Вариации на тему медитации

  На вершине высокой горы сильный ветер треплет волосы и гнет редкую траву к нагретым солнцем камням. Там, внизу, расстилаются разноцветные поля, бархатные леса и заливы с островами. За горизонтом дремлют деревушки и хаотично суетятся огромные города. Здесь вокруг – ни живой души. Я шла сюда несколько часов, устала, сижу теперь c подветренной стороны скалы. Зачем шла? Наверное, за одиночеством... Хоть у меня его полно там, внизу. Но я хотела сравнить, измерить, взвесить, прочувствовать то настоящее, чистое одиночество, которое не может быть прервано никаким случайным вторжением, навязывающим иллюзорную надежду о возможном единении душ… Я только что уселась, еще не знаю, стоило ли продираться через редеющий лесок и струящиеся речушки из-за этого сомнительного ощущения, которого могу и не почувствовать. Пару раз споткнулась, расцарапала колено. Все еще с трудом могу отдышаться. Сейчас…
 
  Сначала я хотела просто залезть на эту гору, которая возвышалась напротив моих  окон и давненько манила меня, словно упрекая, что не осмеливаюсь подойти. Я хотела организовать друзей, но они обычно не идут дальше подножия. И вот наступил момент, когда я не могла не идти, поэтому  решила карабкаться туда одна. А тогда появилось желание постичь наивысшую точку одиночества… Утром, допивая кофе, наконец решилась: это произойдет сегодня. Пришлось заглушить поднимающийся рациональный голос совести, смешанный с чувством вины из-за достаточно долго неубранного дома. Для этого у меня не было настроения. Мой дом был похож на пещеру отшельника с висящей по углам паутиной,забытыми на пыльных полках подсвечниками и тяжелым ароматом благовоний. Комната, в которой я провожу больше всего времени, особенная: вся обросшая сталактитами, слепленными из невысказанных слов, незаписанных мыслей и стихов, видений, иллюзий и мечтаний. Некоторые из них прозрачные, другие матовые, цветные. Часть покрыта серым налетом из скуки и бездействия последних пары недель. Не хватает только какой-нибудь вороны и хрустального шара, чтобы я превратилась в ведьму…  Вот поэтому и ищу одиночества. Карабкаясь в гору, я представляла легкий поток ароматного воздуха, свободное пространство, простирающееся за горизонт, без мыслей и слов, витающих вокруг. Я хотела вдохнуть одиночества -  иного, чем запутавшегося в паутине у меня дома, прикрытого вежливыми приветствиями соседям и незначительными беседами с редкими случайными посетителями.
 
  Так и есть здесь, на горе. Немые камни, скалы, будто пытающиеся спрятаться в своих собственных тенях. Кое-где на них замечаю, правда, небольшие цветные пластинки из чьих-то мыслей, но не углубляюсь. Пробую понять, кем я являюсь для этого мира внизу. Стало ли там пусто без меня? А если бы я умерла? Нет, ничего не чувствую, не вижу ни единой нити, связывающей меня хоть с одним живым созданием на Земле. Внимательно наблюдаю захватывающий вид, открывающийся с горы. Я нахожусь над облаками, в них застревают солнечные лучи, которые затем рассеиваются и проливаются на заливы с мерцающей водой, острова с бархатными лесами, деревушки с цветущими садами, города с удивительными зданиями.  На правых и неправых…
 
  Уголком правого глаза замечаю маленькую девочку лет пяти, сидящую рядом и молча глядящую  в том же направлении. Не удивляюсь, даже в первый момент и не подумала, что она не может  здесь быть одна без взрослых. Я часто выключаю рациональное мышление и тогда ничему не удивляюсь. Девочка сидит спокойно и выглядит серьезной и сосредоточенной. Несвойственно для такой маленькой девочки! Я забеспокоилась, огляделась вокруг, поискав взглядом ее спутников, но их не было. Девчушка посмотрела на меня долгим грустным взглядом и сказала: « Хочу есть. » Пришлось доставать из рюкзака еду: жареную курицу, огурцы, вареные яйца и хлеб. Что-то не припомню, чтобы я это готовила себе в дорогу. Обычно такой набор готовила моя мама, но как давно это было!

  « Мне холодно,»- произнесла девочка. Я вытащила из рюкзака детский свитер – видит Бог, не имею ни малейшего представления, как он там оказался! Не представляю, что происходит. Я сошла с ума? Ладно, все внимание теперь сконцентрировано на этом несчастном ребенке. Она не плачет, но такая тихая и подавленная, что я сама чуть не плачу. Девочка опять смотрит мне в глаза, взгляд полон какой-то осведомленности и невыносимой муки. « Ты меня не любишь,»- констатирует без тени сомнения. « Почему я должна тебя любить?»- подумала я, но не осмелилась спросить. Вообще-то не люблю чужих детей, но… Мне надо понять, я должна выдержать ее взгляд, ведь не просто так она сюда пришла! В мое одиночество…
 
  Девочка повторила: «Ты меня не любишь. Я здесь, но ты меня не любишь.» « Кто же ты такая?»- не удержалась я. Она удивленно взглянула на меня. Округлое личико, испуганные серые глаза, курносый носик, светловолосая… Девочка с фотографии… С моей детской фотографии…
- Что, что… с тобой случилось?
- Мама меня била. Мама очень злая, она меня ненавидит.
- Ты убежала? – я никак не могла поверить.
- Да, к тебе. Но ты меня не любишь. Никто меня не любит… - вздохнула она.

  Я отвернулась, чтобы она не увидела моих наполнившихся слезами глаз. В мое одиночество врываются живые картинки из моего детства… Жареная курица, связанный мамой свитер – да, я его узнала! Так было в доме моего детства, но там никогда не было любви. Только жареные куры и свитера…
- Ты плачешь?
- Немножко.
- Тебе меня жалко?
- Да, - почти задыхаюсь от подавляемого рыдания.
- Так ты меня любишь? – лучик надежды в глазах.
- Конечно, я тебя люблю!
- Я тебе не верю, - тихо произнесла она и отвернулась.

  Я растерялась. Не могу просто сидеть и смотреть на этого несчастного ребенка! Этот несчастный ребенок –я… Как я могу ей – себе – доказать, что люблю ее – себя? Люблю ли?
 
  Девчушка встала, полная какой-то недетской решительности.  Ветер расплел ее косы, разорвал в клочья облака и сдул лепестки в садах всех деревень. Я точно знала, что не могу позволить ей уйти, я должна ее успокоить и защитить. Подскочив, я подбежала к ней, крепко обняла и взяла на руки. « Я тебя люблю!» - кричала сквозь слезы. « Никто тебя больше не обидит, слышишь, никто и никогда! Я тебя защищу, буду о тебе заботиться. Не позволю тебе исчезнуть!»
 
  Она прижалась ко мне всем телом, обняла крепко-крепко и… растворилась во мне. Я почувствовала странную легкость внутри вместо каждый раз закручиваемых винтов в стенках моей вечной клетки. Ее, клетки, больше не было. На ее месте осталась лишь тонкая ткань. Я рыдала в голос, пустив протяжный крик по ветру. Люди в городах поднимали к небу удивленные взгляды, не понимая, почему так воет ветер среди солнечного дня.
 
  Я вернулась к своему камню, устав от плача. Становилась спокойнее, успокаивался и ветер. Солнце спускалось в пуховую облачную постель над окрашенной золотом водой. Меня кололи, щекоча, какие-то стебли. Когда, наконец, обратила на них внимание, они уже вросли в тело и оказались вовсе не стеблями, а лентами. Я не могла их потрогать, потому что они были сплетены из лучей и запахов, но я знала точно, что это мои связи с кем-то там, в мире. Ленточки сплетались, образуя множество радуг, но я чувствовала и каждую из них в отдельности. Когда я двигалась, ленточки волновались, показывая новые оттенки. Мне понравилось так играть, и я знала, что это нравится девочке внутри меня. Она смеялась, даже, как я подозреваю, прыгала, чтобы меня расшевелить. Но оглядевшись, я вдруг поняла, что это еще не все. На камнях появилось больше пятен и темных пластинок, все это пробуждало беспокойство. Всегда замечаю чужие мысли, постаравшись, могу даже их прочитать, точнее, понять. Но не хочу, поскольку знаю, что кто-то приближается и должен появиться. Если принять во внимание первую встречу, то эта тоже должна быть чем-то особенным, чем-то пугающе важным… Девочка внутри меня тоже напряглась в ожидании. Мне даже показалось, что она вот-вот выскочит из меня и убежит.
 
  Темно-фиолетовые пятна ширились на глазах и групповались на камнях вокруг меня. Тихо и медленно ко мне шла женщина. Даже если бы я была  слепой, я  узнала бы этот усталый силуэт; уже и узнала по фиолетовым пятнам. Это была моя мать.

  Она подошла, но избегала смотреть мне в глаза. Девочка внутри меня съежилась и завернулась в ткань, до боли сжав кулачки. Мама выглядела беспомощной и виноватой. «Знаешь, я не хотела… Мне было трудно жить…» -  слова с трудом пролагали дорогу. Я кивнула, показав жестом, что  можно больше ничего не говорить. «Ладно, мама, я тебя прощаю,» - произнесла дрожащим голосом. И далее, крепчающим: «Но больше никогда не причинишь мне боли. Слышишь? Больше этого не будет!» Она опустила голову, я видела, что она обиделась. Видела слезы, они всегда появляются, когда она считает себя непонятой, но на этот раз я не чувствовала себя виноватой. Больше ничего не сказав, мама отвернулась и ушла. Девочка высунула голову и с любопытством смотрела, как ее подрагивающие плечи исчезают далеко внизу.
 
  Было грустно, но вместе с тем  спокойно. Я думала об этой встрече, сковыривая с камней пластинки, которые по консистенции были похожи на пластилин. Такие вязкие мысли у моей матери! Все об одном и том же… В любом случае, я всегда хотела ей сказать то, что сказала. Странно, но это не было трудно. Труднее привыкнуть к моей собственной бесчувственной реакции на ее слезы.
 
  Залив загорелся от солнца, поднимающийся с воды туман стал похож на дым. А может,  солнце расплавилось? Бесконечно красиво! Что, интересно, сейчас делают люди? Сидят в кафе или в театрах, зовут детей со двора ужинать, ведут собак на прогулку? Что бы делала я? Девчушка улыбалась, улыбалась и я. Жизнь начинает казаться интересной!
 
  Я даже не заметила иной силуэт, приближающийся с другой стороны, но он напряжения не вызывал. Мой отец.  Несколько растерянный, смущенный, пытающийся взять себя в руки.  Карабкаясь и смотря на меня, споткнулся о камень и чуть не упал. Я обрадовалась, увидев его. Естественно, не удивилась, потому что это уже стало традицией на этой горе. Подумаю об этом дома, сейчас я должна что-то важное сказать этому человеку. Что же я хотела сказать? О чем-то ведь думала, как оказалось, ждала его.  Он прикрыл от солнца глаза, но взгляда не отвел.
- Прости меня… Я должен был тебя защитить… - говорит тихо, почти шепотом.
- Папа! Я… я… люблю тебя! – и снова плачу.
- Я тоже тебя люблю… очень…

  Больше ничего не говорим, сидим и смотрим на искрящийся мир. Сквозь слезы он кажется бесформенным, как под водой. Немного посидев, папа поднимается и начинает спускаться с горы. Поворачивается, грустно улыбается и прощально машет рукой. Хочу его остановить, не пустить, хочу кричать, как мне его не хватает, но ничего не делаю. Знаю - он должен идти.
 
  Девчушка как-то вылезла и обняла меня. Я поняла, что ткань внутри меня порвалась и не выполняет своей функции. А какая у нее была функция? Какая была функция у бывшей до этого клетки? Не помню…
 
  Мысли моего отца -  разных оттенков зеленого. Также просвечиваются оранжевые включения, кажется, когда думает обо мне. Их здесь немало наросло, больше всего на скале, у которой сижу.  Я перестала плакать, ощущаю вроде благословение, свободу… Встала и вдохнула полной грудью пахнущий росой воздух. Жизнь проникала в каждую мою клетку и струилась светящимися ленточками обратно к людям там, в мире внизу. Я взяла притихшую девочку на руки и стала спускаться с горы. Домой. Это было легко, иногда я даже бежала, иногда подпрыгивала; девочка снова влезла в меня и задремала. Спускаясь, я пела ей колыбельную.
 
  Иногда стоит лезть на высокую гору поискать одиночества. Сбежать от ежедневного одиночества, которое мы нехотя носим с собой, все пытаясь от него избавиться, одиночества, запутавшегося в паутине наших мелких игр, липкого и назойливого, и ощутить иное одиночество, насыщенное главными словами прощения и прощания, потоком свободной жизни. Твоей и только твоей жизни.