон на полу террасы промок и перестал действовать. Как будто он был кому-то нужен… Что делают люди, когда идет дождь? По-разному, уж только не лежат в ванной на заблеванном полу. Таким его нашел с головы до ног мокрый друг детства, целый час безуспешно пытавшийся дозвониться. Друг был всего чуть-чуть «под кайфом», меньше, чем обычно. Насколько смог, испугался, опустился рядом на колени и заплакал. Да, он выглядел жалко, казался мертвым, поэтому друг начал по-своему молиться. Но он пошевелился и застонал. Тогда его лучший друг понял, что ему можно помочь. Вынул из кармана шприц с мутной жидкостью и с отвращением ввел ее в липкую руку, примерно туда, где была вена.
 
  Он очнулся и почувствовал, как утихает боль, а к телу возвращается форма. В первое мгновение нырнул в хорошо знакомое облегчение, пока внутри слабо отозвалось: нет… Он открыл глаза и увидел тупо усмехающегося своего лучшего друга, с которым делился всем – от куска заплесневевшего хлеба до последней дозы, всю свою жизнь.  Они вместе начали употреблять, хоть друг и долго противился, он был из хорошей семьи. А теперь этот идиот пришел его спасать, ввел ему свою дозу – все, что у него было…
 
  Первая его мысль была убить этого подонка. Все мучения напрасны, теперь он не осмелится пройти через это снова. А ведь почти пережил! Что за звук? Неужели гроза? Драматические обстоятельства, как в кино, как раз подходят для того, чтобы взять нож и проткнуть этого деградировавшего гада, своего лучшего друга детства. Он может встать, тело слушается. Нож должен быть где-то в кухне. Наказать этого мерзкого наркомана за свою недостижимую свободу, за уничтоженную надежду, за то, что тогда согласился попробовать, за то, что увязал все глубже, что топил и его, что превратился в беззубое чудовище, находящее его повсюду, всегда имеющее дозу, неясно откуда, за какие деньги, за какие услуги… Гром заглушил бы предсмертный крик, он выбросил бы тело на помойку, где тому и место. Все равно никому он не нужен, никто не будет его искать. Он решительно поднялся, но тут же поскользнулся на мокром полу и упал на друга. Мгновенно почувствовал острую боль в локте, одновременно услышав, как что-то треснуло. Боже, сколько же может болеть! Взвыл громче раската грома. Рука сломана, без всякого сомнения, этого урода прикончить будет сложнее. Он внимательно посмотрел на друга, хотел его ударить здоровой рукой, но тот лежал в странной позе, неестественно откинув голову. Кряхтя, наклонился к нему, услышал слабое дыхание. Достаточно легкого нажатия, и можно придушить, никто и не заметит. Ясная короткая мысль опять поставила точку: нет. Эта вонючая, жалкая тварь когда-то была его лучшим другом. Мальчик из хорошей семьи. Попутчик детства, игравший только с ним, только ему позволявший брать свои дорогие игрушки – машины, танки, самолеты и поезда, носивший невиданные лакомства и просто еду, когда его собственная мать валялась пьяная… Он проводил немало времени у них дома, несколько раз был с ними у моря, а как он любил всех в этой семье! И как до потери сознания им завидовал! У него были свои причины для того, чтобы начать колоться, кроме того, он никогда не верил, что может стать равным своему другу, потому что как может грязь сравняться с радугой? Его лучший друг был чистым и красивым, умным, чувствительным, способным и остроумным, таким он не мог стать никакими усилиями. Проще было стянуть его до своего уровня. Что теперь осталось от того красивого и умного мальчика? Куча дерьма, еле дышащая безмозглая мразь, никогда не позволившая ему остановиться на склоне постоянного падения, никогда после того, как они твердо «сели» на наркотики. Где теперь его гостеприимная семья? Хорошенькая младшая сестричка, которую он изнасиловал? Насколько помнит, друг тогда уже не был против…
 
  Тяжелая светлая ночь, хоть воздух несколько свежее, гроза закончилась. Голова не действует, как должна бы, но воспоминания все лезут. С ними, воспоминаниями о чистом и уютном доме своего друга сравнивает он свою нору, полную невыветриваемого смрада, окурков и черт знает чего. Он хотел покончить со всем этим, хотел хоть раз серьезно попробовать сам, уговаривал и друга, но тот только тряс головой, а в его взгляде сумасшедшего коротко загоралось что-то нехорошее. Он хотел прожить всего лишь еще один день, надеялся, что после этого сможет жить, как все люди, смотреть прогноз погоды, болтать с соседями, чем-то заниматься, просто… Чуть не умерший, чуть не сошедший с ума от мучений, он цеплялся за свой якорь: нет. Но сейчас всего слишком много, это «нет» еле ощущается. Боль опять охватывает тело. Люди спят в своих кроватях, в своей чистой постели, в комнатах с кондиционерами, им хорошо. Ведь в этот день ничего не произошло. Здесь, в омерзительной ванной, на заблеванном полу, в темноте и нестерпимой вони умирают два наркомана, два лучших друга и злейших врага. Все слабее балансируют между надеждой и смертью, по меньшей мере, один из них.
 
  Ему показалось, что путается разум. Почти теряя сознание, влез в карман друга, нашел телефон и с пятого раза набрал номер «Скорой». Попросил спасти своего лучшего друга, который, скорее всего, свернул себе шею, еле смог прошептать название улицы. Провалился в темноту.

  И все-таки ему удалось. Правда, при помощи медицины, но он смог прервать. В больнице ему понравилось, там было чисто и безопасно, он удивлялся, что раньше этого избегал. Выйдя из клиники, твердо знал, куда уедет и что будет делать. В бывший дом даже не зашел, ключ отдал социальному работнику. Купил два билета не поезд, теперь надо было сделать еще кое-что. Он пошел в отделение реабилитации и заявил, что готов забрать своего друга. Подождал, пока его вывезут из палаты. Решительно взял коляску и вытолкнул на улицу.
 
  Они начинают новую жизнь в новом месте, где их никто не знает. Он до конца своей жизни будет заботиться о своем лучшем друге, парализованном и немощном, неспособном встать ему поперек пути со своей дозой. Они всегда играли вместе, так же и со смертью, непонятным движением судьбы брошенные друг другу то для погибели, то для спасения. Ясное, простое, одинаковое для обоих будущее ждет на конечной остановке.
   
   Теперь и они смогут попробовать болтать о погоде.